Эйфория

Стул с креплениями надежно удерживает тело. Полное обездвиживание. Полная невозможность шевельнуться. Полная беспомощность. Ремни врезаются в щиколотки и запястья, и ты лихорадочно облизываешь губы, сухие, будто после двухчасового тура по пустыне. К венам на твоих руках подключены катетеры со смертельным веществом, которое ядовитыми своими соединениями разъедает кровь. Мозг. Душу... Эвтаназия для человека, с некоторой иронией подмечаешь ты. А потом ты прикрываешь веки, вот только избавиться от навязчивых образов это не помогает: перед тобой мелькают тысячи и тысячи картинок. Сотни жителей в жутких, изогнутых позах, погребенные в Новом Орлеане после мощнейшего урагана. Образы покореженных домов, стертых с лица земли японским землетрясением в Фукусиме. Тонущие жители Таиланда, отчаянно вылавливающие из воды своих питомцев во время наводнения. Твоё мертвое тело, застывшее и неподвижное в ремнях безопасности. Множество смертей, которые происходят день ото дня, и среди которых затерялась твоя гибель. Вначале всегда идет слабость и онемение конечностей. Потом - головокружение и тошнота. Затем человек чувствует панику, словно его запихнули в вакуум без малейшей возможности что-либо сделать. Последней всегда идет гипоксия - поскольку после введения миорелаксанта парализуется скелетная мускулатура, и человек лишается возможности самостоятельно дышать. Ты чувствуешь, как пересыхает у тебя во рту. Барбитураты наконец добираются до сердца, растворяют в себе нервную систему - и ты задыхаешься. Ты пытаешься закричать, но понимаешь, что ничего не выходит - и вряд ли уже выйдет. Ты понимаешь, что не хочешь умирать. Он просыпается в холодном поту, растрепанный и растерянный. Не понимающий, как же так вышло. Страха он по-прежнему не испытывал, пусть даже от смерти его отделяли какие-то жалкие двенадцать часов. Но все же... Как там говорил доктор Гидеон? "Я не боюсь смерти, но и умирать не хочу." Пожалуй, сейчас Мэттью был с ним более, чем согласен. Он ощутил даже смутную зависть - конечно, Абелю легко говорить. Он-то теперь лежит где-нибудь на безымянном кладбище, похороненый под метрами земли, и его полусъеденное тело разлагается на радость простейшим обитателям почвы. А вот Мэттью что-то совсем не горел желанием кормить червячков и опарышей. Он вообще хотел бы задержаться на этой бренной земле подольше. В мире существует еще столько мест, в которых о не был, и столько людей, которым повезло избежать с встречи с ним... Щёлк. Сначала он думает, что ослышался. Такой звук обычно бывал, когда отпирали двери камер... Но сейчас же этого просто не могло быть. Ведь так?.. Мэттью аккуратно - очень аккуратно - толкает дверь камеры. И с немым вопросом наблюдает, как она, вопреки всему здравому смыслу, открывается. Это... Определенно что-то новенькое. Оглядевшись вокруг, Браун убеждается в том, что подобная хрень была только с его камерой: другие обитатели "Дома скорби" либо видели десятый сон, либо бились лбом о стену в тщетных попытках избавиться от голосов в голове. Как бы то ни было, их всех объединяло одно... Они были заперты в своих стеклянных клетках. Все, кроме него. И он выходит наружу. Его мягкой, тщательно выверенной поступи практически не слышно. Мэттью знает, как ступать как можно тише: нужно всего лишь поставить на землю носок ноги, а затем медленно, осторожно перекатиться на пятку. Оказавшись на парковке, он ведет носом. Поворачивает голову, и насмешливым голос окликает фигуру человека - который, как он заметил почти сразу, как только вышел, стоял в тени машин. —А я вас вижу, доктор. Вам следовало бы лучше тренироваться в искусстве маскировки. Человек выходит из тени, но Мэттью смотрит не на него, а на его хромающую походку. Просто поразительно, как будучи распотрошенным и застреленным - дважды - Чилтон по-прежнему держал осанку и гордо расправленные плечи. Мэттью молчит, пока Фредерик решительно направляется к нему и встает прямо - слегка, правда, задрав вверх голову. Все-таки разница в несколько сантиметров роста сильно ощущалась при приближении вплотную. Молчит он и тогда, когда Фредерик достает из кармана двубортного пиджака наручники и с плотно сжатыми губами наклоняется к нему. Чилтон застегивает на нем наручники, пока он стоит ровнёхонько, совсем не сопротивляясь. Потом, не давая даже времени на обдумывание ситуации, Фредерик хватает его за локоть и ведет на парковку - бросив через плечо только короткое: —Идём. Мэттью послушно следует за ним. Быстрыми движениями переставляет ноги, и параллельно размышляет: не продолжение ли это странного, пугающе реалистичного сна?.. Того, где Фредерик утягивает его вслед за собой в бездну - словно должно быть именно так, а не наоборот. В себя он приходит только, когда его толкают на переднее сиденье серебристого Ауди. А уже в следующий миг к его шее наклоняются, и Мэттью чувствует горячее дыхание прямо у себя над ухом. Приятно. Даже очень. Насладиться этим ему, впрочем, не дают. В кожу вдруг втыкается острая игла, и Мэттью ойкает, расширив глаза. А вот это уже не так приятно. Покосившись вбок, он видит, как бесцветная жидкость циркулирует в корпусе шприца, а затем под давлением капля за каплей вливается в его кровь. —Ауч. Он заторможенно моргает, моментально ощутив эффект наркотика на организме. —Вообще-то, это дост... Достаточно... Больно... Доктор. Он ощущает, как с каждой секундой язык заплетается все больше и больше. Мэттью с трудом шевелит распухшим языком, спрашивая у Фредерика: —Что вы... Мне вкололи? —Сильное седативное, — ему спокойно отвечают, — это не для тебя, не обольщайся. Это в целях моей безопасности. Меня слишком часто травили убийцами, чтобы я не принял меры предосторожности. Мэттью находит это возмутительной несправедливостью: за все время в клинике, и в качестве сотрудника, и в качестве лабораторной мышки за толстым стеклом, он ни разу не попытался его убить. Почему Фредерик считает, что он попытается сделать это сейчас?.. Ладно, Мэттью согласен с тем, что, будь на месте Чилтона кто угодно другой, он бы так и поступил. Перекинул бы цепь с наручниками через горло, потянул на себя - и вот уже незадачливый спасатель чужой жизни кряхтит и давится своей слюной. Проблема в том, что, будь на месте Фредерика кто угодно другой, их бы сейчас вообще здесь не было. Поэтому Браун почти хочет высказать ему все, что он об этом думает, но чувствуя, как его тело медленно оседает на пол, решает поберечь силы на потом. Вместо этого он с надеждой выдавливает из себя: —Можно хотя бы... На мягонькое? Пожалуйста?.. Ноги уже не держат. Слабость в коленях заставляет его чуть покачнуться и, чтобы не упасть, он хватается за плечи Фредерика. Каждый раз, когда он моргает, зрение все сильнее и сильнее расплывается, пока лицо человека перед ним окончательно не теряет свои черты. Перед тем, как потерять сознание, он чувствует, что его голову кладут на колени в дорогих брюках. Ткань, как отмечает про себя Мэттью сквозь угасающее в наркотике сознание, была крайне мягкой и приятной на ощупь... Хоть где-то была польза от его дорогой безвкусной одежды. Ему определенно стоит почаще лежать на коленях у доктора Чилтона.

***

Он просыпается, когда за окном машины уже темно. Едва он вытягивает затекшие руки и пробует ими подвигать, до ушей доносится бурчание: —Наконец-то. Ты специально не торопится, мне на зло? Я уже битый час жду, пока тебя поднимет. Несмотря на жуткую головную боль, Браун не может удержаться от фырканья: —Вы серьезно ждали целый час, пока я очнусь? —Я не собираюсь тащить тебя на себе до дома! — раздраженно рычит Чилтон, — Ты тяжёлый! Браун на пробу пытается шевелить конечностями, отмечая слегка изменившееся положение своего тела. —То есть, вы все-таки пытались меня тащить? Иначе откуда вам знать, насколько я тяжелый? Он стреляет в доктора лукавым взглядом. Тот быстро (даже чересчур) отвечает, нервно стискивая свою трость: —Это написано в твоей медицинской карточке пациента... И в личном деле, когда ты устраивался на работу. Ты же проходил медосмотр? — на него косятся с подозрением. —Да, что-то такое припоминаю, — зевает Мэттью, все еще не до конца отойдя от наркоза, —Там еще были забавные картинки, на предмет которых меня заставляли называть сходства. Классика, в общем. Вроде бы мне сунули рисунки карандаша и человеческого пальца... Вот вы знаете,что между ними общего? Да нифига между ними нет общего. Однако психи мыслят иначе. Считается, что человек с отклонениями сказал бы, что они одной формы или длины. Фредерик внимательно глядит на него: —И что ответил ты?.. —Что их обоих можно сломать, разумеется. Закатив глаза, Чилтон цепляет его за руку и тащит по направлению к дому. Весь путь до дома Мэттью не покидает какое-то непривычное ощущение - а, опустив глаза, он понимает, с чем это было связано. На его лодыжке плотно закреплен браслет с датчиком движения. Точно такой же, какие обычно цепляют на преступников под домашним арестом, чтобы отслеживать любое их передвижение. Мэттью решает пока оставить любые обиженные комментарии при себе. В конце концов, Фредерик ведь его спас... Но потом он непременно с ним об этом поговорит. Нормально, как все цивилизованные люди. Уже внутри, в стерильно чистом доме, Браун замечает непривычную бледность лица Фредерика, когда тот приближается к двери в подвал. Мэттью говорит, стараясь звучать как можно более успокаивающе: —Не бойтесь. Там ничего уже нет. Чилтон не отвечает. Он лишь вздыхает судорожно, ведя Брауна вниз по лестнице. Внизу Мэттью облегченно вздыхает: прохлада подвала приятно щекотала кожу, и он бы соврал, если бы сказал, что против здесь находиться. Впрочем, против он был совсем другого. Успев обернуться до еще до того, как доктор подошел к нему со спины, он видит в его руках толстый железный ошейник... С прикрученный к нему цепью, конец которой уходил куда-то под потолок помещения. Туда, где его роста не хватит, чтобы достать. Не слишком-то довольный таким раскладом, Мэттью протестующе мотает головой, уворачиваясь от рук Чилтона. Он восклицает быстро, пока Фредерик не успел перейти к более решительным действиям: —Зачем, доктор? Вы на меня и так браслет нацепили! —Для моей безопасности. Я же сказал, — пыхтит доктор. Поймав наконец Брауна, он фиксирует его перед собой и защелкивает на шее замок. Браун подавляет желание заскулить, и вместо этого отскакивает на другой конец подвала. —Не от меня вам следует ждать угрозы, — рычит Мэттью, гневно сверкая глазами. Ошейник неприятно натирает шею. Не услышав ответной реакции от Фредерика, он переходит на другую стратегию. Моментально сменив гнев на милость, Мэттью садится на корточки и преданно заглядывает в глаза другому человеку: —Я мог бы защитить вас от Ганнибала Лектера и ему подобных. Без цепи это можно было бы сделать куда проще. —Я ее не сниму, Мэттью. Можешь не пытаться. Фредерик проверяет крепления, чтобы убедиться, что замки закреплены надежно. Что ж. Он использовал все доступные средства, но... У него осталось еще кое-что в запасе. И Мэттью не удерживается от игриво закушенной губы и вскользь брошеной фразы: —Я могу спать у вас в ногах, доктор. Фредерик краснеет. —Рад твоему энтузиазму, но я как-нибудь обойдусь. Спокойной ночи... Не натягивай цепь слишком сильно, передавит горло. Больно будет. Мэттью скрипит зубами: —В этом нет необходимости. Вы же знаете, я не сбегу. От вас. Но Фредерик непреклонен. Он кидает в его сторону долгий, тяжёлый взгляд - и Браун тяжело выдыхает, признавая поражение. На какое-то время, во всяком случае. Только спрашивает напоследок, устраиваясь поудобнее на заботливо подложенном матрасе: —Вы не боитесь, доктор Чилтон? Вы же укрываете беглого преступника. Которого, к слову, сами и вытащили... ФБР вас по головке не погладит, вы знаете? Он слышит судорожный вздох. —Я уже ничего не боюсь. В голосе доктора Мэттью улавливает плохо скрытую горечь. Неожиданно даже для себя он вдруг говорит: —Вы самый сильный человек, которого я когда-либо знал. И храбрый. Так, просто... Имейте это в виду, — Браун внимательно глядит на него из темноты своего подвала. Он вовсе не издевается: он и правда считает этого забавного, в чем-то нелепого человека одним из самых сильных людей, с которыми ему доводилось встречаться. И даже длинная цепь с ошейником, тяжелым обручем сдавливающем шею, не изменит его мнения. Когда доктор отворачивается от него и открывает дверь назад в дом, он слышит в его голосе легкую улыбку: —Спасибо, Мэттью.