Эйфория

Стремительно, насколько это возможно при хромающей походке доктора, они идут по длинному коридору в загородном особняке. На фоне Чилтон что-то снова вещает, важный, как посол на приёме у английской королевы. Браун не особенно прислушивается - он занят рассматриванием богато украшенных стен и попытками угадать стоимость картин на них. —Я тебя очень прошу... — бормочет Фредерик, стискивая одной рукой свою трость, а второй таща его за собой. Мэттью слегка навостряет уши, на секунду отрываясь от исследования длинных коридоров: —Хм? —Я тебя очень прошу, не говори ничего, когда мы войдём. Замри, молчи, дыши как можно тише. Слейся со стеной. —Может, мне еще и умереть? — уточняет Браун. —В этом нет необходимости. Мэттью не успевает ответить, хотя очень этого хочет. Если бы ему дали чуть больше времени, он высказал бы Фредерику все, что думает по поводу этого огромного особняка, бесконечных коридоров, массивных дверей и кучи охраны на каждом шагу. По его мнению, последнее было совсем уж лишнее. Все остальное еще можно было потерпеть. Так или иначе, сообщить об этом Чилтону он все равно не успевает - дверь перед ними открывается парочкой громил-охранников. А после Браун слышит невнятно-шепелявый, будто у беззубого старика, голос: —Проходите, доктор. По правде сказать, мне казалось, что мы договаривались о конфиденциальной встрече. Горделиво держа осанку, Фредерик входит первым. Мэттью - как верный пёс - за ним. Ему интересно было бы посмотреть, кому же вырвали все зубы и, судя по манере речи, добрую половину языка. Его ожидания не подвели: слева от входа, у самой дальней стены кабинета обнаружилась кровать с человеком на ней. Во всяком случае, Мэттью предполагает, что это должно быть человеком, поскольку из опознавательных признаков у калеки были лишь два водянистых глаза, влажно мерцающих из-под наросших струпьев век. Все остальное лицо было изувечено настолько, что, не знай он от Фредерика, что хозяина дома покусали собаки - подумал бы как минимум про неаккуратную эксплуатацию мясорубки. Уголки губ Брауна чуть дёргаются в любопытной улыбке - а после он бросает все свое внимание на осмотр помещения. Чуткие, внимательные глаза быстро охватывают обстановку. Дорого. Богато. Претенциозно. Но - с гораздо большим вкусом, чем у Фредерика. Простите, доктор, но ваши потуги влезть в шкуру аристократа с треском проваливаются в сравнении с настоящими эстетами. Мэттью осматривает помещение дальше. Резные столы, обивка из натуральной кожи на каждый дюйм искусных кресел, охотничьи трофеи на стенах. Настоящие чучела медведя и лося: таксидермист, бесспорно, заслужил уважение, и, возможно, премию. Потрясающая работа, думает Мэттью, с трудом отрывая взгляд от раскрытой в ярости пасти животного. —Уверяю, мистер Вергер, — по правую руку от него Фредерик сверкает обаятельной улыбкой, — он нисколько не помешает нашей с вами конфиденциальности. Считайте его за своеобразный аксессуар. С этими словами он небрежным взмахом руки демонстрирует пульт управления от ошейника на горле Мэттью. В любой момент доктор имеет право нажать на маленькую круглую кнопочку, и он будет корчиться на полу в приступе агонии. Крылья носа Брауна слегка дёргаются. Он очень недоволен, что его демонстрируют, как ручную зверушку. Одно дело - с одним лишь Чилтоном. Ему он готов подчиняться. Но это... Это совсем другое. Он на такое не подписывался. Едва он впивается мрачным взглядом в спину Фредерика, тот поворачивается. И смотрит в ответ, широко раскрытыми глазами передавая какое-то сообщение. "Всё под контролем. Поверь мне. Пожалуйста." Или: "Все в порядке. Просто не делай глупостей, а главное - паштет из надменного ублюдка, ладно?" Еще вариант: "Дома я отплачу за все причинённые неудобства... Столько раз, сколько захочешь." Мэттью может еще долго гадать, что же хотел сказать ему доктор своим невинно-молящим взглядом. Однако последний вариант ему нравится, признаться, больше всего. Прошлой ночью Фредерик показал чудеса ораторского мастерства и владения языком - Браун вынужден был признать, отнюдь не в привычном понимании слова. Но так ему нравилось куда больше. Покосившись на Фредерика ещё раз, он вздыхает нарочито вежливо. Оборачивается к хозяину особняка: —Да. Верно. Не обращайте на меня внимание, я просто предмет интерьера. Кустик, если угодно. Не переставая говорить, он вразвалочку подходит к креслу в углу кабинета и с размаху опускается всем весом на него. И смотрит на присутствующих невинным, сытым взглядом. Как у кота, отлакомившегося свежей дичью. И он совершенно точно может сказать по напряженной позе охраны у дверей, что за кустик они его точно не считают. Разве что какой-нибудь ядовитый, вроде ракитника. Решив для себя, видимо, что в окружении вооруженной охраны Мэттью не представляет угрозы, человек на кровати поворачивает голову к Чилтону и пытается что-то сказать. Его прерывает булькающий кашель где-то в утробе горла, и, если бы не подоспевшая вовремя девушка с подносом еды, особняк мог бы остаться без владельца. Жаль, Мэттью посмотрел бы на это с куда большим удовольствием, чем на калеку. Последний между тем продолжает, прокашлявшись как следует: —Мы уже обсуждали этот вопрос по телефону, доктор... Но я спрошу еще раз. В конце концов, именно для этого мы и назначили личную встречу... На лице вошедшей, как отмечает Мэттью, застыло непроницаемое выражение. Но на данный момент его больше интересует не столько само лицо, сколько его черты: внимательно вглядываясь то в разрез глаз, то в форму губ, он мысленно делает в памяти зарубку. Родственники. Близкие. Возможно, брат и сестра. Он так и знал. Ни одна адекватная женщина даже за такие огромные деньги, что были у Вергера, не станет возится с таким уродом. Кроме родной сестры, разумеется. Человек на кровати тем временем продолжает: —Мои люди уже ведут поиски. И, будьте уверены, они в них преуспеют... Дальше, как мы знаем, дело техники. Поэтому я спрошу еще раз. Можем ли мы друг другу доверять, Фредерик? —У нас общий враг, мистер Вергер, — Чилтон шепчет приглушенно и медленно тянет руки к лицу. Браун тут же вскидывается. Ему интересно. Медленно, мучительно медленно Фредерик снимает протез и стирает платком грим. А Мэттью с нетерпением ждёт. Едва взгляд касается безвозвратно изуродованного лица, дыхание у него перехватывает. Но не от отвращения. Мэттью в восторге. Мэттью любит шрамы: огромные и мелкие, рваные по краям и почти незаметные, насильственные и полученные по чистой случайности. Он чертовски обожает увечья - и кто бы знал, что с ними доктор Чилтон выглядит просто потрясающе. Желая занять чем-то руки, он бездумно почёсывает костяшки, раздирая кожу на них до крови. И за всем этим любованием лицом доктора даже не замечает, что их визит, кажется, подошел к концу. Перед тем, как охрана выводит их к дверям, Вергер окликает Фредерика со своего места: —Я дам вам знать, как только мы найдем что-нибудь на Лектера. Рано или поздно, — калека с омерзительным звуком всасывает через трубочку жидкую пищу. Браун слегка морщится, — Рано или поздно, но он нам попадётся. Бывали когда-нибудь на охоте, доктор Чилтон? Насмешливый голос неприятной резью бьет по ушам. Оба - и Чилтон, и Мэттью - синхронно поднимают взгляд на стену над кроватью. Там, в окружении высушенных и тщательно забальзамированных таксидермистом голов хищных животных, пустовало свободное место. Которое по своему размеру подозрительно напоминало человеческую голову.

***

Уже на выходе Мэттью замедляет шаг, так, чтобы идти ногу в ногу с Фредериком, и интересуется лениво: —Все никак не угомонитесь? —О чем ты? Раздражение в голосе доктора пускай и не явное, но все же заметное. Мэттью это не останавливает - никогда не останавливало - и он невозмутимо продолжает: —Я знаю, зачем вы взяли меня с собой. Я не "аксессуар", как вы изволили меня представить своему новому другу. Я - ваш личный "Калашников" на предохранителе. —Поясни, будь добр. У меня нет желания разгадывать твои шарады, — Чилтон цедит сквозь зубы. Мэттью на это вздыхает с притворной грустью. —Все очень просто, доктор. Вы ему не доверяете. И правильно делаете. —И почему же? Фыркнув, весело отвечает: —Потому что глупо доверять человеку, который перепутал бритву для лица со стаей голодных псов. А вы, я знаю, не дурак. Наступает долгое молчание. Прерывается оно, разве что, лишь стуком чилтоновской трости по дорогому паркету. В особняке Мейсона Вергера определенно были очень длинные коридоры. Брауну было, в общем и целом, безразлично, однако Фредерику звенящая тишина действовала на нервы. Поэтому уже через пару минут он снова подает голос. —А так, между делом, — Чилтон интересуется будто бы невзначай, — Что ты о нём думаешь? —О, так я теперь ваш личный консультант. Какое повышение, —Мэттью не может удержаться от зубастой ухмылки, — Что ж, если вам так интересно моё мнение... Он немного молчит, прежде чем неторопливо продолжить: —Я практически уверен, что мистер Вергер - садист и насильник. Возможно, педофил, хотя вот тут не точно. —С чего ты взял?! —Его сестра, — Браун ведёт плечом, — Вы видели, как она на него смотрела? Так смотрят только люди, пострадавшие от насилия, обычного или сексуального, не столь важно. Я прекрасно знаю эти взгляды, которые она бросала на вашего нового знакомого. Жертв жестокого обращения прочитать обычно еще проще, чем обычных людей. У них в глазах - затравленность. И глухая злоба. Мэттью кривится в улыбке, вдруг отчего-то развеселившись. Однако уже через пару секунд его лицо вновь приобретает серьёзное, отчасти задумчивое выражение. —Мой вам совет, доктор... Не встречайтесь с ним больше. Такие, как Мейсон Вергер, — Браун делает небольшую паузу, раздумывая над дальнейшими словами, — Они... Хуже, чем я. Гораздо. Даже хуже, чем доктор Лектер. Вам известно, почему? Он наклоняется ближе, довольный тем, что Фредерик продолжает бесстрашно смотреть ему в глаза, не отстраняясь ни на дюйм: —Потому что таким, как мы с Лектером, безразличны чужие страдания. Нам все равно, будете вы умирать быстро или в невыносимых муках... Но Мейсон Вергер будет наслаждаться вашей болью каждый грёбаный миг. Каждую минуту вашей агонии, пока вы не умрёте - и я не удивлюсь, если у него на все это дело сработает эрекция. Он будет наблюдать, как вас заживо жрут свиньи, и онанировать под Бетховена. Не давая Чилтону опомниться, он впивается в него немигающим взглядом. Заканчивает со всей возможной твёрдостью: —Вам не нужно больше с ним встречаться, доктор Чилтон. Послушайте меня хотя бы раз. Он смотрит ему в лицо почти умоляюще. —Мэттью... —Общайте. Обещайте, что не пойдете к нему больше, особенно - особенно - в одиночку. Браун настойчив. Он не собирается отступать. В ответ на эту настойчивость он с некоторым удивлением видит высокомерный вызов в изумрудных глазах: —Ты сам сказал, что таким, как ты, все равно, умру я быстро или в мучениях, — каким-то невероятным образом, даже будучи ниже на несколько дюймов, Фредерик умудряется глядеть на него свысока, — С какой стати тебя так волнует моя судьба? Впиваясь ногтями в ладони, Браун молчит. Спустя пару невыносимо длинных секунд бросает как можно небрежней: —Я объясню вам позже, если захотите, — натянутая улыбка. —Позже? Не менее натянутый кивок, во время которого Браун старается не смотреть Чилтону в глаза. На самом деле, он может объяснить это доктору и сейчас. Доктору, совершенно не разбирающемуся в психиатрии - по крайней мере, не на том уровне, чтобы понять его. Но он не хочет. Возможно, впервые в жизни он чувствует что-то, отдаленно напоминающее испуг. Это ощущение быстро уходит, впрочем, однако неприятный осадок все же остаётся... И именно поэтому Мэттью хочет повременить пока с разъяснениями. Ему надо подумать. Совершенно неожиданно Браун чувствует укол зависти. Чёртовому Лектеру повезло больше. У него был Грэм, который мог понять его на всех блядских уровнях: как в теории, так и на практике. Своим объектом одержимости Лектер выбрал того, кто способен был проникнуть ему под кожу, в сознание, в душу. Фредрик Чилтон не сможет понять его никогда. Ни как психиатр, ни как эмпат. Он не сможет заглянуть ему в душу и узнать его полностью. А если бы даже мог, это стоило бы ему самого главного - того, за что доктор так отчаянно каждый раз цеплялся. Это стоило бы ему жизни. И даже несмотря на все это, Мэттью не жалеет о своем выборе. Он вообще ни о чем в своей жизни не жалел, если уж на то пошло. У него просто-напросто отсутствовала эта функция. Он не хочет Грэма. Он хочет Чилтона. Какой бы односторонней, никогда не осуществимой ни была эта связь, он все равно хочет Чилтона. Это - его приз. Он, а не Грэм. Уилл с Ганнибалом могут катиться в ёбаный ад, пока он, Мэттью, будет стоять на вершине со своим трофеем. С Чилтоном. —Позже? Мэттью выныривает из размышлений. Ведет плечом, словно ничего и не было: —Именно, доктор. Все потом. А пока что... Он хищно сужает глаза. —Пока предлагаю заняться чем-нибудь, что заставит мистера Вергера драть ногтями и без того покусанное лицо. Мэттью наклоняется ближе. Как собака, ведет носом по коже близко-близко, исследуя обезображенную половину лица. Фредерик с еле заметным сглатыванием вжимается спиной в стену. —Прекрати немедленно. Мы в гостях у, как ты сам только что утверждал, насильника и садиста! —В том и азарт, — мурлычет Браун, начиная тереться носом о чужую щеку. Отсутствие в этом месте внушительного куска челюсти ощущалось особенно явно, и он еле держит себя в руках. Еще рано. Вместо этого он продолжает хрипло: —Если бы вы были против, уже давно нажали бы на эту отвратительную штучку. Раз - и я уже валяюсь у ваших ног, — полубезумная ухмылка, — Но вы что-то не торопитесь. Или я не прав? Фредерик скашивает глаза на пульт управления ошейником в своей ладони. Всего одна маленькая кнопка, хихикает про себя Мэттью. И с любопытством смотрит. Фредерик убирает пульт в карман пиджака. А после подтаскивает Мэттью поближе к себе, чему Браун охотно подчиняется. Целуя Чилтона, он будто бы намеревается исследовать каждый миллиметр прекрасно увлажненной кожи у него на губах. —Ты кусачий, — хнычет Чилтон, и сердце в его груди бьётся сильно-сильно. Как у кролика. Тёплого, дрожащего и восхитительно живого кролика. Мэттью легонько вонзается зубами в нежное местечко возле мочки. И облизывает губы у самого уха Фредерика: —Прошлой ночью вас это не смущало. Чилтон краснеет. Пытается, во всяком случае, но, как бы тот не отворачивал от него лицо, Браун видит: он в таком же предвкушении. Ухмыляясь от уха до уха, Мэттью прикусывает его за мочку сильнее. И фиксирует дрожащего доктора перед собой, чтобы не извивался слишком сильно. Если у Мейсона Вергера были камеры - а Браун был совершенно точно уверен, что были - позже, при просмотре записей, его ждет увлекательнейшее зрелище. Мэттью надеется, что сможет заставить хозяина особняка скрипеть зубами от чёртовой зависти.