Я: «Фолэнч, ответь мне лишь на один вопрос. Почему твоя мать назвала тебя страданием?»
Прошёл по меньшей мере час в нервном ожидании ответа, поэтому я стал думать лишь о том, что на этом этапе наша жалкая попытка подружиться была окончательно и бесповоротно провалена. Всё же у него были собственные болезненные точки, в одну из которых я, видимо, и попал сегодня. Что ж, возможно, он действительно не был таким счастливым и беззаботным, каким всегда себя выставлял. Когда я решил готовиться ко сну, понимая, что Фолэнч всё же не ответит мне, мой телефон завибрировал, проезжаясь от этого к краю стола. Я скептически на него посмотрел, пытаясь предугадать была ли это очередная рассылка от книжного магазина, или всё же долгожданный ответ от человека, который так или иначе был дорог мне. Я как-то слишком медленно, возможно, даже нехотя подошёл к столу, смотря на телефон. Меня наполняло странное предчувствие, неприятно напоминающее о том, что от одного его набора букв в светлом прямоугольнике смс-ки словно решалась вся моя судьба. Если это было сообщение не от Фолэнча, то я окончательно потерял свой единственный шанс на спасение. Я быстро оторвал телефон от столешницы и как-то слишком отчаянно заглянул в экран, при этом облегчённо выдыхая. Контакт «Фофо» отправил мне своё сообщение, а значило это только то, что сегодня я всё-таки не потерял единственного человека, которого мог назвать своим другом. Фофо: «Потому что моя мать чертовски ненавидела просто сам факт моего рождения» В этот момент мне показалось, что даже семьями мы были очень похожи друг на друга. Прослеживалась слишком большая близость, чтобы быть очередным совпадением.Я: «Почему ты не сказал мне об этом сразу?»
Фофо: «А разве это уже не второй вопрос, Вивиан? Ты ведь просил ответить лишь на один» Фофо: «Но всё до банального глупо» Фофо: «Я просто не хотел, чтобы ты ненавидел меня» Читать такие сообщения от Фолэнча было достаточно непривычным занятием. Я даже представить себе не мог как можно ненавидеть кого-то за имя, которое человек не выбирал самостоятельно. Если его мать сделала свой выбор в пользу этого слова, то в чём была его вина?Я: «Разве я могу ненавидеть тебя за имя?»
Фолэнч снова замолчал, не отвечая на мои сообщения и я уже подумал, что он просто не настроен больше разговаривать со мной сегодня. Однако телефон озарил входящий вызов от его имени, отчего я чуть не выронил устройство из своих рук прямиком на сонное лицо. Фолэнч решил мне позвонить, тем самым разрушив наш незримый договор, который позволял нам не вмешиваться в личную жизнь друг друга. Я немного прокашлялся и попробовал произнести что-нибудь вслух, чтобы мой голос не звучал так, словно я не разговаривал ни с кем целыми столетиями. Не хватало ещё того, чтобы он позорно сломался прямо во время нашей болтовни, поставив меня в крайне неловкое положение. Я выждал несколько секунд и уверенно протянул ползунок зелёной кнопки вправо, принимая настойчивый вызов. — Алло? — моё звучание впервые меня не подвело, ибо тянулось слишком идеально, словно представляемый в голове голос какой-нибудь модели с обложки модного журнала. — Алло… — а вот звук моего собеседника было достаточно хриплым и сдавленным, сразу видно, кто решил не прочищать горло перед звонком. Возможно, он просто слишком торопился для того, чтобы набрать меня как можно скорее. — Ты не ненавидишь меня… — Честно говоря, я немного злюсь, но не настолько сильно, чтобы разом перечеркнуть всё то, что между нами было, — я чуть усмехнулся, понимая, что только услышав его голос, моя злость резко улетучилась, сменяясь спокойствием и легкой эйфорией. Эффект от воздействия этого парня на меня был слишком необъясним и губителен. — Но я хотел бы узнать всю правду. Есть ли хоть что-то, что ты ещё от меня скрываешь? — Нет, точно нет. Просто имя… — Фолэнч резко замолчал, словно пытаясь подобрать необходимые слова. — Имя было слишком личной информацией, понимаешь? — Всё из-за твоей матери, да? — мне показалось, что я задал этот вопрос слишком быстро, ведь на той стороне провода образовалась неловкая тишина. — Прости, я не вынуждаю тебя рассказывать или что-то вроде того. Просто намекаю на то, что ты всегда можешь поговорить со мной или высказаться, если захочется. У меня в семье тоже было достаточно много проблем, поэтому думаю, что даже в этом я смогу понять тебя как никто другой… — На самом деле, я просто не знаю, что должен делать в таких ситуациях. Я никогда и никому не рассказывал об этом, — Фолэнч говорил непривычно тихо, буквально заставляя вслушиваться в каждое его слово. — В целом, мне кажется, что я уже рассказал обо всём. Моя мать просто ненавидела меня, вот и всё. — У нее была какая-то особая причина? Я знаю, что не может быть причин для того, чтобы ненавидеть собственного ребёнка, ведь он как минимум не просил себя рожать. Но я скорее имею в виду то, что у неё должен был быть какой-то повод, чтобы родить ребенка, которого она заведомо не хочет? — Она переспала с каким-то богатым ирландцем и забеременела от него, — голос Фолэнча чуть вздрогнул, но в целом излучал какое-то подозрительное спокойствие, словно речь сейчас шла вовсе не о нём. — Решила не делать аборт, так как ребёнок показался ей весомым доказательством их искренней любви. — А он должно быть был женат, — я мысленно усмехнулся, понимая насколько клишированной такая история была для Пиноса. — Возможно, она думала, что ребёнок поможет ей удержать рядом с собой богатого мужчину? Или возможно даже бросить свою красивую жену ради этого. — Верно, — парень по ту сторону мобильного снова замолк как минимум на минуту, а после всё же тихо продолжил. — Моя мать была уверена, что он женится на ней из-за ребёнка. Только вот этот мужчина даже на порог дома её не пустил, вышвырнул как собачонку какую-то. А после заставил сделать тест на отцовство… Я немного задумался о том, насколько похожими были наши беспечные мамашки, буквально заставив наши судьбы переплестись друг с другом. Два абсолютно разных внешне человека, с совершенно разными характерами и жизненными целями в итоге оказались так похожи в своей боли. Наше прошлое буквально уничтожило нас изнутри, делая эмоциональными инвалидами, которые только и делали, что прятались от этой боли в фальшивых эмоциях. Теперь я понимал насколько Фолэнчу было тяжело вечно держать эту счастливую улыбку на лице, и, превозмогая собственную боль, помогать кому-то. Он ведь сам нуждался в помощи и душевных разговорах. — В итоге ребёнок был не от него? — Ага, в тот момент она спала ещё с несколькими мужчинами параллельно, так что судьба была достаточно коварной злодейкой, — из динамика донеслись шорохи, видимо, парень занял более удобную для себя позу. — А она возненавидела меня, ведь срок был слишком большим для аборта. — Чёрт, но ведь здесь нет твоей вины. Ты ведь даже не просил себя рожать и в целом, она сама решила попытать свою удачу и избежать аборта, — мой голос прозвучал куда громче чем обычно, ведь я отчаянно хотел доказать ему эту простую истину. — Я знаю, Вивиан, но всё же я безумно рад, что всё-таки родился, — парень облегчённо вздохнул, словно с его плеч свалился тяжкий груз, мешающий ему жить счастливую жизнь. — Хотя и моё детство выдалось тяжелым. — Хочешь поделиться со мной? — Это достаточно скучная история, — я чувствовал собственной кожей, что он хотел бы рассказать мне обо всём на свете, но всё ещё немного колебался в принятии этого решения. — К тому же тебе завтра снова вставать на работу, а уже за полночь. — Но я никуда не спешу и мне было бы приятно выслушать тебя, — зевок так и рвался наружу, заставляя меня как никогда тщательно сдерживать его в себе. — Я всё равно не планировал пока ложиться спать. Вот что я называл ложью во благо: спать хотелось неимоверно сильно, но я предпринял жалкую попытку сесть, заставляя протестующий организм выйти из состояния полудрёма, и, наконец-то, занять нормальное вертикальное положение. Сегодня мне хотелось сместить фокус со своих желаний на задний план, чтобы дать возможность Фолэнчу выговориться и почувствовать себя немного значимее чем обычно. На самом деле я должен был обсудить с ним ирландские слова, но и это я благополучно решил отложить в дальний ящик собственного сознания, чтобы вспомнить об этом немного позже, когда настанет подходящее для такой беседы время. — Ладно, но если ты устанешь, то скажи мне об этом, хорошо? — Конечно, только ты не забывай, что, возможно, после я сам захочу излить тебе душу касательно своих семейных разборок, — я предпринял привычную для нас попытку неловко отшутиться и снизить уровень тревоги и волнения. — И ты знаешь, что я с удовольствием выслушаю тебя, Вивиан, — Фолэнч всё ещё был нетипично серьёзен для себя, что даже самую малость настораживало меня. — На самом деле история будет не долгая. Просто немного грустная. Готов? — Я всегда готов, — видимо, разговоры о прошлом давали свою нотку уверенности в том, что я мог со спокойной душой выдержать все лишения его жизни даже в виде простого пересказа событий. — Я не уверен, с чего должен начать, но в общем-то, мою мать зовут Винни, если тебе вдруг стало интересно и, в какой-то успешный момент своей жизни, она была достаточно хорошим поваром. Даже работала на адекватной и высокооплачиваемой работе в каком-то итальянском ресторанчике, — Фолэнч привычно задумался, возможно, даже кивнул, как делал это постоянно. — Название вряд ли вспомню, да и в целом не думаю, что это так важно. Я сидел очень тихо, стараясь даже шорохами не сбить его с мысли. Парень и сам, казалось, чуть дышал, ведомый тревожным архивом воспоминаний. Я же не хотел его перебивать, надеясь, что он сможет пересилить себя и победить кошмары своей юности. — Я не планирую рассказывать всю её биографию, просто обратил внимание на тот факт, что готовить она умела хорошо, судя по рассказам людей. Только вот я никогда не пробовал её стряпню, ибо она совершенно не стремилась готовить лично для меня. Даже тогда, когда я, казалось бы, будучи ребёнком умираю от голода, она безразлично смотрела на это, вынуждая готовить самостоятельно, — Фолэнч с каким-то отчаянным звуком втянул воздух в свои лёгкие. Это напоминало мне мои сдавленные всхлипы в особенно тяжёлые жизненные моменты. — Я правда не знаю почему она относилась ко мне с такой ненавистью. Даже если мать не желала меня знать, я всё ещё был просто ребёнком, который ничего не понимал. — Она просто была плохим человеком, — я всё же решил вмешаться в его взволнованную речь, пытаясь привести парня в более спокойное состояние. — Ты ни в чём не виноват, понимаешь? — Да, но почему? Почему именно я? Знаешь как я завидовал другим детям, родители которых безумно любят их? Дело было не в деньгах и стабильности, а в простом человеческом отношении. — Их любили, Фолэнч, а тебя нет, — теперь и мой голос дал слабину чуть срываясь на хриплый полушепот. — Как и меня, но здесь нет нашей вины. Их сердце было слишком маленьким, чтобы полюбить нас. — Но разве материнское сердце не должно быть огромным? Способным полюбить своего ребёнка со всеми его изъянами? — Фолэнч снова немного затих, а у меня будто вышибло весь воздух из лёгких, доводя до крайней неспособности говорить. — В общем-то она просто ненавидела меня, но продолжала всем рассказывать о том, что я отпрыск богатого ирландца, который скоро вернётся за нами, поэтому мы переедем в огромный частный особняк. Она даже аренду не платила по этой самой причине. Мне кажется, моя мать буквально помешалась на прошлом и этой неудачной попытке выйти замуж. — Помешалась она, а страдал ты… — надрыв и хрипотца в моей речи ощущались слишком болезненно. — Именно поэтому, она заставляла меня учить ирландский язык. Чтобы я был истинным сыном успешного человека. Моя мать настолько повернулась на этой теме, что даже забрала документы из школы, считая, что это мешает моему изучению ирландского. Я не мог больше терпеть такого отношения к себе, поэтому в пятнадцать лет сбежал из дома. Вот и вся история. Глупо, не правда ли? — О, чёрт, но как ты жил без жилья и работы в таком возрасте? — я неожиданно почувствовал нежданные слёзы на своих щеках, а с губ сорвался судорожный всхлип, который выбил меня из колеи. — Вивиан? Ты что плачешь? — даже такой тихий звук не остался незамеченным для него. Фолэнч сильно растерялся, видимо, не зная как реагировать на чужие слёзы. Я и сам не понял в какой момент растрогался настолько сильно, что единственное, что мне оставалось сделать, так это беспомощно зажать свой рот рукой, превращая громкие рыдания в беспомощно тихие всхлипы. В такие моменты мне действительно казалось, что я просто схожу с ума. Раньше я никогда не плакал из-за своей матери, но сегодня, думая о ней и Винни, я не мог сдержать предательски крупных слёз. Они скатывались по лицу и шее, заливали кисти и пижаму, но я упорно продолжал тереть лицо дрожащими руками в жалкой надежде, что это хоть как-то поможет остановить этот нескончаемый поток выходящей из меня боли. — Ты в порядке? Мне приехать? — Фолэнч продолжал обеспокоенно бормотать в динамиках моего телефона, пока я пытался справиться с этой минутной слабостью, так сильно охватившей меня. Ещё недавно я думал о том, как бы не провалиться в сон сидя на месте во время нашей болтовни, а сейчас понимал, что заснуть вероятнее всего и вовсе не получится при всём моём желании. Тело охватила легкая дрожь, а тихий голос Фолэнча ничуть не успокаивал. Возможно, если бы он оказался рядом, положив свою тяжёлую руку мне на плечо, то это сразу бы принесло мне долгожданное облегчение. Но его рядом не было, поэтому я лишь мог пытаться справиться с этим удушающим меня событием самостоятельно. — Вивиан, прошу, не плачь, — Фолэнч уже буквально умолял меня, потому что, видимо, не знал чего от меня можно ожидать во время очередного депрессивного эпизода. Я понимал, насколько сильным поводом для беспокойства это являлось, но как бы я ни хотел и ни старался, я бы не смог остановить свои слёзы по щелчку пальцев. — Это не стоит того… Я правда в порядке. Его слова вряд ли смогли бы остановить меня от необдуманных действий и поступков, ведь на самом деле он зачастую лишь просил меня не плакать или не грустить, не пытаясь выявить общую причину такого губительного состояния. С одной стороны, я не мог винить его в этом, потому что сам был таким же. Это вполне логичное поведение для человека, который не привык видеть чужие слёзы, и уж тем более как-то им противостоять; но с другой стороны Фолэнч всегда мог облегчить мои муки лишь одним своим присутствием и большой ладонью на поникшем плече. Это восхищало и одновременно пугало меня: в этом мире несомненно были люди, присутствие которых значило намного больше чем слова. Несмотря на эту однобокость в выражении своих эмоций, одна мысль о том, что независимо от всего моего сумасшествия, он всё ещё оставался рядом со мной, заставляла меня успокаиваться и уже не всхлипывать настолько отчаянно. — Моя мать тоже была отвратительным человеком, — голос всё ещё ощущался очень нетвёрдым, в нём чувствовались горькие нотки, которые казалось бы, вот-вот сорвутся на скрежещущий по ушам звук. — Она вечно заводила связи с сомнительными мужчинами и приводила их в наш дом, говоря, что это мой новый отец… Продолжала говорить, что я не смогу вырасти нормальным человеком без твёрдой мужской руки. Но, к сожалению, я не был настолько смелым, как ты, чтобы сбежать из дома, когда они начинали меня избивать. Я просто позорно терпел эти издевательства над собой до совершеннолетия и съехал только тогда, когда поступил в университет и выбил себе место в общежитии… — Тебе пришлось куда тяжелее, чем мне, Вивиан. Меня хотя бы никогда не унижали физически. Ты же понимаешь, что нет ничего постыдного в том, что ты не поступил так опрометчиво, как я, когда сбежал из дома, ничего не имея за душой? — Фолэнч говорил очень вкрадчиво и тихо, чтобы не упустить ту тонкую нить прошлого, которая связывала нас сейчас. — Я был настоящим дураком, когда по собственной инициативе стал бездомным в пятнадцать. Это поспособствовало тому, что я не смог вернуться в школу, отчего в итоге ещё и лишил себя возможности поступить в хороший университет. Считай, что таким необдуманным поступком, я лишил себя права на дальнейшее счастливое будущее. — Ты жалеешь? — Я не имею права жалеть о выборе, который сделал сам. Это будет нечестно по отношению к прошлому себе, словно я предал пятнадцатилетнего себя, — мысли Фолэнча были очень близки мне по душе, отчего я находил всё новые точки соприкосновения и схожести в таких абсолютно разных нас. — Но если бы я имел возможность вернуться в прошлое и совершить более обдуманный поступок, то не сомневаясь совершил бы это. Что ж, это было достаточно забавно. Фолэнч хотел вернуться в прошлое, чтобы исправить свой импульсивный выбор, который повлиял на его будущее, но в то же время не жалел о своем решении, так как принял его самостоятельно. Я, в свою очередь, чертовски хотел бы вернуться в детство, чтобы сбежать из дома как он и, возможно, лишить себя всего того, что я имел сейчас. К тому же больше всего на свете я ненавидел только себя и жалел об этом трусливом выборе, который мне пришлось осуществить почти тринадцать лет назад. Мы однозначно были схожи, но при этом каждый наш взгляд на жизнь был до невозможного различен. Мы были словно одной медалью, грани которой всегда смотрят в разные стороны. У Фолэнча получилось вырасти достаточно светлым и очень искренним человеком, не искушенным предательством и ложью, в то время как я был действительно контрастно иным, по сравнению с ним. Я никогда не брезговал обманом, зачастую действовал лишь в своих корыстных целях во взаимоотношениях с другими людьми, не избегал измен, разбивая чужие сердца — был идеальной моделью того, как хорошие люди себя не ведут. Однако рядом с этим парнем, я словно становился лучшей версией себя, начиная испытывать благодарность, сострадание и чуткость по отношению к моему окружению. Осознание этого словно болезненно ударяло под дых, немного сбивая моё дыхание снова. — Спасибо тебе, Фолэнч… Просто за всё? — я снова потер лицо руками, размазывая остатки соленых капель по коже. — Ты правда даже не представляешь сколько всего для меня сделал. Если бы не твоё появление в моей жизни, то я бы уже давно сдался. — Уверен, что хочешь сказать спасибо «Страданию»? Возможно, я тоже своего рода источник твоих проблем, — его голос едва заметно вздрогнул, видимо, потому что несмотря на весь его позитив, это всё ещё было его самой больной темой. — Я говорю спасибо близкому человеку, который за такой короткий срок смог найти в моей груди сердце, — я произнёс это слишком уверенно, что буквально вынудило его замолчать, закрывая на замок все наши сомнения, касательного теперь уже общего архива воспоминаний. — И заставил его биться.