***
Некогда государство Ко было небольшой страной на Востоке, наравне с соседствующими с ней Го и Кай. Но шли годы, и эти три страны набирали силу и власть, захватывая более слабые и разобщенные государства, и вскоре приобрели славу трех великих держав Востока. И хотя Ко, Го и Кай старались поддерживать союзные отношения, с ростом влияния этих стран ухудшались и их отношения с соседями. Поэтому, когда редкие стычки на границах земель переросли в полномасштабную войну, никто особо не удивился. Вот только, начиная военные действия, каждая из трех стран была уверена в своей скорой и безусловной победе, но из-за равенства в силах ни одна сторона не могла взять верх, и в итоге война растянулась на многие годы.***
Что такое война, Коэн знал с раннего детства. Он знал, что значит жить в стране, истощенной бесконечными сражениями, среди людей, что уже практически отчаялись получить шанс на мирную жизнь. А став взрослее, Коэн наравне с отцом и старшими братьями начал принимать участия в военных походах и битвах. Он сражался, убивал, видел, как умирали другие, но даже воочию столкнувшись со всем ужасом войны, не стал ее бояться. Только понял, что должен сделать все возможное ради ее завершения. Победой Ко. Но война все продолжалась, и лишь недавно баланс сил между тремя странами покачнулся. Го начала сдавать позиции, и теперь, если верить донесениям шпионов, правитель Го был готов заключить союз со страной, что имела больше шансов на победу в войне. Однако Кай и Ко не уступали друг другу ни в силах, ни в числе победных битв, а потому исход союза мог решить случай. И этим случаем оказалось таинственное сооружение, появившееся в ничейных землях. Несмотря на то, что восточные земли находились далеко от остальных крупных империй и быстро набирающих силу держав, до Ко (равно как и до Го с Кай), доходили слухи о башне, что появилась в водах между Ремом и Партевией. А также о том, что эта башня, хранящая в себе огромную силу, не так давно была покорена. Очевидно, что если эти слухи правдивы, то подобная сила в руках одной из стран гарантировала бы ей победу в войне (возможно, даже без союза с Го), и потому неудивительно, что Кай и Ко тут же снарядили отряды, которые должны были заполучить таинственную силу раньше противника. И если от Кай в подземелье отправился единственный живой сын тамошнего правителя, то Ко посылало двух наследных принцев — старших братьев Коэна — Хакую и Хакурэна. А вот самого Коэна император Хакутоку оставил в столице, объяснив такое решение ранением, которое Коэн получил в последнем походе. Разумеется, Коэн не мог так просто смириться с решением императора, ведь пусть ранение и имело магическую природу, парень не чувствовал себя настолько плохо, чтобы остаться в стороне. И тут вспыльчивый характер не сыграл ему на руку, потому что даже если император — твой дядя, это не значит, что он будет терпеть неповиновение. А потому грозящегося все равно сбежать на фронт Коэна усадили на корабль и сослали в Рем. По легенде — в дипломатическую миссию, а по факту — подальше от неприятностей. Путь в Ремано был долгим и ужасно скучным, и до самого прибытия в порт Коэн только и делал, что злился и переживал за судьбу братьев, которым не мог помочь. Но, ступив на земли Рема, парень взял себя в руки: Хакурэн и Хакую умелые воины и точно смогут получить великую силу раньше придурка из Кай. После чего Ко установит свою власть над всеми землями Востока. Ну а пока Коэн собирался извлечь максимум пользы из своей дипломатической ссылки.***
Рем встретил Коэна палящим солнцем и шумными улицами, полными крикливых торговцев, отчего сразу же невзлюбился. Но развернуть корабль обратно в Ко ему (опять) не позволили, а потому Коэну осталось только проследовать за присланными из дворца провожатыми. По дороге парень невольно рассматривал городские улицы, полные счастливых людей и с некой досадой отмечая царящий вокруг дух достатка и мира. Значит так выглядит страна, победившая в затяжной войне? Наверняка, Партевия была в куда большем упадке. По прибытии во дворец Коэна ждала краткая аудиенция с верховным главнокомандующим Игнатием, полная пустых любезностей и условностей. Касательно их отношений с императором Хакутоку Коэн знал не так много: вроде бы те уже какое-то время обменивались письмами через послов. И хоть на вопросы о возможном союзе с торговой империей дядя всегда отвечал уклончиво, судя по тому, что приплывшего «учиться» принца встретили довольно приветливо, Коэн предположил, что союзу быть. Если, конечно, Ко победит в войне. В конце аудиенции в зал ввалился светловолосый юнец с крупным носом, маленькими хитрыми глазами и, как оказалось, высоким статусом принца империи Рем. Верховный главнокомандующий Игнатий явно решил воспользоваться ситуацией и быстро свернул встречу, вручая обязанность развлекать гостя капризно надувшему губы мальчишке. Но все же принц потащил Коэна на «экскурсию», и то, что за десять минут блужданий по однотипным коридорам дворца Коэн не свернул высокомерному визгливому засранцу шею, парень считал личным достижением. Однако проверять свои нервы на крепость и дальше было небезопасно для окружающих, поэтому кое-как отвязавшись от принца Нервы, Коэн направился искать местный плац. Ему определенно надо было выпустить пар.***
Тренировочный плац во внутреннем дворе дворца Коэн нашел довольно быстро, но, к его неудовольствию, тот был занят: на залитой ярким солнцем площадке разминался высокий крепкий парень примерно одного возраста с Рэном. На незнакомце был легкий доспех, а рядом, на пыльной почве лежал простой, но увесистый клинок. Несмотря на то, что компании Коэн был не рад, уходить он не собирался, а потому уверенно шагнул на площадку, тут же встречаясь с внимательным взглядом парня, глаза которого были такого же насыщенно красного цвета, что и жесткие волосы, неровными прядями свисающими до середины спины. «Пришел потренироваться? — первое, что сказал Коэну этот парень, да еще с такой приветливой улыбкой, что у Рэна чуть скулы не свело. — Составить компанию?» И Коэн по наивности своей согласился. Кто ж знал, что парень окажется финалисом и уложит его на лопатки секунды за три? Поражение было унизительным, но уязвлённая гордость тревожила Коэна куда меньше проснувшегося любопытства. В своих поисках информации по племени Торан парень встречал упоминания расы, чья сила намного превышала человеческую. Красноволосые полулюди, полузвери с Темного континента, что, по слухам, покидали родину лишь в рабских цепях. Но парень в доспехе вовсе не казался ни сорвавшимся с поводка зверем, ни смиренным рабом. «Му Алексий!» — представился странный тип, подавая Коэну руку. Финалис-полукровка из знатного рода. Удивительно. Однако на взаимоотношения среди ремской знати Коэну было плевать. А вот с самим Му Алексием они даже поладили, что было весьма неожиданно: Коэн не строил иллюзий по поводу своего характера и всегда плохо сходился с другим людьми. Но Алексий странным образом располагал к себе. Возможно, дело было в его простоте и прямолинейности: финалис относился к тому типу людей, что скорее честно двинут тебе в морду, чем будут строить козни за спиной. Не переносящий дворовых интриг Коэн подобные качество ценил, хотя болтал Му все же излишне много. А вот с его сестрой было сложнее. Мало того, что мелкая девчонка лет шести повсюду таскалась за братом, так еще и силу контролировала куда хуже, в результате чего во время ее эмоциональных вспышек находящиеся рядом вещи, люди и строения оказывались в нешуточной опасности. А вспышки эти происходили довольно часто, потому что, по мнению лично Коэна, Мюрон Алексий была слегка двинутой. Парень даже немного сочувствовал Му, разделяя его боль: у самого Рэна было несколько сестер, и хоть ни одна из них не позволяла себе такого поведения, как Мюрон, нервы трепать они умели не хуже. Просто изощреннее. Несмотря на сумбур, что пара финалисов вносила в жизнь Коэна определенные плюсы от новых знакомых тоже были: как минимум время, проведенное в Реме, пролетало быстрее. Кроме регулярных спаррингов с Му (в которых Коэн упорно проигрывал, но, судя по уважению во взгляде противника, не совсем позорно), Рэн с подачи неугомонных Алексиев в сжатые сроки успел осмотреть весь Ремано. И даже попал на представление в Колизее, где на арене сражались чистокровные финалисы, но уже в цепях и пудовых кандалах. Однако, за исключением зрелищных боев в Колизее, Ремано Коэна не особо впечатлил: слишком суетливый, жаркий и шумный город. И, пожалуй, больше всего раздражало то, что в этом шуме и невнятном гаме голосов явственно звучало одно имя: Синдбад. Великий покоритель уже аж двух подземелий, бросивший родную страну и сбежавший к врагу, чтобы стать торгашом и трепать о своих «подвигах» направо и налево. Ну что за жалкий тип? Коэн, правда, не мог понять, почему кто-то, обладающий подобной силой, растрачивает ее на глупые театральные выступления. Кстати, судя по кислому лицу Му, его уже тоже порядком достало повсеместное восхваление этого Синдбада. И все же Коэн не мог не спросить нового знакомого, почему Империя ничего не предпринимает. Пусть Партевия была слишком слаба, чтобы заставить Синдбада служить ее целям, но ведь в Реме есть финалисы и могущественная (по слухам, лично Рэн ее не встречал) Верховная жрица, которая наверняка смогла бы подчинить занявшегося покорителя. Но хоть вопрос был достаточно простой, вразумительного ответа Му на него дать не смог: то ли нынешний правитель Рема считал, что привлекать Синдбада к делам империи слишком рискованно, а то ли и вовсе сама Верховная жрица дала приказ не трогать пришлого покорителя. Единственное, что было понятно — знать Рема считала, что от этого Синдбада будет больше проблем, чем пользы. И чутье Коэна было согласно с этим мнением. Больше тема Синдбада не поднималась. Зато Му подкинул другую, не менее интересную: оказывается, парень уже давно хотел сбежать на Темный континент искать своих сородичей. Коэну было не слишком понятно, зачем отправляться на поиски так далеко, когда несколько обвешанных цепями финалисов живет прямо в Ремано, но желание убраться из этого города вполне себе разделял. А потому в головах двух подростков созрел банальный, но действенный план: пока Мюрон отвлекает Верховную жрицу (что, как оказалось, бдительно следит за подопечными рода Алексий), Коэн прощается с Игнатием и сообщает ему о своем желании посетить крупнейшую библиотеку Рема, расположенную в Неаполе. Ну а Му в это время тайком пробирается на корабль Рэна и хоронится там до отплытия. План сработал как надо, и уже через пару дней корабль с двумя «беглецами» на борту причалил к порту Неаполя. Там Му довольно быстро нашел судно, маршрут которого проходил через Катарго, и, распрощавшись с новым знакомым, отправился дальше. Ну а сам Коэн, порядком уставший от излишней общительности финалисов, отправился на поиски той самой библиотеки, лелея в душе надежду, что оставшееся время в Реме он проведет в тишине и покое.***
То, что боги не услышали просьбы Коэна, тот понял, как только смотритель библиотеки представил парню его новую помощницу: невысокую блондинку с забранными в растрепанную косу волосами и ярко зелеными глазами, любопытно сверкающими из-под непослушной челки. А уже через десяток минут в ее компании Коэн понял еще кое-что: девчонка раздражала, и что удивительно, толком ничего для этого не делая. Служанка была исполнительной, вполне смышленой и расторопной, а самое главное — хорошо ориентировалась среди всех этих огромных стеллажей, заставленных книгами. Вот только, несмотря на усиленно демонстрируемую услужливость, Коэн буквально кожей чувствовал исходящее от помощницы непокорство. Оно читалось в прячущемся под светлыми ресницами насмешливом взгляде, наигранно учтивым тембре голоса и даже том, как девушка выполняла приказы: будто делая одолжение немощному аристократу, неспособному самостоятельно найти книгу. И это не говоря уже о том, что она посмела огрызаться в сторону представителя высшего сословия! Да что эта служанка о себе возомнила? Пороли ее, что ли, мало? От того, чтобы устроить наглой девице знакомство с розгами, Коэна останавливало две вещи: первое — ему не хотелось тратить время на обучение чужих слуг. Второе — совершенно непостижим образом служанка умудрилась его заинтересовать. Ну а как иначе? Ведь, отправляясь в Рем, Коэн не ожидал, что встретит кого-то знакомого с традициями его страны. А если и встретит, этим кем-то точно не окажется тощая лохматая девчонка, прислуживающая в библиотеке. Вот только эта самая девчонка знала и о приветственном поклоне, и о том, что на Востоке предпочитают писать кистью, а не перьями, и ошарашенный Коэн не мог не задаться вопросом: откуда бы? Вряд ли по Неаполю ходит много его сородичей, с радостью делящихся историями о родине. В добавок к уже имеющимся странностям выяснилось, что служанка грамотна и заинтересована в Торан, которыми, как начинало казаться Рэну, никто, кроме него самого, толком не интересовался. Все эти не стыкующиеся факты, сошедшиеся в одной обычной на первый (да и на второй тоже) взгляд девчонке, слегка выбили Коэна из колеи, и тот на какое-то время забыл о раздражении. Правда, вернувшись в свои покои, парень взял себя в руки и твердо решил приказать высечь служанку, если завтра та позволит себе хоть один дерзкий взгляд. Но на следующий день девчонка притащила рукопись с разбором языка Торан, и Коэн забыл и о розгах, и о своем вчерашнем недовольстве: желание получить доступ к ценным знаниям затмевало все. Сначала они со служанкой (Мелиссой как та представилась) пришли к соглашению по работе с рукописью. Потом начали изучать ее другие книги о Торан вместе. И в какой то момент Коэну стало казаться, что пусть граница между их социальными статусами не исчезла, но будто стала не вполне настоящей. И к своему удивлению парень понял, что это ему… Ну, не то чтобы нравится, скорее просто устраивает. Хотя спорить до хрипоты о том, что раньше лишь изучал в одинокой тишине, стало интересным опытом. Можно даже сказать «забавным». Сама же служанка оказалась куда грамотней и смышленей, чем Коэн думал о ней поначалу. А еще весьма осведомленной в вопросах подземелий и джиннов. Вот только одна мысль о ее «осведомителе» заставляла парня недовольно поджимать губы, ведь, как выяснилось, девчонка была подружкой Синдбада. О знаменитом Синдбаде в Неаполе судачили гораздо больше, чем в Ремано. Настолько, что едва ступивший в порт Коэн твердо решил игнорировать факт их существования в одном городе и уж точно не пытаться искать встречи. Не раньше, чем Рэн покорит собственное подземелье. Конечно, часть Коэна понимала, что это ребячество, и на самом деле было бы полезно выяснить о силе джинна хоть что-то. И можно даже сделать это тайно, ведь найти место тренировок покорителя несложно - над лесом у северной границы города то и дело грохотал гром, вне зависимости от погоды (удивительно как жители Неаполя еще не накатали петицию о выселении шумного соседа). Но гордость не позволяла Коэну опуститься до слежки. Это казалось чем-то жалким и недостойным, не говоря уже о том, что парень и слышать ничего не хотел о Синдбаде. С последним, правда, вышла заминка, учитывая близость между покорителем и служанкой: в своих рассказах девушка нет-нет, да упоминала имя друга. Впрочем, делала она это вскользь и, похоже, не собиралась делиться подробностями о жизни Синдбада, что лично Коэна более чем устраивало. Так и повелось. По утрам они со служанкой занимались изучением языка Торан, а вернувшись к себе, Коэн либо продолжал корпеть над рукописью, дотошно переписывая символы с пожелтевших страниц, либо шел упражняться с мечом, стремясь поскорее разработать травмированную руку. К тихой радости парня, конечность восстанавливалась быстро, а в изучении Торан впервые за последние года полтора появились реальные подвижки. И все благодаря случайной встрече с одной нахальной девчонкой. Кстати, непостижимым образом и нахальство, и неприличное игнорирование субординации довольно быстро перестало бесить, а общество служанки стало даже приятным. А в один миг Коэна и вовсе кольнуло осознанием, что ему больше не нравится обращаться к девушке «эй ты». Но если в мыслях он еще мог называть ее Мелиссой, то вслух обращаться по имени к безродной служанке было как минимум странно. Особенно, когда сама она использовала осточертевшее «молодой господин Эн» исключительно чтобы поддеть собеседника. И зачем Коэн вообще сказал ей свое имя? Точнее, имя то он как раз и скрыл, называясь прозвищем, что раньше использовали только члены его семьи. А теперь еще и работница Неапольской библиотеки. Было непривычно, даже немного дико, но в целом не так уж и плохо. И пожалуй, этими же словами Коэн мог описать все свое пребывание в Реме. Но все равно с каждым днем желание вернуться на родину становилось все сильнее, а неизвестность, казалось, разъедала изнутри. Что, черт возьми, вообще происходит в Ко?***
Зайдя в собственные покои, Коэн опустился в кресло и перевел полный недовольства взгляд на шумную улицу, окрашенную рыжеватыми красками заходящего солнца. Сегодня шел уже третий день с момента, как Мелисса, никого не предупредив, перестала появляться на работе. И не то, чтобы парень переживал из-за внезапной пропажи служанки, скорее злился на вынужденное неудобство: новый слуга, приставленный к нему смотрителем, был абсолютно бесполезен и до отвращение подобострастен. «И все же, куда она подевалась? — нахмурившись, задался вопросом парень. Мелисса горела их исследованием чуть ли не больше самого Коэна, и то, что она пропала, не сказав ни слова, было странно. — Что-то произошло?» От размышлений Коэна отвлек тихий скрип двери, и он уже было обернулся, чтобы отчитать завалившегося без разрешения наглеца, но так и остался сидеть, открыв рот и пялясь на вошедшего в комнату высокого темноволосого юношу в восточных одеждах. — Что ты тут делаешь? — в итоге просипел Коэн, ошарашено уставившись в знакомое строгое лицо, на котором ярко выделялись темные синие глаза. — Ты, как всегда, само радушие, — слегка улыбнулся вошедший, и Коэн тут же подскочил на ноги, стыдливым кашлем прочищая пересохшее горло. — В смысле, как вы здесь оказались, Ваше Высочество? — Ну что ты из крайности в крайность, — чуть более недовольно отозвался собеседник. — Брось, не чужие люди ведь. — И правда, — хмыкнул Коэн, удивляясь не пойми откуда появившейся неловкости в общении с братом. — Рад видеть тебя в добром здравии, Хакую. — Вот так-то лучше, — широко улыбнулся первый принц и, сделав несколько шагов вперед, сжал чужое плечо в приветственном жесте. — Как ты тут? Брови Коэна вопросительно поползли вверх. Нет, он, конечно, помнил, что Хакую был любителем светских бесед, но сейчас явно было неподходящее для них время. — Ждал вестей, — коротко ответил парень, показывая, что не намерен тратить время на пустые разговоры. — Что ж, я твоя весть, — понятливо хмыкнул первый принц. — Правда, не слишком веселая. — Что-то случилось в подземелье? — тут же напрягся Коэн. — С Хакурэном? — Он сломал ногу и излишне драматизирует по этому поводу, но в целом в порядке, — поспешил успокоить брата Хакую. — Но мы не смогли получить силу джинна, она досталась наследнику Кай. — Что? — неверяще выдохнул Коэн — Но как же война и… — Я все расскажу, — мягко перебил его Хакую, кивая на стоящие у окна кресла. — Давай присядем и поговорим спокойно. У тебя найдется чем промочить горло? Все еще находящийся в прострации Коэн кивнул и поспешил выставить на небольшой стол два кубка и местное вино, на вкус парня излишне сладкое. После чего опустился на свободное кресло и требовательно уставился на сидящего напротив брата. Тот же, будто вовсе не замечая нервозности собеседника, разлил напитки по кубками и поднял свой, делая медленный глоток. Коэн на мгновение прикрыл глаза, давя зарождающийся в горле рык. В этом был весь Хакую: чтобы не творилось вокруг, первый принц всегда оставался невозмутимым и рассудительным, не позволяя эмоциям взять вверх. Стоило признать, что эта черта была одной из многих, что восхищала Коэна в брате, с которого он всю жизнь пытался брать пример. Правда, на взгляд самого Эна, не слишком успешно: сколько бы он не пытался прятать свою вспыльчивость за маской холодной отстранённости, приблизиться к Хакую, что без усилий излучал спокойную уверенность и величественность, не получалось. — Значит, подземелье, — ровно произнес первый принц, наконец, отставив кубок в сторону. — Как ты знаешь, оно появилось в ничейных землях, но, несмотря на наши усилия, войска Кай добрались до подземелья раньше, и потому принц Юншэн получил фору, войдя в него первым. Мы с Хакурэном пробивались к вратам с боем, а когда попали внутрь, оказалось, что нас разделило во времени. Хакурэн попал раньше и столкнулся с чудовищами подземелья, в бою с которыми и повредил ногу. Конечно, это повлияло на нашу скорость, и в результате, когда мы попали в сокровищницу джинна, тот уже признал своим королем принца Юншэна. — Он не стал ждать всех претендентов? — нахмурился Коэн, яростно сжимая кулаки. — Это ведь нечестно. — Судя по всему, добраться до сокровищницы первым было частью испытания, — все также спокойно проговорил Хакурю, но на мгновение его губы недовольно поджались, в синих глазах мелькнула сталь. — Абсолютно нелепое условие. Но, по крайней мере, мы успели добраться до сокровищницы до того, как она исчезла, иначе могли бы застрять в том подземелье на вечность. А так нас хотя бы вернуло обратно. — Я рад, что вы смогли выбраться, — искренне произнес Коэн. — Но что теперь? Ведь, как я понимаю, мы лишились не только силы джинна, но шанса заключить союз с Го. — Да, император Вей заключил союз с Кай, как только узнал, что принц Юншэн покорил подземелье. Пока что наши войска сдерживают их союз благодаря магам Ко. Но как только принц Юншэн освоит силу джинна, исход войны будет предрешен. — И все же ты спокоен, — прищурился Коэн, внутри которого все клокотало от ярости и тревоги. — Так какой у нас план? — Единственно возможный: покорить другое подземелье, освоить силу джинна раньше принца Юншэна и дать отпор Кай и Го. На мгновение Коэн подумал, что брат шутит, но быстро отбросил эту мысль: розыгрыши, даже самые невинные, были совершенно не в характере серьезного Хакую. — Это хороший план, — осторожно начал парень, удерживая твёрдый взгляд собеседника. — Но есть проблема: мы не знаем, существуют ли другие подземелья, и если да, то где они находятся. А на поиск может уйти слишком много времени. — Этот вопрос уже решен, — голос Хакую был все также спокоен. — Оракулом нашей страны. — Вот теперь я совсем ничего не понимаю, — честно произнес Коэн. — Разве Оракул не скончался не так давно? Впервые за весь разговор на лице Хакую промелькнуло выражение явного недовольства, и причина была вполне понятна: вопрос смерти Оракула был довольно скользким для правящей семьи. По слухам, тот сделал предсказание, порочащее честь императрицы и мистическим образом скончался еще до ужина. Сам Коэн из глубокого уважения к братьям и императору не верил в ходящие по дворцу пересуды, хотя внезапная смерть жреца и казалась парню подозрительной. — Что ж, как тебе известно, императрица принадлежит роду, что столетиями служит богам. После нашего отбытия к подземелью она направилась в горы, чтобы помолиться богам, и те указали на нового Оракула, живущего в деревне близь храма. — Это… Очень своевременно, — все еще не отойдя от удивления, кивнул Коэн, припоминая, что и предыдущего жреца привела во дворец именно императрица. — Так что, этот новый Оракул действительно может найти подземелье? — Даже больше — он может его призвать. Потому что является Маги. — Что за Маги еще такой? — Об этом он тебе сам расскажет и в подробностях, — устало выдохнул Хакую, в очередной раз вызывая недоумение у собеседника. — Ты только что глаза закатил? Хакую вновь устало вздохнул и, спрятав лицо в ладони, невнятно проворчал: — Знаю, надо быть терпимее, но этот Оракул совершенно невыносим. За время нашего плавания я трижды хотел вышвырнуть его за борт. — Это что ж там за тип такой, — тихо присвистнул Коэн, предчувствуя проблемы: раз уж жрец достал даже такого терпеливого человека, как Хакую, то с Коэном они точно не уживутся. — Когда отправляемся? — Вообще, как можно скорее, — ответил Хакую, отрывая руки от лица и поднимая взгляд на собеседника. — Но если тебе нужно закончить дела или с кем-то попрощаться, мы можем немного отложить отплытие. После слов брата перед глазами Коэна сам собой всплыл образ: наполненный светом библиотечный зал и светловолосая девичья макушка, склонившаяся над очередным древним свитком. Стыдно признать, но Рэн будет скучать по этому. Пусть и совсем немного. — Кто-то особенный? — прервал размышления парня не в меру проницательный Хакую. — Вовсе нет, — хмыкнул Коэн, кивком головы отгоняя непрошенное видение. Возможно, стоило сообщить Мелиссе о своем отбытии хотя бы затем, чтобы та не приходила в библиотеку: вряд ли взбешенный своеволием работницы смотритель теперь пустит ее на порог. Но девушка отсутствовала на работе уже третий день, и не факт, что появится завтра, а потому… — Отправляемся, — твердо произнес Коэн. — Нет смысла терять время. — Хорошо, — кивнул Хакую, поднимаясь на ноги. — Я сообщу слугам, чтобы собирали вещи, и буду ждать внизу. Выходи, как будешь готов. Когда за братом захлопнулась дверь, Коэн достал дорожную сумку, чтобы уложить в нее свои записи о Торан, и замер, опустив взгляд на лежащие на столе письменные принадлежности. Сердце в груди грохотало, как сумасшедшее: он отправляется в подземелье, а после вернётся в бой, чтобы закончить войну и спасти свою страну. А еще он покидает Рем. Возможно, навсегда. «Пожалуй все же стоит попрощаться».