***
Девушка с жужжащей пустотой в голове приоткрывает глаза. Не осматривается. Спереди землянистый пол. Она… А какой язык использовать? А, да, она в Японии. Она прикрывает глаза, не продолжая мысль.***
Накахара хлопает напарника по плечу, откомандовав всем старт атаки, и влетает с главного входа, обезоруживая и сгребая в кучу всю охрану в помещении. Заложники. Боссу надо принести заложников. Рюноске проскальзывает за его спиной в правое крыло. Предположительно там может быть спуск в подвалы. Хигучи принесла в отчёте. Парень на бегу режет охранников, притормаживая, только чтоб оглянуть помещения. Найдя лестничный пролёт, раскладывает по полу с десяток прибежавших на шум, через одного из мертвецов перепрыгивает на лестницу. Подвал воняет влагой, землёй и кровью. Несколько коридоров. Здесь уже пора прекратить убивать охрану, её захочет Мори-сан на допросы. Он сжимает кулаки, разъярённый до последней нервной клетки. Не убить. Вырубить. Не убить. Оглядывается. При промедлении атаки убивают заложников. Доля секунды на выбор.***
Безучастно, безынтересно. Девушка слышит стрельбу где-то сверху. Слишком тихо. Земля должна, наверное, глушить. Впрочем, а чё делать? Тогда и не важно.***
Левый под зданием, правый уходит вглубь от корпуса. Он делает шаг туда и обратно, по запаху не различишь. Правый.***
Акутагава добегает до конца, обнаруживая несколько больших комнат-камер с цепями. Пусто. Выворачивает чуть назад, поворачивает. Где охрана? Слышит копошение. Вырубает издалека человека, наставившего пистолет куда-то за угол. Откидывает того в свою сторону коридора, приложив об стену. Внушительное помещение, бьющий в нос омерзительный запах металла. Кровь. Поодаль замечает первым белые волосы. И всё остальное, кроме плеч, в крови. «Дора!» — Выкрикивает, подбегая. Девушка вяло поднимает голову. Он разрезает верёвки. Останавливается вполоборота, оглядываясь. Чисто. Садится перед ней на колено, ловя взгляд. — Что-то сломано? — Он не видит реакции, не уверенный даже, что девушка восприняла вопрос. — Кости, что-то? Тебя поднять можно? Рёку медленно складывает, что реальность изменилась. Что Акутагава сидит перед ней. Руки не прижаты к дереву так плотно. «Тебя поднять можно?» — Доходит вопрос. Она секунду напоминает телу, как кивать. — Можно. — Севшим и сиплым, тихим и мягким голосом наконец отвечает. Парень моментально подхватывает, постаравшись как-то аккуратно расположить девушку на руках. Быстро шагает на выход. Всех заложников берёт группа Накахары-сана. Только увезти Дору отсюда. Она в майке. На улице плюс пятнадцать максимум. В подвале меньше. У неё кожа вся холодная. Она дрожит. Он на секунду останавливается перед началом лестницы. — Стоять можешь? Девушка с паузой отвечает. — Не знаю. Наверное? — Всё так же слабо и тихо. Он аккуратно ставит её на пол, придерживая. Сдёргивает плащ и накидывает на её плечи, затем Расёмоном поднимает обратно на руки. Пока он поднимается, девушка чуть водит головой, разглядывая ткань. — Рюноске, — У парня замирают мысли. «Не надо. Не сорванным истощённым голосом.» — я же грязная. — Произносит она на последнем лестничном пролёте. Парень перешагивает убитых. Останавливается. — Я умею стирать одежду. — Смотря на неё. И идёт дальше. Рёку смотрит на меняющееся окружение. Чувствует сжимающие её руки. Морозит. Она не может выбраться из своей головы. Окружение не существует. Всё ещё не существует. Уже безопасно? Они ещё не вышли. «Мы.» «И он здесь.» Что-то мотыляется в сознании, но не останавливается, чтоб можно стало понять. Акутагава пересекает разбитый Накахарой-саном порог здания и обломки дверей. С первого этажа планомерно выводят заложников. Рёку обнаруживает себя в машине. Плохие ассоциации лезут. Руки, державшие её, исчезли. Она старается отмереть. Старается отмереть. Она хочет отключиться. И, кажется, начинает терять сознание, когда её хватают за плечо. Тело дёргается. Рюноске успевает почувствовать поганое зеркальное ощущение от ситуации. И свою бесполезность. У него нет чудотворного способа спасти. Достаёт всё для первой помощи и приземляется на сиденье напротив, когда девушка почти начинает падать. И вырывается из касания. Он категорически не справился. Встряхивает головой: «Сконцентрируйся.» — Дора. — На пробу зовёт Рюноске, ожидая долгие мгновения, пока она отзовётся голосом или действиями. Она утыкается плечом в спинку кресла, сидя боком, повёрнутая лицом к нему. Наконец парень находит зрительный контакт. — Тебе что-либо вводили, наркотики, медикаменты? Она мотает головой. Рюноске достаёт анестетик в шприцах, вату, спирт, медицинские щипцы. Тянется за запястьем, и она одёргивает руку на несколько сантиметров. — Дай. — Начинает он, резко сталкиваясь с напуганным взглядом. Тормозит злость в интонации. — Дай руку, надо обработать и обезболить. Зашьют тебя уже у врача. — Но девушка не расслабляет позы. Она чувствует, как ускоряется дыхание. Хотя тело должно быть уже истощено сопротивляться… «Недооценено.» Первая звучащая наконец почти её голосом в голове мысль. Парень тянется к руке. Парень обычно тёплый… Тело реагирует быстрее. — Рёкуми Дора, дай руку, пожалуйста. — Она смотрит. Она даст. «Дай секунду.» Она, споря с собственным телом, протягивает руку и касается его ладони. Рюноске переворачивает её руку. Протирает пальцы. Жжёт. Она еле сдерживает мышцы от попытки вырваться. «Это спирт. Он жжёт. Это нормально.» Старается вернуться в реальность Рёку. «Это спирт. Он жжёт. Это нормально.» Он колет что-то. Фаланги медленно перестают гореть. И берёт щипцы. Нервы сдают. Рюноске резко предполагает, что иглы там были по кругу, видя реакцию на инструмент и вспоминая вторую руку. Столько старалась. Столько. Руку выдернула, не остановилась. — Рюноске… — Она вспоминает молчаливо особенности построения фраз. — Я не в том состоянии, чтоб спонтанно… — Но не подбирает слова. — Комментируй каждое действие, пожалуйста. — Рёку смотрит на него. Совершенно не зная, что выражает на лице. Парень выглядит обеспокоенным. Акутагава почти физически ощущает, как жжёт вина и страх. А просьбу сразу исполняет. — Я обезболил эту руку. Я вытащу иглы. Пока не кончится анестетик, больно не будет. — Девушка вслушивается в хриплый и тёплый, комфортно низкий тембр. Протягивает руку. И отворачивается. Чувствует, как он сжимает запястье, придерживает. Чувствует какое-то давление в пальцах. Не чувствует в них боль. Помогает ли? Болит всё остальное. Рюноске медленно вытягивает иглу за иглой, вытирает кровь. Выбирает. Лучше, видимо, сейчас выехать в мафию, врачебный кабинет. Зашивать он сам не станет, а сильно помочь больше никак не способен. Заканчивает, обрабатывает ещё, некрепко сжимает её руку, чтоб пальцы уткнулись в вату. Отдаёт себе отчёт, что перестаёт быстро и здраво мыслить. Слишком много ассоциаций. И слишком плохо выглядит она. Поднимает взгляд, девушка не повернулась. Срочно пора выезжать. — Можешь повернуться. Я обработаю вторую руку и дам тебе обезболивающее. — Рёку слышит. Рёку не уверена, с какой задержкой слышит. Но слышит. Смотрит, как парень обтирает её пальцы. Жжёт. Она сжимает зубы. «Можно не терпеть.» — Встраивается важная мысль. — Жжёт. — Грустно и сипло озвучивает. Он на секунду останавливается. И Рёку слышит от него, продолжившего заниматься делом, тихое «Извини…» Затем, закончив, он достаёт и протягивает ей две одинаковые таблетки. И бутылку воды. Взгляд не поднимает. Девушка подносит руку к лицу, констатируя в голове, что очень сильно трясётся, отточено закидывает лекарство в рот, и, только на первом глотке понимает, насколько же хочет пить. Акутагава командует водителю отъезжать, и связывается с Накахарой-саном: «Нашёл. Мы уехали.» «В каком состоянии?» — Чуя по ту сторону линии рад, что девушка, по формулировке, жива. Отбрасывает из головы всё остальное. «Дай ей наушник.» «Какой у тебя план?» «Почему, скотина, так долго?» «Я уже думал, вы сдохли.» Все-все другие фразы. Закончит дело. Чисто. Нельзя, чтоб состояние подруги влияло на качество работы, на неё заточит зуб Босс. И нельзя подвести босса. «Средне-тяжёлом.» — Отвечает Рюноске, имея в виду физическое состояние, бросает взгляд на неё. Отвратительном. Отвратительном. Отвратительном. Отворачивается. Рёку чувствует приятную вибрацию машины. В носу только запах металла, салон никак не пахнет. Для неё. Анестетик отходит, и пальцы по нарастающей начинает прожигать. Она упёрто держит ватку, даже если это, возможно, ухудшает жжение. Она слышит, что Рюноске говорит водителю включить обогрев. Что-то настраивает на крыше машины внутри салона. Она чувствует мороз внутри и холодный пот. Она догадывается, что снаружи тела тепло. Жутко. Боль, почему-то, не доходит до нестерпимой. Что-то изменилось. Рюноске думает, с какой скоростью подействует на явно голодную девушку обезболивающее. В хоть насколько-то хорошем случае, врач поставит ей укол ещё более тяжёлого препарата. У девушки должен быть болевой шок, или был. Точно. Лечь. Лечь бы и уснуть. Девушка чувствует ярче всего: отключиться. Уснуть. Не видеть. Не чувствовать ничего другого. — Рюноске… Тебе мерзко меня касаться? Парень резко поворачивается. «Чего?!» Застывает от вопроса. — Нет. — Растерявшись, он отвечает первое очевидное, формулируя ещё варианты. — Тогда обняться… — В прострации совсем тихо под нос говорит девушка, порываясь встать, опирается рукой на спинку сиденья и поднимается, делая шаг и падая ему на колени. Укладывает голову на плечо. Утыкается лицом в шею. «Хоть что-то должно пахнуть не металлом.» — Зудит в голове Рёку. Рюноске почти не пахнет металлом. Она прячет нос, плотно прижимаясь к коже. И дышит. Чувствует, как со спины её приобнимает рука и мягко сжимает левое плечо ладонь. У Рюноске белый шум в голове, резкий ком в горле и твёрдое ощущение, что он во всём виноват. Что это из-за него она здесь. Что что-то мягкое и еле-тёплое не должно сейчас сворачиваться, улёгшись на нём. Ни единой мысли, но тошнотворное жжение в груди. Отвратительно. Непростительно. Нельзя. Он делает тихий небольшой вдох, чувствуя незначительный вес от плеча, упирающегося в грудь. И не находит неповреждённого места, где можно было бы погладить второй рукой. На ней так чужеродно смотрится его чёрный плащ. Он ей мешает. Он ей мешает. Ей больше нельзя здесь оставаться. — Спокойной ночи. — Выдыхает Рёку. Ей так нравится японское «оясуминасай». Оно уютное. Продолжает нюхать, какой-то новый запах. Тёплый, чуточку терпкий. Есть что-то ещё, но она не может разобрать. Весь воздух вокруг удушающе пахнет кровью. Или это ей кажется. Она глубже зарывается носом в сгиб шеи. Парень слышит тихое и осипшее: «Спокойной ночи.» И секунду не осознаёт сути происходящего. Опомнившись, чуть сильнее сжимает руку на плече. — Тебе нельзя пока выключаться. — Сам слышит, как выдал слишком понятную тревогу в голосе. — Я не отключусь. — Изнеможённо отвечает она. И через пару секунд. — Но могу уснуть. Опасно ли это для жизни? Следствие ли это шока? Надо ли держать её в сознании? Или наоборот, пусть медленно начнёт восстанавливаться и немного отдохнёт до врача? Он перекручивает вопросы и возможные варианты. Она была в сознании. Обезболивающее должно уже подействовать. Болевой шок не должен ухудшиться. Пусть спит? Он сидит и тихо придерживает посапывающую в шею… Дору. Пусть спит.***
Едут ещё минут пятнадцать. Девушка дышит равномерно, иногда дёргаясь. Акутагава решает для себя появиться в пыточных подвалах мафии, когда, после добычи всей нужной информации, заложников пора будет прикончить. Он вылазит из машины, но от движения девушка просыпается с резким мелким вздохом. — Всё нормально, Дора, мы доехали до врача. — Парень реагирует и говорит быстрее, чем успевает отфильтровать, правильно ли это было. Девушка бросает на него испуганный взгляд, кивает и чуть успокаивается. «Акутагава-семпай!» — Выкрикивает Хигучи через всю парковку и бежит. Он оборачивается. Только не сейчас. Он торопится. И не хочет болтовни. — Акутагава-семпай, вы её нашли! — Подбегает. Рюноске выбирает, что озвучить, но отвечает, не закончив выбор. — Да. В соответствии с информацией, которую ты и Чёрные Ящеры принесли. — Благо! — Выдыхает собеседница. И он видит, как часть груза ответственности спадает с подчинённой. Ответственности отплатить Доре за спасение его, Рюноске, жизни. За спасение его, Рюноске, жизни, из-за его собственной жалкой слабости. — Вы все уже вернулись? — Пытается выяснить парень местонахождение сестры. Он винит себя, что такая ответственность когда-либо легла на плечи Хигучи. — Да. Три минуты как подъехали. Он кивает, разворачивается и уходит, пока та не затеяла ещё что-то спрашивать. У Хигучи дёргается бровь от осознания, когда Акутагава-семпай уже исчез за дверьми. «Акутагава-семпай. Дал ей. Свой плащ?!»***
Девушка не успела собрать мысли и сказать Хигучи спасибо. Они двигаются по коридорам, где она ещё не была. Холодно не с такой силой. Поднимает ладонь. Трясётся. Значит, не так быстро. Она тихо прокручивает в голове, что произошло за последний, примерно, час. Она к парню по имени обращалась. Чёрт? — А где Чуя? — Поднимает глаза Рёку. — Он ещё заканчивает миссию, скорее всего. — Он бросает на неё короткий взгляд. — Забрать тебя было моей задачей, на нём все остальные. Девушка чувствует, не ожидая, жжение обиды. Это не логично. Это не логично. Но эмоции начинают твердить, почему её спас не друг? Почему не он её забрал. Почему его нигде нет. «Это не логично!» — Спорит с собой же. «Он точно делает то, что правильно.» Но обида не слушает. Рёку внутренне пугается. Эмоции, которыми она не может овладеть и направить? — Мы на месте. — Вырывает из рефлексии её парень. И открывает дверь. Резкий яркий свет чуть слепит глаза, и она щурится. — Здравствуйте! — Слащавый хрипловатый мужской голос. — Акутагава-сан, давно не видел вас. Девушка находит глазами вдалеке кабинета доктора, сидящего за рабочим столом. «Прикольно.» — Проносится в голове. «Давно у врачей не была.» — Мидзухара-сенсей. — Зовёт Рюноске с раздражением. — Секунду-секунду! — Неторопливо отвечает тот. — Я отсюда вижу, что… — Откладывает листы бумаги и что-то нажимает на компьютере, вставая. — …Пациент не умирает. У Рёку холодок проезжается по спине. Саркастичный слащавый мужской голос. Мидзухара-сенсей подходит, оглядывает девушку. — Та-ак-с, отмоем, зашьём. Внутренние повреждения есть? — Вроде бы, нет. Но проверяйте. — Отвечает Рюноске. — Жаль-жаль, понял. Проходите, осмотрим вас…? — Обращается уже к девушке. — Дора. — Отвечает она. — Дора-сан, проходите! — Довольный. Рёку поднимает голову к парню. — Опустишь? Он аккуратно ставит её на пол, придерживая плечи. Рёку переминается несколько раз с ноги на ногу. Больно. Очень. Но она стоит. Поднимает глаза на парня. Нахмуренный. Волнующийся. Недовольный. Ещё что-то. Она разворачивается и аккуратно проходит вглубь кабинета, останавливаясь перед доктором и ожидая дальнейших указаний. — Раздеться сможете? Нужно всё осмотреть. Если точно знаете о каких-то травмах, назовите, пожалуйста. — Он касается сгиба правого запястья, поднимает руку к себе, скользит по девушке изучающим взглядом увлечённо. Рёку слегка диссоциирует. Уже может понять, что диссоциирует. Ситуация вполне безопасная. Белый кабинет, кафельные стены, яркий свет и запах чего-то обеззараживающего — врачебное помещение так сильно отличается от остального мира, что она вспоминает свои юношеские походы в больницы. А их она не боится. За исключением… То почти стёрла из памяти. Но факт касания всё равно отпугивает. И мозг диссоциирует. Недостаточно, чтоб потерять из головы слова. Она замечает, что врач смотрит ей за плечо. И оборачивается. С удивлением выясняя, что Рюноске продолжает стоять там. — Можете пройти присесть, Акутагава-сан. — Нет. — Рёку произносит до того, как Рюноске успевает хоть шевельнуться. — Спасибо тебе большое за помощь. Встретимся потом? Парень явно чуть опешил. Кивнул. Отвёл взгляд. И вышел. Скулить, раздеваться и потенциально плакать перед ним? Нет. Она вздыхает медленно, поворачиваясь к доктору. Нужно собраться. Последний раз за этот день, пожалуйста. Прикрывает глаза на секунду. «Продолжать оказываться проблемой? Давать эмоциональное оружие против себя? Навязываться? Больше не могу.» И открывает. — Прям здесь раздеваться? Врач угукает и огибает девушку, проходя закрыть дверь. — Я первично осмотрю вас сейчас, потом, если это возможно, очистим кожу и пройдём зашивать. — Насколько раздеваться? — Трусы оставьте. Она снимает майку. Оценивает плотность прилегания спортивного лифа. И присохшие к крови джинсы. — Я не уверена, что… — Согласен. — Ловит линию мужчина. — Голени бы осмотреть. Остальное видно. — Если разрешите, могу разрезать джинсы по колено. — Без проблем. — Безынтересно соглашается. Так и так всё это в мусор. — В живот много били… Его бы… — Давайте с него и начну. — Врач подходит и расстёгивает джинсы на высокой посадке, приспуская край на бёдра. Девушку встряхивает. «Успокойся.» Он щупает, уточняя, где и как больно. Простукивает. Ещё что-то щупает. — Разрывов органов не наблюдаю. Крови в полости нет. Потенциально некритические разрывы мышц и или фасций. Операция, видимо, не нужна. Какая-то хорошая новость. — Рада. — Слабо констатирует она. Живот ноет. — И сколько вас били? Девушка лагает. Она не представляет. — А какой сегодня день? — Понял. — Хихикнул мужчина. — Сегодня восьмое ноября, пятница, — тянется к телефону, — тринадцать двадцать три. Пару-тройку секунд Рёку вспоминает, что вообще было раньше. — Началось в ночь с пятого на шестое. Это… Два с половиной дня? — Туалет посещали? — Раз?... Два?.. Не, должно быть больше… — Я про дефекацию. — А, не, нет. — Она с зудящим отвращением заставляет себя перекручивать, в каком состоянии находилась, чтоб ответить. — Тогда, думаю, точно нет разрывов внутренних органов. Он возвращается с ножницами, присаживаясь и режа джинсу. Задирает ткань. Осматривает. Девушка тоже чуть наклоняется, впервые видя подтверждение своим ощущениям. Одна. Сплошная. Гематома. — Переломов нет. Но на рентген сходите, трещины могут быть. — Он записывает что-то на листочке. — Вот адрес больницы на договоре с нами и мои им предписания, там всё сделают. Она кивает. — Мне ещё порезы вроде бы солью засыпали. Это обработке не?… — Я что-то такое предполагал по их виду. — Отвечает мужчина, вставая с пола. — Гм… Можете здесь помыться, как раз остатки смоете. И дальше зашьём. — Где? Он указывает ладонью на дверь. — Я могу сейчас отмочить джинсы от ран и вы пойдёте. Девушка кивает. Он садит её на медицинский мягкий стул, обрабатывает чем-то шипящим. Перекись? Аналог? Рёку не чешет за японские препараты достаточно глубоко. Только за то, чем сама владеет. Скользяще разрезает ткань по всей длине, с сопротивлением отлепляет её от кожи. Девушка остаётся в трусах. И лифе. Бросает взгляд на свои пальцы. Решает моральную дилемму… — Можете с лифом помочь? — Конечно. Мужчина стягивает с неё один из последних предметов гардероба. — Я вам сейчас положу в душевой одежду послеоперационную. Чтоб вы совсем голой не ушли. — Усмехается. — Ах да, и разуйтесь. Рёку было уже обрадовалась, что жизнь медленно упрощается. Чёрт там. Она слазит с кресла и аккуратно пытается наклониться… Забивает, садится на пол, сквозь боль медленно расшнуровывает кеды. Много кто говорил, что её любовь к кедам — это мазохизм, но сейчас выражение окрасилось в новые цвета. Встаёт, скидывает обувь одними ногами. И ими же стягивает носки. Неожиданно полезный навык получился. — Проходите. — Мужчина возвращается в комнату, оставляя дверь открытой. — Там полотенце, мыло, одежда. Разберётесь. Она кивает и обходит его.***
Рюноске осекается. Слыша категоричное «Нет», резко сказанное Дорой, понимает — она считает его здесь лишним. Он доставил слишком много проблем, чтоб продолжать. Ей и так плохо. Он выходит из помещения. Но не может уйти. Он уже ушёл. Один раз. И второй. Он не может подвести. Рюноске садится в коридоре мафии, чуть поодаль, у стены напротив двери кабинета.***
Душ жжёт. Девушка включает воду прохладнее, пытаясь оценить, падает ли в обморок. Вроде, нет. Она обмывает сухие корочки крови, не задевая сами раны. Умывает лицо. Скула болит. Только левая. «Реально.» Не удерживаясь, пару раз глотает воду, решая потом попросить. Вода на лице больше нервирует, чем успокаивает, поэтому она быстро заканчивает со всем умыванием. Подмышки, половые органы. Закончили. Аккуратно промакивает тело полотенцем. Протирает спину и кончики волос. Синяя тонка огромная футболка. Синие штаны с завязками. «Прикооольчик.» Или это не футболка? Стоп, а ноги обрабатывать? Она натягивает верх, длиной с платье. И открывает дверь поинтересоваться. Мидзухара-сенсей отвечает, что штаны ей для похода домой. А пока так. И они проходят в помещение с кушеткой. Он растворяет лишнюю кровь, обрабатывает, собирается избавиться от корки. Уточняет про приём еды, воды, лекарств. — Акутагава-сан мне дал какое-то обезболивающее. — Название, дозировка? — Не представляю. — Честно отвечает. — Что ж, тогда опасно делать анестезию. Девушка оставляет всё происходящее на откуп врачу. Пусть решает. Без анестезии? Они ж шить собираются. — Вы уверены? — Абсолютно. И она не находит обоснования спорить. Ну, будет больно. Это достаточно?***
Рюноске сидит и, среди прочих рассуждений, доходит до вопроса, точно ли Дора знает специфику мафиозного врача? Мидзухара-сенсей тот ещё неприятный человек. Но девушка не хочет присутствия парня там. Он и так виноват. И без того виноват. Чтоб переспрашивать. Но это серьёзно. Она же знает? Она обычно более-менее всё заранее знает. Цена ошибки. «Пусть ненавидит потом, я обязан проверить.» Он поднимается и стучится в кабинет. Мидзухара-сенсей на мгновение выражает раздражение, уже доставая иглу и нить, когда слышит стук в основном кабинете. Рёку провожает мужчину взглядом. Фанат своего дела. — Мидзухара-сенсей, вы отдаёте отчёт, что ваши извращения применять нельзя? — Задаёт с порога вопрос Рюноске. Мужчина недовольно сводит брови. — Вы упорно мешаете, Акутагава-сан, как похоже на вас. — И вздыхает. Рюноске с нарастающим раздражением стоит на пороге. — Я ей дал 800мг ибупрофена, в пальцы колол лидокаин, около часа назад, вколите что-то вроде Трамадола. — А что, если не стану? — Врач усмехается. — Я вам всё высказал. Два года назад. У неё разрывов внутренних органов нет? Переломов? Чего-то ещё опасного? — Рюноске почти закипает. Всегда, имея необходимость говорить с этим человеком. — Понял. — Выдыхает недовольно. — Нет, у неё, по осмотру, ничего опасного. Только некрасивое. Парень закипает. — А теперь, извините, я пойду своим делом заниматься. — Комментирует мужчина. — Вколю. — Недовольно бросает. Рюноске делает шаг назад. Перед ним закрывается дверь. Проверил. Не зря проверил. Отвратительный человек.***
— Акутагава-сан сказал, что вам дали… — С какой-то угнетённостью в голосе произносит Мидзухара-сенсей, вернувшись. И достаёт бутылёк. — Я вам вколю наркотический анальгетик, болеть ничего не будет ближайшие плюс-минус шесть часов, потом постепенно вернётся. — И вздыхает. — Могу… Могу ещё дать с собой несколько доз. Колоть внутримышечно, умеете? — Себе — нет. — Отвечает девушка. И задумывается. — Но, может, могу попробовать. Давайте возьму. Он ставит укол, недолго сидит, а затем принимается зашивать. Девушка чуть расслабляется, жжение отступает, притупляется. Она пару раз поглядывает на процесс, страшно, да интересно. Никогда ничего не зашивала. Что и озвучивает. — Вас никогда так серьёзно не ранили? — Чуть удивлённо интересуется Мидзухара-сенсей. — Не, не случалось… — Она как-то вяло вспоминает предыдущие девятнадцать лет жизни. — И вы так два с половиной дня провели? — Всё ещё удивлённо. — Какая-то у нас интересная новая сотрудница. Рёку выдыхает носом, но не усмехается. Несмешно. Забавно, по правде, но не ей. — Вроде того. — Комментирует и отворачивается. Всё же страшно. Зашили по три длинных разреза на предплечьях и бёдрах. Ей не разрезали мышцы, и то хорошо. Он обрабатывает ногти. Немного жжётся. Какая, уже, мелочь… По её просьбе заматывает всё. Медицинским скотчем пальцы, бинтом руки и ноги. — Поврежден матрикс или нет, станет видно при росте. Как раз придёте швы снимать и осмотрим. (*матрикс — часть ногтевой пластины под кожей, откуда ноготь растёт.) — Поняла вас. Спасибо. Большое… — Она надевает штаны и запихивает ноги в кеды, особо не затягивая шнурки. Забирает грязные шмотки. Прощается, кланяется и выходит. И впирается глазами в сидящего у противоположной стены Рюноске. Встряхивает головой. Намеревается пройти мимо. Парень видит Дору и медлит. Он с каждой стороны виноват. Необходимо извиняться. Извиняться нельзя — нельзя общаться. Надо подойти. Подойти нельзя. Надо проводить! Он встаёт. Девушка из последних, впрочем, несуществующих сил, собирается с мыслями, готовясь к наезду. За всё. За слабость, за неосмотрительность, за глупость, непрофессионализм. — Дора, тебя проводить? — Парень произносит синхронно с осознанием: это не должно быть сформулировано как вопрос. — Не, — мотает светлой головой она, — я дойду. «Круто, теперь он считает меня беспомощной животинкой.» — Заключают мысли. Не доходит, что это абсурд. — И извини за фамильярность, Акутагава-кун. — Она было думает объяснить, что была не в сознании, но останавливает себя от оправданий. Чуя так и не появился. Она в микро-шаге от истерики. В мгновениях от того, чтоб рыдать прям на этом полу. Она давит вглубь комок в горле, и больше не рвётся ничего сказать. Поворачивает за угол и шагает в сторону предполагаемого выхода из корпуса. Рюноске останавливается на мысли «я её окончательно разочаровал», и медлит пойти следом. «Акутагава-кун» не звучало никогда. Он даже не понимает, откуда взялась форма, не описывающая никакие варианты их взаимоотношений. Дора исчезает из виду. Он, спустя ещё с десяток секунд, берёт себя в руки. Надо проводить, что бы она не посчитала. Надо же? Звонит телефон. — ГДЕ. ТЕБЯ. НОСИТ. Я. ИДУ. — Орёт Накахара-сан. Не очень ясно, вопрос это или всё же утверждение. — Я во втором корпусе. — Отвечает и начинает идти в ту же сторону, куда ушла девушка, постепенно ускоряя шаг. — А ОНА ГДЕ? Рюноске подходит к выходу, понимая, что она уже испарилась. — Не знаю. — Отвечает в прострации парень. — Домой пошла. — ЧЕГО? — Совсем яростно вскрикивает Руководитель. И Акутагава согласен с этим вопросом. Что он только что допустил? Накахара-сан появляется через минуту максимум. — Я ТОЛЬКО ЗАКОНЧИЛ С ПЕРВЫМ ЭТАПОМ ПЫТОК. — Злой от всего этого дня и перегруженный сдерживаться орёт Чуя. — И ТОЛЬКО ПРИБЕЖАЛ. — Берёт секундочку отдышаться, жёстко вдыхает и кричит. — А ОНА УШЛА?! ОДНА УШЛА?! Он готов теперь бить ещё и Акутагаву за фантастическое непонятно что. — Она ушла. Сама… — Потерянно и хмуро говорит парень. — ДА В КАКОМ СМЫСЛЕ? — Чуя чуть снижает градус истерики. Она ж невидимая может быть, и правда могла ускользнуть. Ускользнуть? Да от Акутагавы? Да добровольно? Да что за чёрт! — Отказалась от сопровождения… — Рюноске заранее знает, что это дикий паршивый бред, который он допустил. — Акутагава! — Чуя держался, Чуя держался. — АКУТАГАВА! Ты ж УМНЫЙ ПАРЕНЬ, но СЕЙЧАС ты ВЕДЁШЬ себя КАК ИДИОТ! — Выкрикивает, хватая ворот рубашки. Отталкивает. Разворачивается и почти выскакивает из здания, но тормозит, шоркнув подошвами об пол. Нет, он неверно поступит. Оборачивается. — Ты реально умный. Исправь просто… — Чуя не находит формулировку для изначальной мысли. — Короче! Хватит себе врать. — Бросает с давно цветущей злостью и выметается из здания, запрыгивая на мотоцикл.***
Дора заходит домой. Скидывает кеды, кидает грязную одежду по ходу шагов на пол, заходит на кухню. Наклоняется к крану, жадно пьёт. Да к чёрту посуду. На плите зацветшая сковородка. «Мда.» — Выдаёт девушка. Она так сдерживалась от истерики, что сильнее диссоциировала. Мир сплющенный, пустой, безвкусный. Она ложится на пол, сворачиваясь клубочком. Тут вот не так холодно. Кухня у неё уютная. Правда, ничего весомого она не ощущает. Но помнит — обычно уютная. Снаружи свистит тормозящий мотоцикл. Она поднимается, выглядывая в окно. И пересекает коридор синхронно с тем, как Чуя пересекает двор. Распахивает перед ним дверь. — Чё? — ТЫ КАКОГО ЧЁРТА ОДНА УШЛА?! — Орёт сходу парень, впихивая и её, и себя внутрь. Замирает. — Стоп, а как ты вошла? Ключи у меня. И твои, и мои. Девушка жмёт плечами. — Есть некоторые вещи, которые знаю только я. — Она констатирует с холодком, частично от диссоциации, частично потому, что бесконтрольно жжёт обида. И мир немного плывёт. Она как-то подзабыла или подзабила, что обезболивающее наркотическое. Парень вздыхает. — Так, это потом тогда. Чуя впервые видит её за эти три дня. У неё гематома на лице. Ровным слоем замотанные руки. Невольно проплывает ассоциация с Дазаем. Она выглядит посиневшей и измождённой. К чёрту разборки про ключи. — Ты как? — Он делает шаг к ней. Насколько всё плохо? Вряд ли травму рук Акутагава бы охарактеризовал тяжёлой. А остального не видно. Девушка делает шаг назад. — Чуя, я не в состоянии на разговор. Ты сам-то где был? И направление разговора парень резко понимает. Конечно же, мать его, это выглядело для неё ровно так, как он и опасался. Чаще опасения напрасны, но в этот раз… — Я ловил и допрашивал тех, кто тебя схватил. Как только первично освободился, прибежал, а ты уже ушла. — Чуя старается всё объяснить, но не вдаваться в подробности явно проживающей истерику подруге. — Извини, пожалуйста, что я тебя не забрал, что забрал Акутагава, я распределил так, чтоб и их накрыть, и тебя спасти в первую очередь. Девушка слышит его слова. Честно. Честно. Честно слышит! Честно воспринимает. Эмоции не стихают. Истерика пытается подняться изнутри и вылиться. Рёку душит её обратно. И эмоции продолжают пылать. — Я не могу разговаривать. — Получается сурово. Её разрывает и она не знает, как остановиться, не рыдая. Она не может рыдать. Она держится. — Потом пообщаемся. Уходи. Чуя хмурится, не узнавая такой ответ от подруги. Она стоит напротив, сложив руки на груди. Не раздражённая, не злая, не грустная, но со слишком каменно-спокойным лицом. Слишком напряжённая всем телом. — Рёку, — он осторожно начинает, — тебе же плохо, давай я останусь? Ты выплачешься? Мы заночуем? — Настороженно предлагает. — К чёрту. — Отрезает она. — Я соберусь, отлежусь и буду разгребать дела. Девушка не до конца понимает, что имеет в виду. Но работать обычно надо в любой момент. Может, это что-то логичное. Чуя щурится лишь сильнее. «Что за ублюдошная фантастика происходит?…» — Рё, ты обычно не так проблемы решаешь… — Начинает он. — Чуя, ты ж сам видишь, я не в состоянии. — И она заканчивает в приказном тоне. — Уходи. Оставь меня одну. Парень продолжает щуриться. Делает спиной пару шагов к выходу, следя за реакцией. Но она лишь чуть хмурится, будто требует исчезнуть быстрее. Он делает шаг за порог. И она быстро подходит, хлопая перед его носом дверью. «Это полное дерьмо.» — Констатирует Чуя даже не злой. Даже не яростный. Даже не обиженный. Констатирует Чуя сквозь жуткое ощущение, что всё внезапно обрушилось и сломалось. Вот в эту секунду он понимает, как она могла уйти без сопровождения Акутагавы-куна. Медлит, тупо пялясь на дверь. Она в истерике. Очевидно. Она его выгнала. Не может же он с ней драться, чтоб посидеть вместе? Ей и правда нужно дать день отлежаться? Она не выбрала плакать после явно жуткой ситуации. «Так вот, что ты охарактеризовал как «тяжёлое».» — Говорит сам себе парень. Рёку так не поступает. Рёку не такой человек. Рёку за год невозможно было заставить эмоционально отдалиться, что бы ни происходило. Даже за все последние тяжёлые месяцы. Рёку всегда идёт с ним на контакт. Всегда. Даже когда он её так или иначе в ярости обижал, она говорила об этом, ставя себя в уязвимое положение. И Чуя каждый грёбанный раз вроде бы, казалось ему, доказывал, что это безопасное поведение, извинялся, извинялся, и старался больше так никогда не поступать, не говорить, учился взрываться не на неё, а при ней. Неужели ему казалось. Неужели он никогда не видел девушку в настоящей истерике. Он с шоком понимает, что не знает, как поступать, и как это решать. Растерянно садится на мотоцикл. Оглядывает дорогу. Видимо, он едет обратно? Узнать подробности у Акутагавы-куна, как минимум? Он ведь и на него наорал. Неприятный расклад у ситуации. Чуя не гонит по дороге.***
Рюноске доходит до кабинета. Кладёт плащ на стол. Берёт перо со стола. Крутит в пальцах. Кладёт обратно. Плащ кровью слабо пахнет. Парень сюда непонятно зачем пришёл. Надо с сестрой встретиться, удостовериться, что она в порядке. Он думает написать, открывает телефон, но слова отвращают. Пару секунд смотрит в экран. Домой пойти? Она может быть уже там. Всё же пишет: «Где ты?» И идёт домой ненадолго. Плащ отстирать вручную? В химчистку сдать?***
Рёкуми Дора оседает на пол коридора от зашедшегося истеричным ритмом сердца. Дышит. Дышит. Дышит. До пустоты в голове дышит, держась рукой о стену. Встаёт. Заходит в спальню. Достаёт незавершённые дела, исследования по которым начала в последние пару недель. Вчитывается, проговаривая в голове слова, чтоб ни один звук не был сгенерирован сознанием.***
— Аллё, ты где? — Звонит Чуя, сидя на мотоцикле на парковке мафии. — Ушёл. Чуя потирает и сжимает пальцами переносицу. Их всего трое в этой ситуации, и двое из трёх с ним не разговаривают. Он пока, вроде, хотя бы сам с собой разговаривает. — Когда вернёшься? Надо поговорить. — Срочно? — Относительно… — Произносит Чуя. — Сегодня. Лучше сегодня. — Тогда вернусь через два часа. — Хорошо. — Рыжий напоминает себе, кто он сам такой. И что пора, видимо, всё наконец исправлять. — И спасибо за твой вклад. — Спокойно и искренне дополняет он. Рюноске слышит и не понимает. Он всё сделал неверно. Но в интонации Руководителя нет ни сарказма, ни агрессии. — Она в порядке? — Спрашивает как-то нервно брюнет. — Она в полнейшей истерике, но дома. — Честно выдаёт Чуя. И добавляет. — Я никогда не видел такую степень. Поэтому и надо поговорить. — За полтора часа могу успеть. — Выдыхает Рюноске, прикрывая глаза. — В четыре пятнадцать зайду к вам. — Спасибо. — Говорит Накахара-сан и кладёт трубку.***
Взгляд плывёт мимо текста через… две страницы. Она кладёт документы слева от себя на кровати и падает спиной назад, вздыхает, поднимает глаза в потолок. Закрывает глаза, забираясь с ногами. Она не чувствует сонливость, но чувствует себя истощённой. В горле и груди жжёт зажатый эмоциональный взрыв.***
Чуя торчит в кабинете. Смотрит на сумку с её вещами. Он доложил туда её телефон, когда вернулся с миссии. Там скорее всего сохранилось не всё, но Чуя нашёл и забрал то, что признал за вещи подруги в хранилище у тех мудил. Он прикидывает. Чёрт с ней, с пропущенной за три дня работой, Рёку явно справляется с переносом планов. Документов подруги в сумке не было, значит ли это, что их стащили и использовали? Есть ли у неё уже готовые запасные поддельные? Те, конечно, тоже поддельные. А может, в сумке изначально не было документов. Когда ей передать телефон? Сейчас съездить? Они договорились с Акутагавой-куном, а если Чуя сейчас уедет, и подруга разойдётся рыдать, он может быть так увлечён, что даже не сообщит о смене плана. Выйдет плохо. Чуя отдельно бесится со всего. И ещё немного бесится со всего остального. Он опять всё пропустил и ничего не знает. Эти двое умеют взаимодействовать спонтанно и так мощно, что он не удивится, если они обсудили, даже в таком состоянии подруги, Бином Ньютона и предпочтения в именах будущих детей в одном диалоге. Стоп. Она была… У мафиозного… Врача. Чуя вздёргивает голову. «Дерьмо, а как всё прошло-то?!» «Акутагава-кун же не настолько туп и молчалив, чтоб…» Парень обрывается. Подруга точно не знала ничего об их враче. Это неписаный факт, передававшийся внутри коллектива. Он же не успел вылить на неё все свои садистские наклонности? Почти каждый сотрудник уже высказал Мидзухаре-сенсею в лицо, с какой скоростью кончится его жизнь, если он дёрнется. Но с новичками он всегда пытается провернуть что-то. Акутагава предупредил? Акутагава же предупредил? Или проследил? Чуя нервно выдыхает с негромким криком души. Пока есть время, нет новостей, и есть такое неспокойное состояние, пойдёт-ка он продолжит выбивание из схваченных бандитов информации. Чуя не изловил их босса. Тот исчез в неизвестном направлении из здания. За несколько часов до приезда Мафии. Чертовщина. Они просчитались? Или настолько сраное совпадение?***
«Я дома.» — Пишет девушка, проверяя телефон на входе в квартиру. Слышит, закрывая дверь, звон лифта. И знакомые шаги. Приоткрывает дверь на встречу брату. — Ты в порядке? — Спрашивает он и сходу обнимает. Нельзя сказать, что они совсем редко обнимаются, но вопрос… — Я? Да…? — С долей непонимания отвечает Гин. А она должна или могла быть не в порядке? Помимо очевидного выезда на миссию. Но та была вполне стандартной по сложности или опасности. Она разглядывает его, как только он её отпускает. Не выглядит таким загруженным. Не выглядит расстроенным. Не выглядит нервным. Выглядит задумчивым. Всё прошло хорошо и закончилось? Гин молчит, предполагая, что информаторша должна быть в порядке, а миссия успешно завершена, иначе Рюноске бы вряд ли вернулся в таком мало эмоциональном состоянии. — Всё хорошо? — Спрашивает она. Брат хмурится. Нет, не хорошо. — Наверное. — Отвечает он через пару секунд. А почему плащ в руках? Ошеломлённая поначалу девушка не сразу сложила в уме, что брат зашёл позже, а не раньше неё, и потому начать раздеваться успеть не мог. — Главное, что с тобой всё хорошо. — По итогу говорит ей Рюноске. Гин с нарастающими подозрениями чего-то нехорошего кивает. — А что с плащом? — В химчистку надо отдать. — На задании как-то задел? — В чуть более бытовом стиле интересуется девушка. Заодно пытается узнать, нет ли каких-то незаметных с первого взгляда травм. Брат слишком долго думает над ответом для простого «да». — Да. — Говорит он. — Я не надолго, Накахара-сан вызывает. Как насчёт чая? Гин подозревает неладное. Соглашается, конечно.***
— Я всё же не могу не спросить, как всё прошло? — Гин отпивает уютный вкусный зелёный чай. Они сидят в домашнем кабинете на полу напротив друг друга. Рядом стоит небольшой поднос, откуда она взяла свою чашку. — Обычная миссия. — Отвечает брат, но на долю секунды хмурится. Девушка вдыхает запах, поднеся напиток ближе к лицу. Обнимает посуду обеими ладонями. Выдыхает, опускает чашку к коленкам. — Мафия точно разменяла информаторшу на информацию о местоположении банды. — Она ловит напряжённо-удивлённый взгляд брата. — Знаю, и? — Отвечает. Удивился от того, что произнесла сестра? Но Гин заранее сформулировала, что собирается говорить дальше. — Я не могу облегчить тебе то, что ты чувствуешь, сделать её резко неважной. Поэтому я делюсь тем, что знаю, чтоб вы могли решать, исходя из реального положения дел. — Она закрывает рот и пару секунд молча смотрит, подчёркивая окончание мысли. Брат думает. — Спасибо… — Произносит растерянно, не смотря в глаза в ответ. — Рюноске, если ты будешь готов или будешь желать поделиться чем-то, я очень хочу тебя выслушать. — Уточняет она предпоследнее важное. — Я… знаю. — Он озадаченно смотрит чуть в сторону, в пол. — Я очень виноват. И я не могу это исправить. И не стоит тебя… Не стоит тебе над этим всем размышлять. — Он проверяет бегло наручные часы и поднимает глаза. — Главное, что ты в порядке. Мне пора. — И встаёт, торопливо выходя из комнаты. — Надо ещё успеть в химчистку сдать плащ. — Говорит он, обуваясь в коридоре. — Я могу отнести, ты не будешь торопиться. — Предлагает Гин. «Не надо размышлять.» «Очень виноват.» «Не исправить.» Девушка почти дёрнула лицом от раздражения. Как же давно он взял манеру «не думай об этом». В чём виноват? Не спас? Но ведь спас. Она точно будет «размышлять». И почему она должна была оказаться не в порядке? — Не стоит. — Брат гладит её по голове и уходит. Гин рисует картину происходящего в голове, чтоб обозначить чёрные пятна, которые брат ей не поведал. Итак, по некоему договору эти двое не общались. Почему-то не вызывает сильного удивления то, что информаторша исполнила свою часть. Вряд ли брат ей бы угрожал. Вопрос: как выглядела эта договорённость. И отдельно вопрос, точно ли они не взаимодействовали. Это наиболее вероятно, учитывая его поведение в последний месяц. Но исключать нельзя. Винит себя за то, в каком состоянии девушка вернулась из плена? Или только за факт плена? Чисто ли по работе его сейчас вызвал Накахара-сан? Она прекрасно помнит ответ «мы дружим с Чуей Накахарой», прозвучавшей в её первом разговоре с информаторшей в том туалете. Зная брата, он может постараться выгнать девушку из мафии, куда-нибудь отодвинуть. Поддержит ли это Накахара-сан? К тому же, Гин предполагает, «не исправить» может быть как реалистичной оценкой, так и чистыми нервами. То, что произошло, «не исправить». Но если он о какой-то своей оплошности, о том, что он счёл ошибкой… Нередко «не исправить» не подходит. Если бы «не исправить» было описанием каждой грустной или опасной ситуации в её с братом отношениях, они бы явно не жили так уютно вдвоём друг с другом по сей день. Ещё раз, почему она должна была оказаться не в порядке? Гин решает выследить информаторшу и посмотреть на её состояние. Как минимум. Потребуется ли разговаривать — решит, увидя.***
Чуя отвечает «входите» и с нотой какой-то радости видит Акутагаву-куна. Хотя бы, может, что-то станет понятнее, если с кем-то поговорить? — Садись. — Говорит Чуя, заранее развернув кресло лицом к себе, сам же поднимается с рабочего стула, обходит рабочее место и приземляется на столешницу. — Итак, по порядку… Про работу. Слушай внимательно, договорю и обсудим. Заложники ответили, что пытал её босс их организации. И именно он один из немногих, кого мы на месте не нашли, соответственно не взяли. Какого чёрта — пока не знаю. Сейчас будем этот кусок говна активно искать. Архивы мы забрали, людей мы забрали, здание стёрто с лица земли. Вопросы? — Он на свободе, а Дора сидит одна? — Первым же делом спрашивает с раздражённым укором брюнет. — Пока она дома, всё нормально. — Отвечает Чуя. — Это что-то типа неприступной крепости. А то, что она одна, мне тоже не нравится, но это сейчас отдельно выскажу. — Почему вы так уверены? — Нормально, я сам как-то проверял. Не разрушаемая штукенция. — Говорит и тяжело вздыхает. Хороший был тогда вечер. Говно какое-то. Акутагава-кун хмуро кивает. — А вот теперь про остальное. — Чуя медленно разгоняется. Но ещё рано. — А-а, какое дерьмо происходит. — Отпускает часть эмоций парень. — Так, начнём с того, в каком состоянии ты её забрал, и как так получилось, что она ушла? Потому что я, кажется, начал тебя понимать, встретившись с ней. Брюнет медлит с ответом. — Акутагава-кун, давай быстрее, пожалуйста, меня очень бесит всё, что происходит, и я хочу хоть чё-то понять. Парень ещё несколько секунд хмурится и изучает мебель комнаты глазами. — Вы степень травм знаете? Она ушла в такой одежде, что не видно. — Не знаю! Понимаешь, ничерта не знаю! И она ничерта не сказала! Поэтому и ответь! — Вскипает Чуя, не на Акутагаву-куна, но на расклад. — У неё изрезаны все руки и ноги, внутренних разрывов нет, я в машине вытаскивал иглы из-под ногтей. Она была в почти бессознательном состоянии, падала в обморок. Нашёл я её в подвале, привязанной к стулу. О потенциальном сотрясении или ином я не знаю сам. — Выдает размеренно и последовательно цельное описание. Чуя поднимает брови. Смотрит на брюнета, на ковёр, на стену, на окно. Возвращается. Акутагава-кун продолжает. — Она ответила, что не надо её провожать, и ушла. — Невидимая? — Видимая. — Так а… Почему? — Парень фоном переваривает всё предыдущее, но недоумевает сейчас, последнее не получается представить. — Я не думал, что ты просто согласишься и… Так, подожди, а что было у врача? — Чуя вспоминает очень важную деталь. — Не знаю. — Чего?! — Загорается Чуя. — Ты же знаешь про Мидзухару-сенсея! А она нет! — Это я проследил. Но она сказала выйти. Что происходило внутри — я не знаю. Чуя второй раз цепляется. «Она сказала». — А когда я пропустил момент, и ты начал слушать то, что она говорит? — Без агрессии искренне интересуется. — Всегда? — Хмурится вопросительно брюнет. — Как прошла ваша встреча? — Резко переводит тему. Чуя оставляет вопросы про взаимоотношения на потом. — А-а-э-это хороший, мать его, вопрос! — Рыжий наконец отпускает своё раздражение и непонимание гулять. — Смотри, я приехал, она меня впустила, ответила, что не способна на диалог и ей надо побыть одной. Очень железно ответила это. Несколько, мать их, раз. И выгнала! На последнюю фразу брюнет явно реагирует. — Это не похоже на то, как я представлял ваши взаимоотношения. — Комментирует. — ВЕРНО! — Вскрикивает Чуя. — Да потому что не было такого никогда! — Замедляется. — Сейчас, узнав детальнее, я понимаю размеры причин для её состояния, но я её в ТАКОЙ истерике не видел никогда! Понимаешь? — Чуя почти спрыгивает со стола, но остаётся. — Железобетонная моя подруга, которая открыто плачет, делится, и с лёгкостью уравновешивает свои эмоции! — Вспыляет парень и понимает, что болтает лишнее. Останавливается. — Я к тому, что всё как-то очень плохо. Брюнет темнеет в лице и совсем уже не поднимает глаза. Чуя молча смотрит на него. «Думай, парень, думай. Это психологическая проблема, следовательно, должно быть психологическое решение. Но, из нас двоих, это специализация Рёку… Мне в команду нужен Акутагава-кун. Я с ним давно работаю. Давай, она рассказала тебе столько рефлексии, что ты должен был подхватить из этого хоть что-то… Акутагава-кун втюрился. Он полез её защищать, рискуя жизнью. Они перестали общаться. Её пытали. Он тихо сидел и ждал разрешения, босс явно нашёл точку давления. Сестра, вероятно. Но что делать нам двоим сейчас? Не туда иду… Психологическая проблема. Какая? Перегрузка? Истерика, я же сам успел сказать, это истерика. Что делают? Выводят эмоции, расслабляют, заставляют отдохнуть. Она сама уже отдыхает? Я так опирался на идею, что мне нужно сотрудничать с Акутагавой-куном, не подумав совсем, нужен ли он в этой схеме. Если предположить, что они вновь прекратят общаться, он же только осложнит всё…» — А знаешь, — начинает Чуя, — это всё не должно же быть твоей проблемой. Я что-то забылся и наговорил лишнего. Прошу прощения. — Жмёт плечами парень. Акутагава-кун поднимает на него чуть удивлённое лицо. — Ты её спас. Задание выполнено. Я не должен дальше требовать от тебя личное участие, которого ты не желаешь. Можешь идти. Рюноске смотрит на Руководителя. Не находит ни одного объективного обоснования сказать о своей заинтересованности. Ни одного объективного. Встаёт. Кланяется. Он же сам выбрал не общаться. А, чтоб убедить прекратить сотрудничество с Мафией, так и должно продолжаться. Он выходит. Чуя сидит на столе, проводив до двери взглядом брюнета. Сделал ли он правильный выбор? Как тихо и покорно Акутагава-кун испарился. Теперь Накахара в одного должен решить то, что происходит. Он вдыхает. «Надеюсь, я научился у тебя достаточному, чтоб тебе же помочь.»***
Девушка вскакивает на кровати, не понимая, где находится. Перед глазами рябь. Тело покрывает резкой болью. Она истерично дышит, лишь через несколько секунд осознавая, что все звуки закрывает равномерный гул ударов скачущего сердца. Боль сковывает. Она дышит, задыхаясь, смотрит на руки, на тело, не ощущая его своим. Картины крови и верёвок перед глазами никак не растворяются. Она сползает с кровати на пол, кажется, стягивая за собой часть покрывала. Колени ударяются о твёрдую гладкую поверхность, шуршит ткань. В ладони впивается сетка бинтов. Волосы нависают над лицом. Под. Вокруг. Скатывающаяся капля щекочет кончик носа, она чихает, и живот схватывает, всё тело отдаёт ноющей сводящей с ума болью. Она оседает на пятки. Срочно что-то. Паническая. Дыши. Выбирайся. Рёку пытается вспомнить, боль настоящая или психологическая. Старается дышать по счёту, один и, два и, три… Получается переменно. Боль должна быть настоящая! Укол, ей дали что-то… Она может… Пытается встать и делает шаг, почти налетая на косяк дверного проёма. Вдоль стенки добирается до брошенных у входа вещей. Трясёт. Трясёт. Трясёт. Она падает на колени, доставая бутылёк и шприц. Дозировка… Два. Она повторила это несколько десятков раз в голове, она запомнила это. Она старалась, она старалась, она старалась. Она протыкает крышку, набирая, спускает лишний воздух из шприца. Нужно поменять иглу… Пальцы трясутся, почти роняя вещь. Зубами сдёргивает прошлую и долго пытается надеть на тонкий кончик чистую. Изворачивается, но понимает — нет запаха спирта. Дёргает спиртовую салфетку из стопки вещей и завязку штанов, наскоро протирает вроде нужную зону, и резко колет в ягодицу, вводя непростительно быстро. Руки трясёт, мерзко отдаёт тремор вибрацию в шприц. «Колоть внутримышечно.» — твердит её же зубрящий голос в голове. Вытаскивает, зажимая салфеткой. Пытается опереться плечом о стену, но не рассчитывает пространство и падает на пол, мелкой болью отзывается затылок. Она переводит дыхание. Ничерта не помогает паничке внезапно вколотый малоизвестный препарат, во введении которого девушка не уверена. Она пытается отогнать этот факт, разглядывает вешалку, дверь, прислушивается к ощущению твёрдости пола, мягкости ягодицы, к жжению в пальцах, зажимающих спиртовой салфеткой место укола, касается правой рукой щеки, чувствуя шершавый материал. Вновь концентрируется на дыхании. Становится чуть легче.***
Акутагава безвыходно начинает смиряться с ходом событий. Накахара-сан счёл его лишним в данной ситуации. И Руководитель должен быть прав. Ни одной объективной причины для иного. Пора запланировать что-то важное с сестрой. Что-то важное происходит с Дорой. Не может глава банды исчезнуть так удобно, допустить возвращение в мир редкого человека, который видел того в лицо, и после не прийти. Он встряхивает головой. Это не его дело. Он не может допустить её смерти. Он не может допустить и своего участия.***
Чуя бросает «входите», сидя в своём же кабинете и в своих мыслях. Кому там пона… — Приветики, я вещи заберу? — В дверях показывается светлая макушка с улыбочкой и огромным пластырем на всю щёку, закрывающим разбитую скулу. Парень секунды две не может закрыть рот. — Ты какого чё… Ты как себя чувствуешь?! — Он вскакивает. — Сейчас отвечу, но вещи, Чуя, вещи? — Спрашивает она, делая пару шагов внутрь и прикрывая за собой. — Вон. — Взмахивает парень рукой в сторону сумки на полу у стола. — Не, стоп, ты как здесь оказалась? Ты как? Чё происходит? — Он пытается приблизиться. — Стой. — Она поворачивается, останавливаясь на пути к сумке. — Стой, Чуя, меня временно пугает резкое приближение людей. Я нехорошо, но я отсижусь. Она прослеживает взглядом, что парень взаправду остановился, и хватает сумку, закидывая лямку на плечо, и убирая ладонь в карман серой мини-юбки. Заправленная в неё белая мягкая оверсайз кофта собирается складками, пряча все руки. Забинтованные до колена ноги видно. И ровный слой синеющих гематом на голенях. Чуя со сдавленным ужасом и пылающим возмущением смотрит на Рёку, шустро развернувшуюся к дверям. — Стой, ты не ответила ничего! — Выкрикивает парень. — И извини, пожалуйста, ещё раз, за всё, что пошло не так в последние дни. — Добавляет, пока девушка уже подходит к двери. — Не надо. — Чуть поворачивает к нему голову, находясь спиной. Волосы скрывают лицо. — Я сейчас не могу, потом когда-нибудь поговорим. — Чуя слышит, подруга на этой фразе улыбается. — Я сюда зашла за вещами, телефон понадобился. Спасибочки! — Она бросает с весельем, не оборачиваясь, и выходит. «Спасибочки» — Стоит в шоке Чуя. «Приветики»?! Не, она так говорит, но не разом, не в такой ситуации. И, мать её, как натурально. Если никогда в жизни не видеть искренний вариант тех же фраз. «Я никогда не знал, до какой степени ты умеешь держать лицо…» — Ошарашено под нос себе шепчет парень, глядя на дверь.***
Акутагава замечает девушку с шоколадкой на парковке главного здания Мафии, когда уходит домой. С шоком смотрит, что ему не кажется, но окликнуть не успевает, та становится невидимой.***
Чуя вечером получает сообщение: «Дерьмо полное, конечно. Но я скоро отлежусь.» И радуется с нотами подозрения. Извиняется ещё раз, пишет, что ждёт встречи, и что он всегда рядом, пусть приходит в любой момент. Уточняет повторно, не нужна ли помощь прям сейчас, не хочет ли она переночевать вместе. Прилетает ответная благодарность и «не, слушай, спасибо, мне явно надо побыть одной.» Точка как-то плохо цепляет взгляд. Утром приходит: «Проснулась, жива, нездорова, но зато поем. Сковородка, кстати, зацвела, скотина!» И парень не верит глазам. Откладывает телефон. Идёт на кухню, наливает кофе. А он ведь выбрал вино, которое они откроют вместе в честь того, что подруга в порядке… Чуя чувствует покалывающий укор в собственной глупости. Ну как же, конечно, провалялась чёрт пойми где, у воинственно настроенной банды, и вернётся в полном порядке. Честно, он и не сильно думал, просто ему пришла тогда идея выбрать заранее вино для празднования, и он занялся этим, лишь бы чем-то отвлечь мозг, пока ждал разрешения ехать и информацию. Берёт телефон. Читает ещё раз. Тянется за сигаретами в ящике, которые обычно курит редко и на пьянках. Поднимается на крышу, садится, не сменив домашние штаны с футболкой на что-либо. Закуривает, щурясь от солнечного света. Перечитывает. Слишком гладко же. «Сладость, извини, но у тебя не слишком гладко проходит отход от шока?» «Не знаю. Я стараюсь дозировать. Ну дерьмово я себя чувствую пока, чё сказать.» Чуя пытается понять, что же его так смущает в ответах, помимо их вылизанности.***
Посреди дня Рюноске проходит от входа к лифту, замечая боковым зрением через стеклянную дверь закусочной белое пятно. Поворачивает голову, удостоверяясь, и видит Дору. С шоколадкой. Девушка замечает его и тут же исчезает. Рюноске стоит. Смотрит. Поганое ощущение дежавю. Только тогда она не пряталась.***
Когда парень уходит, Рёкуми Дора материализуется, благодарит ещё раз повара-бармена «пора, к слову, запомнить его имя», и прошмыгивает с осторожностью в коридор. Мало ли, с парня станется её подкараулить.***
«Вы, если меня разменивать соберётесь, предупредите, пожалуйста, я хоть морально подготовлюсь.» — Произносит она, пока эмоциональная часть разрывается воплями о небезопасности, а что-то, назвавшее в данном состоянии себя «логикой» заявляет, что надо демонстрировать себя саркастичной и железной.***
Чуя поднимается к кабинету босса, чтоб лично обсудить то, что подчинённые накопали за последние сутки. Миссия не завершена, пока они не изловят всех участников банды. «Особенно, ГЛАВУ!» — Гневается в мыслях парень. Поднимает взгляд и замечает на этаже подругу. «Да ты, мать твою за ногу трижды, издеваешься?!» — Только и успевает он подумать, как подруга растворяется, заметив его в ответ. «ИЗДЕВАЕШЬСЯ?!» — Распахивает глаза Чуя.