***
Они едут молча, Дора лишь в начале говорит водителю о нужной радиостанции, температуре и предпочтительном маршруте. Разувается и поджимает колени к груди. Рюноске стабильно сочувствует девушкам об их излишнем дополнительном страдании. Сестре всегда гораздо тяжелее работать в первые дни цикла, и он старается максимально освободить её хотя бы по домашним обязанностям. Иногда парень в отъезде, и, сколько бы он ни говорил отложить все дела до его возвращения, Гин всё равно исправно исполняет каждую мелочь, вплоть до того, что вытирает пыль с полочек шкафа его кабинета. Одно дело — то, что нужно превозмогать ради достижения целей, другое — врождённые преграды, данные совершенно незаслуженно. Рюноске проверяет телефон, сестра ответила, что успеет к ужину и ей не терпится встретиться. Парень хмуро проживает жжение от вины. Она соскучилась. Его столько времени не было рядом. Даже когда он находился дома. Сколько же он пропустил мимо своего внимания? Исправимо ли всё это? Дора мягко берёт левой рукой за запястье, второй рукой обнимая свои коленки и положив на них подбородок. Рюноске мельком взглянул в её сторону, почувствовав касание. Какой же бред. К чему это всё, если подобное не способно куда-либо пойти? Парень прокашливается в кулак, и почти синхронно с ним кашляет Дора. Болеет. Плохо. У него нет ни единого повода спасать себя. Лишь успеть вырастить сестру. У неё обязаны ещё быть поводы спасаться. И вылечиться. По стеклу стекают первые капли начинающегося ливня. Дора обувается, не убирая левой руки. Чуть сжимает запястье, пока застёгивает молнию ботинок. Машина останавливается. — Тебя до работы или дома подкинуть? — Спрашивает Рёку, ставя ударение на выборе места, а не вопросе, нужно ли подвезти. — Не надо. — Бросает тихо парень, явно собираясь выходить. — Там льёт, ты кашляешь. До работы или дома? — Дора настойчиво повторяет вопрос. Рюноске переводит на неё испытывающий взгляд. Ей не хватило сложностей, которые он уже доставил? — Не надо. — Парень выходит из машины. Ливень так ливень. — Как хочешь, — выскакивает Дора сразу следом со своей стороны, — но ты всегда имеешь право согласиться. — Она улыбается и слегка пожимает плечами. — Пока. — Отрезает Рюноске, обходя машину к тротуару. Он здесь задержался, хватит. — До встречи. — Так же с улыбкой кивает девушка, разворачивается к калитке. — Дора, — окликает парень и мягко хватает сгиб запястья, — если ты куда-то пойдёшь, напиши хотя бы Накахаре-сану, пусть проводит. Рёку пару секунд смотрит внимательно в серые серьёзные глаза. С уставшей усмешкой выдыхает носом, поднимает правый уголок губ. Машина уезжает. — Хорошо. А если он занят? — С той же полу-улыбкой смотрит. — Пиши мне. — Отвечает Рюноске без промедлений. — Хорошо. — Кивает она, и парень отпускает запястье. — До встречи. — Рёку заходит во дворик дома. Поднимается к двери. Открывает замок, оглядывается. Рюноске стоит и явно ждёт, пока она зайдёт. Девушка ещё раз кивает, прощаясь, и исчезает за дверью, захлопывая. Здесь завершено. Пора исполнять остальные дела.***
«Я так устала. Так устала.» — Повторяет девушка несколько раз, плюхается на кровать и сворачивается в клубок, поплакать ещё и уснуть. Оставим её отдохнуть.***
Накахаре выдают распоряжение подкинуть трём, по возможности четырём нужным людям ложную информацию. Обронить, отвечая на звонок, дать лишним откровениям проскользнуть в диалоге, пока он выполняет другие настоящие поручения. «Мафия далее никого не ищет.» — Звенит в голове рыжего голос босса. «Таков должен быть сигнал.» Портовая мафия считает, что достаточно припугнула банду за вмешательство на её территорию, а потому далее нет повода тратить силы на поиски, есть дела важнее. На носу крупная контрабанда, к которой нужно подготовиться. Такова новая ложь, и несут её сейчас плечи Накахары. Разрешено злиться показательно, ведь в такой ситуации он и был бы зол. И это хорошо. Потому что парню искренне не нравится продолжение. «Дора-кун ещё примет участие в чистке углов. А перед выходными появись у меня, и заранее ничего не планируй. Заметишь слежку — игнорируй, но не подпускай.» Всё приправлено довольной улыбкой босса. Чуя понимает за годы совместной работы, в данном случае это — веский повод переживать. Он бы сказал, что о настоящей опасности босс не предупреждает как с чёртовым похищением, но так далеко не всегда. Да и подруге хватит… Парень послушно отправляется исполнять приказы. Он не лгал, принимая Мафию за свой дом при вступлении годы назад.***
Рюноске прошёлся. Вымок насквозь, что, даже когда он уже стоит у двери подъезда, капли всё ещё стекают с чёлки по лицу, пусть основной ливень и кончился с четверть часа назад. Парень сверлит дверь взглядом несколько секунд. Пустой взгляд игнорировал дождь, игнорирует ощущения. Сознание сверлят размышления, которые игнорирует сейчас сам Акутагава, посему ни одно из них не смогло сформироваться в слова и осталось лишь обрамляющим всё окружение ощущением. «Тяжело.» Первое, что проскальзывает в мыслях, когда парень останавливается на эти несколько коротких мгновений. И первое, что недопустимо думать. Нельзя себя жалеть. Нельзя отвлекаться от целей. «Каких це…» — Безуспешно пытается из уголка спросить мозг, но его жёстко прерывают. Рюноске наконец подносит ключ к двери и проходит в подъезд.***
Дома пахнет сухостью и уютом. Чем-то лёгким и тёплым, что случайно следует за его сестрой. Будь то еле заметный аромат масляных духов или их средство для стирки. Иногда Гин приносит маленький букетик цветов с прогулки и ставит его на кухонной тумбе в чашку для воды. Или посреди обеденного стола. Гораздо реже уносит в свою комнату. Девушка так много узнала о ведении быта, что Рюноске иногда стыдно помогать менее умело. С ней всё становится значительно более терпимым. Ночь спокойной, температура на улице сносной. Парень идёт в ванну, разбираться с промокшими насквозь вещами. Водолазка мерзко и удушающе липнет к шее, если повернуть голову. Он не заметил того ни разу за все полчаса на улице. Продрогшее тело немного потряхивает. Как давно он упустил общение с сестрой? Как он мог? Везде написано, сколь важен подростковый возраст в становлении человека, и сколь нежен он может быть. Это и последний этап, который может Рюноске застать в жизни сестры. Вряд ли его здоровью хватит сил на ещё несколько её взрослых лет, не говоря уже давно о десятилетиях. Парень тихо радуется, что способен по сей день защищать своё маленькое, пусть и выросшее, тепло. Но какой во всём смысл, если он не защищает? Если он не поддерживает. Если он не рядом с ней, даже когда шатается поблизости. Он молча, стиснув зубы, кидает влажные вещи в стиральную машину. Переодевается в сухое.***
Почти бесслышно двигается по квартире тёмная фигура. Брат проигнорировал звук замка на двери или девушка случайно зашла рефлекторно тихо. Меж дверьми его комнаты и ванны, Рюноске замирает в коридоре, замечая у входа в квартиру сестру. И Гин давно не видела столько вины разом в глазах брата. Ту секунду, что длится, пока он не стирает из взгляда все намёки на свои искренние мысли и чувства. — С возвращением. — Говорит Рюноске, подходит к ней, помогая с верхней одеждой, мельком гладит по голове. Гин предполагает по его рабочему плащу, что поговорить сейчас уже не получится. — Как ты? — Искренне, но как-то серо спрашивает брат, повесив её тёплую накидку. Только теперь смотрит девушке в глаза. «Расскажи, от чего ты собирался с мыслями так длительно?…» — Я в полном порядке. — С улыбкой отвечает Гин. Брат забирает сумочку из рук и аккуратно кладёт у входа, чтоб она могла удобно разуться. Он переживает. И, если они не могут поговорить, у сестры осталось меньше вариантов действий для данного момента. Она ставит туфли, выпрямляется и обнимает брата. Уютно прячется у его плеча, прижавшись щекой к груди, слушая родное сердцебиение. Она не может резко помочь со всем, не успеет выслушать, но она может постараться показать — всё в порядке. Здесь всё точно в порядке. — Я в полном порядке, Рюноске, я говорю чистую правду. — Так же у груди говорит тихо сестра, размеренно в объятии поглаживая брата по спине. — Не переживай за меня, — она медленно произносит, продолжая мягко проводить ладонями вдоль позвоночника, — я обязательно скажу тебе, если что-то произойдёт. И продолжает стоять, обнимая молча. Ей не нужно смотреть на мимику. Она почувствует, если он хоть немного расслабится. Хоть немного вдохнёт, сняв со своих плеч все проблемы мира. Гин очень жаль. Она так медленно осознавала, сколько Рюноске взял на себя за время их тяжёлого взросления. Кажется, она лишь недавно, не больше пары лет назад, смогла понять всю картину. Всю боль и ненависть, которую он поглотил, защищая её. Гин столь долго думала, что они видели равное количество страданий, проживая всё вместе, пока не поняла, что почти каждую секунду брат закрывал её собой, закрывал свой собственный страх, дав сестре возможность открыто бояться и плакать всегда, когда она то чувствовала. И полностью запретив себе показывать любое трепетное сомнение, которое впоследствии стал называть слабостью. Гин очень жаль. А таких, как Гин, пусть и не имеющих кровных связей, было ещё одиннадцать. И, перекручивая и перекручивая в голове воспоминания, Гин не может вспомнить, чтоб кто-то из них был защитой для Рюноске. И Гин допускает, с болью и слезами по ночам — брат забрал весомую часть и их страданий. Он тяжело вздыхает в её объятии. И некоторое время глубоко медленно дышит. — Рюноске, я точно в порядке. Благодаря тебе. — Произносит сестра. Она не чувствует ни ноты расслабления. Он не верит. Произошло что-то, дёрнувшее глубокую рану? Она немного отдаляется. — Ты сейчас уходишь? Я буду ждать на ужине. — Нежно с поддержкой говорит Гин. — Успеешь к ужину? — Да. — Тихо ей в лицо отвечает Рюноске. Он выглядит очень грустным, даже если показывает это совсем-совсем чуть-чуть, не сдержав всё до конца. — Хорошо. — Она кивает, мягко улыбнувшись. — Торопишься? — Нет. — Он немного мотает головой, сопровождая ответ. И сестра приникает ближе вновь. Ещё несколько минут они обнимаются. А потом брат обувается и уходит.