Запаха сигарет

Антон роется в аптечке. Парацетамол, сиропчики, леденцы. Бинта лишь сантиметров десять. Хоть обезбол есть. Точно. Недавно отцу в лоб прилетела чашка. Все бинты и лекарства ушли на него. Хорошо хоть отец альфа, иначе бы проблем было слишком много. А вот у Антона до сих пор в ушах стоит звон разбивающейся чашки и крик Оли. Он заглядывает под стол, перерывая множество консерв, круп. Спустя какое-то количество мучений находит заначку. Вообще, он её сам сделал. Боялся, что в школе могут начать травить. Собственно, не зря боялся, но почему он собирается это использовать на том, кто собственно над ним издевается!? Антон тяжело вздыхает, растирая переносицу. Она до сих пор болит. Неожиданно он чувствует холодные пальцы на своём лбу. Поднимает голову. Оля улыбается во все зубы. Он нежно треплет её по макушке, мечтательно засматриваясь на ту, ради кого в прошлой школе он приходил и с бантиками, и с нарисованными сердечками, и в убитой маркерами рубашке. Но ещё чаще неспавший всю ночь, потому что мама не вывозила, отец тоже и всю ночь он укачивал её. Обнимает. Он чувствует её холодный нос, уткнувшихся ему в шею. Слышит её хихиканье. — Мелкая пигалица, — он слегка стучит ей по спине. — шагом марш делать уроки на завтра! — Как скажите, драгоценный старший брат, — она прижимает два пальца ко лбу и салютует. Антон смеётся так, что сводит живот и наворачиваются слезы. Оля же поддерживает его хихиканьем. Неожиданно она начинает трясти его за плечи. — Я выучила новую хорягу! — её глаза загораются мечтательным огоньком. — Помнишь ту группу, корейская которая!?! Я тебе рассказывала о них! Таааакой классный клип вышел, о великая тайга, как бы я хотела бы стать айдолом! Антон старается контролировать свои брови. Видимо оба ребёнка в этой семье станут разочарованием. Один художник, а второй.. Эаэа… айдол? Всё равно кем Оля хочет быть. — Главное, чтобы ты, мелкая пигалица, была счастлива, — кивает он. — жду не дождусь, когда ты на корейском будешь болтать с той же скоростью, как когда ты рассказываешь о событиях из школы. Оля хмурится и скрывает руки на груди. Антон улыбается ей, на душе становится так спокойно. — Ну, а что? — хмыкает он. — в любом случае твоя речь вообще нечленораздельная. — Ты! — она строго сводит брови, совсем как мама. Антон тыкает ей меж них, улыбаясь. — Твои эти айдолы без единой морщинки, — он нежно треплет её по щеке. — разрешаю тебе только носогубные. — Что? — она выглядит растерянной. Антон закатывает глаза и с улыбкой полной удовольствия, уходит из кухни. — Уж, прости, у меня гости, — он на ходу пожимает плечами. — Интересно – загугли. Развитие – полезная штука. — Душнила! — кричит ему в след. Антон громко захлопывает дверь. Рома разлёгся на его кровати, вообще откуда столько наглости? Кажется даже заснул. Антон сначала просто нависает над ним. Рассматривает. Эх, трахнуть бы его сейчас. Антон растерянно моргает. Что за мысли!?? Его достиг пубертат… он слышал о подростках, которые на камень смотрят и о сексе думают, но камень куда более соблазнительная штука, чем Рома! Ладно, он красивый. Но камень сексуальней. Или нет. — Прекрати пилить меня взглядом, — бурчит Рома. — Блять, — комментирует Антон. — Не блядь, а по любви дала? — он убирает руку с лица и садится. — это же ты сказал? Антон кидает аптечку на кровать. Говорить с Ромой не охота. — Сам этим занимайся, уебок, на блядь не тянешь, — вот с кем, а с Ромой точно надо выпускать самую тёмную из своих личностей. — Звучало бы убедительней без смайлика кролика на лбу, — хмыкает он. — Что!?! Антон подбегает к зеркалу, тоже абсолютно расклеенное всем, чем только можно. Сдирает картинку со лба. Сминает в кулаке. Ногти до боли впиваются в кожу. Тут же опомнился. Расслабляется, проверяя глазами Рому. Тот вряд ли заметил. — Оля, — орёт он, открывая дверь. — Что!? — орут ему в ответ. — Больше не проси прикрыть перед матерью! — он вновь громко хлопает дверью. Рома ржёт на кровати, стуча кулаком об подушку. В какой-то момент он начинает задыхаться, и смех становится чем-то каркающим. Антон закрывает нос. — Какую поебень ты куришь? — ворчит он, наблюдая за тем, как тот дёргается. — Такую, — он кидает мутный косой взгляд. — что ты от одного дыма закашлялся бы. — Рака лёгких тебе. Он садится на свою кровать перед ним. Достаёт перекись. Этот дебил, Рома, вообще видимо бытовой инвалид. Антон выливает побольше перекиси. Пусть мучается. Рома же сжимает зубы. Видимо вытерпеть это он может, но вот то, что Антон тыкает прямо в одну из ранок… Рома замахивается, но в этот раз получает сам. Ещё переписи на рану и он сгибается. — Милашка просто, — Антон самодовольно улыбается, испепеляя хищным взглядом Рому. — Иди на хуй. — Я бы пошутил, — он поправляет ещё целые очки. — но ты, деревенский полу-умок, не поймёшь. — Пойму одно, — шипит он. — ты пидор, которого никто не ебет. — Конечно, — он улыбается и наклоняет голову. — ведь ебу я. Рома замолкает. Кажется, он вылетает из реальности. Смотрит долго-долго на Антона. Вздыхает и цокает. Реакция разочаровывает. Он что просто смирился? А как же врезать? Истерить? — Не знал, что ты предпочитаешь быть снизу, — дожимает Антон. — Не испытывай удачу, — он поднимается. — я пидарасов не люблю, но отрицать того, что отношения Альфы и омеги независимо от пола – это норма, я не могу. К сожалению. — Ты точно бета? Вопрос виснет в тишине комнаты. Запах сигарет, к которому Антон уже привык, усиливается. Рома застывает на месте. Перекатывает с пяток на носки и обратно. Старый деревянный пол скрипит под ним. Он кидает на Антона неоднозначный взгляд и улыбается. Он поправляет очки. Антон очнулся только с грохотом входной двери. Рома сбежал. Он все-таки сексуальнее камня. Уроки. Учителя. Катя. Полина. Последнее очень странное. Полина – девушка до жути независимая, её ответы это что-то с чем-то. Слабо верится, что она омега. Антон опускается лбом на изрисованную тетрадь. Хочется спать. Снова родители ругались всю ночь. Ещё надо пополнить аптечку. Нос болит. Рома резко пихает его стул. Тот не поднимается. Стул пихают снова. — Тооха, на, — кричит Бяша. Он садится и оглядывает их заспанными, красноватыми глазами. Рома каким-то образом уже оказался рядом. Он хватает его за воротник и тащит за собой. Антон еле передвигая ногами, все-таки идёт за ним, слегка опираясь головой ему на плечо. Дремлет на ходу. — У вас слишком быстро от ненависти до любви, на, — Бяша недовольно фыркает. — Какая любовь? — Рома говорит абсолютно спокойно, поднимая бровь. Антон приоткрывает глаза, чтобы взглянуть на него. На коже расплылись синяки, но глаза то! Какие! Абсолютно безразличные, словно он правда не понимает, о чем говорит Бяша. — А что у нас? — ерничает Антон. — Я о тебе вчера таааааак заботился. Поматросил и бросил? Рома стряхивает подбородок со своего плеча. — Раз базарить можешь, жопу в руки и идешь сам, — Антону тоже отвешивают подзатыльник. — Ээээ. — Ну, правда, — Бяша оглядывает их. — как так, на? — Он просто любит пожестче, — хмыкает Антон, показывая на Рому пальцем. — Сказал тот, кто меня как мог обхаживал с перекисью и бинтами, — парирует он. — да и не то, чтобы я на него сильно бесился. Проверить надо было адекватность. — Её нет, на? — Абсолютно. — Че? — Антон зыркает на них, а они ржут. У Ромы оказывается талант воровать булки, а у Антона платить сразу за троих.