Запаха сигарет

Антон кивает, пока к нему пододвигают печеньки. Вообще это немного смущает. Упаковку открыли специально для него. Явно были припасена на особый случай. Но печенье наивкуснейшее, рассыпчатое и с шоколадной крошкой. Антон боязливо берёт одно и откусывает, благодаря и благодаря. Женщина замученная, уставшая, но такая… красивая. Растрёпанные, спутанные волосы, синяки под глазами, а низ футболки помят. Ремень она стягивает с брюк, бросая его на подоконник. Она что-то причитает. Они с Ромой чем-то похожи. Антон отпивает чай. Вкусный. Сахара много. Оля бы была в счастливой истерике от таких угощений. Спереть домой безумно стыдно, хоть пальцы и чешутся. — Вот вообще подвоха в тебе не вижу, — мама Ромы направляет на Антона вилку. — слишком подозрительно для друга моего сыночка. Говори правду. Она вывалила в тарелку лапшу быстрого приготовления. Но самое пугающее то, что она высыпала весь пакетик с надписью «особо остро». А еще! Она забавно размахивает лапшычкой на вилке… — Какую правду? — Антон удивляется, давя смех. — В чем подвох? — Его нет. Особенно если опустить момент, что он только что отсасывал её сыну и придумывал злобные планы. Хочется закрыть лицо рукой. Стыдно до жути. Как он мог себя так вести!? Мама Ромы такая дружелюбная и милая. — Все-таки так рада, что у моего сына есть нечто подобное в друзьях! — она слегка морщится, оглядывая кухню. Добавляет перца. Довольно кивает. Эта же не смесь, а огонь на вилке… — А какой у тебя пол? — Альфа. — Воу-воу, — она подмигивает ему. — ты там давай без лишностей. Мой сынуля, слава богам, не омега. Но посягнёшь… — она проводит вилкой по шее. — знаю я вас альф. Антон ловит себя на резкой жуть ироничной улыбке. — Директора вы тоже знаете? — вибрирует в нём эта мысль, но он её сдерживает. Недоумение на лице мамы Ромы напоминает об ошибке, но она отмахивается от него той же вилкой. Воспринимает улыбочку, как интерес к её сыну. — Он всё равно для тебя слишком сложный, — пару капель от не слитой жидкости капает на стол с вилки. — я, родная мать! А еле вывожу этого не наркомана! — Мгм. — Что ты тут говоришь, мам?! — неожиданно в кухню врывается Рома. На нём кофта с длинным рукавом. Значит ожоги он все-таки предпочитает скрывать от родителей. Стоп. Родителей? А знает ли директор? Интересно… Антон съедает печенье, а ему на голову опускается тяжёлая ладонь Ромы. — Да, ничего особо, — она жуёт. — или хочешь, чтобы я и этого очкарика допытывала, наркоман ты или нет? — Мам! — Ну, ладно, ладно, — она переводит взгляд на Антона. — наркоша, да? — Да, — прикусывая улыбку, говорит он. — Ты то куда! — Рома нападает на его голову, растрепывая. — Прости-прости!! — полусмеется, полукричит Антон. — Я шутил!! Мама Ромы утыкается запястьем в щеку. Романтично вздыхает. Щурится от удовольствия. Снова указывает вилкой. — Ну, всë детки, я спать, — она поднимается и устало тянется. — спать охооооота. Шаркая тапочками, она выходит из кухни. Чешет живот. Такая странная. Антон переводит взгляд на Рому, мгновенно поднимаясь и целуя его. Забавно наблюдать, как он сопротивляется, но не может ничего сказать или крикнуть. Ведь вот, мама совсем рядом. Буквально за стенкой. Антон отстраняется и смотрит в хмурое, раскрасневшийся лицо Ромы, в его глазах ярость, сравнимая разве что с той лапшой, что ела его мать. Губы поджаты. На брови шрам. Карие глаза. Такая грубая внешность. Мужская. — Прекрати! Сам же… — Рома слегка сопротивляется. Его чмокают в губы. — Я, — что-то в нём мгновенно стопорится. Он хочет сказать, что любит Рому, но одновременно в голову бьёт страх. Всё слишком просто. А если всë слишком просто, то появляются ненужные трудности? Ко всему любовь… В голове появляются довольно мрачные картины из дома. Антон опускает голову Роме на плечо. Тяжело выдыхает. И вправду тяжело. Вздохнуть не получается. А потом, как получается. Паника. — Хэй-хэй, — Рома стучит ему по спине. — Ты нужен мне, — эти слова куда легче. — Ну и зачем? — фыркает он. — Че сделать то надо? — Люби меня. Антон берёт его грубые руки, заставляя обхватить его своë лицо. Дышит еле-еле. Улыбается с мольбой. — Люби меня, — повторяет он. — Снова драму там где не надо катишь? — с сомнением вздыхает Рома, приподнимая бровь. — Ладно, тебе можно, но, Бога побойся, отпусти меня. Мама дома!! — Она спиииииит. — Отвянь и заберешь печенье домой, всё равно я его покупал. Антон удивленно наклоняет голову. Рома слегка морщится. Антон смотрит на Рому. Рома смотрит на него. В кухни разливается звонкий смех Антона. Он поправляет очки, которые о чудо, не забыл надеть, выходя из комнаты. — И как же приключилось так, что ты их купил? — Антон слегка нависает над ним. — А не какие-нибудь ядрёные сиги? — Ну, тогда, когда из-за зажигалки поссорились, — он стыдливо отворачивается. — я в извинение их собирался подсунуть. — А по итогу подсунул только я. Рома по-ребячески смеётся. Показывает свои зубы в широкой улыбке. Морщится, опуская лицо на руки. Причитает что-то. Отмахивается от Антона, как от надоедливого комара, а потом обнимает его. Упирается лбом ему в живот. — Так и быть, буду любить тебя, дебила, — он улыбается своей кривоватой, но искренней улыбкой. Антон про себя прокручивает снова и снова этот фрагмент в памяти. А так он сидит на стуле, натягивает сначала один носок, потом другой. Носки у него, кстати, с авокадо. Беленькие. Ладошки расслабленно лежат на бёдрах. Голова на бок. Ощущение словно он тряпичная кукла. Но мысленно подготовиться к тому, как его будут дёргать за ниточки невозможно. — Как же бесит! Ты взрослый мужчина, а ничего придумать не можешь! Это вообще нормально? — из рта матери сыпятся, нет не зубы, а слова, которые уже не ранят. Отец ударяет о стол, так что в Антоне отдаётся нервная дрожь, но лицо не меняет безразличного выражения. — Для тебя, дуры омежной, нет никакого варианта, кроме, как сбагрить нашего сына куда-то! — орёт отец. — разве это нормально так относиться к собственному ребёнку? — Разве нормально ссылать нас в это захолустье? — Это то тут причём? — Ты знаешь, — шипит она, тыкая ему в грудь. — знаешь-знаешь, ведь. — Заткнись, — перебивают её. — Ну, уж нет. — Молчи. — Нет. — Умоляю. — Ты знаешь, лучше бы я тогда переспала с твоим начальником, — кричит мама. — в любом случае у нас от слова семья осталось примерно нихуя, — рифмует она, размахивая руками. — в любом случае, — повторяется она, звучит словно она оправдывается, а не ругается. С её глаз катятся слезы. — Выебал бы он меня один раз, зато у тебя была бы хорошая работа и не надо было… Антон откидывает голову назад и резко сам для себя орёт. Просто на весь дом орёт. Как мечтал много-много раз. Воплощает это желание. Потом прекращает. Разворачивает голову с абсолютно безразличным взглядом на родителей. — А если бы было так, то мы просто ругали в городе, — говорит очевидный факт Антон скрипучим голосом. — В городе лучше, чем здесь, — фыркает мать. — разве нет? — Неа, — он прикрывает глаза, пытаясь успокоить внутреннюю ненависть, утешает её, кормит слезами родителей. — здесь у меня появились друзья, здесь меня наконец-то не травят, здесь нет, тех, кого я так ненавижу и очень вряд ли я с ними пересекусь в каком-нибудь ТЦ. Мне здесь лучше. Я смог убежать от тех проблем. Мне здесь нравится. — Теперь против меня собственный ребёнок, — охает мать. Отец молчит. Испуганно смотрит на Антон, словно замечает что-то. Вот это удивляет. Отец морщится и тяжело вздыхает. — Забыл, — выдаёт он. — Что? — Антон приоткрывает глаза. — Лекарства, которые выписывал психиатр тебе, они закончились? — спрашивает он. — Я маме ещё два месяца назад об этом сказал, — бурчит Антон, вновь прикрывая глаза, слезы то наворачиваются. — а ещё мой старый рецепт из-за подавителей не подходит. Отец кивает, треплет его по голове, утешая. Внутри Антона колит вина, от удовольствия из-за страданий родителей. — Прости. Его взгляд переходит к жене. По щекам у него катятся слезы. Антон впервые видит своего отца таким. Плачущим. — Нам надо развестись. Эти слова виснут трещиной в основании дома. Ветер свистит. Оля вскрикивает у двери. — Нет-нет-нет! — кричит она. Антон мгновенно откидывает свой расплывающиеся по стулу слизистый вид. Поднимается на ноги. Подходит, нет, подбегает к Оле, встаёт перед ней на колени и утешает её рыдающую у него на плече, пока родители заходятся новой ссорой. Хочется сдохнуть. Здесь и сейчас. Он собирает на скорость пазл из тысячи деталей, которые не подходят к рисунку на упаковке. Такое вот ощущение. Утро в любом случае начинается с документов на развод. Они одиноко лежат на кухне, а завтрака нет, что настраивает в разы больше. Антон относит их в спальню родителей, хотя там только мать. Холодно смотрит на неё. А какими его глаза ещё могут быть, когда он всю ночь рыдал? — Хоть не оставляйте на видном месте, — ворчит он. — Оле тяжело. — Мне тоже, — говорит мама. — А мне насрать. Мама в лёгком ступоре, а Антон хлопает дверью. С дрожащими руками собирается в школу. Сердце разрывается болью. Одевает Олю, потому что родители у них дауны. Откармливал он её печеньем. Отводит её в класс, строго на строго предупреждая классного руководителя о произошедшем, чтобы тот не давил. Сам же вымещает Бяшу сидеть одному, ведь Антону нужна поддержка, или подушка для сна на уроках. Рома подходит. — Вот это энергетическая подпитка, — фыркает Рома. — Щас подохну от изнеможения. — Подстилка, на, — ржёт Бяша, получая по затылку. Антон ужасно радуется, что у него есть эти два дебила. Смеётся.