Запаха сигарет

Больше всего во всей этой ситуации Рому бесит реакция этих двоих. Бяша чуть в обморок не валится, а Антон стоит, как вкопанный. Виновато поглядывает. Если кто-то на омегу и похож, то он. Рома ещё надеется, что это лишь очередной сон. Кошмары же бывают такими реалистичными. Глубоко вздыхает. Треск. Один плакат сорван. Второй. Третий. Вокруг потихоньку собирается толпа. Перешёптывания. Смех. Раздражение нарастает, как снежный ком. Рома испепеляет взглядом завешенную бумагами стену. Он так не смотрел на отъявленных мудаков, но на бедную доску смотрит. Даже руку слегка царапает о выступающий гвоздь. Прижимает руку к губам, что вызывает шквал неприятного улюлюканья. Тут даже рядом есть учителя. Но они ничего не делают. Вот она. Репутация хулигана. — Учителя! Позовите учителя! — шепчет кто-то. — Ага-ага, этот ублюдок сейчас сорвётся. — Жалко его… — Ну, не он же выбирал. — Так ему и надо, мелких травить не будет. — Он же сейчас особо и не травит… ? Не? — Он в детстве мой паралоид спиздил! Вот ему и расплата. Рома аккуратно срывает ещё один плакат. Неа, то, что он чувствует это не злость. Сейчас нельзя ни злиться, ни печалиться. На него устремлено слишком много глаз. Шанс на то, чтобы выжить есть. Главное выдержать. Эта мысль пульсирует в голове. Пульсирует вместе с паникой унижением. Будь он помладше бы, уже сорвался. Орал бы или дрался. Ерепенился. А сейчас он глубоко выдыхает. Пошла бойня похлеще. Тыкает листком в лицо Антона. Рома хмурится. Наклоняет голову. Оглядывает главного подозреваемого, который ни с того, ни с сего молчит. Мог бы пооправдываться. Ради интереса хоть. — Ну и что это? — жёстким безэмоциональным голосом чеканит Рома. — Я-я правда тут не причём… Рома разворачивает рисунок к себе. Театрально хмурится, а потом поднимает одну бровь. Переводит взгляд на Антона, который судорожно сглатывает. Паники в нём даже больше, чем в Роме. Это радует. Успокаивает. Пусть поэмоционирует за обоих, всё равно ему с этого ничего не будет. Альфа же. Альфе можно быть любым. Просто за то, какой он чудесный. — Я даун по твоему? — говорит Рома ледяным тоном, чеканит слова, лишь один раз угрожающе поднимая и опуская брови. — Может так, сходу камасутру твоего авторства и не опознаю. Но в нашей школе, кроме тебя таких наглых нет. Тыкает ему в грудь, толкая. Шепот становится громче и вовсе не похож на шепот. — Рисовал я то, но… — Ну и всё! — прикрикивает на него, хмурясь, Рома. — Всë сказано. Какая тут дата… ? Тцтцтц, двадцатое сентября. — Послушай! — взвизгивает от того, что кто-то кинул пинал в затылок, абсолютно растерянный Антон. — Это не я.. Рома кидает разъяренный взгляд в толпу. Та по привычке дёргается. Вот оно. Может быть получиться вытащить репутацию многих лет, а не этот приговор на букву о. — Рисовал кто? — фыркает Рома. — Я! Но плакаты не моя работа… — Я это спрашиваю?! — выплёвывает он, морща нос и с отвращением глядя на Антона. — Убожество. — Погоди ты, — в его глазах такое милое отчаяние. — Я стою на месте! — шипит он. — Давай-ка честно! Рома расплывается в хищной улыбке. Приближается близко-близко к его лицу. Вглядывается. Чуть-чуть выпускает феромоны. А что? Имеет право теперь. Пусть остальные любуются. Он, Рома Пятифан, омега. Такая, каким им не стать будучи альфами. — Уже тогда передергивал на меня? — самодовольно хмыкает он. Виснет неловкая тишина. Антон краснеет, а Рома заливается смехом. Сгибается. Опирается руками на колени. Тяжело дышит. Смех не может остановиться. Но Рома заставляет себя. Иначе истеричкой покажется. Указывает пальцем на Антона. Смотрит исподлобья. — Совраааатил, — и вновь ржёт, схватившись за живот. Потом подходит и треплет за щеку. — Ну и дебил ты, — наклоняется Рома к его уху, высказываясь. — но дебил ты вежливый. Без моего разрешения бы так не сделал, — хлопает мягонько пару раз по щеке. — по крайней мере я надеюсь. Он угрожающе улыбается и чем-то напоминает свою маму. Антон с восхищением заглядывается. Вот сейчас бы оказаться в темненький комнате только вдвоём… — Но если окажется, что это ты, то я тебя выебу не смотря на половые предрасположенности, — добавляет Рома. Антон смеётся. Наконец-то. Расслабился малыш, а то довёл его Рома, бедненького, до состояния, что чуть ли не дрожит от идеи потерять его доверие. Кошмар. Надо будет побыть с ним понежнее. Бяша в это время благородно пытается сдержать толпу. Испуганно поглядывает, а Рома измывается над бедным лицом краснеющего Антона. А что? Это хоть немного веселит внутренности полные сомнения. Хотя однозначно Бяша потом подсунут рисунок Ромы с дьявольскими рожками. — Разойдитесь! — наконец-то появляется адекватный учитель. — что за балаган?! Через минуту начнётся урок, а вы?! Быстро по классам! И все расходятся. Да, событие довольно интересное для деревушки. Но и сам Рома понимает, что они втроём его переоценивают. Оно, возможно, пошумит недельку-другую. Как с Полиной, которую они все-таки сломали. Кстати, она стала так редко появляться… Но, короче. Это событие по-настоящему важно только для Ромы. Он вздыхает, запуская пальцы в волосы. Учитель с подозрением смотрит а них, которые никак не хотят идти за двери класса. Бяша что-то уточняет у Антона, а тот пожимает плечами Тяжело вздыхает. — Сейчас пользы Вам от уроков никакой, — вещает недовольный учитель и ударяет каждого по спине. — У вас у кого урок? Я щас позвоню вашему учителю и отпрошу. Посрываем эту дрянь. Он указывает на плакаты краем телефона. — Вы лучший, на! — визжит измученный, недавно практически задавленный толпой Бяша. —Да-да, я такой, — смеётся он, поправляя галстук. — Давайте-ка, ребятки, работайте. Рома внутренне выдыхает. Сидеть на уроках – самое паршивое. Особенно первое время, после подобный скандалов. А так их припаяли отдуваться за чужую инициативу в клубе «умелые ручки». — Всё же как так получилось, на? — Бяша сминает лист и пинает его ногой. Учитель на него кидает просто пугающий взгляд. Бяша застывает. Опускает голову. Смиренно поднимает бумажку и выкидывает. Рома же безразлично смотрит на эту сцену. Кажется, он за стеклом. Не слышно. Не видно. Нет ничего. Спать хочется. — Это правда не я, — этот мерзавец вырывает из такой чудесной прострации. — Я верю. — Ром, — голос Антона дрожит. — Чего? — довольно грубо фыркает он, срывая плакат. — Я люблю тебя, — тихо, дрожащим голосом произносит он. Опускает голову. Очки чуть с носа не сваливаются. Рома глядит на него искоса. Шипит какие-то проклятия, привлекая внимание слеповатых глаз за плотными окулярами. Рома немного наклоняется и целует. Точнее чмокает. В школе же. — Эй, вы! — строго кричит учитель. — Я к вам от всего сердца, а вы! — А мы сосемся по углам, радуйтесь, что не сосëм. — Пятифан! Он же лишь каркающе смеётся. Весёлый денёк. Но даже милость других и жалость не позволяют избавиться от странной тяжести в груди. Хочется лечь. Мышцы однозначно болят. Антон ещё, этот зараза, вокруг вьётся. Ведёт себя, словно Рома – его младшая сестрёнка, о которой он просто обязан заботиться. — Младшая сестра, — неожиданно говорит вслух Рома. — блять. — М? — Антон разворачивается, получая раскрытой ладонью в лицо. Его насильно отворачивают. — Ты не блядь. — Да? — Да. Антон слегка смеётся, такой милаш. Возможно, потому что Роме тяжело, он кажется таким милым. Но плевать. Младшая сестра Антона. Она занимает мысли с самой тревожной стороны дела. Но Антон не должен об этом узнать. Из-за издевательств над плакатами Роме поручают бегать с мусорником. — Мусорок, мусорок, — ржёт Антон. — Не сшей мне срок! — гогочет Рома. Вот такая ересь отвлекает от реальности. Позволяет сбежать от тяжёлых мыслей. Тревоги. Вообще Рома откровенно предпочёл бы сейчас лежать дома, уткнувшись в грудь Антону и чтобы Бяша тоже где-то рядом бубнил свою херню. Капля комфорта ему сейчас нужнее, чем человеку в пустыне мираж с водой. Но этого нет. Плакаты сорваны и выкинуты. Запись из группы удалена, админа прижали. Точнее Рома прижал к стене. Когда Антона не было рядом. Главный подозревай – малявка Петрова. Но если Антон узнаёт об этом… интересно кому будет хуже? В любом случае, Рома уже достаточно на причинял боли Антону, чтобы вымещать на нём злобу и сейчас. Когда всё стало более менее. Рано или поздно этот факт стал бы достоянием общественности. Поэтому он просто должен смириться. — Пятифан к директору и Петров тоже, — заходит завуч. Они оба испуганно переглядываются.