Запаха сигарет

Рома чувствует себя обречённым на крах и ни на что больше. Он морщит нос, откидывает голову. В кабинете на секунду виснет тишина, но лишь в нём, за дверью, там, где стоит Роме выйти и его засмеют, вполне активная жизнь. Шум. Разговоры. Смех. Жизнь. Это лишь подкидывает дрова в костёр ненависти внутри не кабинета, а Ромы. — Завалитесь, пожалуйста, — он смотрит на директора, привычным холодным взглядом с легким оскалом. Закрывает лицо руками, растирая его. Смотрит на потолок. Снова трет лицо. Тяжело дышит. В ушах, звенит. — Ром, блять, прости, — директор со скрипом опускается в кресло. Антон размешивается чай. Звенит чайной ложечкой. Извиняется. Звонит тише. Кидает взгляды от одного к другому. Рома взбешенно подергивает ступней. Капризно морщит нос. Пихает ножку стола. — Печеньки вкусные, — Антон протягивает одну Роме. Тот наклоняется к протянутой руке и откусывает, словно это было обслуживание. Но Антон даже бровью не ведёт. Вот это вызывает колкое ощущение обиды. Рома кусает его за палец. — Ай! — вскрикивает он, отстраняясь и роняя печенье. — Парашное обслуживание, — фыркает Рома, усмехаясь. Складывает руки на груди, обиженно надуваясь. — Какое место, такое и обслуживание. — Ты! — он практически подрывается с места, впиваясь пальцами в стул. — Мы, я, он, она, — бурчит Антон абсолютно путая последовательность. — вместе дружная семья. Директор в это время сидит мрачнее тучи, растирая лоб, переносицу, веки пальцами. Во взгляд то! Рома рад, что хоть Антон понял, что ему сейчас так нужно. Сделать вид, что ситуации нет. Тогда, может быть он не сломается, хотя, как сам Рома Пятифан, может сломаться? Он слегка наклоняется вперёд. Берёт ручку со стола. Со всей мощи кидает её в директора. Конечно, ручка особо навредить не может, а вот сила Ромы, да. Директор растерянно размахивает пострадавшей рукой. На коже разве что мелкий красный след и тот, наверное, потому что ручка красная. Рома поджимает губы. Вот она правда. Он омега. Это вскрылось. Теперь никто, никогда не воспримет его, как кого-то достойного чуть больше чем члена и пизды? Директор смотрит на Рому, приподняв бровь. — Прости, но? — начинает он. — Прекратите строить из себя не пойми что, — фыркает Рома, сжимая оскаленные зубы. — здесь я жертва. Так страшно, что моя мамочка бросит Вас? Давно пора. — Прости, — повторяет директор. Скрип. Бабах. Стул падает, опрокинут. Антон аккуратно поправляет его. Черт, его молчаливость бесит. Весь такой покорный и послушный. Хотя Рому сейчас раздражает абсолютно всë. Он упирается руками в стол, делает глубокий вздох и морщит лицо. — Заебали Вы, прости, да, прости, а что вы можете сделать? А? Вы же знаете, что я изначально не омега, а ведёте себя так, словно мне нужны ваши ебаные нежности и бесполезные извинения! — он орёт от всей души. — Если вы не понимаете, то по буквам. З-а-е-б-а-л-и. Вы и так уже давно выбрали в приоритет мою маму, так и ебите её, а не мои мозги. Я сам решу свои проблемы, а Вы останетесь мразью, которая испортила мне всю жизнь, — Рома тыкает ему в грудь, заходясь этой речью. — Но я то смогу ещё что-то сделать, я молодой, тупой, отбитый кусок дерьма, а у таких огромные перспективы, да? Голос, Антон, — последнее звучит до жути сырой, реально как приказ. — Мгм, — кивает тот. — настолько огромные, как и твои проблемы. — Завались, — он пихает Антона в плечо нежно. — Вы, Сергей Васильевич, создали мне такую хую гору проблем, что засуньте своё «прости» прямо в свой анус по природе не предназначенный для хуя, ведь вы ебанный альфа, который даже феромончики придержать при ребёнке и не оформленной бете не может. Директор не двигается. Молчит, сжав губы. Даже сейчас он не может себе позволить выйти из этого мерзостного образа ледяной глыбы. Рома опускает голову. Трет лицо. Падает на стул, радуясь, что Антон его поднял. Откидывает его голову. В кабинете виснет вздох. — Зато на Вы, — наконец-то Антон подаёт голос. Рома даже сначала не понимает о чем тот, но потом смеётся. Нервно. Слишком долго. Выдыхает. — Я уже рассказал всë твоей маме, — говорит директор. — Когда? — хмыкает Рома. — Удивлён, думал она узнаёт и убьёт нас обоих… — Полчаса назад. — А, — он зырит на директора около минуты, посмеиваясь. — Вы даун? РЕШИЛИ СДЕЛАТЬ МОЙ ДЕНЬ ЕБАНЫМ ЭКСТРИМОМ?! Вот теперь можно сказать, что он орёт со всей дури. Нет, а почему он должен сдерживаться? Он буквально балансирует на грани, а единственный, кто это понимает долбанный Антон. Тот, кому Рома сломал очки, затащил в постель, подставил в магазине. Он перед кем он до жути виноват. Антон кладёт руку ему на плечо. А потом и лоб. Странное ощущение. Немая просьба. Что же всё сегодня тянутся к Роме, ткнуть, пожурить пальцем и попросить о помощи. — Голова раскалывается, — вздыхает Антон. — Прости, — он треплет его по светлой макушке. — Всё, пошли… В кабинет врываются. Взъерошенная разъяренная чуть меньше Ромы, его мама. Она даже не смотрит на него. Пробегает к директору, хватая его за воротник. Антон делает испуганный и затравленный шаг назад. — Сергей, — шипит она. — Серёжа, вот скажи честно, тебя прикалывает разочаровывать меня каждый раз, когда у нас хоть что-то получается? М? Ебанный мудак. Я тебя засужу. Она орёт так, что к концу фразы голос уже срывается. Она ужасно громкая. Антон прикрывает уши руками, а Рома отворачивается. — Гоу, вернешь деньги за машину, — поддакивает он. — Вот, да, знала бы, что ты такая мразь… Мама у него заходится ругательствами куда пуще. Ярость из неё выливается с каждой буквой, которые она практически выплёвывает. С её щёк катятся слезы. Она хватает Рому. Обнимает его. А безразличная мина не меняется. Терпит, как недовольный кот. — Мы спраааавимся. — Мам, я омега уже практически год. — Ну, знатно ты округлил, — бубнит Антон. — Завались, — кидает Рома. — А ты, — мама нащупывает Антона взглядом, а потом в её глазах отражается ужас, она сжимает Рому. — ты ебал моего сына!? Он отводит взгляд. Забавно выглядит. Как будто он шоколадку спиздил, а не парня трахнул. — Говори, — умеет же мама давить там, где не надо. Антон сжимается и с надеждой смотрит на Рому. Тот тяжело вздыхает. — Ебал он меня, ещё как, мне понравилось, — бурчит он. — мам, мы встречаемся. Кажется, она озадачена. Рома пользуется мгновением и выныривает из её цепких рук. Прикладывает руку к лбу Антона. — У тебя жар, пошли, — бурчит Рома, подхватывая рюкзак. — Эй, — мама держит его за руку. — Поговори со своим парнем, — фыркает Рома, вырываясь. — Он уже не… — Мам, — он мучительно морщится, заглядывает ей в глаза. — ты же целый год выплачивала кредит за ту машину. Она непонимающе морщится. Словно не поняла. — Харэ, преувеличивать, — бурчит он. — четыре месяца, и ты сдалась, ведь так? Тишина уже повесилась в этом кабинете. — Мам, — Рома наклоняет голову. — решай проблемы по-взрослому, а не «что-то не получилось и нахуй оно нужно». Заебала истерить. Делай. Рома тащит Антона за собой. Конечно же, ни у кого из них нет температуры. Шлют охранника синхронно, выходя из школы. Кутаются в куртки, не застегивая. Холодный воздух. Из-под губ вылетают клубочки пара. Рома достаёт сигарету, эксплуатируя огонёк зажигалки, поджигает её кончик. Делает затяжку, передаёт Антону. Тот делает короткую и кашляет. Рома смеётся. И в ледяном воздухе виснет этот печальный и неискренний смех. Антон обнимает его, а ткань курток с неприятным звуком трётся друг о друга. Прямо так на улице Рома плачет. Сжимает паршивую куртку. Всхлипывает и стонет от самой настоящей боли. Ему до безумия больно. Голова раскалывается, а зубы болят. Он не может остановиться. Мычит, сжимается и практически виснет на курящем Антоне. У Ромы впервые в жизни была просто-напросто истерика. — Мне плохо, — чуть-чуть успокоившись всхлипывает он. — И больше совсем ничего? — понимая его, спрашивает Антон. — Мгм, — бурчит он ему в шею. — просто плохо. Только одна эмоция, которая… Он заливается новой волной. Антон выпускает свои феромоны, окутывая Рому. Немного даже укачивает его, как дите. Утешает всём чем может. Запахом стирального порошка или чем он там воняет? Возможно, да, это слабый поступок, но когда мир состоит из «мне плохо» даже возбуждение спасает. Антон кое-каком дотаскивает Рому до дома, параллельно докуривая сигарету. Уже даже не кашляет. По кровати распластался зарыданный Рома. Бледный. Уставший. Антон треплет его по голове. — Спи. — Я хочу тебя, — он пилит пустыми глазами потолок. — но у меня нет сил. Выеби меня. — Неа. Рома поворачивает голову. Хмурится. — Тебе нравится мучать меня? — Немного, — смеётся Антон. — Вот же мудак садичный, — наконец-то Рома искренне смеётся.