Запаха сигарет

Рома скучающе заливает кипятком пакетик чая. Размешивает сахар. Стучит ложечкой, вновь и вновь ударяя ею о стенки. Немного, скорее смущённо сводит брови на лбу. Поджимает губы. — Это Вас так моя мама… ? — Рома туповато улыбается. Директор поворачивается к нему полностью, опирается здоровой щекой на ладонь. Другая же… синяк. Глубокий такой цвет, свежий, ещё и в царапинах. Но самые смущающий аспект – расцелованные губы. Ладно, ещё и искусанные. — У меня такое количество вопросов к маме, — Рома стыдливо прикрывает глаза, показывая, что не хотел бы видеть весь этот срам. — Ну, уж, прости, она меня абсолютно слушать не хотела, — он тяжело вздыхает. — А есть смысл? Вы сделали её сына омегой, а потом выбрали того, кто его отъебет. — Следи за выражениями. — Издеваетесь? А как это называется? Директор слегка морщится, трет под носом. Отмахивается. Пальцы элегантно ходят вверх-вниз. Рома раздвигает ноги, упирается локтями в колени. Выдыхает. Сжимает зубы. Прикрывает глаза и морщится, сводя брови слегка вверху. Наклоняет голову. Как бы настаивая на ответе. — Да, так и называется, — соглашается директор. — Пхпхп, —Рому это изрядно смешит. Наверное, впервые за долгое время, он чувствует что-то похожее на то, как было раньше. Вообще с мыслью, что не надо скрывать, что он омега… легче? Вот так врезать, когда кто-то считает нормальным унизить – шикарное чувство. Пусть попробуют ещё раз вякнуть. Дверь хлопает. Рома слегка поворачивает голову. Ожидаемо, но мило. — Любишься так недовольно моим выбором, — бубнит под нос директор. — То, что Ваш поступок не сыграл против меня, вовсе не делает его благородным, — хмыкает он. — Разумный, мой мальчик, — иронично вздыхает он. Антон мнется в дверях, явно удивлённый спокойной атмосферой. Директор и Рома лишь подкидывают дров в его сомнения, не приглашая его войти внутрь. Спокойно болтают о какой-то фигне. А зачем париться? Антон закрывает за собой дверь, делает это очень аккуратно. Рома даже сначала подумал, что он её оставляет закрытой, так как не слышит щелчка. Антон проходит и садится рядом. Словно тоже виноват. Директор переводит на него печальный взгляд и вздыхает. Наверное, Антошу пугает умиротворение между ними. Рома переводит взгляд на него. Улыбается. Антон протягивает раскрытую ладонь. Рома с недоумением смотрит на это. Хмурится. — Руку. — Эт, че как лапу? — Зови, как хочешь, — Антон хватает его за руку. — Давай ещё пëсиком назови. Антон поднимает жестокий и слишком серьёзный взгляд из разряда «заткнись или умри». Достаёт из рюкзака бинты, а точно он же на ты с медсестрой. Аккуратненько промачивает бинт в перекиси прижимает. Рома стонет что-то невнятное. Морщится. — Ну, вот видишь, как хорошо сосватал, заботливый муж попался, — иронизирует директор, вновь что-то печатая. — Больно! — шипит Рома, отнимая руку. Антон плотнее сжимает руку на запястье, не позволяя вырваться. Крепко же! И больно. Рома дёргается ещё сильнее и хмурится. Натыкается на мутный, мрачный и просто пугающий взгляд Антона. Его коготки упираются в шрамы от сигарет. — Терпи, — чеканит он. — Да, что ты такой злой?! Меня вообще то оскорбили! — орёт Рома, вырываясь уже из принципа. — Ты вообще ничего не сказал мне, — начинает перечислять он. — действовал безрассудно, но ладно, заслужил он, но что я тут увидел? Миленькие разговоры с этим человеком? — Вообще-то я тут, — клацает ручкой. В кабинете слышна лишь бумага, слегка проминающаяся под остриём ручки. Рома смущённо молчит. Антон ждёт. — Ну, а что плохого то? — бурчит Рома, обиженно отворачиваясь. Да. Антон прав. Как он просто из-за настроения так легко шагнул в объятия предателя? Именно. Предатель. Рома немного хмурится. Прежней обиды не чувствуется, а ещё хуже, что директора немного жалко. Рома мотает головой. Отмахивается. — Не твоё дело, — добавляет он менее уверенно, ощущая внимательный печальный взгляд директора. Резко поворачивается к нему. Сжимает зубы, чувствует, что выступают желваки. Вот она, самая страшная угроза, которую он может предъявить директору. Тот лишь слабо улыбается. Кивает. — Я всё понимаю, — говорит он, откладывая ручку и складывая пальцы в треугольник. — тебе просто было хорошо после того, как выпустил злость на кого-то, это вовсе никакое не ни снисхождения до меня? — Не зазнайтесь, просто, — подтверждает эту мысль Рома. В кабинете исчезают все звуки. Никто из них не двигается. Антон сдаёт первым, пиная Рому. Тот вопросительно наклоняет голову и сводит брови. Антон вздыхает и закатывает глаза. — Ты сказал то, что Семён сделал? — спрашивает он. Директор значительно оживляется. Поддаётся слегка вперёд, изменяясь с расстроенного мужчины средних лет в того, кем должен быть – директора. Вау. Даже цвет лица из болезненно белого становится румяным. Рома озадачивают такие изменения. Такая колоссальная разница между директором для него и для других. Рома поджимает губы, отводя взгляд. Сейчас бы вдохнуть весь дым от сигареты, погрузившись в её ядерный вкус, выжигающий лёгкие и сердце. Вздыхает. В кабинете самый обычный запах дерева. Скука. Даже без дьюти-фри. Обидно. Рома стукает ступней. Отворачивается. Мол, он такое говорить не будет. Антон злостно что-то шипит на него, даже сам не понимает, на каком хоть языке. Это вызывает смех. — Ну, серьёзно! Ром, ты не ребёнок, вести себя так? Хочешь больше проблем? — ворчит он. — Мне плевать, какие проблемы, — он указывает большим пальцем на директора. — он всё решит. Упрощать ему жизнь? Ну, уж нет. Я и так на учёте уже стою… — Ты понимаешь, что тут и уголовкой попахивает? —Антон резко поднимается. — У него нос сломан и жуть как. Подходит ближе, упирается руками в стул Ромы. Сжимает зубы. Хмурится. — И? Пару месяцев… Рома получает кулаком в щеку. Не сильно. Откуда то у Антона силенки? Но черт побери, серьёзно? Рома готов к бою, а директор давит их обоих запахом дьюти-фри. — Оба. Сели. Поняли? То немое давление, которое появляется просто от того, что директор поднялся, ужасно. Черт-с два Рома сдастся, если с ним так поступили. Он переводит яростный взгляд с Антона на директора и обратно. Хватает Антона за воротник. Уже собирается ударить, как чувствует боль в костяшках. Тупо. Как же тупо бить человека, который только что обрабатывал ему ссадины. Вздыхает. Сжимает кулак посильнее. Боли, чтобы побольше. — Ещё раз дотронешься до меня, — он проводит большим пальцем по шее. — сдохнешь. — Мы так долго отходили от этого, чтобы снова? — Антон морщится. — Ударь уж лучше, переживу. Не впервой. Как же бесит. Но, к сожалению, руку уже держат. Директор с любопытством разглядывает побелевшую кожу в некоторых местах. Шрамы от ожогов. Рома кажется вот-вот и откинется от сердцебиения. Кошмар. В ушах звенит. Рукав беспощадно задирают. — Интересно, — голос абсолютно обыденный и это ранит. — когда начал? — Так и стал отвечать, — конец фразы стирается, под дьявольским усилием вырвать руку. — Ром, давай-ка представим, что я твой реальный отец, — говорит директор, и, да, теперь слышны угрожающие нотки. — ты его не выбирал, и я натворил дел. Но я правда считаю, что имею право зваться твоим отцом. Рома застывает. Он слышит то, чего так хотел. Лет с тринадцати. Те слова, которые с лёгкостью бы помогли директору сойтись с мамой Ромы. Это был тот простой способ заполучить его и её сердце. Но почему именно сейчас? Именно, когда это заставляет привязаться в пару раз сильнее и не позволит возненавидеть. Директор сказал эти подлые слова, когда Рома почувствовал, что ему правда нужен родитель. Отец. Рома вырывает руку. Испуганно смотрит. Глазки-тарелки. Антон явно лишний здесь, но его присутствие хоть немного расслабляет атмосферу. — Хэй, — скалится Рома. — если хочешь хоть что-то знать, — он замолкает, слегка по детски тупится. — почему ты так поступил? Почему ты хотел, чтобы Антон меня выебал?