Запаха сигарет

Антон снова стоит между двумя огнями. Мама, который день упорствует, хотя уже понятно, что скорее всего она сдастся. А вот у отца сдадут только нервы. Антон отхлёбывает чай. Сююююп. Получается очень скептически. Изгибает бровь. — Ну, уж нет, — мама неуверенно морщится. — мне плевать, что ты уже взял кредит. Мне не нужны твои деньги. Мне нужны дети. — Боже, я же не могу заставить их жить с тобой?! Ко всему ты сама говорила, что ненавидишь этот дом, — стонет папа, размахивая руками, словно этот что-то даст. — Просто продай его мне, ты сможешь приезжать к детям. Ко всему, как только Антону исполнится восемнадцать, я перепишу дом на него. Это паршивое место останется у тебя в доступности. Что тебе ещё надо? — Детей, — стоит на своём она, складывая руки на груди. — Роди, — фыркает Антон. Мама застывает, плечи слегка дрожат, нет, она не смотрит на Антона. Она опускает голову. На полу расплываются маленькие мокрые следы. Коврик их съедает. Вот, это да. Вот это драма… Антон тяжело вздыхает. — Хотя бы Олю, — шипит мама, тыкая в грудь папе. — Нет! — Антон подскакивает. — Ты же тупо запрешь её дома и будешь говорить, как надо, а как не надо, наплевав на любую возможность выбора. Это жестоко! Она ребёнок, ей надо гулять, а с тобой… — А с двумя альфами, как думаешь, ей будет хорошо?! — шипит он, бросая взгляд полный тупой ярости. — А вдруг она тоже будет альфой, и что тогда? — орёт Антон. — Ты то хоть пьешь подавители или накинешься на Олю?! — Какого ты обо мне мнения?! — Блять, объективного! О. Б. Ъ. Е. К. Т. И. В. Н. О. Г. О. — кричит по буквам Антон, а папа оттаскивает его от мамы, находясь в попытках закрыть его рот рукой. Антон слизывает кровь. Жесть. Прокусил ему руку. Сжимает губы. — Прости, — шепчет он. — Ничего страшного, Тош, — папа гладит Антона по голове, чмокает в макушку. — Иди в комнату, отдохни. Антон выбегает из комнаты, громко захлопнув дверь. Шипит какие-то ругательства. Вспоминает, что оставил чашку. Опускает лицо на руки и хмурится. Тяжело. А голова болит. Приём у врача только через неделю, и можно лишь молиться, чтобы необходимые препараты стоили хотя бы чуть-чуть меньше, чем почка. — Тош, что тут стоишь? — Оля выходит из ванной в пижаме и с полотенцем на голове. Вешает его на дверцу. Антон натянуто улыбается. Вздыхает. Надо взять себя в руки. — Что с тобой? — она подходит, беря его лицо в руки, ладошки такие тёплые. — Ничего, — отмахивается он. — Хочешь чая? Оля по-детски хмурится, складывается руки на груди. Наклоняет голову, а её волосы следуют за ней. — Говори. — Ну, хотя бы за чаем… Она недовольно вздыхает. Сводит губы в трубочку и слегка отводит к щеке. Громким шагом босых ног двигается к кухне. На неё уже не так влияют ор родителей, хотя глаза красноватые. Бедненькая. Тяжело ей. Антон стучит ложкой, пытаясь заставить пакетик чая быстрее наполнять кружку тёмной жидкостью. Кладёт по чашкам сахар. Достаёт припасенные мармеладки. Высыпает их на тарелку. Отворачивается к окну. — Я сказала говори! — жуя, возмущается Оля. — А? Что? — Почему ты такой хмурый? — она громко пьёт свой чай, втягивая в себя его. — Родители ругаются, — он пожимает плечами. — у моего друга проблемы, а я там крайний из-за того, что мой рисунок всплыл. Стыдно перед ним. Ещё пришлось показывать ему все свои рисунки с ним… Антон не договаривает, что всё свелось к сексу. Как Рома долго-долго разглядывал каждую работу, а потом чуть ли не тыкал Антона лицом в части тела, на которых был особый акцент. Оле такое знать необязательно. Хотя… Антону понравилось притрагиваться к Роме там, где ранее мог лишь мечтать. Ни за что бы не попросил его. — У тебя проблемы из-за этого? — она реагирует довольно странно. Смущена. Раскраснелись. Чуть не проливает чай, ставя чашку на стол. Подскакивает. Антону не нравится мысль, которая проскакивает в голове. — Что за бурная реакция? — он с сомнением оглядывает ее. — Эм.. Ничего… Антон думает пару секунд. Вздыхает. Опускает лицо на ладонь. Кусает до крови нижнюю губу. Дёргается от того, что в соседней комнате что-то падает, а может быть прилетает в стену. Унылый вид подыгрывает плану, что мгновенно появился в его голове. — Ага, — бубнит он под нос. — мне даже стыдно стало родителям говорить, чтобы к директору пошли. Там вопрос об отчислении, — он поднимает голову, фальшиво улыбаясь, прижимает указательный палец к губам. — только тсссс. Не рассказывай пока, хорошо? Кухня такая маленькая. От окна веет холодом. Деревянные стены, стол и вообще всё, что может прописаться, пропитывается чувством обречённости. — Но ведь ты не виноват! Тебя могли взломать! — вскрикивает Оля. — Никто в школе не знал об этой группе, — он пожимает плечами. — Но ты этого не делал! — Может и я, — он разводит руками, фальшиво опечаленный. —ты то откуда знаешь? — Знаю! Антону этого достаточно. Это очень сильно разочаровывает. Нет, ну, как он мог не додуматься? Кто ещё то имел доступ к его работам, знал о их существовании и мог распространить это в школе? Он снова и снова кусает губу. На указательном пальце не много крови осталось. Оля протягивает ему салфетку. Она быстро краснеет. Умудрился же прокусить? — Оль, — она дёргается. — зачем? Вопрос виснет в тишине кухни. Она опускает голову, отводит взгляд. Плечи дрожат. Она всхлипывает. Плачет. Шмыгает. Сначала Антон думает, что это манипуляция. Но Оля снова и снова пытается открыть рот и не может. Глотает ртом воздух. Страх не изобразишь так красочно, особенно будучи дитём. Антон поднимает. Подходит к ней. Обнимает. Утешает. Гладит по голове. Чмокает затылок. Но правды не изменить. Он ранен родным человеком. Ощущение, словно в нём появилась дыра. Он растерянно вздыхает. Хочется тоже заплакать. И он это делает, только тихо. Даже когда Оля пытается оторвать голову от его груди, к которой её уже насильно прижимают, у неё не получается. Антон позволяет себе лишь тяжело дышать Как же больно. Это ли чувствовал Рома, когда узнал, что директор сказал Антону его трахнуть? Тогда могли ли помочь те оправдания? Плевать же, какие благие намерения стояли за этими действиями, они сделали лишь хуже. Тишина. Даже родители перестали ссорится. Недавно хлопнула входная дверь. Антон наконец-то чувствует, что успокоился. Опускается на колени перед заплаканной Олей. Стирает с её щёк остатки слез. С мокрыми щеками уже холодно должно быть. Улыбается ей. — Прости меня, Тош, послушай… Нежное обращение режет острее ножа. Он облизывает щиплющие губы. — Постой, — он её тормозит. — успокойся. Дыши. — Я-я в порядке, — запинается она. — послушай, давай я признаюсь. Меня не очислят, у меня нет ни единого плохого поступка до… — Я соврал. — Что? Болезненная тишина вновь догоняет их. На лице Оленьки осознание. Ужасное понимание обмана. Она испуганно улыбается и смеётся. Истерика. — Ты обманул меня? — она растеряно смотрит. — Зачем? — Ты же не поняла бы иначе, что плохо поступила, — вздыхает он.— Рома мой парень. Ты навредила ему… — Парень?! Тип любовник?! Любить – плохо! — Оля подскакивает со слезами на глазах. — Плохо! Плохо! Плохо! — срывается на ужасный крик. Прибегает мама. Обнимает свою Оленьку, а пижама покрывается складками от прикосновения. Гладит, утешает, улюлюкает. — Ты! — тихо, но будто бы крича, произносит она. — Что ты сделал? — Это сделали вы, — он переводит на неё взгляд полный ярости, такой похожий на её собственный. — Вы. — Чего? Антон поднимается, отряхивает колени. Смотрит на маму, как на предателя. — Ничего, — бурчит он. — Оля просто не хочет принимать, что старший братик может начать встречаться. Всё хорошо. Будто бы мои отношения помешают нам… — Ты в отношениях? Мама явно озадачена. Слегка тупится. — Здесь? — её взгляд ещё более недоуменный. — Нашёл кого-то среди этих отбросов и быдла? — Ага. Мама замолкает. Прижимает Олю к себе ещё сильнее. Растерянно хмурится. — Скоро суд, — тихо говорит она. — там будет раздел имущества и определение места жительства. Там вам надо будет сказать с кем вы хотите жить. — Классно, — кивает Антон, складывая руки на груди. — мам. — М? — Пожалуйста, — он наклоняет голову, улыбаясь максимально искренне. — продай отцу дом. Я не хочу жить с тобой и уезжать не хочу. — Ну, — хмыкает она, болезненно морщась. — я это поняла. — Продашь? — Да. — Спасибо. Антон наконец-то выдыхает. Одна проблема решена. Оставляет Олю на маму, прячась в своей комнате. Пачкаясь в чернилах, он рисует вид за окном. Нет сил на то, чтобы плакать и думать о Роме. Суд и правда скоро, в конце недели. *** Антон громко хлопает дверью. Нет, ни одна перепалка за это время из-за Ромы не могла бы вывести его так. Оля заявила, что хочет жить с мамой. С мамой. То есть теперь они фиг когда увидятся. Оля в городе, Антон здесь в селе. — Хах, — рыдая, он упирается руками в стол. — типа сбежала? Типа больше глаза мозолить не будешь, малявка? Вот оно, благородство, ебанное. Он падает на кровать, описывая всё возмущение Роме. Тот тоже получает за то, что знал и не рассказал.