Проклятая река

Собирались у реки       Да девки молоды венки плести,       Да суженого звати.       Да в реке той есть проклятье.       Милый суженый приди,       Да в косы ленты заплети,       Да будет вечностью нам счастье.       Да в реке той есть проклятье.

      Совсем жухлая уже, жёлтая трава похрустывала в такт шагам, а сброшенные с деревьев листья, тонкие, как слюда, переламывались под цветными кедами Луны, шедшей впереди. Её металлические серёжки в форме ловцов снов тихонько позвякивали, а в вышине разносились крики перелётных птиц и шумное биение их крыльев. Джинни на миг приостановилась и посмотрела на выцветшее, словно линялое небо — её ослепило яркое, но холодное октябрьское солнце, которое то и дело заслоняли силуэты пролетающих птиц. Волны Чёрного озера ритмично накатывали на крутой каменистый берег, по склону которого они с Луной шли, и время от времени до них долетали холодные брызги. В зарослях всплёскивала ловкими хвостами рыба.       Замок остался за спиной, и Джинни тихо радовалась этой спонтанной осенней прогулке — подальше от давящих стен. Хотя она и не позволяла себе забывать, что чем дальше от Хогвартса, тем осторожнее надо держаться у воды, ведь подводный народ делался всё агрессивнее. Джинни надеялась, что их самовольной прогулки за школьные границы никто не обнаружит.       Луна поправила свои легкомысленные хвостики из белых летящих волос, и многочисленные браслеты, унизывавшие её запястья, звякнули в такт серёжкам. Ритмичность и умиротворённость окружающих звуков позволили давящей тяжести в груди немного ослабнуть, а мыслям — улететь далеко-далеко.       На ходу Луна принялась собирать особенно красивые листья, неспешно связывая их со стеблями сухой травы. Получившуюся красоту она умело свернула в яркий венок. Закончив с одним, Луна протянула его Джинни и радостно закружилась, раскинув руки в стороны, словно крылья. Джинни любовалась Луной: в этом медленно умирающем лесу подруга напомнила ей лесную фею или высокого сида из сказаний. Джинни аккуратно надела венок на голову. Листья ожидаемо источали горьковатый запах осени.       — Надо было взять с собой Колина, — заметила она. — Я бы хотела запечатлеть этот момент.       — Давай, я нарисую тебе его? — весело отозвалась Луна, и глаза её мягко засияли. Джинни неуверенно кивнула, словно сомневаясь в способностях Луны. Рисунки у Лавгуд были слегка детские: нарушенные пропорции, чрезвычайно яркие цвета — но всегда одинаково наполненные жизнью и светом. И они, не спеша, продолжили путь, а Луна принялась за второй венок.       Замок на возвышенности становился меньше с каждым шагом, пока окончательно не скрылся за плавным поворотом берега.       — Это не слишком малодушно — мечтать больше не возвращаться в Хогвартс? — спросила Джинни, обращаясь главным образом к клеткам пальто на спине Луны.       — Если бы я была анимагом — я бы хотела превращаться в птицу, — невпопад ответила та. Но это на первый взгляд, невпопад. Джинни, достаточно изучив странную манеру изъясняться Луны, сразу сообразила, что и она мечтает убежать подальше из Хогвартса. — Но, скорее всего, это был бы заяц.       — Судя по твоей логике, моя анимагическая форма — конь! — Они одновременно представили это зрелище и дружно засмеялись, вспугнув какую-то птаху с куста.       Луна вплела во второй венок, помимо листьев и травы, парочку совиных перьев, нашедшихся по дороге. Если бы они жили данным-давно, из Луны, несомненно, получилась бы отличная жрица — самая настоящая бандури. Джинни читала про таких. Она представила Лавгуд танцующей возле костра, с вплетенными в волосы бусинами и перьями, пахнущую деревом и пряными травами. Спирали дыма заструились в темные небеса, а речитатив заклинаний пронёсся в прибрежных зарослях шорохом ветра…       Вскоре к обычным лесным звукам примешался ещё один — веселое переливчатое журчание водяного потока. Дальше путь им перекрыла неглубокая, но быстрая речка, спускавшаяся с возвышения, где рос редкий ельник. Они присели на камни у воды, решив дальше не идти. Солнце уже ласкало верхушки деревьев, сквозь ветви прорываясь отдельными лучами — времени осталось лишь на обратный путь. Не очень-то хотелось застать тёмное время суток на окраине Леса, да ещё и так далеко от школы.       Они не говорили ни о чём важном — всё необходимое либо уже было высказано, либо молчаливо осело между строк и в подрёберье. Джинни порой казалось, что хуже быть уже не может, но она знала: если Гарри не вернётся из своего импровизированного похода, Того-кого-нельзя-поминать уже ничто не остановит. Словно моровое поветрие, тёмные вязкие миазмы пройдётся он по всему миру; залетит в каждый тёплый дом, в каждый укромный уголок сердца — и отнимет, выхолодит, выстудит, заразит нарывающими мыслями и неблаговидными поступками; задует едва ли теплившийся ещё огонёк надежды.       Джинни приказала себе не думать об этом, скидывая наваждение; она достала мягкие, немного помятые в сумке вафли, оторвала их от бумаги, в которую те были завернуты, и протянула парочку Луне. Они прихлёбывали тыквенный сок из одной на двоих тёмной бутылки и смотрели на волны, подпрыгивающие на крупных валунах, на маленькие водовороты около устья и на ослепительно сверкающую, словно драгоценный камень, поверхность озера.       — А давай на суженого погадаем? — предложила вдруг Луна.       Она воодушевлённо вскочила, а Джинни, блаженно подставляя лицо с закрытыми глазами солнцу, только безмятежно поинтересовалась у неё:       — Что это ты там удумала?.. Я и так… — Джинни хотела было сказать, что и так знает, кто её суженый, но слова увязали на языке, и она сморщилась, как от внезапной боли. А что, если Джинни только пыталась убедить себя в том, что Гарри когда-нибудь вернётся к ней; что, если она преданно ждала того, кто вовсе в этом не нуждался, а его добровольное скитание и намерения увести её из-под удара — не более чем предлог? В грудной клетке больно кольнуло, и Джинни открыла глаза, сталкиваясь с взглядом голубых глаз Луны.       — И так знаешь, кто твой суженый. — Луна ласково и понимающе улыбнулась Джинни, и дышать стало немного легче. — Конечно, ведь мозгошмыги Гарри ведут себя гораздо приличнее, когда ты рядом. Но ты же составишь мне компанию?       Луна сняла венок с головы и хотела уже кинуть его на воду, но Джинни её остановила, поймав за руку.       — Что за ритуал, хоть объясни толком.       — Это из учебника прорицаний за шестой курс. Там гадательные обряды разных народов мира.       — Только не говори, что не отказалась от уроков в этом году! — воскликнула Джинни, давя смешок.       — Тогда профессор Трелони осталась бы совсем одна.       — Луна! — воскликнула Джинни. Возможно, где-то в глубине души Трелони и было бы обидно такое пренебрежение её предметом, но она уж наверняка нашла бы, как по-другому занять освободившееся от занятий время: выпила бы стаканчик хереса, например. — Не знала, что в учебнике предсказания есть хоть что-то стоящее.       — В нём много всего полезного, — проговорила Луна, устав стоять и вновь забираясь на крупный валун, согнув ногу и опустив подбородок на колено. — Правила составления натальных карт, расклады Таро и рун, Книга Перемен, в конце концов!       Джинни подняла руки, сдаваясь. Сама она за два курса заглядывала в учебник едва ли пару раз. Ещё в прошлом году надо было бросить этот предмет!       — Ты знала, например, что в моей натальной карте сказано, что я люблю яркие украшения?       — Пальцем в небо, как всегда, — беззлобно ухмыльнулась Джинни. — И что там насчёт венков?       — Сейчас вообще-то немного не тот месяц, но вдруг сработает, — беспечно пожала плечами Луна. — Вкратце, чей венок проплывёт дальше и быстрее всех, та быстрее других выйдет замуж. И можно попросить суженого прийти к тебе во сне и показать своё лицо. Вот так: милый суженый приди, да в косы ленты заплети, — пропела мелодично Луна и толкнула венок по воде.       Джинни повторила напев и следом опустила свой венок. Поток ловко подхватил оба, и они весело побежали вперед; за какое-то мгновение венок Джинни даже обошёл венок Луны. Ещё с полминуты те неслись вперёд, к Чёрному озеру, пока вдруг с трагическим «бульк» в одно мгновение не скрылись под водой. В Запретном лесу пронзительно вскрикнула птица, а налетевший вдруг холодный ветер заставил облака в вышине помчаться быстрее, и их сизые тела перекрыли свет. По спине пробежали мурашки, и Джинни схватилась за плечи.       — Э-э-э, Луна? — В резко наступившей тишине — кажется, даже речной поток заглох, — прозвучал голос Джинни.       — Я не совсем уверена, но это не очень хороший знак, — отозвалась Лавгуд взволнованно, беспомощным жестом прижимая ладонь ко лбу. — Кажется, к смерти или болезни.       — Потрясающе! Всё, как Трелони любит. Тебе стоит написать для неё сочинение, — нервно пошутила Джинни, стараясь развеять сгустившуюся зловещую атмосферу.       Луна ничего не ответила, подхватывая свою сумку и устремляясь назад. Джинни поспешила за ней; и шли они, подгоняемые ветром в спину и стремительно наступающими на пятки сумерками.       …Гарри улыбался ей счастливо. Левый уголок его губ был вздёрнут чуть выше, чем правый, а под всегда лохматой чёлкой виднелась розоватая полоска такого знакомого шрама. Джинни знала его лицо до мелочей, хоть ей было отведено не так уж и много времени, но она не потеряла ни единого мгновения.       — Никак не налюбуешься? — От этого холодного чуть насмешливого голоса, внезапно раздавшегося за спиной, Джинни вздрогнула всем телом. Не может… — Так и будешь стоять столбом? Садись!       Джинни обернулась очень медленно, неохотно. Пространство вокруг вязло, делая её движения ещё более замедленными. Но потом она всё-таки встретилась взглядом с провалами тёмных глаз Тома Реддла. Он легонько похлопал по резной спинке стула, стоявшего перед ним. Меньше всего Джинни хотелось бы сейчас оказаться к нему спиной. Она разочарованно оглянулась — но Гарри ожидаемо там уже не было.       — Давай! Не я это придумал! — Том начал терять терпение, и его лицо исказилось раздражением — нет, невозмутимость всё же не одна из его добродетелей… Добро… что?       Джинни покорно села, подавив неуместный смешок. Если она проявит достаточную послушность, он ведь не сделает ей ничего дурного? В этот раз.       Чёрный атлас её мантии приятно скользнул по голым ногам, немного холодя их. Джинни удивлённо провела по нему рукой — в реальности у неё никогда не было мантий из таких дорогих и качественных тканей. Она видела это по красивому глянцевому отливу шлейфа. Самая нарядная мантия, которая была у Джинни — та, что она надела на Святочный бал. Мама пошила её буквально за неделю до вечера — ведь третьекурснице не полагалось иметь парадную одежду. Джинни не знала даже, как называлась та розовая ткань — но не сомневалась, что она была не из дорогих.       Том напевал себе под нос какую-то песенку. Что-то про туманные холмы, вереск и стеклянные дворцы на островах. Просунул руку под её распущенные волосы и уложил тяжёлые рыжие пряди поверх спинки стула. Джинни вздрогнула от прикосновения к своей шее его холодных длинных пальцев.       — Что ты делаешь?       — Ну как что? «Милый суженый приди, в косы ленты заплети»… И вот... — Том в самом деле провёл неизвестно откуда взявшейся расчёской по волосам Джинни. Расчёска застряла на кончиках, и Том почти нежно, любовно, стал распутывать пряди, пока они аккуратной волной не легли Джинни на спину и плечи. От каждого его прикосновения кожа болезненно вспучивалась, словно от микроскопических ударов тока.       — Ты, что ли, суженый? — скрывая усиливавшую растерянность и подкрадывавшийся страх, с ухмылкой спросила Джинни, скашивая глаза в сторону и стараясь поймать Тома периферийным зрением.       — Извини, но мы оба хорошо знаем, что Мальчик-который-никак-не-отбросит-копыта тебе не подходит. Слишком правильный, слишком хороший, предсказуемый — скучный!       Джинни несогласно закусила щёку изнутри, а Том закончил с одной косой и принялся за другую, вплетая в волосы предусмотрительно появившиеся ленты. Зелёные, разумеется. Потом что есть силы впился ей в плечи руками, потянул назад, до боли сжимая кожу пальцами и заставляя вжаться в спинку стула. И прошипел на ухо, почти касаясь его губами:       — А со мной, милая, тебе всегда будет весело!