***
Два дня назад. — Кара? — Мэттьюс подошёл к девушке, стоящей около расписания операций. — Майк, привет, — даже не оборачиваясь на парня, пробормотала Кара. Она продумывала операцию по смене клапана, которая должна была состояться через час. Она хотела зайти к Лене в кабинет, но её снова нагрузил Снаппер заполнением карт и выписок в каждую её свободную минуту. Ощущение, что он специально делал всё, чтобы задавить блондинку морально и физически. — Ты что-то хотел? — У тебя операция по смене клапана, верно? Ты же в курсе, что у нас не хватает ассистентов? — Да, Майк, я работаю здесь уже год, и привыкла, что сотрудников в отделении мало. «А ещё что половина из имеющихся постоянно отлынивает от работы, как ты», — мысленно дополнила девушка. Она перевела взгляд на расписание Майка: одна операция за смену против её пяти. И зачем Снаппер держит его в отделении, если Мэттьюс бесполезен? — Надо написать какую-нибудь бумагу этой потаскушке, чтобы она взяла на работу новых людей. А то прибрала к рукам больницу, а сама ничего не делает… Кара напряглась. Так сильно, что на сжатых кулаках побелели костяшки. — Ты сейчас про кого? — Про Лютор, конечно, — Майк мерзко хохотнул, и Каре захотелось размазать его физиономию по белоснежным стенам больницы. Дэнверс знала, что Лена работала сутки напролет. Что каждую свою свободную минуту она разбиралась с проблемами, которых за время работы прошлого главврача накопилось немало. И какое право имел Мэттьюс так говорить? — О, заткнись, Майк. Ты не знаешь, о чем говоришь… — у Кары уже не было сил быть со всеми дружелюбной, тем более с такими мерзавцами, как он. Её и так лишили единственного отдыха на работе — времени наедине с Леной. — Да брось, Кара. Ты же не слепая. Сколько ей лет? Двадцать пять? Меньше? Мы с тобой в этом возрасте только закончили институт, а у неё уже целая больница. Я уверен, что она закрутила шашни с кем-то из верхушки. Ох, должно быть, она очень хорошо сосёт, раз ей сделали такую милость. Завидую этому счастливчику. Её ротик… Признаюсь, образ довольно возбуждающий, если бы она была тупоголовой медсестричкой, а не моим боссом… Кара резко повернулась к Майку. Её брови были нахмурены, крылья носа раздувались от бесполезно-успокаивающих вдохов, а в ставших серыми глазах сверкали молнии. Жевательные мышцы ходили под кожей от сдерживаемой ярости, а кулаки так и чесались пройтись по этой кривой улыбке напротив. — Скажи на милость, Майк, — сквозь зубы процедила Дэнверс, боясь наговорить парню лишнее, — ты сам додумался до этой умопомрачительной теории, или кто помог? — Что она шлюха? Да так вся больница считает, — Мэттьюс снова хохотнул, а самообладание Дэнверс висело на волоске. Нужно было уходить, пока она не натворила глупостей. Кара развернулась на пятках и направилась в сторону ординаторской. Ей срочно нужно было что-то (или кого-то) побить, и ничего лучше подушки она не придумала. Они просто не знают Лену. Они понятия не имеют, через что она прошла, сколько она работает, чтобы добиться своей цели, и насколько она гениальна. Они не оперировали с ней, чтобы это понять. Они не спасали вместе с Лютор ребенка. Они просто не знают, о чем говорят. Кара пыталась себя успокоить, но не сильно получилось. День оказался безвозвратно испорчен, потому что Лену она так и не увидела ни разу за всю смену.***
— Лена! — Кара вошла в предоперационную. Впервые за несколько дней она почувствовала себя лучше, стоило лишь увидеть брюнетку. — Кара, — Лютор повернулась, оторвавшись от мытья рук, и улыбнулась. Кажется, для Дэнверс загорелось личное солнце. — Я очень рада тебя видеть. — Взаимно, — блондинка улыбнулась, и в уголках ее глаз показались морщинки. «Я очень соскучилась», — чуть было не произнесла она, но вовремя прокусила язык. Хирурги приготовились к операции, ожидая, пока анестезиолог даст добро, что можно начинать. Кара снова начала нервничать. На этот раз им придется вскрыть ребенку грудную клетку и провести операцию на открытом сердце. На крошечном открытом сердце! — Бобби, всё будет хорошо, — Лена подошла к ребенку и нежно на него посмотрела. — Скоро ты будешь совсем здоровым, — Лютор говорила с малышом так, словно он мог её услышать, хотя ему уже ввели наркоз. — Бобби? — Кара весело на неё посмотрела, встречаясь с изумрудным взглядом. Ей так не хватало присутствия Лены. — Ну, я подумала, что неудобно называть его просто ребенком, поэтому придумала ему имя. Бобби звучит неплохо. Как думаешь? — Бобби Оливер… — Кара задумалась для вида, хотя она приняла бы любое имя, сорвавшееся с губ Лены. — Мне нравится. Операция началась. Для начала им нужно было вскрыть грудную клетку и получить доступ к сердцу. — Скальпель, — Кара выдохнула и протянула руку в стерильной перчатке. Это будет долгая операция. — Вскрывают детей так же, как и взрослых? — уже обращаясь к Лене, спросила Дэнверс. Они не успели пересечься и обсудить все детали, а сама Кара ещё не делала такие операции у новорожденных. — У них тоньше и нежнее кожа, но подкожно-жировой слой намного толще. И грудина по большей части состоит из хряща, поэтому сильного давления не нужно. Слишком много информации. Кара заколебалась, остановившись с поднятой рукой со скальпелем. Насколько сильно нужно давить? А если она надавит слишком сильно? Или, наоборот, не прорежет даже подкожно-жировую клетчатку? Со взрослыми у неё это дошло до автоматизма: она могла сделать стернотомию хоть с закрытыми глазами. Но здесь… — Давай я помогу, — Лена, видя колебания блондинки, обошла стол и встала рядом с Карой. Одна ладонь легла поверх пальцев, сжимающих скальпель. Она будет направлять и регулировать силу, чтобы Кара почувствовала и запомнила. Вторая рука автоматически приземлилась на талию кардиохирурга сзади, приобнимая и заставляя мурашки пробежать по спине. Они сейчас должны стать одним целым, вдвоём работать одним скальпелем, поэтому Лена плотнее прижалась к Каре, что та могла чувствовать дыхание брюнетки на своей шее даже через маску. Дэнверс была готова признаться, что она может простоять так целую вечность. — Делаем надрез от яремной вырезки до мечевидного отростка, — мягкий бархатистый голос прошелестел рядом с ухом Кары, и её колени слегка дрогнули. Лена надавила на руку Дэнверс с идеально нужной силой. Сначала они прорезали кожу, а затем, вторым заходом, подкожно-жировую клетчатку так, что Кара почувствовала кончиком скальпеля твёрдую кость. Всего каких-то несколько секунд, и блондинка не хотела, чтобы главврач отстранялась. Словно прочитав её мысли, Лена зависла на некоторое время, словно размышляла, что можно ещё сделать в таком положении. А может ей тоже не хотелось отпускать Кару? — Нужно сделать насечку по надкостнице грудины, чтобы проще было пилить, — Лена снова направила скальпель, кажется, ещё чуть сильнее прижавшись к Каре, чтобы заглянуть в операционное поле. Дэнверс перестала дышать. — Не дави слишком сильно, дорогая, — если до этого Кара ещё могла как-то соображать, то теперь высшие мозговые функции её покинули. Пальцы Лютор погладили тыльную сторону ладони Кары, заставляя слегка расслабиться, — ты прорежешь ему грудину. Дэнверс кивнула, показывая, что она поняла, и они вместе провели линию по грудине, едва касаясь её скальпелем. — Вот так. С детьми нужно быть нежными, они очень хрупкие, — тихий шепот, напоминающий шелест листвы в лесу, и Кара представила его по утрам. В собственной постели под аромат свежесваренного кофе. Хрупкие здесь сейчас только мои нервы. Лена отстранилась и, отпустив руку и талию Дэнверс, вернулась к другой стороне стола. Дальше она могла только наблюдать, потому что кардиохирургия — профиль именно блондинки. Каре же перестало хватать этого контакта почти моментально. Это было что-то очень похожее на наркотическую зависимость от прикосновений Лютор: чем больше её касались, тем большего ей хотелось. Кара мотнула головой. Нужно было привести мысли в порядок. — Лебше́, — Кара вернула скальпель медсестре и приняла из её рук нож. Специальный инструмент прошел как по маслу, с лёгкостью разрезав грудину пополам, в то время как со взрослыми приходилось попотеть. — Финокьетто, — очередной инструмент в умелых руках, и ретрактор уже раздвигает края раны. Сильно расширять было нельзя, иначе можно сломать ребенку рёбра. Приходилось ограничиваться маленьким операционным полем. — Мы в грудной полости, — Кара подняла глаза на Лену, и та кивнула в ответ. — Ты молодец, — тише шёлка прошептала брюнетка, и только Дэнверс её услышала. — Дальше твой профиль. Кара снова выдохнула. Обычная операция на сердце. За последний год она таких сделала больше двухсот, верно? По крайней мере, так сказала Лена, и Дэнверс ей верила. Значит и с этой она справится. Каре дали специальные очки, которые позволили бы увеличить пространство, на котором она будет работать, и сосуды, которые у ребенка были тоньше ниток. — Сначала подключим его к аппарату искусственного кровообращения, затем остановим сердце и исправим порок. Мисс Лютор, какой способ искусственной остановки лучше использовать для Бобби? — Учитывая, что операция будет долгой, лучше всего химический. Подготовьте шприц раствора Кирша, — скомандовала Лена уже медсестре. — Скальпель, — снова попросила Кара. Её голос уже был более уверенным. — Вскрываю перикардиальную полость и пунктирую сосуды для подключения к искусственному сердцу. Дэнверс подключила ребенка к аппарату, затем ввела раствор в коронарные артерии, заставляя сердце остановиться. Лену передёрнуло, когда она видела постепенно замедляющееся и вскоре совсем остановившееся сердцебиение. Монитор всё ещё показывал, что пульс есть, потому что его нагнетал аппарат, но само сердце уже не билось, и это зрелище пугало. — Переходим к транспозиции сосудов. Зажим… Смотря на то, как Кара умело работает инструментами, как она плавно рассекает стенку сосуда, чтобы потом его переставить и пришить в другое место, Лена поражалась всё больше. Непонятное чувство поселилось где-то в груди, заставляя дыхание останавливаться, а сердце — стучать за двоих. Кара талантлива, она отличный хирург и замечательный врач, заботящийся о своих пациентах. Но Лена видела десятки прекрасных хирургов. Дело было совсем в другом. Кара была не как все. Она была доброй, искренней, заботливой. Она не верила сплетням или СМИ, не делала выводы раньше времени и не строила предубеждения. Она не презирала Лену только за её фамилию и за то, что натворила её семья. Кара искренне интересовалась её жизнью, а не деньгами ее семьи или выгодным положением. Кара была просто… Просто лучиком света в её серой и безрадостной жизни. И, кажется, Лена безвозвратно увязла в этом. — Перемещаю коронарные артерии на лёгочный ствол, — этот уверенный, но не лишенный нежности голос, мягким тембром отзывающийся в груди. Лене нельзя так долго находиться рядом с Карой, иначе она наделает глупостей. — Мне нужно выйти, я сейчас… — Лена покинула операционную, сняв перчатки и маску. За дверью, прислонившись к стене и откинув голову назад, она шумно вдохнула. Нельзя… Нельзя влюбляться в своего подчинённого. Тем более в того, кого ты хочешь назначить заведующим отделением. Это сломает ей карьеру и отношения в коллективе. Но, чёрт, как держать дистанцию с такой удивительной девушкой? Лена закрыла глаза, и в мыслях снова всплыло прекрасное лицо Кары. Её милая складка между бровями, когда она о чем-то усиленно думает. Бездонные голубые глаза, которые, казалось, могли видеть насквозь, и не сравнимые по цвету ни с одним самым глубоким океаном. Нос с небольшой горбинкой и мягкие губы, так часто растягивающиеся в белоснежной улыбке в её присутствии. Это противозаконно, быть такой красивой! Девушка открыла глаза и несильно стукнула головой об стену позади себя. Возьми себя в руки, Лютор! Где всё твоё самообладание? Ты на работе, самобичеванием будешь заниматься дома… Если вообще доедешь до него сегодня. Лена нацепила маску обратно, зашла в предоперационную и снова вымыла руки. Сменила перчатки и, ещё раз вдохнув полной грудью, вошла в помещение. Кара стояла всё там же, не изменив позы и сосредоточенно зашивая сосуды. — Я пришила коронарные артерии к корню лёгочного ствола, осталось поменять магистральные сосуды местами, — Кара бросила быстрый взгляд на Лену и уже тише добавила. — Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? — Всё хорошо, не переживай. Главное — не отвлекайся, — Лютор говорила тихо, чтобы её услышала только Кара. Снова эта ненавязчивая забота, снова беспокойство в глазах, которое топит лёд вокруг её сердца и разрушает возведённые в далёком детстве стены. А она хотела держать дистанцию, наивная… — Готово, — Кара выпрямила спину, разминая её и передавая шовный материал медсестре. По сердечной мышце уже начали проходить отдельные импульсы сокращения — химическая кардиоплегия переставала действовать. — Нужно проверить герметичность швов, а затем можно закрываться. Кара промыла сердце ребенка снаружи физраствором, чтобы убрать все сгустки, образовавшиеся во время операции. — Отсос, — ей протянули трубку. — Постепенно отключаем от искусственного сердца. Через некоторое время аппарат был отключен, кровообращение восстановлено. Все швы были герметичны — Лена даже не сомневалась в мастерстве Кары даже на таких маленьких сосудах. Теперь у Бобби были два здоровых круга кровообращения, которые будут функционировать, как положено. Кара поменяла перчатки и принялась всё зашивать. Операция закончилась. Малыша отвезли в реанимацию новорожденных (которую Лена открыла пару дней назад, потому что прошлого главврача, кажется, совершенно не волновала судьба младенцев), а девушки сняли перчатки и грязные одноразовые костюмы. Все сотрудники уже разбрелись по своим делам. — Лена, мы это сделали! — Кара сняла шапочку, широко улыбаясь. Счастье так и переливалось через край, окутывая мягкой волной брюнетку. Лютор хотела было уже сказать, что это заслуга Кары, как та неожиданно налетела на неё, обнимая. Можно сказать, что Дэнверс-младшая всегда была тактильным человеком. Если в ней бурлили эмоции, она плохо сдерживала свои порывы. Но на самом деле она просто не могла контролировать себя рядом с Леной. Брюнетка сначала напряглась, потому что она не привыкла к таким проявлениям нежности. У Люторов признание в любви заключалось в отсутствии желания убить или посадить в тюрьму своего родственника. Никто не обнимал её, не считая родной матери в далёком детстве, и Кара буквально первый человек за последние почти двадцать лет. Но затем Лена расслабилась. Практически растеклась, как масло на горячей сковородке, от таких теплых и нежных объятий. Она подняла руки, чтобы обхватить Кару в ответ и притянуть чуть ближе. На самую крошечную секунду, не более того. Их тела идеально подходили друг к другу. Лена уткнулась носом в ложбинку между шеей и плечом Дэнверс, и она сомневалась, что существует место, где она хотела бы сейчас оказаться, кроме этой предоперационной. Кара же положила свой подбородок на голову Лютор, блаженно закрыв глаза. Если бы она могла, она бы закрыла дверь на замок и простояла так до конца смены. Даже если ее ноги ныли после долгой операции. — Ты это сделала, Кара. Это твоя заслуга, — теплое дыхание коснулось шеи Дэнверс, пока Лена это говорила. Кара была готова умереть прямо здесь и сейчас, потому что она достигла предела своих мечтаний. Ладно, возможно, этот предел находился чуть выше, на губах Лютор. Но всё равно эти ощущения не передать словами. — Хэй, — Кара немного отстранилась, чтобы посмотреть в изумрудные глаза, и Лена сделала то же самое. — Это и твоя заслуга тоже. Без тебя я бы не справилась. Она зря это сделала. Зря отодвинулась, потому что теперь они стояли очень близко, обнимая друг друга. Настолько близко, что Кара могла разглядеть жёлтые крапинки на изумрудной радужке, а её губ касалось теплое дыхание. Дэнверс невольно опустила глаза на мягкую кожу, сейчас слегка прикушенную зубами. Обычно Лена носит красную помаду, и Кара соврет, если скажет, что это не выглядит чертовски сексуально. Но на операции Лютор практически не наносит макияж, особенно на губы, всё время закрытые маской, и Дэнверс теперь тяжело определиться, что из этого она обожает больше. Она могла бы наклониться. Преодолеть эти несчастные несколько сантиметров и попробовать эти губы на вкус. Узнать, действительно ли они такие мягкие, как кажутся, или ещё мягче. Она бы могла… Если бы её сестра не влетела в помещение, тяжело дыша. Девушки отскочили друг от друга, как ошпаренные, едва не допрыгнув до разных концов предоперационной. Если Алекс что-то и заметила между ними, то не подала виду, потому что: — Мисс Оливер… — Дэнверс-старшая пыталась восстановить дыхание. Кажется, она бежала. — Что с ней? — Лена вернула себе самообладание быстрее, чем Кара, и снова стала главврачом. Алекс сочувствующе на них посмотрела, словно не решаясь сказать то, ради чего она преодолела половину больницы. — Она скончалась…***
Они сидели в тишине в ординаторской кардиохирургического отделения. Был поздний вечер, почти ночь, и все уже разбрелись по домам. Алекс пошла на встречу с друзьями в баре — смерть в реанимационном отделении не такая уж и редкость. Но Кара с Леной были потеряны, пусть это была даже не их пациентка. Пусть она была наркоманкой или находилась в коме. Они боролись. Боролись за жизнь её малыша, чтобы он теперь остался без матери. — Главное, что Бобби жив. Мисс Оливер хотя бы оставила после себя наследие, — Кара смотрела в пустоту. Она снова надела очки, потому что от линз уже болели глаза. Они сидели на диване, близко друг к другу, каждая в своих мыслях. — Надеюсь, что это наследие не будет повторять ошибок родителей, — горько заметила Лена. Кара повернула голову, чтобы увидеть такой же потерянный изумрудный взгляд. Она накрыла рукой ладонь Лены, лежащую на диване, и переплела их пальцы, несильно сжимая. Они сделали всё, что было в их силах, но от этого не легче. — Лена, я… Кару прервал телефонный звонок. Роботизированная мелодия прогремела громом в тишине между ними. Лена взяла гаджет в свободную руку, всё ещё не отпуская пальцы Дэнверс и не предпринимая попыток высвободиться, и ответила: — Слушаю? — Мисс Лютор? — Да. Кто это? — Детектив Корбен. Я расследую дело мисс Оливер. — Дело? — Лена напряглась и чуть сильнее сжала руку Кары. Нехорошее предчувствие закралось в душу. — О каком деле идёт речь? Она сегодня умерла в отделении реанимации, но вам откуда это известно? Ледяной тон Лены не предвещал ничего хорошего. С кем бы она ни разговаривала, этот человек явно не был желанным собеседником. Кара нахмурилась, пытаясь вслушаться в слова говорившего, но она слышала лишь собственное сердцебиение в ушах. — Мисс Лютор, — пауза, за которую Лена успела прокрутить в голове тысячу вариантов, как информация могла попасть в прессу. — Вы обвиняетесь в убийстве мисс Оливер…