***
Шаню кажется, что он сейчас сдохнет: жарко, пыльно и глаза от солнца слепит так, что нет вообще никакого желания их открывать. Он бы попытался свинтить ещё в самом начале, но дежурный, как назло, ходил за ним чуть ли не по пятам, так что шанса улизнуть незамеченным не было. Можно, конечно, было сделать это внаглую и открыто, но тогда обязательно бы потом оповестили мать: мало того, что ваш сын пренебрегает школьной дисциплиной и нарушает все возможные правила, так он ещё и от заслуженного наказания отлынивает. Ладно, думает Шань, не переломлюсь. Когда раздаётся звонок и где-то в стороне кричат о том, что пора закругляться, Шань даже не удосуживается прибрать за собой: бросает метлу с перчатками около ближайшей мусорной кучи и уходит к открытым кранам, чтобы ополоснуться. Холодная вода по началу кажется тёплой. Он ныряет под напор с головой и пару секунд млеет от долгожданной, пробирающей до мурашек, свежести. Умывает лицо, шею и стряхивает с волос задержавшиеся капли, забив на то, что ворот футболки уже насквозь становится мокрым. Закручивает посильнее кран, и только тогда поднимает голову, открывая глаза. Тянь лыбится так будто ждал этого лет десять. — Твою ж... — Шань успевает удержать себя от того, чтобы трусливо отпрянуть в сторону, но всё равно весьма заметно дергается от испуга. — Чё надо? — Как грубо, малыш Мо. Тянь наигранно дует губы, на что тут же получает недовольно скуксившуюся мину: позёр, блин. — Цзянь хочет посмотреть фильм. Все уши уже прожужжал. — И? Шань вытирается краем одежды, незаметно избегая попыток Тяня, заглянуть ему прямо в глаза. — После занятий собираемся у меня, мягкий диван с проектором обеспечу. — Я занят. Он бросает эти слова быстро, даже толком не дослушав, и разворачивается, направляясь назад в школу, старательно пытаясь не сорваться сейчас на бег. Ещё чего не хватало. Тянь равняется с ним моментально, шаг в шаг. — У тебя нет сегодня подработок. У Шаня сводит скулы. Почему-то уши вдруг начинают гореть. — У меня есть другие дела. — Цедит сквозь зубы он. Тянь обгоняет его, преграждая дорогу. — Я заплачу. Шань почти спотыкается, резко тормозя: и от внезапно возникшего препятствия перед собой, и от передёрнувшей его дурости услышанных только что слов. — За что, блядь? За просмотр фильма? — За закуски. Кто смотрит кино без закусок? Я забил вчера полный холодильник, приготовь что-нибудь. Слишком близко. Он меньше чем в метре и от взгляда теперь уже не укроешься: это тяжело, да и выглядеть будет глупо. Ладони начинают потеть. Нужно решать быстро, не отстанет. Деньги не лишние, отрицать бесполезно, а пара часов стряпни, не вечер махания тряпкой над столиками. Так чего мнёшься, там же будут Цзянь и Чжэнси... — Ладно! — Шань почти толкает Тяня в плечо, освобождая себе дорогу. — Но потом ты две недели ко мне не лезешь, давись сухомяткой и помирай от гастрита, мне пофиг! Он договаривает на ходу, прекрасно понимая, что Тянь скорее всего конца предложения уже не услышит. Больше не топает ведь за ним следом: зачем если ты уже согласился? Попробуй потом улизнуть. Засранец хренов. И снова смотрит, и улыбается, да господи... На последних метрах Шань всё-таки срывается — к чёрту его! — и практически вбегает в здание школы, позволяя себе остановится, только значительно пройдя внутрь. Что это сейчас было? Что ты так разнервничался? Вёл себя как придурок. "Ладно", блядь! Какое ещё "ладно"? Так хотел убежать, что сдался практически за секунды? Стыдобище. Шань приваливается к стене, ударяясь слегка затылком, и делает глубокий вдох. Потом выдох. Его просто застали врасплох. Он не ожидал встретить Тяня так быстро. Не после вчерашнего. А я говорил, что это всё бред собачий, думает Шань, журя себя, видать не слабо мозги тем вечером перетряхнуло, надо было в больничку идти, раз такая дурь в голову полезла. Он ведь и в самом деле подумал... Шань опускается со стоном на корточки, обхватывая голову руками. Теперь помимо ушей ещё и щёки жаром обдало. Ну как можно было так опозориться? Показалась видите ли: из квартиры вчера дёру дал, пол ночи нормально не спал, только что ни с чего перетрусил. Конечно же Тянь ведёт себя, как обычно, конечно же у него перед Шанем ни капли неловкости, с чего бы? Это он тут себе навыдумывал, накрутил, а теперь ерундой страдает. Нет бы мозги включить: даже если у него и в самом деле в тот вечер встал, то на что? На кого? Вот именно! Придурок. Шань поднимается, бурча на весь свет проклятья. Надо сумку забрать, его наверняка уже ждут у ворот, не появится ближайшее время, толпой притопают, а ему только этого счастья не хватало.***
Когда рядом есть хоть кто-то — легче. Шань вполне уверенно смотрит прямо на Тяня, идя навстречу к собравшимся у школьных ворот ребятам, и несмотря на всё ещё немного грохочущее сердце, настолько сильной нервозности уже не испытывает. А когда между ними начинается разговор о предстоящем фильме, отвлекая, Шаня и вовсе отпускает. Дорога до метро плотной кучкой почти плечом к плечу с Тянем, не вызывает тех странных эмоций, что накатили раньше. Может быть потому что сейчас с другого бока от него настолько же близко идёт Чжэнси? И в набитом вагоне поезда дыхание Тяня в затылок не пускает больше толпу мурашек по коже, как было уже прошлым вечером. Может быть, потому что сейчас спереди Шаню на ногу вот-вот наступит Цзянь? Даже квартира — не пустая коробка, и тишина, как тишина, ничего необычного. В такие моменты Шаню кажется, что он глючит. Не можешь объяснить? Забей. Он разувается, сразу же проходя на кухню, открывает холодильник, начиная доставать продукты, расставляет посуду: будто абстрагируется от всех. К нему не лезут. Тянь подключает проектор, Чжэнси готовит для него экран, Цзянь с интересом наблюдает за установкой домашнего кинотеатра. Пару раз пытается в чём-то подсобить, но перепутав провода и чуть не уронив штатив, решает, что они всё-таки сами справятся. Ему можно пока и в игрушки порезаться, только телефон бы подзарядить. Он лезет в сумку к Чжэнси: у него внешний аккумулятор всегда с собой, Цзянь помнит, и натыкается взглядом на яркий глянцевый журнал среди стопки тетрадок. — О! — Мысли о зарядке тут же убегают на второй план. — Это для сестры. — Поясняет Чжэнси, повернувшись на возглас, и увидев, что он достаёт из его сумки. — Попросила сегодня утром принести. Журнал увесистый, Цзянь пролистывает быстрым веером листы: всё так красочно, блестяще — типичное девчачье. Открывает случайную страницу, пробегает взглядом, по написанному, смотрит следующую. Содержание, обложка. "Как понять, что вы нравитесь парню?" "Десять способов привлечь его внимание". "Первый поцелуй". "Когда дело движется к се..." — Эм... — Цзянь зависает неловко на одном из подзаголовков. — А ты не думаешь, что твоей сестре ещё пока рано читать подобные журналы? — Не вглядывался, что там, но уверен, в данном выпуске её интересует исключительно раздел моды. — Ну если... "Какую характеристику могут дать ваши предпочтения к внешности партнёра". Та-а-ак! Цзянь от предвкушения даже губы облизал. — Тебе нравятся блондинки или брюнетки? — Что? О, нет, даже не лезь ко мне с этим, понял? Отстань. — Ну скажи! — Нет. — Я не буду читать вслух, просто интересно. — Положи на место или забуду, а сестрёнка мне такой промах может не простить. — У-у... Цзянь пытается даже хлюпать носом, но Чжэнси всё равно остаётся непреклонен. Да пофиг. — Тянь! — Он демонстративно переводит своё внимание. — Тебе нравятся блондинки или брюнетки? Тянь, который только-только настроил идеальную чёткость картинки, и довольный собой, листал меню фильма, заговорщически улыбнулся вопросу. — Ни те и ни другие. Я если честно больше рыженьких люблю. На кухне что-то резко грохнулось. Цзянь подпрыгнув, обернулся в сторону шума, Тянь расплылся в улыбке ещё шире, Чжэнси будто вообще ничего не услышал, только метнул в сторону довольной физиономии Тяня странный взгляд, а потом поймал ещё один такой же, только на себе. От Цзяня. Ты понял. Я понял. Но нас это не касается. Шань шипя что-то, с подозрительно ярче положенного оттенка ушами, ставит поднос с закусками на журнальный столик и все резко вспоминают, что не ели ещё с полудня. До остального теперь нет дела. Фильм и в самом деле оказался интересным, настолько, что ребята увлёкшись просмотром, не сразу заметили, что Шань вырубился. Цзянь дожёвывал последний сэндвич, когда машинально повернулся к нему (а есть у нас ещё, что?), а Шань спит. Развалившись в углу дивана, сложив руки на груди, сопел, склонив голову набок. Не удивительно в принципе, с этой уборкой, он полдня на солнце проторчал, вот и разморило. Цзянь тычет в Тяня пальцем, кивая на Шаня, а потом берёт пульт и делает потише. Там осталось досмотреть немного, они тихонечко. Потом тихонечко уберут за собой тарелки, соберут вещи, оденутся, и пойдут к себе. А Тянь закрыв за ними двери, тихонечко поднимет ноги Шаня на диван, уложив его горизонтально, тихонечко подложит под голову подушку, накинет сверху плед и тихонечко присядет на край журнального столика напротив. Он давно приглушил свет: только панель на кухне, да огни города за окном. Вечер ещё не поздний, но скоро начнёт серьёзно темнеть, и по-хорошему ему бы разбудить Шаня, чтоб он успел засветло добраться домой, чтобы мать не волновалась, да и вообще... Но Тянь не хочет. Шань спокойный во сне. Не хмурит брови, не морщит лоб, ресницы едва заметно дрожат, отбрасывая слабую тень, а губы чуть-чуть приоткрыты. Красивый. Тянь зарывается пальцами в волосы, прикрывая глаза, вздыхает: дурак... Но ему хочется смотреть на такого Шаня: чаще, ближе, хочется как можно дольше побыть рядом, без разговоров и пререканий, без постоянных попыток поймать-удержать. Это желание так эгоистично борется сейчас с его совестью, и Тянь со стыдом ищет ему в защиту аргументы: он ведь заснул даже под громкость фильма, и не шелохнулся, когда его укладывали поудобней, это значит сон Шаня крепкий, он устал. Разве плохо, что ему удастся подольше отдохнуть? Потом можно просто взять такси. Чёрт. Шань не станет тратить свои деньги на такси, а его не возьмёт. Из вредности пешком попрёт, придурок. 1:0 в пользу совести. Кстати о деньгах. Тянь идёт к своей сумке, стараясь не шуметь, достаёт оттуда наличку и отсчитывает сумму по максимуму, но не настолько, чтобы приняли за подачку. Складывает купюры пополам, лепит на них стикер, и написав на нём одно слово, убирает в карман куртки Шаня. А потом взгляд натыкается на блеснувший глянцем за диваном журнал. Кое-кто завтра получит от Чжэнси. Тянь поднимает его и невольно усмехается. Какой там вопрос ему сегодня задали? Он устраивается на прежнее место, развернув содержание. Симпатия и любовь. Одна глава, другая. Статьи, тесты, рекомендации. Там было что-то про внешность, да? Хотя, стоп... "Как понять, что вы нравитесь парню?" Он мешкает всего секунду, а потом находит нужную страницу. Чисто научный интерес, не более: любопытно, какие невербальные сигналы тела могут выдать тебя с потрохами. Тянь не то чтобы прям вчитывается: пробегает взглядом через строчку, цепляясь за выделенные (считай помеченные как важные) слова, приведенные примеры. И вроде бы многое до смешного банально, а кое-что он давно уже знал сам, только чем дальше по тексту Тянь движется, тем тусклее становится залёгшая в начале, в уголках губ, задумчиво-игривая улыбка. Когда последнее предложение обрывает многоточие, выражения его лица понять невозможно. Тянь поднимает на Шаня нечитаемый взгляд, а потом загибает большой угол страницы — закладка, в начале статьи и прячет журнал на дно его сумки. Пора будить спящую красавицу, хватит. У Шаня на краю нижней губы маленькая ранка-трещинка: лопнувшая от сухости тонкая кожа. А может он сам поранил её по неосторожности зубами? Тёмно-алая свернувшаяся на разрыве бледно-розовых губ: если широко улыбнуться, начнет кровоточить. Почему взгляд зацепился за неё именно в эту секунду, когда Тянь почти коснулся его плеча? Почему он не может вспомнить была ли она днём или вчера? Недавние события, как кадры киноленты вспышками проносятся в голове: днём он пытался поймать прячущийся за ресницами взгляд, а прошлым вечером упирался в затылок и расцарапанную об старые стены в подворотни спину. Вполне возможно было упустить. Почему ему вообще до этого есть дело? Почему он не может перестать смотреть? Если облизнуть эту ранку и втянуть её в рот скорей всего будет больно. Тянь... Но если поцеловать осторожно, только прижаться... Временное помутнение рассудка является смягчающим обстоятельством, правда? Диван продавливается под новым весом, бедро прижимается к боку Шаня, рука на подлокотник чуть выше его головы — опора. Ничего не слышать, кроме гулко бьющегося в грудной клетке сердца, почти не дышать, и видеть только тонкие сухие губы и эту маленькую, будь она трижды проклята, ранку-трещинку на них. Зачем? Ну зачем?! Ой, дурень... От его губ пахнет яблоками кстати. — Что ты делаешь? Хриплый выдох обдаёт теплом: между ними несколько жалких сантиметров. Тянь поднимает взгляд в мутноватые спросонья глаза Шаня и успевает только нервно сглотнуть, прежде чем Шань отталкивает его от себя, пихнув со всей силы в грудь.