Дьявол

      Подняв глаза, Леви увидел изувеченное лицо Эрвина. Один глаз заплыл кровью, губа рассечена, правая скула в глубоких ссадинах от постоянных ударов слева.       — Что тебе нужно, Эрвин?       — Хотел увидеться и нормально поговорить.       — А если бы я был не один?       — Но ты один. Позволишь?       Не найдя в себе никаких сил сопротивляться, Леви посчитал, что выслушать Смита будет самым безопасным и спокойным вариантом для всех. Да и, черт возьми, так не хотелось оставаться сейчас одному.       Зайдя первым в квартиру, он забрал из рук Смита отглаженные вещи и не оглядываясь прошел в спальню, чтобы скинуть их на кровать. Еще недавнее присутствие здесь Эрена было почти осязаемым, а может это он просто по памяти воображал себе его образ на этом диване, у этого стола или за стеной ванной комнаты. Вернувшись на кухню, он опустился на пол, чтобы собрать крошки уже деревянного пирожного и разбившегося блюдца.       — Давай помогу, — подошел тихо Смит, забирая из рук рипера осколки. Случайное касание пальцами Эрвина запястья Леви прошибло голову рипера горьким, умоляюще-стонущим «не надо». Одернув ладони, Леви сжал их в кулаки. Острые края керамики больно впились в мягкую кожу. Проследовав к встроенному мусоропроводу под раковиной, он стряхнул собранный мусор и вымыл руки. Эрвин так и остался стоять между кухней и гостиной, смотря туда, где еще пару секунд назад был Леви.       Не обращая внимание на общество Смита, рипер сновал из комнаты в комнату, снимая верхнюю одежду, убирая в корзину еще сырые шмотки, брошенные им же утром на кровать. Включив чайник, он сел на барный стул и развернулся к Эрвину, разглядывающему квартиру, в которой они когда-то жили вместе.       — Почти ничего не изменилось. Почему ты не переехал?       — Не твое дело.       — Грубишь. Понимаю. Давно вы вместе?       — Ты об этом хотел поговорить?       — Леви, я и не надеялся тебя увидеть здесь. Полагал, что ты тогда сразу продал квартиру и уехал куда-то. На том и держался, не пытался тебя искать. Но когда увидел тебя там, у «Кислорода», я просто потерял рассудок, — запуская пятерню в волосы, сказал Смит, качая головой. — Поэтому и пришел. Не мог иначе. Я решил, может это мой второй шанс?       — Ты истратил все свои шансы, Эрвин.       — Все ли, Леви?       Смит очень хорошо знал Аккермана, знал каждую его ухмылку, где с ним быть помягче, а где надавить. Он знал, что его молчание — это ни отрицание, ни согласие. Таким образом Леви сомневался и брал себе паузу. Но сейчас Эрвин не узнавал в нем ничего из того, что помнит, и от этого было страшно не уловить то нужное «окно», то разрешение, которое Леви мог бы дать ему. Страшно было не заметить его слабость и навсегда заколотить крышку гроба их любви, которая, казалось, уже давно была присыпана землей. Сейчас или никогда. Подойдя ближе к риперу, он склонил голову, чтобы посмотреть тому в глаза своим особенным взглядом, каким он одаривал сотни раз, теряя доверие Аккермана.       — Я все эти пять лет ни на день не забывал о тебе, Леви. Сначала я не мог к тебе вернуться, потому что не был уверен в том, что больше не соскочу на «баланс». Я не мог себе позволить еще раз так облажаться перед тобой. Выкарабкавшись, я уверял себя, что не заслужил ни тебя, ни твоего прощения. Я скитался из одного места в другое. Но за собой я всегда волочил себя. Себя, который помнит каждое твое касание, каждую злую ухмылку и редкие, но дорогие улыбки. Леви… — Эрвин протянул ладонь к щеке Леви, боясь быть отвергнутым, боясь собственных чувств, но одержимый ускользающей надеждой.       Шершавая ладонь осторожно коснулась скулы рипера, обдавая лицо теплом. Не поднимая глаз, Леви сидел, свесив руки между ног, и казалось, вот-вот песком просыпется сквозь пальцы мужских рук. Прикрыв веки, он подставился под ладонь, слегка потираясь о нее щекой. Рука Смита задрожала. Очерчивая большим пальцем контуры лица Аккермана, он с таким упоением смотрел на своего мужчину, что готов был упасть ему в ноги и рассыпаться в миллионах «спасибо» и «люблю».       Леви вложил все свои чувства в эти прикосновения. Он любил его, по-настоящему любил, вверил ему когда-то всего себя. Эти мозоли на руках были самой мягкой кожей для него. Столько в ней было внешней грубости, но только им двоим известной нежности свежей, зеленой травы, на которую всегда было так приятно упасть головой. Аккерман прощался. Прощался со своими надеждами, мечтами, с этими родными руками, что касались его лица так, как нужно было.       — Уходи, Эрвин. И не появляйся больше никогда. Ты разрушил мою жизнь. Дважды.       Пальцы на лице дрогнули и замерли. Влажные глаза Эрвина Леви не видел. Он нарочно в них не смотрел, потому что опасался, что снова не выдержит его взгляда.       — Я ненавижу тебя, Смит. Тебя и все, что с тобой связано.       — Леви, не делай этого со мной.       — Ты самое худшее, что со мной случалось, Эрвин. Эти пять лет я знать не знал о твоем существовании. Я стер себе память, чтобы никогда тебя больше не знать.       — Но как же ты тогда…?       — Я совершил ошибку, и очень о ней жалею.       — Ты любишь его, Леви?       — Люблю.       Последнее слово выбило почву из-под ног. Эрвин безжизненно упал на колени перед Леви, не произнеся больше и звука.       «Я же был готов к этому. Я предполагал, что ты скажешь мне, что ненавидишь, Леви. Думал о том, что за все это время ты обязательно кого-то нашел. Но я надеялся, я так поверил в выдуманное собой же чудо. Но почему тогда сейчас так больно?»       Сжимая края пальто, Смит, погруженный в свои мысли, выглядел сверху таким маленьким и слабым, отчего сердце рипера сжималось. Он отвернулся, потому что не мог этого выносить, не мог наблюдать как самый сильный мужчина в его жизни вот так унизительно сидел у него в ногах. Леви боялся в очередной раз потерять контроль над собой и бездумно рухнуть к Эрвину на пол, но допустить такого больше не мог.       Смит не знал, сколько вот так просидел, потрясенный каждым сказанным словом. Ни перед кем он себя не ставил в такое положение, только перед Аккерманом. Подобрав вывернутую наизнанку душу, он поднялся и в последний раз посмотрел на родной профиль, на мужчину, который даже не взглянул на него. Леви был так близко и так далеко одновременно. Броситься, прижать его к себе и никогда больше не отпускать — все, что хотел сейчас Смит.       «Но чудес не бывает, да Леви?»       Он не поверил тому, что сказал рипер. Ни одному слову, кроме «люблю». Это «люблю» он узнал по знакомой интонации, по незамедлительно четкой реакции, с которой он когда-то говорил тоже самое ему, Эрвину.       — Будь счастлив, Леви.       Голое, томное, но изящное тело, лежало в кровати, перевалившись на бок. Уголки тусклых серых глаз, смотрящих из-под ресниц, блестели. Мерзлые ноги грело одеяло. Истощенная психика больше не подавала сигналов тревоги — никаких «бей или беги». Пустой желудок безбожно урчал, эхом распространяясь по спальне. Подтащив вторую подушку к себе, Леви подтянул коленки и уткнулся в подушку носом, вдыхая седативный запах черной смородины. Сжимая ее сильнее, он зарывался носом в наволочку, цепляясь за ускользающий аромат пацана, что еще пару дней назад безмятежно разбрасывал намытые риперским шампунем волосы. Отпуск, океан, обещания не проебать — все это больше не имело никакого смысла и никакого будущего. Время растягивалось и сжималось, а сон все не приходил. Демоны разбежались по углам и скрутились в клубочки, поджав хвосты. За стенами оглушительно пустой квартиры подбирались первые морозы. Поежившись от холода, Леви перебрался на свою сторону кровати и натянул одеяло на себя, накрываясь с головой.