Да будет свет

...better than this agony of mind, this creeping pain that gnaws and fumbles and caresses one and never hurts quite enough -- jean-paul sartre

Интерлюдия: Алькантара, Римская империя, 107 год от Рождества Христова Азирафаэль не хотел в эту командировку. В те годы ему отлично жилось в Афинах. Забота о жителях города, который недавно сравняли с землей, считалась достаточно благим деянием с точки зрения Небес, так что по большей части они не возражали, чтобы он ошивался именно там, иногда выбираясь на небольшие задания в другие места. Страсть к книгам Азирафаэль обнаружил в себе с некоторым стыдом. Первые пару-тройку сотен лет он объяснял ее любопытством — все-таки люди были его любимыми из всех Ее созданий, а книги в общей сложности являли собой их квинтэссенцию, так что, рассуждал он, заботиться о книгах это все равно что заботиться о людях. Ближе к началу пятого тысячелетия своего пребывания на Земле Азирафаэль понял, что немного заврался, и в один момент решил перестать — в дальнейшем любое его новое хобби не объяснялось ничем, кроме его наличия: даже противная бюрократическая машина Рая не могла требовать, чтобы он не занимался ничем кроме работы. Азирафаэль любил публичные библиотеки — их единственным минусом было то, как часто они горели. Иногда он задумывался, как когда-нибудь осядет в каком-нибудь человеческом городе насовсем (вычесть командировки) и откроет свою собственную маленькую библиотечку. Эти мысли как всегда омрачились идеей «публичности», с которой тяжело было смириться, если речь шла о его собственном пространстве, но учитывая времена и нравы (о Всемогущая, когда они наконец-то додумаются, что не обязательно каждый раз стирать с лица Земли любой город, попадающийся на пути их отвратительных войн?) у него было еще много возможностей придумать, как получше обустроить свою жизнь в далеком будущем. Библиотеки в Афинах были чудесными. В городке Алькантара на Иберийском полуострове библиотек не было. В Алькантаре не было ничего, кроме нескольких фермерских хозяйств и недавно заинтересовавшего его начальство моста. Моста, на который, по всей очевидности, положили глаз не только Сверху. — Ангел! — на лице Кроули (как приходилось постоянно теперь напоминать себе Азирафаэлю, с некоторыми неудобствами привыкающему к переменам) показалось вежливое удивление. — Какими судьбами? Не думал, что ты тоже интересуешься архитектурой. Глянь-ка, что отгрохали. Кроули привыкал к изменениям без особых сложностей, всегда одетый и подстриженный по последней моде, в то время как Азирафаэлю иногда приходилось прилагать в этом направлении определенные усилия. С их последней встречи прошло всего ничего, меньше века, Кроули выглядел практически так же, как в их прошлую встречу — разве что его глазные приспособления («Очки», — объяснил ему Кроули в тот вечер за ужином в Риме, — «Я изобрел») стали чуть-чуть больше, придавая ему таинственный вид, но досадно закрывающие радужки цвета форзиции. Вежливая, немного шаловливая улыбка умело прятала очевидную натренированному глазу насмешку: я знаю, зачем ты здесь, говорили ему губы Кроули, не произнося ни звука. — Действительно, замечательный мост, — подтвердил Азирафаэль. — Император пользуется благосклонностью и снисхождением Всевышней. — Разумеется, — сказал Кроули. — Империя вошла в свой золотой век, — продолжил Азирафаэль, — И простоит еще тысячу лет. — Правда что ли? — Нет, всего около трехсот — насколько я помню из планов. — Да? Если когда-нибудь в ближайшее время будешь Наверху, не подскажешь ли приблизительную дату? Хотелось бы посмотреть. — Кроули! — Азирафаэль в легком раздражении тряхнул руками. — Что тебе нужно? — О, — Кроули продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. — Если тебе правда настолько интересно — начальство потребовало, чтобы этот чудесный мостик перешел под нашу юрисдикцию. Оторвали меня от дел в Сиракузах, чтобы я лично проконтролировал процесс. — Как досадно, — искренне посочувствовал Азирафаэль — не только потому что его невольный компаньон оказался в той же самой ситуации, что и он сам, но и потому что этот мост по самой своей природе находился под юрисдикцией Небес: — В таком случае, можешь прямо сейчас возвращаться в Сиракузы — мост находится под моей протекцией, и в случае нарушения его физической или метафизической неприкосновенности приказом Верховного архангела я буду вынужден… Ну, ты понял. Кроули рассмеялся, запрокинув голову. Азирафаэль выдавил робкую улыбку. Он нисколько не шутил. — Сразишься со мной? — спросил Кроули, все еще легонько посмеиваясь. — Великая битва божественных и дьявольских сил за Алькантарский мостик… Что это за вообще слово такое — «Алькантара»? — Я думаю, оно означает «мост», — любезно пояснил Азирафаэль, в голове которого медленно начинало проясняться, что означал предыдущий вопрос Кроули — ничего хорошего. Он бросил на демона осторожный, затравленный взгляд. — Да, да, — сказал Кроули, читающий Азирафаэля с той же легкостью, с которой Азирафаэль читал его. — Если мы начнем здесь заварушку, начальство не пощадит ни тебя, ни меня. Наши бы точно предпочли, чтобы мост оказался разрушен, но какое веселье в том, что это произойдет по нашей — моей и твоей — вине? А что твои сделают с тобой… «Ничего хорошего» было самым мягким ответом на этот вопрос. От мысли обо всех угрозах, которые Габриэль пришлет ему, если здесь что-то случится, у Азирафаэля началась фантомная головная боль. И никаких больше Афин, никакой спокойной жизни в следующие десятилетия, если не века. Он бросил на Кроули испуганный взгляд, на который тот ответил поднятой из-под оправы очков бровью и улыбкой одним уголком губ. — Что же нам делать? — Позволь соблазнить тебя прогулкой и каким-нибудь пойлом, что здесь можно найти, — предложил Кроули, указывая в сторону холма на противоположной стороне реки. — Чтобы обсудить нашу проблему в более приятной обстановке. И Азирафаэль позволил себя соблазнить. Они перешли пресловутый мост, здороваясь с крестьянином с телегой, запряженной одинокой и чрезмерно взволновавшейся в присутствии Кроули лошадью. Тот подтвердил, что в деревеньке действительно можно разжиться молодым вином, и они разошлись — лошадь, случайно помолодевшая на несколько лет, потянула телегу с удвоенной силой, стремясь оказаться от демонического посланника как можно дальше. После недолгих брождений и поисков Кроули заплатил за вино пожилой женщине монетами, возникшими откуда-то из-под складок его дорогого черного шерстяного плаща, и они с Азирафаэлем вернулись к реке, устраиваясь в местечке в тени моста. Они пили в молчании, передавая бутылку друг другу, но молчание продлилось недолго — им было, что обсудить, и к тому же в прошлом веке в Риме Азирафаэль обнаружил, что ему чрезвычайно нравится беседовать с Кроули. — Вот что я предлагаю, — сказал Кроули слегка заплетающимся языком. — Вот что я предлагаю: мы оба сотворим по маленькому чуду. — Это никак не поможет ситуации, — возразил Азирафаэль шепотом. — Физическое и метафизическое состояние… — Поэтому, — продолжил Кроули, отбирая у него бутылку, — я сотворю чудо первым, а ты изменишь… м-м-м… метафизическое состояние моста уже потом. Благословишь его, как и должен был. Осталось только придумать какие-нибудь чудеса, которые будут сочетаться друг с другом, но не будут друг друга взаимно истощать. Что-нибудь такое, на что ни одна из сторон напрямую повлиять не сможет. Глаза Азирафаэля загорелись. — Люди, — сказал он. — Ты можешь благосло… зачаровать мост на то, чтобы люди постоянно разрушали его. А я в свою очередь благословлю его на противоположное — всегда будет находиться кто-то, кто захочет его восстановить. — Одинаковое по смыслу, но противоположное по своей сути, — Кроули почесал подбородок. — Мы получаем целый мост, но при этом оба исполняем свои поручения. — Может сработать, — воодушевленно продолжал Азирафаэль. — И ни одна из сторон ничего не заподозрит. — Свалим все на свободу воли, да, ангел? — Разумеется! — Азирафаэль с редкой для себя проворностью поднялся с земли и потянул за собой зашипевшего от неожиданности Кроули, схватив того за обе ладони — и тут же смутился. — То есть, конечно нет, не перекладывай на меня свои методы, старый змий. Кроули улыбнулся, и порыв ветра очистил их от травинок и кусочков земли, прилипших к одежде. — Тогда приступим. Энергия в воздухе вокруг них неуловимо изменилась. Кроули высунул язык и, удовлетворившись результатом, повернулся к Азирафаэлю. — Твоя очередь. Азирафаэль потянулся к магии. Мост окружало сильное демоническое влияние, почти полностью перекрывающее его изначальную божественную природу (по какой-то совершенно непонятной причине Император был, так сказать, богоугодным, а все его действия среди коллег Азирафаэля было принято считать идущими по плану). Азирафаэль взмахнул рукой, и по воле ангела Божьего произошло еще одно Чудо; энергия снова изменилась. Кроули понюхал воздух. — Порядок, — сказал он. — Раз мы теперь свободны, прикупим еще пару бутылочек? Так они и поступили. Та же самая женщина с удовольствием продала им еще несколько бутылок, и в этот раз они устроились прямо у дороги, ведущей к спуску с холма. Вино было приятно кислым, вечер — нежным, костлявое плечо Кроули — теплым, и Азирафаэль позволил себе расслабиться. Кроули сидел, привалившись к дереву и баюкая в руках собственную бутылку; его очки немного сползли, давая возможность рассмотреть глаза, что Азирафаэль и делал, вспоминая первый раз, когда их увидел. Тогда они еще не были золотыми: темно-карие, почти черные, они сияли ярче, чем звезды, которые Кроули помогал создавать. Встретив его, Азирафаэль даже не подозревал, где они окажутся через четыре тысячи лет, просто не смог бы представить. Кроули, конечно, даже полностью сосредоточенный на бутылке, ощущал на себе чужой взгляд. Он всегда чутко ощущал пространство вокруг себя. — Ангел, — сказал он негромко, — и чем же ты занимался с нашей последней встречи? — Ох, — Азирафаэль испытал странное чувство — его очень редко спрашивали о его делах, и, как оказалось, это было приятно. — Да так, чудесил тут и там. В последнее время живу в Афинах — помогаю присматривать за одной из местных библиотек. Что ты думаешь про библиотеки? — Арх, книш-ш-шки? — Кроули сделал глоток вина. — Не читаю. Как Афины? Слышал, век там был несладкий. — Да, — рассеянно сказал Азирафаэль, больше не желая разговаривать о себе, — несладкий. А как Сиракузы? — Ничего особенного с тех пор, как уехал Павел, — сказал Кроули. — Пил в тавернах да собирал информацию. В Херсонесе было поинтереснее. Очень странные дела творит господин Император. Я уж было подумал, что он… — Из ваших? — закончил Азирафаэль. — Да, у меня тоже возникала такая мысль. — Но при этом его деяния привлекают к себе божественное внимание — настолько, что они посылают тебя охранять их от всяких типов, как я. Да, он штампует мучеников, но не было бы рациональнее с их точки зрения штамповать как можно больше святош? — Ты слишком много думаешь об этом, Кроули. Почему бы не попытаться принять, что все это… — Непостижимо, я знаю. Но, ангел, разве тебе самому никогда не было любопытно? — Какого ответа ты ждешь? — мрачно спросил Азирафаэль. — Кроули, мы даже приблизительно не можем предположить, в чем заключается план. И знаешь, Она не в первый раз использует смертных для его осуществления. — С-снаю, с-снаю, — пробурчал Кроули, плотнее заворачиваясь в плащ, — Например, своего собственного с-с-сына. Мысленно Азирафаэль перенесся в Голгофу на столетие назад. — Думаешь, он знал? — осторожно спросил он. — Знал что? — Что ему придется умереть. — О, думаю, знал, — сказал Кроули, на чьем лице застыло подобие улыбки. — Никогда ничего не говорил, конечно, особенно при мне — должно быть, признавал во мне демонического посланника, хотя он никогда не был для меня… работой. Но про себя он наверняка молился, чтобы этого не произошло, пытался противостоять воле Бо... Ее воле. Задавал вопросы и поплатился — классика. — Он на самом деле тебе нравился, — печально заключил Азирафаэль. Кроули ничего не ответил. Над ними повисло молчание. Журчала река, вино бултыхалось в бутылке Кроули, где-то недалеко трещали сверчки и просыпались ночные птицы, готовящиеся к охоте. Азирафаэль вспоминал Небеса накануне Распятия; маниакальный взгляд Габриэля, предвкушающего смерть человека, о чьем рождении он с восторгом объявил всего три десятка лет назад; исчезнувший куда-то Михаил, растянутые рукава одежд Уриэль, безмятежное спокойствие и уверенность Сариэль — тогда все это заставило его заразиться всеобщим помешательством. Я не должен был быть в Голгофе в тот день, вспомнил он. У него были дела в Риме, но несколько благословений могли подождать. — Мне всегда было интересно, — наконец сказал он, — что произошло с Иудой. Кроули бросил на него удивленный взгляд. — Иуда умер, — сказал он. — Сошел с ума от горя и повесился на осине в поле под Иерусалимом. Наши с почестями проводили его душу на девятый круг. Конец истории. — Я знаю. Но был ли он один? Неужели не нашлось никого, кто мог бы позаботиться о его теле? Были ли такие мысли достойны ангела? Стоило ли беспокоиться о том, что произошло с самым знаменитым предателем в истории? Или именно это беспокойство делало его тем, кто он есть? — Я там был, — просто сказал Кроули. Азирафаэль посмотрел на него, ожидая продолжения, но Кроули лишь плотнее задвинул очки на переносицу и спрятался за бутылкой вина. На горизонте замерцали первые звезды. *** Оксфордшир, Англия, настоящее время — Это ты там, Кроули? Азирафаэль никогда не был в Аду, но, подумалось ему, если это ощущается именно так, то он бы никогда не хотел оказаться от него даже на расстоянии пушечного выстрела. Ад был темным коридором, в конце которого вас ждет ваш самый худший кошмар. Ад был внезапным звонком по телефону от человека, который находится в другом часовом поясе и никогда не звонит просто так. Ад был захлопнувшейся дверью и дрожащими руками, ад был словами, которые вы не должны были произносить. Ад был затянувшейся тишиной. Ад был прямо перед ним. Кроули со сквозящей в каждом движении мускулов нерешительностью развернулся на каблуках чтобы встретиться с Азирафаэлем взглядом. В его руке хрустнул пластик — очки тут же вернулись на свое место на переносице. — Кроули, что ты тут делаешь? — спросил Азирафаэль с мольбой в голосе. — Ч-чш-што я тут делаю? Могу задать тот же самый вопрос тебе, господин Верховный архангел. Пытаешься обратить ребенка в свой культ? — Кроули! — Азирафаэль всплеснул руками. — Не говори о том, в чем ничего не смыслишь. Кроули приблизился — медленно, бесшумно, угрожающе и неотвратимо, как змея, готовящаяся к броску. Он и был змеей, даже больше, чем человекоподобным созданием. Черты лица, которые Азирафаэль мог бы воспроизвести с закрытыми глазами, расплылись, и черных змеиных чешуек на его коже стало больше, чем самой кожи. Рыжие волосы доходили бы до плеч, если бы не были спутаны в странные клочья, напоминающие капюшон кобры. Глаза, скрытые за стеклами очков, неотрывно наблюдали за ним, и взгляд этот был липким и диким. Азирафаэль никогда не мог себе представить, чтобы Кроули внезапно начал смотреть на него так. Ощущение удара по затылку, подкосившиеся колени, вакуум в том месте, где у человека должно находиться сердце, выступившая на глазах влага, желание сорваться на бег — эта эмоция до сих пор была ему незнакома. Даже на пороге уничтожения Азирафаэль не испытывал настолько подлинного ужаса. — Это я не с-смыслю? — зашипел Кроули. — Одиннадцать лет жизни было угроблено на то, чтобы не дать Армагеддону произойти. Ты и я — нас чуть не убили из-за этого. И теперь ты сидишь Наверху в своем чистеньком офисе окруженный прихлебалами и пытаешься сделать это еще раз? Обратить все, к чему мы стремились, вспять? — Кроули, — прошептал Азирафаэль. — Что с тобой случилось? Его губы растянулись в зловещей самодовольной ухмылке; между зубов промелькнул кончик раздвоенного языка. — Климат-контроль в новом офисе барахлит, — сказал он. — Все никак не можем починить. Зато теперь понятно, почему каждый раз, когда приходилось встречаться с Вельзевул, они выглядели так, будто им на лицо кого-то стошнило. Офис… Вельзевул… Ощущение, которое он с собой принес. Внутри у Азирафаэля все похолодело. — Новый князь Преисподней… Это ты. Кроули сделал маленький издевательский реверанс. — Странно, что ты не понял раньше. Я, вроде, не особо скрывался. Даже пытался привлечь внимание. Но все мои выходки, — раздался смешок, — по сравнению с твоими всего лишь детские шалости. Второе пришествие, серьезно? — Кроули, — выдохнул Азирафаэль, — если бы ты только знал, чем я занимаюсь. Никто не хочет уничтожения Земли, это лишь шаг… Нужно отпустить старое, чтобы прийти к чему-то новому, чему-то лучшему. К миру, где мы с тобой смогли бы… — Мы? — Кроули рассмеялся. — Ангел, ты же сам это сказал. Веками твердил мне, что никаких нас не существует — моя вина, что продолжал надеяться. Я устал. — Сейчас это все может не иметь особого смысла, но потом… — Нет уж, пожалуйста, увольте. Имеет смысл, не имеет — я предпочту думать своей головой, а не цитировать ваши пропагандистские брошюрки. Теперь это дело принципа. — И что, мы будем ходить по кругу до самого конца земной жизни Адама? Из-за принципа? — Азирафаэль, сжимая и разжимая кулаки, внезапно понял, что не дышит уже несколько минут. — Если понадобится, — пожал плечами Кроули. — Не сказать, что у меня есть лимит во времени. Босс, раз еще лично не поднялся к вам за святой водой, чтобы меня утопить, не против. Все возвращается на круги своя — плохая Преисподняя против святейших Небес. — А когда Адам умрет, и у Иисуса больше не будет естественного препятствия? — Тогда нашим воинствам все же придется столкнуться на поле битвы. Но ты уже не приложишь к этому руку — я не позволю тебе совершить нечто, о чем ты, хотя еще этого не знаешь, будешь жалеть до конца своей долгой и утомительной жизни. Не в силах больше чувствовать его взгляд на себе, Азирафаэль отвернулся, цепляясь за призрачную надежду, что это поможет ему успокоить разыгравшуюся внутри бурю. Как объяснить что-то тому, кто не хочет слушать? Каждое следующее слово, вылетающее из его рта, было новым гвоздем, новой горстью земли, падающей на крышку гроба, в котором он похоронил еще теплящиеся желания и стремления Азирафаэля, по странной и жестокой причине отказавшись добивать их, доводить дело до конца. Кроули все еще пытался защитить его. Кроули уничтожил его, выбрав ненависть к Раю вместо любви к нему, но все еще пытался защитить его. Его руки тряслись. Нужно было убраться отсюда до того, как Кроули заметит, что он находится на грани слез. — Полагаю, нам придется это проверить, — сказал Азирафаэль после тщательно измеренного и подготовленного глубокого вздоха, замаскировавшего всхлип. — Полагаю, придется, — послышался пустой голос Кроули как будто издалека, после чего он исчез со вспышкой в столпе адского пламени.