Глава 3. Сдам душу в аренду.
***
— Значит, вы утверждаете, что церковь имени Гараева, умышленно пытается давить на прихожан, втирается в доверие, а после, вынуждает переписать на организацию своё имущество? — грузный участковый сидел за старым компьютером, оставшимся со времен двухтысячных годов и чем-то усердно занимался, делая самое серьёзное лицо, на которое был способен. — Вдобавок, они буллят своих прихожан. — Антон уверенно кивнул, но заметив взгляд исподлобья, быстро исправился. — Ну…Типа шеймят… Издеваются! Вот! Рассказывают им о том, как они неправильно живут и прочее, а когда доводят до истерики, убеждают, что лишь они способны научить как надо на самом деле. — Пишите. — участковый положил перед парнем чистый лист и, указав подбородком на ручку, лежавшую неподалёку, снова вернулся к своим делам в демонической, по его мнению, машине. — Что писать? — Шастун взял ручку, тупо уставившись на листок. — Заявление пишите, молодой человек. — он натужно вздохнул. — Не тратьте моё время. У нас преступники разгуливают по улицам, а я должен тут с вами сидеть. Пишите-пишите. Побыстрее, пожалуйста. — Как оформить-то? Объясните! — парень хмурился, раздражаясь с каждой секундой всё больше. — По центру пишите: «Заявление», далее делаете отступ, как в школе, с красной строки, и начинаете писать. Всё отметьте, чтобы ничего не упустить. Это важно. Любые детали знакомые вам. После того, как закончите, справа ФИО и подпись. Начнёте со слов: «Я, такой-то такой-то, своим заявлением утверждаю, что…», и далее… Понятно? — Понятно. — Антон приподнял брови, мысленно готовясь к тому, что придётся оформить документ цивилизованно, без мата и, прикоснувшись ручкой к бумаге, принялся вымещать на неё всё своё негодование, скопившееся комом в горле. Спустя полчаса ему удалось сформировать что-то отдалённо похожее на кляузу и, поджимая губы, придирчиво оценив свою писанину, поднять взгляд на участкового. — Ну… Вроде нормально. Посмотрите, пожалуйста. — он протянул листок мужчине. — Всё. Отлично. Можете быть свободны, я вас не задерживаю. — представитель власти не глядя отложил заявление в сторону, кинув его на большую кипу других бумаг. — Погодите… Вы не прочтёте? Вы же даже на него не посмотрели. — Шастун праведно закипал, но где-то в глубине души он знал, что другого ожидать не следовало. — Антон Андреевич… — мужчина устало вздохнул, и лениво выглянул из-за компьютера, — Я заявление принял? Принял. Будем проводить проверку. Чего ещё вы от меня хотите? Как только вы нам понадобитесь в отделении, так мы вам сразу позвоним, а сейчас… — он указал ладонью на дверь. — Благодарю за бдительность. Покиньте кабинет. — Да. Да, конечно… До свидания. — Антон осторожно прикрыл дверь, что-то тихо бубня себе под нос. Участковый свернул пасьянс, откинулся на спинку стула, и раздражённо потёр руками лицо. Небрежно схватив трубку стационарного телефона, он нажал на кнопку быстрого набора, где всегда находился один из самых важных номеров. После нескольких гудков, на другом конце ответила секретарь: — Приёмная Сергея Борисовича. Здравствуйте. — Яна, здравствуй. Это Миша Стогниенко. Серёга у себя? — А, Мишаня… Ты уже как к себе домой звонишь. У себя. Сейчас спрошу, не занят ли. — девушка нажала на коммутатор, обратившись к правой руке мэра. — Сергей Борисович, участковый ОВД звонит, хочет соединиться. — Соедини. — Мишутка, разрешаю. Болтай. — она вновь обратилась к участковому, и прежде чем нажать на кнопку, услышала язвительное замечание. — Кошкина. Помни, ты всегда была моей самой тупой одноклассницей. — Миша, Мишаня, Мешочек, Михаил. Как дела, братан? Привет. — бодро проговорил Матвиенко, хихикнув в трубку. — Здравствуйте, Сергей Борисович. Работаем. А как ваши дела? — А ты своими занимайся, Миш, своими. В мои лезть не надо. Чё там, план выполняете? Как раскрываемость? — Идём на процент. Всё отлично. Помните того козла, который хотел баллотироваться? — Ну-у-у… Не тяни интригу. — Ну так… Это самое… Закрыли мы его. — Ай да молодцы! Ай да мои! Хвалю, Мишка, хвалю! Вот можете, когда захотите. — хохотнул Сергей, отпивая из кофейной кружки, — Не зря я тебя назад в участок посадил. Исправляешься. Будешь так дальше работать, и туда гляди… Назад в прокуратуру вернёшься. Но ты сильно не мечтай, это я так… Болтаю. — он сделал небольшую паузу, закидывая конфету в рот, и жуя продолжил. — А за чё закрыли-то? — Так наркотики нашли. На восемь лет отправили отдохнуть. — Ну классика. Ладно… — Матвиенко задумался, и на секунду поймав ступор, вернулся к разговору. — А ты чё звонишь, Мишань? Соскучился? — Я… А! Ну да! То есть, нет… Короче, пацан тут один приходил. — Чё хотел? — Заявление писал на церковь Гараева. Пришёл с боевым настроем, ныл о несправедливости, ну и накатал мне тут, что мол: мошенники, прикрываются верой, хамы, извращенцы и так далее. Звоню вам, чтобы предупредить. Парень молодой, активный… Мало ли. До этого нам только прихожане писали и их родственники, а тут ни то, ни другое. Пусть будут осторожны. Вдруг в область поедет жаловаться. — Говнюк какой, а… — Сергей подкурил сигарету, придвинув пепельницу ближе. — Ну ты заяву принял? — Да. — Миша вставил вилку в розетку и, включив прибор, опустил написанное Антоном в шредер. — Уже отправил в утиль. Сергей Борисович… Чуйка у меня. Уж слишком он прытким мне показался. Я бы просто так не стал вас беспокоить. — Отправь мне его личное дело и данные. Посмотрю, что за фрукт нарисовался, а то у нас завтра Гараев из Лунного приезжает, надо перестраховаться. — Ого. Я не знал, что он вернулся в Ириут. — Да. Он с недавних пор в стране. Сейчас в столице обитает. — И не лень ему в Гротов лететь? — Ты давай мне тут… Выискиваешь, чё бы спросить. Всё. Жду информацию. Отбой. — Сергей сбросил звонок и, открыв почту, уставился на папку входящих, выжидая, когда пониженный в должности Стогниенко, разберётся с чуждым ему миром технологий. Спустя пару минут, потушив окурок, он вновь поднял взгляд на ноутбук, и заметив новое сообщение, открыл, жадно вчитываясь в слова. Почесав подбородок, мужчина ухмыльнулся и, крутанув колесом мыши, снова вернулся к фотографии заявителя. — Так вот ты какой, Антон Шастун. Весь день на камерах твою морду высматривал. Попался, сучёныш. Арсюха будет доволен. Ох и пизда тебе, дружок.***
— Пидорасы! — вслух выругался Антон, усаживаясь на свободное место в автобусе, — Ну ничё… Я покажу вам, как красть у меня адекватных друзей. Ублюдки. — чуть повернув голову в сторону, он заметил испуганно скосившуюся на него бабушку. — Чё, бабуль, интересно? Чё смотрим? — Бесы в тебе, мальчик. Тебе бы в церковь, исповедаться… — Э… — от ироничной ситуации Антон невольно заулыбался, а затем усиленно покрутив шестерёнками в голове, вновь взглянул на попутчицу, — А знаете, я так и поступлю. Есть там один проповедник, которому я мечтаю сломать нос. Спасибо за идею. — парень надел наушники, и наконец улыбнулся. Встреча с пастором одновременно и злила, и будоражила воображение. Ему хотелось увидеть Арсения, в очередной раз поупражняться в остроте языка, и в целом, как можно больше сбить с толку. Вчера он показался ему непробиваемым, статным и, в некотором смысле, даже аристократичным. Всё это разбивалось в прах, если вспомнить, чем на самом деле занимаются эти люди. Попов взбесил его с первой секунды и дальше, когда с ослепительной улыбкой вышел на сцену, когда впервые заговорил и тогда, когда он в первый раз обратился к ним с Макаром. Антон убеждал себя, что дело в друге, в его защите от мошенников, но что-то подсказывало, что теперь это превратилось в личное. Уж слишком сильно задели его самолюбие, а повышенное чувство несправедливости, всегда играло с ним злую шутку. Выскочив из автобуса, его взору открылась церковь, а впереди маячил знакомый силуэт, что раздавал мимо проходящим людям флаеры. Подойдя ближе, Антон широко улыбнулся, заметив смятение на лице промоутера. — Слава Эвру! Так у вас говорят? Вот, пришёл… А что сейчас там происходит, кстати? — Ничего. Проповедь окончена. Вы опоздали. — парень безразлично посмотрел на собеседника, и тут же теряя к нему интерес, отошёл в сторону. — На сколько я знаю, после проповеди я могу прийти на исповедь? Кто её ведёт сегодня? — Дмитрий Темурович. — А когда будет у Попова? — Я не знаю. У них нет графика. Люди приходят не с друзьями поболтать, а душу излить, так какая разница, кто вас выслушает? — Действительно. Какая разница кому хамить… Спасибо за инфу, братан. — он махнул рукой и, прибавив шаг, направился к воротам. Отбежав подальше, парень тут же выудил рацию, и нажав на «связь», протараторил: — Охрана! Срочно ко входу. Там этот бешеный припёрся, который вчера на спикера кидался. Насколько я знаю, ему запретили посещать. Скорее. Он в паре метров. — Принято. Видим его. Антон вошёл в холл, расстегнул куртку и, стащив кепку за козырёк, направился в гардеробную. Неслышно сзади подошли двое мужчин, взяли парня под локти и, притормозив его, окинули строгим взглядом. — Да ла-а-а-дно… — Шастун дёрнулся, но быстро собрался, изобразив безразличие. — Мне серьёзно запретили приходить? Какой у вас обидчивый пастор, надо же. А как же прощение? — На улице поболтаешь. Давай отсюда. — охранник грубо толкнул его к выходу, но получив сопротивление, приложил ладонь к дубинке, висевшей на бедре. — Парень, я тебя по-хорошему прошу. Катись. Иначе отхватишь. — Я пришёл на исповедь! Эй! Я может извиниться хотел! Это так вы решаете, кто достоин верить в Бога? Ириут – свободная страна. Вы не имеете права лишать меня возможности поговорить с Эвром через покаяние. — Антон кивком указал на рацию мужчины. — Свяжись со своим боссом. Я хочу исповедаться. На проповеди обещаю не приходить. Охранники переглянулись, замешкались, а один из них, поджав губы, зажал кнопку. — Екатерина Владимировна, у нас тут вчерашний парень, который скандалил. Говорит, что хочет на исповедь. Извиниться… Или вроде того. На проповеди не собирается приходить, если запрещено. Можем пустить? — Нет. — коротко ответила женщина. — Ты всё слышал, парень. — на удивление искренне сожалея, он пожал плечами. — Не стоило ругаться со спикером. — Скажи ей, что я буду жаловаться в Лунный. В ассоциацию. Что там скажут на отказ в прощении? Я знаю, что вам ничего не будет, но никогда не стоит забывать о репутации. — Шастун изображал безразличие, но на деле, внутри кипело от желания орать что он их, тварей, обязательно засудит. — Говори. Я не уйду. — Екатерина Владимировна. Нам грозят ассоциацией из Лунного. Репутация. Давайте пустим на исповедь. Он пришёл не ругаться. — Проводите в зал лично, а потом также лично выведите его. И ещё. Телефон пусть оставит в гардеробе. По-другому никак. Выбирай, парень. — последнее она сказала уже ему, понимая, что тот её слышит. Антон молчал. Ненавидел этот мерзкий голос и не понимал, как его план разрушили всего одним условием. В автобусе к нему пришла идея, до банального простая, но он надеялся, что действенная. В случае, если придётся идти дальше, парень планировал записать на диктофон манипуляции, которые наверняка проводят с прихожанами, когда те посещают самое святое для их души – исповедь. Он хотел знать, что говорят пасторы, какие слова используют, и в принципе, какими терминами апеллируют, чтобы добиться желаемого эффекта. Ему нужно было как можно больше реальной информации, доказательств и прочего, чтобы не звучать голословно, стуча на них в Лунный. Одно слово диспетчера, и конец. Отступать было нельзя, чтобы не заподозрили неладное, а значит… Антон кивает и вытаскивает из кармана телефон, перекладывая в куртку, которую под строгим надзором несёт в гардероб. — Проходите. Зал Д1.***
— А почему в последнюю неделю исповеди веду только я? — Позов недовольно скривился, ущипнув друга за бедро. — Ты вообще работать не собираешься? — Так тебе же накидывают за них? По-моему, работать не хочешь именно ты. — Попов хмыкнул, потёр место щипка и, гордо вздёрнув подбородок, отвернулся к зеркалу, поправляя постоянно выбивающуюся из ворота колоратку. — Я даю тебе фору, и… Возможность заработать на безбедную старость. Пользуйся. — Что-то мне подсказывает… — Дима исподлобья взглянул на своё отражение, и нервно одёрнул рукава чёрной рубашки. — … что тебе надоела эта работа. Что случилось? Устал быть святым? — Да тьфу, Позов… Мерзость какая. Ты тоже здесь не от хорошей жизни. Пиздуй в исповедальню, там самое место читать морали о бытие. И к тому же… Быть, как ты выразился, святым – это не всё равно, что выиграть в жизнь. Это блядское проклятие, которое не оставит тебя до тех пор, пока разъярённая толпа не вынесет нас отсюда на вилах. — А ты хочешь? — Дима прикрыл глаза, опустив голову. — Чего? — Арсений отвлёкся от одежды, и с удивлением посмотрел на коллегу, — Чтобы нас вынесли? Ну-у… — мужчина хихикнул, кокетливо подмигнув. — Мы это, как минимум, заслужили. Не хочу чтобы моя жопа ехала на вилах, но если бы нас закрыли из-за жалоб, то было бы славно. Возможно, я бы даже посочувствовал Айдару. Не очень искренне, но всё же. — Нас не закроют, и ты это знаешь. — он открыл глаза, устало опустив плечи. — Клянусь… Порой, я чувствую себя проституткой. — Так и есть. — улыбнулся Арс, — Мы делаем всё, что он захочет, любую выдуманную им блажь, и разумеется, за хорошую плату. Так что, да. Проститутки имени Гараева. — парень истерично рассмеялся, снимая очки, — Ты как ребёнок, Поз. Не придумывай, что ты его не боишься. Не делай вид, что в любой момент можешь уйти. Даже мои связи в мэрии не смогут помочь. Там замешаны люди куда серьёзней, чем администрация Гротова. — он положил ладони на плечи приятеля, и чуть наклонился, оказываясь на уровне лица. — Это религия, Дим. Что может быть богаче? — Ну есть же нормальные… Есть такие, которые не обдирают до нитки, Арс. Далеко не каждая церковь такая. Вспомни, у нас на окраине города стоит… Попов, блять, да я сам туда хожу… Там прекрасные люди, честные. Никакого Эвра… Только тот самый Бог, единственный, настоящий, в которого я верю. Есть большая разница между всеобщим Богом и Эвром. — Начни с того, что Эвра не существует. — мужчина ухмыльнулся. — Мы твари, Арс. — Позов нервно потёр руками глаза, судорожно сглотнул слюну и, скинув ладони друга, шумно выдохнул. — Ты собираешься когда-нибудь уйти? — При первой возможности. — уверенно проговорил тот. — Дима. Уверен, что сможешь провести исповедь? — Да… Да? Да. Буду многозначительно молчать. — Супер. Арсений ненавидел себя. За каждое сказанное слово в этих проклятых стенах, за каждую душу, проданную дьяволу, посредником которого он являлся самовольно. В своё время, у него было миллион вариантов заработать иначе, но всё сложилось так, что будучи совсем юным пацаном, ему довелось сделать самый провальный выбор в своей жизни, и чтобы не сойти с ума, приходилось поддерживать имидж, заниматься самообманом и заталкивать орущую совесть так глубоко, что иногда требовались усилия для её реанимации. За годы работы на церковь, он очерствел к людским бедам, слезам и потерям. Выработал иммунитет к жалобам на жизнь, и постоянно твердил себе, что это скотство – всего лишь работа, где деньги – единственная ценность, что так необходимо беречь. А ещё, Арсений злился. Его сильно зацепили слова, сказанные наглющим пацаном, что припёрся открыто выражать своё «фи». Тот вечер ему пришлось залить алкоголем, и тогда, ему впервые в жизни пришла в голову мысль – он спивается, и с этим срочно надо что-то делать. Спикер вышел в зал, из которого Позов с натянутой улыбкой провожал очередного бедолагу, которому нассал в уши, а тот благодарно кивал, раз за разом делая попытки обнять пастора. Коллега кивал, приобнимал того за плечи и обещал, что лишь истинная вера поможет ему вывести овощной бизнес из кризиса. Арсений улыбнулся. Его бодрили размышления о том, что на каждого дурака найдётся свой хитрец, и если люди готовы верить не в себя, а в дяденьку, что подаст им небесную манну, то почему бы этим не воспользоваться. Увидев Арсения, мужчина приветливо помахал, а после, осознав перед кем стоит, учтиво поклонился, сложив руки в молительном жесте. Попов поклонился в ответ, сделав самый серьёзный взгляд на который был способен и, выставив руку вперёд, плавно качнул ладонью, как бы показывая, что всё будет хорошо. Выпроводив перепёлку за дверь, Дима покрутил пальцем у виска и, приподняв брови, тихо выругался, давая понять, что разговор выдался трудным. Услышав приближающие шаги, пасторы вновь вытянулись струной, выпрямили спины и, сделав максимально высокодуховное выражение лица, вскинули подбородки. Дверь распахнулась, впуская в зал нового участника, а Арсений поперхнулся, заходясь громким кашлем. Дима на пару секунд замер, а затем собравшись, уставился на вошедшего, не решаясь первым начать разговор. — Здрасьте. — Антон приветливо помахал рукой, игнорируя постепенно приходящего в себя Арсения, — Мужики, я первый раз. Не знаю, чё тут и как. Куда идти, чё делать… Исповедаться пришёл, короче. С кем можно потрещать об этом? — он умышленно строил из себя недалёкого персонажа, желая избежать подозрений, — Вон, этот… — парень указал кивком на Попова, — Уже обкашливает мой вопросик. — рассмеявшись непозволительно громко, Шастун подмигнул пастору, — Ты там это… Без обид? Я психанул чё то. Вот, пришёл исправиться, ну и заодно показать, что я не совсем потерян. Так чё, кто меня берёт? Всех посмотреть нельзя, сразу говорю. — он снова хохотнул, вызывая рвотный рефлекс у Позова и дёргающийся глаз у Арсения. — И вот ЭТО смогло меня цепануть своими словами? Боже…Ты просто посмотри на него… Арс, ты теряешь хватку. — мысленно проговорил мужчина, а в реальности лишь сдержанно улыбнулся, кивнув. — Слава Эвру, молодой человек. — Позов поклонился, указав рукой на отдалённую дверь. — Прошу вас, проходите в исповедальню. Садитесь по правую сторону ширмы, я скоро к вам подойду. Не волнуйтесь, я выслушаю вас через пару минут. — Кайф! Я пошёл тогда? — Антон слегка пританцовывал в такт музыке, играющей в голове. — Конечно. Располагайтесь. — Всё получается. Жду. — парень скрылся за дверью, безбрежно хлопнув ею до затрещавших стен. Пасторы смотрели друг на друга молча. Никто не знал, что говорить и как реагировать. — Катя, чё этот придурок тут забыл? Совсем охренели? Я пожалуюсь Айдару. — Арсений зажимал «ухо», нервно теребя пуговицы рубашки. — Я понимаю, что ты бесишься, но я не могу отказать. Нам не нужен очередной скандал перед приездом босса. Потерпите его какое-то время. Айдар уедет, и мы его вышвырнем. — Варнава хрипела в динамик, явно выражая нервозность. — Мне самой этот тип не нравится. — А ничё, что мне придётся слушать этот бред хрен знает сколько времени? Ты обещала, что мы введём ограничение на исповеди. Какого хуя они сидят у меня по полтора часа? — Позов приложил к уху палец, подключаясь к разговору. — Мальчишки мои, хорошие… Ну работа такая. Ну что я могу? Я такой же сотрудник, как и вы. Если это чучело закатит нам скандал, то до него это в любом случае дойдёт, и тогда… Настучат по шапке, мягко говоря. Я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы договориться с Айдаром насчёт ограниченных минут исповеди. Идёт? Позов синхронно с Поповым отключил диспетчера, обречённо развернувшись на пятках к исповедальне. Почувствовав руку на предплечье, он обернулся, одарив коллегу хмурым взглядом. — Пожелай мне удачи, иначе я ёбнусь с этим придурем. — Поз, давай я. — для Арсения это был вызов, который он бросил себе сам. — Хочешь в клетку с бешеной собакой? Валяй. — тут же спохватился Дима, поднимая руки в сдающемся жесте. — Серьёзно? Пойдёшь? — Да. Врага надо знать в лицо. Так ведь? — он вымученно улыбнулся, бодро направившись к комнате. — «Ухо» не убирай. Если что, зови охрану – скрутят. — друг давал последние наставления. — Не волнуйся, мне не впервой работать с буйными. — Ну смотри… Арсений вошёл в комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Внутри царил полумрак, это помогало прихожанам остаться наедине со своими мыслями, а после, проговорить их вслух. Поодаль стояла высокая длинная ширма, за которой было не видно собеседника, но слышимость, которую искусственно создавали с помощью строительных материалов, была прекрасной. Преграда была умышленно тонкой для создания ощущения, что кто-то, кто тебя слушает, одновременно и близко, и далеко, а гостю пытались соорудить максимально комфортную атмосферу, распространяя благовония и запах свежего дерева. К слову, пасторы частенько и сами проникались уютной атмосферой, отчасти начиная сопереживать пришедшему. Ширма была расположена так, что прихожанин не видел, кто к нему заходит, а дверь находилась по левую сторону, чтобы в случае чего, пастор мог бы напрямую выбежать из комнаты, избегая агрессии. Стараясь сильно изменить голос, Арсений, опустившись на стул, заговорил первым. — Я готов выслушать вас. Будьте уверены, если вы откроетесь Эвру искренне, он непременно вас услышит. Что тревожит вашу душу? — Дайте-ка подумать… — Антон улыбнулся, а затем беззвучно усмехнулся, с первых секунд узнав голос Попова. — Ну-у… Возможно, я накосячил. Арсений молчал. Шастун был сложным клиентом, и разбить его панцирь, всё равно что повысить свой скилл до небес. Он чувствовал, что в последнее время стал сильно сдавать позиции, а его подопечный норовил стать потрясающей, на его взгляд, тренировочной грушей. — Хорошо. — сдался Антон, — Кажется, я проебал друга. — он недовольно поджал губы, помня для чего пришёл на самом деле. Уловить детали, понять принцип, а дальше… Смутное понимание, что в действительности должно произойти. — Он на меня обижен… Даже наверное больше зол, но тем не менее. — Хотите рассказать об этом Эвру? Вы чувствуете вину? Быть может, ваш друг ошибается в вас? — Арс закатил глаза, раздражаясь, что каждый визит из прихожан приходится вытаскивать информацию клещами, но годами поставленный, натренированный голос его не выдал. — Не знаю. Я не уверен. Вот вы нас и рассудите. — парень сделал небольшую паузу, но не дождавшись ответа, тихо вздохнул, — Представьте себе ситуацию, где ваш друг, относительной адекватности, вляпался в дерьмо, но пока ещё об этом не подозревает. Всякий раз, когда вы пытаетесь открыть ему глаза, он агрессирует, хлопает дверьми и уходит, но вы знаете, что когда появятся последствия, может быть уже слишком поздно. Он закрывается от вас, сбегает от правды, потому что так проще. Когда ты одинок и никого, кроме единственного друга нет, приходится искать выход, по исходу которого ты будешь чувствовать себя комфортно. И вот появляется спасение – место, в котором тебя любят, говорят, что ты нужен, угрожают помочь всеми силами, и показывают единство, в котором все придерживаются, плюс-минус, одного и того же мнения. — он замолчал, впервые задумавшись о происходящем всерьёз. — А как донести до человека, что его используют, и со временем, без зазрения совести вытрут об него ноги. Как бы вы поступили, пастор? Что бы сказал на это Эвр, м? — Ваш друг взрослый человек? — Арсений говорил спокойно, сдержанно, но на деле устало развалился на стуле, в месте, из которого хотелось сбежать. Он ожидал наездов, истерику, всё что угодно, но не исповедь. Разумеется, Попов понимал, о ком идёт речь, и то, что парень решил рассказать об этом именно в этих стенах, откровенно его забавляло, — Как давно вы дружите? — но информация была нужна, и чем больше, тем лучше. — С детства… Не помню. По ощущениям, лет двадцать. — В таком случае, вы должны знать, что ваш друг в состоянии принимать собственные решения. Помощь – это разумеется хорошо, но она не должна быть навязчивой, понимаете? — Арс злился каждую секунду этого разговора и не понимал, в какой момент, пацан решил, что находится на приёме у психолога. Пастор должен выслушать, отпустить грехи, посочувствовать и, возможно, дать ненавязчивый совет, но не более. — Вы рассказывали об этом кому-то ещё? — Эм… Нет. А должен? — Стало быть, вы не менее одиноки, чем ваш друг? Быть может, он нашёл для себя отдушину, а вы – боитесь, что останетесь один на один с собой? — О… — Шастун искренне хохотнул, складывая на груди руки. — Я не задумывался об этом… Он действительно почти живёт у меня, и я… Привык. Да, наверное привык. — Об этом я и говорю. — голос Арсения стал мягче, а в голове уже стояла галочка напротив информации о проживании парня. — Мне думается, что вы видите врага там, где его нет. Представьте, что ваш друг нашёл себе нового приятеля, и теперь проводит с ним всё своё свободное время. Как вы будете нему относиться? Наверняка настороженно, но стал ли этот новый человек плохим только потому, что случайно забрал у вас частицу внимания близкого? Вы можете закрываться от всего мира, от вашего личного окружения, это – ваше право, но почему вы решили, что другие должны жить по вашим правилам, даже если они долгое время им следовали раньше? — И где, на ваш взгляд, выход? — Антон прислонился виском к ширме, устало закрывая глаза, — Его обманывают… И вы знаете об этом… — проговорил он шёпотом. — Попробуйте не воевать с тем самым новым приятелем. Подружитесь. Возможно, он действительно окажется не таким уж и плохим, каким вы его себе представили, а если нет… То в нужное время вы будете рядом, чтобы его спасти. — Попов давал себе время для того, чтобы приручить перепёлку, но для этого необходимо оставить её в прихожанах. Одним разговором черепную коробку не вскроешь, и он это хорошо понимал. Накануне приезда Гараева им меньше всего нужны были проблемы, пусть даже такие незначительные, как буйный новичок, с синдромом спасателя. — Выбор без выбора, получается. — он усмехнулся, зажмуриваясь сильнее, по-прежнему не отлипая от ширмы. — Люди зовут это компромиссом, и если уж кто-то упирается, то другому самое время на него пойти. Это тот выход, который не оттолкнёт от вас человека, в противном случае… Вы рискуете потерять его навсегда. — Арсений вымотался и, прикрыв веки, повторил движение Антона с другой стороны, не догадываясь, что по сути, они находятся в паре сантиметров друг от друга. Оба тяжело выдохнули, синхронно потерев глаза. — Вам нравится ваша работа? — внезапно тихо проговорил Шастун. — Никита… Как только вы станете пастором, я непременно приду к вам на исповедь. — также тихо, с улыбкой ответил Попов. — О как… — хмыкнул парень, прислоняя руку к ширме. — Что же я должен для этого сделать? — Задолжать кучу бабла его святейшеству. — беззвучно съязвил проповедник, но вслух сказал так, как заучено годами работы. — Вас должен научить своей мудрости преподобный, а после, посвятить в избранного, что имеет право нести истину добрым людям. Это большая честь, и если бы мне не была чужда гордость, я бы непременно жил с этим чувством. Учения Айдара Гараева – истинный свет, который он великодушно подарил миру. Хотите, я подарю вам его книгу? — Вау… — Шастун открыл глаза, и удивляясь сказанному, покачал головой, — Как вы глубоко сидите в этой яме… Надо же… Признаюсь, я поражён. — слова Попова, призванные для шаблонного повествования о великом пророке, лишь отрезвили Антона, возвращая в реальность. От благовоний стало подташнивать, а в комнате отчего-то стало невыносимо душно. — Я понимаю. К этому сложно прийти. На всё нужно время. — Арсений вытянулся струной, поняв, что совершил ошибку. Лишь на мгновение забыл о том, что с этим парнем не получится так, как обычно работает с другими прихожанами, и вот, он уже оступился, отодвинув призрачный контроль над ним в долгий ящик. Больно ущипнув себя за руку, мужчина попытался собраться с мыслями. Осложняло ситуацию то, что он не видел эмоции собеседника, а значит, управлять ими становилось сложнее с каждой минутой. — Никита, вам стоит поговорить со своим другом. Если вы близки так, как мне кажется, то он определённо вас выслушает. Самое важное в жизни – люди и вера. Начните с первого. Я не хочу, чтобы вы решили, что я занимаюсь пропагандой, но если подумаете, что вам необходимо второе – вы знаете, где вас всегда примут. — Исповедь окончена? — строго спросил Антон, мысленно ругая себя за то, что поддался профессиональному убаюкиванию внимания. — Я могу идти? — Вам решать. — До свидания, Арсений. — ему хотелось показать, что он узнал голос пастора, но понимая, как быстро он повёлся на манипуляции, разозлился ещё больше, и как ни странно, именно на себя. — Постойте. — остановил его Попов, услышав, как тот вскочил со стула. — Никита, одну секунду, пожалуйста. — Что ещё? — мужчина склонил голову вбок, нахмурившись. — Завтра будет проповедь… Я бы хотел лично вас пригласить на неё. — Это вряд ли. — И всё же. Я нечасто кого-то зову, но вы… Особенный. Я говорил со многими людьми, и у меня есть ощущение, что нам нужно познакомиться ближе. — он цеплялся за крупинки, способные оставить более-менее приятные впечатления, и одни из них – лесть и россказни о том, что прихожанин не такой как остальные, а то и вовсе, уникум. Арсений несколько растерялся, а потому действовал так, как научили – по шаблону. — Не думаю, что мне это нужно. — Дайте шанс реабилитироваться. Я понимаю, что вы – человек с нестандартным умом, а значит, способны видеть больше других. Если это так – вы придёте. Жду вас в десять утра. Дайте вере внутри ещё один шанс. — Это просто какой-то… — Антон истерично хохотнул, направляясь быстрым шагом к выходу, — Желаю вам доработать здесь до старости, и в конечном итоге слететь с катушек. К слову, вы на верном пути. — он хлопнул дверью, оставляя пастора в одиночестве. — Блядство! — громко выругался Арсений, и крепко сжал кулаки, тряхнув ими в воздухе, — Блять! У, сука… Ты теперь мой личный пунктик в голове. Я буду ебать тебе мозги, пока ты на моих глазах не встанешь на колени перед иконой Эвра, сучёныш. — нервно поправив очки, проповедник вылетел в общий зал, тут же встретившись взглядом с Позовым.***
Антон по обыкновению ехал в хвосте автобуса. Настроение было отвратительным настолько, что даже от музыки, которая в большинстве случаев его успокаивает, сейчас тянуло лишь блевать. Он прикрывал глаза, откидывался на спинку сидения, и раз за разом прокручивал в голове их диалог, пытаясь разложить всё по пунктам, и понять, какие методы использует проповедник. Он рассчитывал, что тот станет навязывать, давить, и в целом, действовать довольно топорно, но то, с чем пришлось столкнуться, удивляло, злило и поражало своим искусным умением путать карты. Шастун не был психологом, и разбирался в этом на уровне интернетовского чтива, но одно знал точно – он уже не понимает, что для него главнее: война с кладбищем душ имени Гараева, или спасение Макара из секты. Было кое-что, что Антон решил для себя точно. Он последует совету Арсения, и в случае чего, действительно будет рядом. Придя домой, парень поставит будильник на восемь тридцать, чтобы потом обязательно опоздать на свой семьдесят седьмой автобус. Завтра Шастун планирует слушать проповедь, смотря на Попова сквозь решётку, сделанную из пальцев. Так приятней. — Интересно, в тюрьмах чтут Эвра? Надеюсь, что нет, и ты опиздюлишься по первое число. — шёпотом проговорил Антон, погружаясь в лёгкую дремоту.***