Подобные

Февраль обрушился на Тэтфилд продолжительными ливнями и упрямой вездесущей сыростью. Анафема сидела на диване, пытаясь управиться с животом, который страшно мешал печатать. В дверь постучали. — Войдите. Она услышала, потоки дождя льются с крыши и зябко задрожала. — Зира, закрой дверь! В ту же секунду в комнате появился промокший Азирафель и с грохотом поставил на стол какой-то прибор. Он снова ушел и во второй раз вернулся с ещё большей груда железа. Хлопнула дверь. Азирафель торопливо стянул с себя дорожный плащ и оправил свитер. — Не снимал бы обувь, здесь полы ледяные. — И ходить в грязных ботинках, Нет уж. Он устремился на кухню. — Я поставлю чайник, хорошо? — Нет, не смей. Он появился в проёме. — Ну ставь, конечно, чего спрашиваешь, — Анафема нетерпеливо махнула рукой. — Ты, знаешь ли, могла быть и повежливее, я полгорода тащил эти твои Ньютонские прибомбасы. Он скривился и потянул затекшее плечо. — Тяжело это, знаешь ли. — Бедный, наверно замучился… — Да ну тебя, — бросил он в ухмыляющееся лицо подруги. Он завозился на кухне, привычным движением доставая с полок чашки. Заглянул в кастрюлю и с неодобрением цокнул языком. — Ты не доела суп. — Не смогла, прости, он пахнет бараниной. — Сейчас весь Тэтфилд обернулся в сторону этого дома с необъяснимым чувством ненависти. Он зажёг газовую горелку и поставил чайник разогреваться. Из другой комнаты донёсся смех. — Зира, прости меня, я правда не смогла. Он аккуратно сложил полотенце на спинку стула. В комнате и правда холодно. Стащив с кресла одеяло, он накинул ей на плечи. Сел напротив на журнальный столик. — Так что? Ньютон должен скоро вернуться. Она улыбнулась. — Да, отпускные через неделю, — она замолчала, явно о чем то задумавшись. — Как думаешь, он сильно расстроится, увидев меня? — Что, нет, конечно! — он заботливо взял ее за руку. — Ты самая прекрасная женщина на свете. — Ты так говоришь, только потому что теперь я самая толстая в нашей компании. Азирафель рассмеялся. — Нет, дорогая, хотя, — он лукаво улыбнулся, — мне приятно, что ты заметила, я сбросил несколько кило. Анафема погладила его по руке. — Мне жаль, что тебе приходится много работать, да ещё и я. Это из-за стресса. — Нет, нет. Он поправил ее одеяло и, услышав закипевший чайник, вышел на кухню. — Как твое утро? — крикнула она вслед, — что-нибудь интересное? Азирафель рассеянно провел рукой по лбу, отыскивая чайную ложку. — Эм, да. Я бы сказал, довольно насыщенное. — Я, о, вот она, — он добавил что-то из свёртка в кипяток, принялся размешивать и продолжил, — да. Был сегодня на заводе. Парню защемило палец на станке, довольно неприятное зрелище. Он услышал сдавленный вздох из комнаты. — В принципе ничего такого, мы быстро его залатали. Бывало и хуже. Но знаешь, — он взял кружки и пошел в комнату, — случилось ещё кое-что странное. Он присел рядом. Анафема вопросительно подняла брови, взяв из его рук напиток. — У него на руке, — медленно начал Азирафель, обводя пальцем свое предплечье, — был такой красный треугольник. — он задумчиво вывел его кончиком пальцев, — перевернутый… и это не первый раз. На прошлой неделе кто-то нарисовал его на стене паба, в который ходил Энтони. Звуки имени, словно вывели Азирафеля из ступора, он закашлялся. Анафема отпила немного из чашки, сделав вид, что ничего не заметила. — Не знаешь, что это может значить? Девушка, сделав ещё один глоток, удивлённо замычала. — Что это, шоколад? Зира, очень вкусно. — Я подумал, что тебя это порадует. — Он сунул руку в карман и достал свёрток. — Тут остатки. Тебе. Но, пожалуйста, обещай, что не будешь есть все сразу. — Господи, мне же не семь. — Она бросила на него весёлый взгляд. — А я-то думаю, чего от тебя так вкусно пахнет. Думаю, совсем шарики за ролики заехали или не показалось. Она закрыла глаза. — Красный треугольник, говоришь? — Анафема подняла на него встревоженный взгляд. — Лучше не бери в голову, наверное, просто подростки балуются. Он торопливо замотал головой. — Нет, нет. Это не совпадение. Что-то происходит. В других секторах непорядки. Только об этом и говорят. Альянс слабеет. — Лучше не говори о таком на улице. Или с пациентами. — Анафема нахмурилась. — Ты доверчивый и наивный. При всей любви. О таком лучше не распространяться. Азирафаэль почувствовал внезапный укол тревоги. — Ты что-то знаешь? — Нет. Азирафаэль встретил ее прямой взгляд и вздохнул. Даже если она что-то знает, ни за что не расскажет. Азирафель закрыл глаза, вдруг разом чувствуя всю накопившуюся тревогу, злость и бессилие. Он так старательно сдерживал все это. Это почти сработало. — Ты как? — Что? Голос подруги показался ей взволнованным. Она замялась. — Довольно много времени прошло. А мы так и не поговорили. Азирафаэль всеми силами пытался дать понять, что не хочет об это говорить. — Я не понимаю о чем ты. — Понимаешь. Она поставила чашку на стол. — Что-то серьезное? Азирафаэль устало улыбнулся. — Не знаю, чем больше думаю об этом, тем больше кажется, что я непроходимый идиот. Или все это какой-то дурацкий сон. Анафема поджала губы. — Ладно, давай я скажу, что вижу со стороны. Вы поссорились, или он сделал что-то очень глупое, чему я вообще не удивилась бы… Азирафаэль усмехнулся. Сердце больно кольнуло. — А потом, потом вы просто решили, что легче будет обо всем этом забыть. — Я пытался поговорить. — Ну, зная тебя… — Анафема неопределенно пожала плечами, — возможно, он просто решил, что ты из вежливости. Азирафаэль нахмурился. — Что? — Ох, — она замолчала, явно пытаясь подобрать правильные слова, — ты, как бы это сказать. У тебя вроде по лицу все понятно, но ты иногда говоришь совсем другое. Как будто стенку ставишь. Вроде расстроен, но как будто ничего не происходит. Понимаешь? Азирафаэль отвернулся. — Думаю, да. Но это не значит, что можно… Он сжал чашку, пытаясь подавить злость и не сказать лишнего. — Зира, говори как есть. — Он поцеловал меня. И я… Я не был готов, но думаю, сейчас думаю, что не был бы против. Не в этом проблема, — он нетерпеливо мотнул головой, — Он сбежал. Как будто это не имеет значения. Анафема откинулась на спинку дивана и вздохнула. — Ну, да, что-то такое я и представляла. Азирафаэль почувствовал как накатывается горечь. Как будто высказанные чувства наконец обрели форму. Он поставил чашку на стол. — Слушай, — Анафема медленно подбирала слова, — он же военный. Всю жизнь провел, ну, знаешь… среди не слишком эмпатичных людей. Взять хотя бы нашего Хастура. Думаешь, у них принято говорить о чувствах? Азирафаэль пожал плечами. — Ну, с Хастуром они врядли говорили об этом. Разве что о взаимной ненависти. — Я к тому что, может, для него это тоже неожиданно. Азирафаэль обернулся на нее. Она улыбнулась. — Я же видела как он на тебя смотрел. — Ой, ну, прекрати. — Что? Правда. И шоколадки эти. Он же всерьез это все искал. Думаешь автоматы и сладости в одном месте можно достать? — И лекарства. — Азирафаэль нервно сжал подлокотник. — Это из-за них его чуть не повесили. Она подсела поближе. — Если честно, мне иногда казалось, что он и в неприятности вляпывался, чтобы его любимый доктор лишний раз над ним похлопотал. — Анафема, перестань. Так только хуже. — Он устало откинулся на диван. — получается, я все запорол? — Получается, что вам надо поговорить, когда он вернется. — А если нет? — Азирафаэль вздрогнул, — если он не вернется? — Вернется, — она уверенно кивнула, — он здесь кое-что оставил. И это не метафора вечной любви или типа того, — заметила она, встретив его недоверчивый взгляд. — Он мне кое-что отдал на сохранение. И я на сто процентов уверена, что такие вещи оставляют, чтобы был предлог вернуться. А нашему Кроули обязательно нужен внешний предлог. Бредя сквозь промозглым туман к дому с белым забором, Азирафель остановился. Он прищурился, всматриваясь в дома напротив. В сером полумраке, красные треугольники нарисованные на стене, выделялись как пятна свежей крови на бледной коже, гипнотизировали своей запретностью и тайной. Завыл дворовый пёс, заставив Азирафеля вздрогнуть. Из тумана вылетело несколько патрульных машин Альянса, подсвечивая густой воздух реактивными двигателями, и пронеслись мимо к выезду из города. Сердце стучало. Тревога тяжёлым комом подобралась к горлу. Азирафель вдохнул полной грудью, пытаясь успокоиться. На ум непрошено пришел тихий спокойный голос «иди домой и займись своей работой, не занимай голову тем, чего не поймёшь». — Тебе легко говорить…- заборматал он, затем выругался, опомнившись, — засада, совсем с катушек слетел. Он пошел к дому, решив на этот раз пропустить привычный крюк, чтобы пройти мимо базы, проверяя, горит ли свет в верхнем левом окне.