Вечно 17.

После пинков и подзатыльников думалось лучше. Серёжа нетрезвой головой генерировал гениальные идеи, перебирая струны гитары. Выход через неделю, а он всё ещё спотыкался на одном и том же моменте, потому что рука потеряла скилл после перелома. Раз ошибка, два ошибка… вот уже агрессивно бьёт инструмент по грифу под ржач Ярика. — Ну, ну, бро, спокойнее. Мы новую не купим, если сломаешь. Смерил друга убийственный взглядом. — Дай прикурить. — Аккумулятор сел что ли? — снова шутки за триста, но прикурить дал. Довольно выдохнул дым через рот, не вынимая сигарету. Тихон дал ценные знания, которые теперь опасно балансировали на плаву в заплывшем алкоголем сознании. Ну, пришлось пропустить с Жизневским по бутылочке. Тот сразу попал в точку, понял, что это не абстрактный человек и не дамочка, годящаяся Горошко в мамки. Это всего лишь мужчина, годящийся ему в папики, так ещё и преподаватель. За это и отпинал, назвал дураком, а потом спросил так важно, затянувшись: — И чё, давно? На вопрос есть шансы, Тихон не ответил, слился, предложил переболеть. Понял, что переболеть уже давно не вариант, предложил анонимные записки. Дима только кажется серьёзным, но, на самом деле не лишён эмоций. Ему всегда интересен любой движ, даже если его реакция максимально отстранённая. —… веди с ним игру, заставь заинтересоваться. Только девчонкой не прикидывайся. Это подло. Заключение точное и правильное. Никаких конспираций и переписок под женскими именами. Начало было положено той запиской в букете, дальше должно быть проще, но Серёжа понимал, что если решится на эту авантюру, будет всё только сложнее и страшнее. Облокотился на балку перестав мучить гитару. Посмотрел на Ярика. Испачкал в каком-то говне красные адики у щиколоток и радуется… Идиот. Голова похожа на мячик. Такой же пустой и надутый. Обещал себе больше не пить после того недоразумения, но… это же не считается? Они же с Тихоном просто помянули его любовь, не более того… — Так, чё, мы своё играем или просто кавер забацаем и не будем париться? Вопрос на миллион, только мозг не работает, отказывается думать. Димас пинается в бочину, смотрит поверх очков немного осуждающе. Догадывается. Серёжа промолчал, пожал плечами, витая в своих грозовых облаках. Снова загнался так, что и не догнать, не остановить этот порочный круг по которому он движется уже пару месяцев делая себе мозги. — Нам дали времени на песен пять, мы успеем всё. Кстати там ничего не известно с разогревом? Пару недель назад поступило предложение играть на разогреве. Заманчивое, идеальное и немного волнительное. До этого они играли, собирали небольшие группки молодёжи в рюмочных. Появлялось чувство, что не совсем ноунеймы, что есть шанс выбиться на большую сцену, стать кем-то значимым, нежели какой-то парень с витилиго и бедами с башкой. Сцена должна была быть его, но как же было тупо. Подавиться собственными словами, воздухом, словить паничку прямо перед комиссией и пролететь. Послушался мать, чтобы не сожрала, но был ли он счастлив? Нет, не особо. Занимала лишь вся эта беготня с недовлюбленностью и алкопати каждую пятницу. Не было бы такой крутой компании, наверное, и не было бы его. Вокалист такой себе, гитарист на четвёрочку, хотя дома где-то валялся диплом с музыкалки по классу фортепиано. Семь лет адских мучений, слёз и ссор, даже петь нормально не научили, зато стал тем, кем стал. Вряд ли сейчас сыграет даже кузнечика на клавишах, но в оправдание всегда говорил: «Скилл, я может, и пропил, но свою харизму — никогда». И чего так ломаться? Ну пошлёт нахер его Чеботарёв? Живём-то один раз. Если не попробовать, то так и останется безо всего, зато маму слушал, когда не надо. — Серёга! Вздрогнул, втянув голову в плечи и посмотрел так удивлённо, мол, ты чё на меня орёшь тут? — Ты задолбал терять связь с землёй. Нахрена приходить на репетицию в невменозе? Иди домой уже. Мы напишем в чате чё там с выступлением, но вроде как всё в силе. Отчитал Ярик как маленького ребёнка, но обидно не стало. Знал, что сам виноват, раз решил пойти на поводу у Тиши. Он-то домой, а Серёжа… А Серёжа идиот. Идти домой под pyrokinesis, пиная камешки под ногами и бубнить на Ярослава святое. Меланхоличное настроение, немного больное, немного горькое. Записки были хорошей уловкой, но что от них хотел конкретно Горошко? Писать о своих чувствах глупо… Зато можно прикладывать к ним то, что нравится самому Чеботарёву. Выяснить бы что. Хотя из раза в раз некоторое время назад на столе лежала мажорская открытая шоколадка, продающаяся исключительно в магазине на углу улицы рядом с универом. Недавно он закрылся. На полупьяную голову мысль о том, что тащиться на другой конец Питера за сраной шоколадкой, казалась верхом гениальности. Даже загуглил ближайшие магазины. Нужно домой и отоспаться, а потом решать любовные дела. Котков встретил его как мамка, недовольно закидывая кухонное полотенце на плечо. Сам не понимал как вывозил Серёжу. Познакомились они очень странно, у бара. Один пришёл бухать с компанией, которую видел впервые, уже весёлый, а второй стоял курил, пока в соседнем от бара здании проходило гиковское мероприятие. Так и познакомились, пока курили в сторонке от пьяных гуляний. Рома тогда ещё и не думал, что будет так тесно общаться с этим странным мальчишкой, который явно был весел от своей печали, раз вливал в себя шот за шотом. Оказалось, не поступил в театралку и что делать дальше не знает. Домой нельзя, здесь тоже негде. Котков посочувствовал, предложил запрыгнуть в последний вагон какого-нибудь политихнического. Горошко хоть и был пьян, но послушал. Виделись ещё пару раз, но состыковались по делу только осенью. Котков предложил жить вместе, платить пополам. Всё равно Серёже не дали общагу, только на очередь поставили, да и всё лето ныкался по друзьям и знакомым. Только бы не домой. Расспрашивать не расспрашивал что там такого дома творится, что парень так категоричен и готов бомжевать. — Опять пил? Ну, Серый… Серёжа виновато отвёл взгляд, разулся, опираясь на стену. А чё говорить-то? Стыдно, потому что сам не ожидал от себя такой бесхребетности. — Я с Тихоном… по бутылочке. — Да, хоть с Пашей Техником… мы уже об этом говорили. Ты моешь посуду. Скривился, будто съел лимон. Когда Серёжа оставался один, старался вообще есть по минимуму, чтобы не пачкать тарелки, чтобы не мыть их. Брезгливость просыпалась там где не надо, но и поделать с собой ничего не мог. — Ладно, помою. — Неделю. — Ром.! Тот лишь пальцем пригрозил, заткнув мальчишку, и ушёл обратно на кухню. — И не смей пихать грязные тарелки в холодильник. Серёжа страдальчески застонал, закрывая лицо руками и слепо тычась по стене в сторону комнаты. Жрать не хотелось совершенно, особенно после осознания в полной мере, что посуду мыть ему. Глаза закрывались. Завтра ещё ехать не пойми куда и не пойми ради чего с утра пораньше, чтобы потом успеть к паре Чеботарёва. Кажется, только их он посещал с завидной стабильностью, правда теперь ещё и на физре придётся пахать, чтобы расположить к себе Жизневского. Он-то, конечно, на приколе, но наглеть не стоит. Уснул лишь часа в три ночи. Пока всё перемыл, как Золушка, пока сходил в душ, чуть не свалив полку со скудным холостяцким ассортиментом, где стоял один гель для душа тринадцать в одном и пена для бритья. А побриться, кстати, стоило. Кристинка ещё не начала, но она всегда угарала над пошлыми усиками Горошко, с которыми он иногда важно вышагивал, считая, что это привлекательным. Нет, он и сам знал, что по-идиотски, но растительность на лице выгодно прикрывала пятна у рта и на подбородке. Тошнило, глаза слипались, даже после холодной воды в лицо. Шесть утра. Всего шесть грёбаных утра, а он уже заваривает невкусный кофе и думает как лучше ехать в туево кукуево, чтобы устраивать свою личную жизнь. Жизнь бьёт ключом, не иначе. От кофе ещё сильнее замутило. Выплюнул в раковину остатки, запил водой, морщась от блевотного привкуса на языке и пошёл одеваться. Излюбленные белые штаны с чёрными вставками, футболка всратая и коричневая кожанка. На улице холодно, но он ещё не дорос до того возраста, чтобы говорить всем и себе самому: «надень ретузы, писю застудишь». Молодость в жопе диктовала голые щиколотки и кожанку в минус сорок. Рома спал, поэтому быстро чирканул ему записку и убежал. Чайная открывалась в семь утра. Как раз доехать, купить и в универ. Первая записка должна была быть важной, красивой, чтобы запомнилась надолго. Конечно, душить её одеколоном или писать что-то в стиле писателей эпохи Возрождения, он не собирался. Мысль была чиркануть на французском, но потом решил, что это пошло, даже слишком, а он тут о высоких чувствах собрался говорить.

«Надеюсь, Вам уже лучше с вашей аллергией. Хорошего вам настроения»

Серёжа стирал раз сто и столько же снова пробовал написать что-то не всратое и не кринжовое, чтобы быстро не спалиться. В итоге разочаровался сам в себе и загнался. Оставил как есть, обведя заглавные печатные буквы. Девушка, стоящая за стойкой и тщательно натирающая столешницу до блеска очень удивилась столь раннему гостю. Явно проходимость у них не слишком большая. Шоколадки, шоколадки… абсолютно мажорская шоколадка с засушенными дольками апельсина и цветками василька. На цену даже не смотрел и отказывался воспринимать. Всё во имя тех возвышенных чувств. И плевать, что не будет отдачи. Скупил четыре плитки. У девушки аж глаза загорелись, поняв, что с самого утра уже делают выручку. Возможно, перед её глазами в этот момент замаячила премия. Пожелав хорошего дня, Горошко выпрыгнул на улицу. Подул неприятный промозглый ветер, заставляя поёжиться в куртке. Пофиг, надо гнать в универ, может даже на первую пару не опоздает. Машина Чеботарёва только подъезжала к парковке перед универом. Студентов почти уже не было. Так, кто покуривал, а кто ждал господ курящих. Парковался долго, припозднившись. Место занял какой-то жук, по другому эту машину не назвать. Женская, маленькая, глазастенькая. Дима ругался сдержанно с улыбкой на лице, будто наводил порчу на понос, и знал на сто процентов, что она сработает. Вырубил двигатель, взял вещи и выпрыгнул из мерса, поправляя пальто. Взгляд упал на подкрылки. Жуткая грязь. Возможно, стоит заглянуть на мойку сегодня после работы. Настроение было не то, чтобы плохим, но и не хорошим. Пока что ставить двойки студентам не хотелось, но он ходил где-то на грани. Получше взяв портфель, мужчина развернулся на пятках, чтобы обойти машину спереди и двинуться к парадному входу, как на глаза попался стаканчик из старбакса, шоколадка, которую он брал в чайной на углу, до того как они переехали, ироды, и записка под стаканчиком. Капот всё ещё был горячим, поэтому поспешил убрать шоколадку, чтобы не растаяла, в портфель. Очередная записка… наверняка, от того же анонима. А почему бы и нет? Рассщедрился. И откуда только узнал про шоколадку? Было приятно, но понимание, что эта шоколадка у него не за преподавательские заслуги, а потому что кто-то в очередной раз влюбился… оставляло непонятный осадок. Все эти влюблённости студентов ничем хорошим не заканчивались. Чаще всего разбитыми сердцами и депрессией. Дима чувствовал себя крайне виновато, но никогда этого не показывал. Нельзя. Жалость это последнее, что хотел бы видеть студент по отношению к себе. Возможно, конечно, Чеботарёв неправильно поступал, по первости принимая все эти подарки, но, с другой стороны, а как ему узнать анонима, чтобы попросить этого не делать? В этот раз даже додумался писать не прописью, иначе быстро бы вычислил. Игра начиналась по новой и уже на таких крутых оборотах. Он смотрел на каждого, прикидывая кто бы мог написать те записки. Зацепок не было. — Зюся~ Я вернулся, — Тихон скрасил мысли своим присутствием, принося какое-то летнее, сумасшедшее настроение. — Как идут дела в загробном? — Ну, как тебе сказать… Темновато, мрачновато, в час пик горы трупов как всегда. А у тебя? Был перерыв, который в шутку Жизневский с деловым лицом называл: «В эфире передача мужское-женское». Тот ещё сплетник, но как ни странно, он любил лишь собирать их и никогда не трезвонить направо и налево. Выдал как на духу под нечитаемым взглядом Тихона. Тот заулыбался, а потом выдал престранную фразу: — Мне кажется это только начало. Нет, в самой фразе подвоха не было, но вот в его интонации. Будто всё порывался не засмеяться. — Ты что-то знаешь, — не вопрос — утверждение. Чеботарёв сощурился, смотря на Тихона, у которого на секунду с лица слетела улыбка, а потом он засмеялся. — Не ржи, лось. Ты точно знаешь! Я тебя знаю с универа. У тебя скилл вранья в промежутке от нуля до минус бесконечности. Кто это? Говори по-хорошему, пока я тебе тут харакири не сделал. Пригрозил ложкой, которая грозно звякнула о кружку. — Сделаешь и ничего не узнаешь! А если серьёзно, я вообще не в курсах, Зюся! Прекращай метать молнии! Дима сощурился, смотря как этот шутник отступает к двери. Дёрнулся, заставляя Тихона экстренно рвануть к ручке. — Иди отсюда и чтоб глаза мои тебя не видели. — Да не знаю я! Семь потов сошло. Чеботарёва с его чуйкой на ложь не провести. Он знает абсолютно всё и всегда оказывается прав. Сложно будет покрыть Горошко и не сдать его пятнистую задницу раньше времени. Выловил это рыжее недоразумение в одном из коридоров, зажимая у окна. Тот аж поясницей впилился в край подоконника. — Чё. Тихон Игоревич? — Ты мне по гроб жизни обязан. Мистер сыщик уверен, что я что-то знаю. Он не отстанет от меня теперь. Так что, Горошко, одним Бейлисом не отделаешься. Расспрашивать особо не стал, и так поняв, что Чеботарёв слишком догадливый. Плевать, не пойман не вор как говорится. Пятнистые руки нервно сжимали пачку сигарет. Для осени сегодняшний день оказался весьма тёплым, не смотря на ливень с утра. В кожанке всё равно зябко, а сидеть на мраморной плите, легкомысленно болтая ногой так вообще. Кристинка уже битые десять минут пыталась сделать колечки из пара. Не получалось, а в нос врезался, кажется, навсегда едкий химозный запах вишни. Под почти сдох, по вкусу напоминая жжёную вату, нежели что-то вкусное и сладкое. — Чё, будете выступать завтра? Наверняка тебя освободят от занятий. Счастливый человек. — Будем. Вопрос только в кого наряжаться. Костюма нет, по секондам впадлу ходить. — Так зачем далеко ходить? Рон Уизли и все дела. А я буду твоей Гермионой, — заржала девушка, заражая своим смехом Серёжу. Фанатом Гарри Поттера никогда не был. Это всё Миронова со своим алтарем Драко Малфою. Нет, это было даже мило. — Если хочешь. Каждый год одно и тоже. Фандом один и тот же, разве что персонажи сменяли друг друга. Гермиона Грэнджер без маховика времени, успевшая потанцевать и с Поттером и с Малфоем, хотя Горошко крайне странно себя ощущал с зализанными волосами. Нравилось ему видеть девушку счастливой. Сердце всё ещё откликалось на это, но уже не так рьяно. Главное, что не было вины перед самим собой. А маховик времени бы пригодился… из-за своей нерасторопности, которая напала вместе с осенней хандрой, все репетиции прошли мимо бодро и весело, а уже завтра нужно держаться молодцом на сцене и делать вид, что лажи это авторский стиль, и вообще они художники, они так видят. Ярослав всё бережно обкладывал его жопу матами, видимо, чтобы при встрече Горошко было куда падать после тяжелого кулака парня. На носу было серьёзное выступление на разогреве, которое упустить никак нельзя. Это была мечта… Мечта оказаться на сцене, видеть толпу, но не видеть лиц, получать любовь фанатов, быть известным и успешным. Детские фантазии, балансирующие на грани с идиотизмом, но почему бы и нет. Питер не город возможностей, зато город вдохновения, которое хоть отбавляй, только лень задницу оторвать от стула и отставить бутылку пива. Хотя, возможно, и не лень. Лени вообще не существует. Это выдуманное понятие мамами и папами, чтобы тормошить своих чад. Херовая интерпретация прокрастинации и нежелания что-либо делать, потому что бессмысленно и нифига не мотивационно. Вот и сейчас «лень» даже сидеть на комбике, вытягивая до тла фильтр и слушая непонятные, но складные ноты на басу. Серёжа не абсолютник. Серёжа вообще не слышит нот, поэтому и не фронтмен в группе, с трудом настраивает гитару без тюнера и постоянно бесится, потому что пальцы не ставятся на нужный лад на слайдах. Слышит же, что накосячил, а где и как исправить нет. Димка круто выглядел. Как хипарь в этих очках с толстой чёрной оправой. Пальцы шустро перебирали басовые струны, от которых ущерба было куда больше, чем от электрухи. Объёмные, они доводили пальцы до полного онемения. И как вообще на этом играть, а главное зачем, если бас всегда в хиатусе под общим шквалом музыки. Лениво глянул на Ярика. Тот психовал больше обычного, хотя по нему особо и не было заметно. Этот чёрт всегда делал вид, что всё в порядке, даже когда всё было не то, что не в порядке, а охереть как не в порядке. И видимо сейчас они балансировали где-то уже в конце этой сумасшедшей шкалы. — Я не могу найти струны. Магазины все закрыты уже. Это плохой знак, мы облажаемся. — Где? — Ну, точно не на твоём капустнике. Мысли шире, дебил, — раздражённо фыркнул, смерив флегматично курившего Горошко таким взглядом, что если бы Серёже было не пофиг, тот бы подавился. Перебесится. Ярослав, как девка в пмс, склонен преувеличивать размеры проблемы до масштабов раздутого гелием слона, хотя это всего лишь струны и всего лишь двенадцать часов ночи. — Да купишь с утра. Забей. Бери запасную. — Её настраивать надо. — Так настрой и прекращай ныть. Снова взгляд. Уже злой. Серёжа усмехнулся, перекатывая в зубах обгрызенный, почти дотлевший окурок и поднял руки в примирительном жесте. — Мне больше нравится, когда ты пьяный. На том и порешали. Серёжа знал, что пьяным быть ещё хуже, ещё невыносимее для окружающих. Как бомба замедленного действия. Никогда не знаешь, когда рванёт и чьё пиво полетит на пол. Следующий день, который плавно вытек из предыдущего встретил недосыпом и хмурыми тучами. Всю ночь херачить это мощно, зато из-за недосыпа декорации в универе не казались такими галимыми. Нет, они были не везде. Проще было обозначить, что по настоянию некоторых особо верующих, разрешили украсить только отдельные аудитории и актовый зал в честь шабаша, на который могли попасть все, но не все хотели. Самые древние представители университетской общины были радикально против, называя это всё балом сатаны, поэтому и гимном стало произведение Корнелюка. Напевая под нос небезызвестный мотивчик, Горошко, глуша очередной энергетик, чтобы не уснуть на ходу, купил кофе для одного прекрасного мужчины. Интересно, он будет сегодня? Было бы круто поглядеть на его костюм… хотя вряд ли. Костюмы для детей, а он солидный, взрослый… Пока ждал, пускал слюни в столешницу то ли от мыслей о Чеботарёве, то ли просто так, засыпая. Ещё и дождь полил как назло. В этот раз удалось поставить стакан на стол в аудитории, рядом шоколадка и записка с пожеланием хорошего дня и рекомендацией заглянуть на шабаш. Повезло, что рядом никого не было, лежали лишь вещи Дмитрия Юрьевича, иначе пришлось бы выкручиваться. А под пристальным, кажущимся осуждающим, взглядом Чеботарёва это практически невозможно. Всё поймёт. Как бабка Ванга в пятом поколении прочтёт своим цепким взглядом, одурманит сраными Армани и выпалишь всё как на духу. Сбежал пока не поймали с поличным. Храбриться будет позже, когда нужно, а сейчас нужно подумать о будущем выступлении и собственном спокойствии. Лажать нельзя. Ярик вздёрнет тогда на порвавшихся вчера струнах. Подготовка шла полным ходом. Нет, преподаватели были недовольны, бубнили, только сделать ничего не могли. В конце концов, это ответственность не их, а если на паре сидит хоть один студент, значит по шапке не настучишь… просто ужесточишь требования к сессии. К счастью, Дмитрий Юрьевич был изначально очень требовательным ко всем, поэтому ребят отпускал лёгкой рукой. Пусть веселятся пока могут, а он отдохнёт за чашечкой кофе и, наконец, подумает о том, что с момента как ушла Маша всё пошло не туда. Нет, жизнь не поменялась, стало лишь как-то пустее, скучнее, серее. Она не привносила особых красок в жизнь, но было живее, было уютнее. Но он ни в коем случае не жалел. Нет, так было нужно. В аудитории светло и свежо. Тишина гробовая, хоть сверчка запускай. На столе всё ещё дымился кофе, не прикрытый крышкой… кто-то явно знал, что Дима не пил супер горячие напитки. Снова шоколадка и записка. Ни одну ещё не смог выкинуть, будто если сделает это не сможет сложить в конце пазл. Усмехнулся, читая записку. Ожидаемо, что его пригласят на шабаш. Студенты вились вокруг него, да и сам Чеботарёв считал себя современным и прогрессивным, поэтому ничего плохого в Хэллоуине не видел. Ну, веселятся дети в костюмах, просят конфет и украшают всё вокруг тыквами и паутиной. Это даже мило. Пока есть время, пока есть эта непосредственная юность, когда кажется, что можно горы свернуть, почему бы не веселиться. Никогда не поздно повзрослеть, а молодость не вернуть. Отпил кофе, достал из кармана портфеля остальные записки. Человек один, видно по печатным «д» и «е», но кто это? Кто знает какой кофе он пьёт? Какой шоколад любит? Возможно, стоило бы ещё раз надавить на Тихона, но и сам понимал, что будет неинтересно вот так вот узнать кто это. Времени было навалом с этими приготовлениями, поэтому, решив, что, наконец, нужно избавиться от завалов в виде самостоялок, Чеботарёв, лениво попивая свой кофе, начал проверку. Ох, сейчас он двоек наставит… А завтра повеселится, раздавая бланки студентам. Хорошие работы, как всегда, Миронова и Горошко. Кристина выезжала за счёт парня, это и ежу понятно, но вот Сергей… это юное дарование с шилом в заднице. Его перлы можно записывать и издавать под названием: «Топ 10 кринжовых цитат Сергея Горошко». Не смотря на все закидоны и просто эпик фейлы на экзаменах, после которых даже тройку было грех ставить, мозгами обделен не был. На французском так разговаривал, будто тот его второй родной. На полиглота похож не был. Всё же эксцентричный, загнанный подросток ощущался за версту. Возможно, общался с носителями. Дмитрий Юрьевич не ругал, но некоторые обороты, которые использовал студент его удивляли. Списать такое было невозможно, а в аудитории они это ещё не проходили, да и не пройдут. С этими остолопами только каждый год и проговаривать: «Как тебя зовут? Меня зовут…». Однозначно, если Серёжа хотел выпендриться, чтобы запомниться, то у него получилось. Чеботарёв его пятнистую морду запомнит на долго… И даже, наверное, не в плохом смысле. За дверью все шумели, бегали, готовясь к предстоящей вечеринке. Слышался сварливый, скрипучий голос Антонины Владимировны — деканши с иностранного. Да уж, как же старое поколение любит прикрываться богом и небесной карой. Определённо точно стоит заглянуть. Наведаться под видом сурового проверяющего и просто остаться на празднестве нечисти, чтобы не портить детям веселье. После проверки стольких работ через не хочу и давай потом, Диме даже грим не нужен был… тёмные тени под глазами со стороны казалось были нарисованы перманентным чёрным маркером. — Дмитрий Юрич! А что у вас за костюм? Звонкий голос Кристинки заставил вздрогнуть. Позади неё стоял Серёжа, держа в зубах шнур от гитары, а в руках перед собой комбик. Рыжие всклокоченные волосы невозможно контрастировали с чёрной сетчатой кофтой и кожаными штанами. Хитрющие лисьи глаза небрежно размалеванные чёрным каялом, добавляя образу расхлябанности. Но выглядел Серёжа опять крайне запоминающимся. — У меня костюм уставшего от жизни преподавателя по французскому, который весь день проверял ваши бездарные работы. Буднично отозвался, даря Мироновой сдержанную улыбку. — Так неинтересно. Больше фантазии, Дмитрий Юрич, больше! — А вы сегодня кто? — Как это кто?! — не на шутку возмутилась девушка, оборачиваясь на Серёжу. — Я, вообще-то, Гермиона Гренджер, а это… — А я Рон, закосивший под Мерлина Менсона, — жутко свистя из-за провода в зубах, отозвался Горошко. — Я так и понял. До Рона как до луна и обратно. Серёжа скорее был похож на одного из близнецов Уизли в самые худшие свои годы. Скорее это просто чертовски привлекательный рокер. Наверняка, девочки сегодня с ума сойдут. Давно не было движей. Дима последний раз находился в толпе сумасшедших студентов кажется вечность назад. Все разукрашенные, счастливые донельзя, ждущие… а чего? Чеботарёв поздно подумал о том, что даже программу вечера не знает. Упущение, зато сюрприз будет. Зал украшен добротно. Зловещая атмосфера так и таилась в каждом уголочке зала. Кто-то даже приволок дым машину. Парты, накрытые весёлой скатеркой, еда, пунш, в который по всем законам жанра добавили или только должны добавить алкоголь втайне от сварливых взрослых. Нет, все взрослые люди, но дебоша на территории приличного государственного заведения никто не хочет. Кристинка стояла одна, сложив руки на груди и всё всматривалась в сцену, будто чего-то ожидая. Выглядела больше как гордая мамка… кстати о мамках… а где её вечный спутник? Неуклюжий, несуразный недорон — недоменсон. — Мы собрались здесь, сегодня, в этом зале, чтобы запечатлеть… Задорный голос ведущего в костюме… каком-то странном. Перья какие-то, обтягивающие кожаные штаны… ещё это яблоко красное в руках. Затирал про каких-то невест, загробный мир под одобрительный свист толпы. --…Сегодняшняя тематика нашего мероприятия: «Шабаш», поэтому к обсуждению главных ведьм университета мы ещё вернёмся, а сейчас для вас выступят «Анахорет». На сцене, за спиной Вальки всё маячил Горошко с какими-то ребятами. Настраивались, кажется, ругались, судя по недовольным лицам басиста и барабанщика. Дима даже ненароком вспомнил себя в эти годы. Тогда он мог пить, не просыхая, мечтать о не таком далёком будущем, перекраивая его в сознании для идеальности. И главное, он верил. Верил, что так оно и будет, не смотря на строгие запреты родителей, которые пытались контролировать всё и вся тогда, когда это было уже невозможно. Обиды были большие. Музыкальное училище кануло в небытие сразу после получения аттестата. Хорошо хоть в мед не запихали, чтобы продолжить династию врачей в семье. Хотя педагогический действовал на нервы также сильно. Радовало лишь то, что учиться не пол жизни. Потом-то втянулся, даже прочувствовал в полной мере предстоящую профессию. Не было ни группы, ни свободы в башке, зато была стабильность, систематичность и тонна занудства, от которой, порой, самого тошнило. Ребят из группы Горошко он знать не знал. Видимо, просто друзья… Зато колоритные да и голоса хорошие. Как там группа называлась? Анахорет… необычное название, даже со смыслом, если знать значение. Они идеально вписывались в здешнюю атмосферу, довольно виртуозно перебирая струны гитары. Кто бы мог подумать, что у Серёжи есть голос, да ещё и такой мелодичный. И всё же Серёжа интересный экземпляр. Раздолбай, а ответственный. Два несовместимых условия в одном человеке. Его ответственность проявлялась вот в таких мелочах. Балл выше среднего, музыкой занимается и вполне успешно, а не просто прожигает молодость в барах, проигрывая печень в неравном бою с алкоголем. Удивительно было ещё то, что если с другими студентами Чеботарёв находил общий язык, общался более или менее открыто, да даже с той же Кристиной Мироновой, то Серёжа всегда нет, нет, да отшутится и уйдёт. Скрытный до жопы, но от этого ещё более интересный. Разговорить его почти невозможно. Сам себе на уме. Музыка была зачётная. Била по ушам басами, но звучала крайне хорошо. Рок-н-ролл, детка. Интересно, выступают ли ребята где-то ещё или пока только в стол? Годы идут, а любовь к живой инструментальной музыке оставалась неизменной. Хотя Чеботарёв был уверен, что многие студенты считают его крайне пафосным мужчиной, обедающим исключительно в дорогих ресторанах и слушающим классическую музыку в живом исполнении. Это именно так и выглядело, когда какие-то девчонки подарили ему дорогие билеты в партер на симфонический оркестр. Ну кто же слушает такую широкую музыку в партере, это во-первых, а во-вторых, ну, какого чёрта? Это настолько индивидуальная вещь с её разнообразием жанров и направлений, что ткнуть наугад кощунство и выброшенные деньги на ветер. В ушах раздались всплески оваций. Дмитрий поднял глаза на сцену, сталкиваясь на секунду со взглядом Горошко. Чёрные смоки делали глаза парня ещё более хитрыми. По-лисьи сощурился и что-то начал говорить. Слова летели мимо ушей, хотя очень хотелось сконцентрироваться и услышать хоть что-то, выцепить невнимательным слухом. Всё же стар он стал для такой музыки. Уши немного заложило, а спина требовала присесть куда-нибудь. Руки у Горошко дрожали, пока тот судорожно сжимал пятнистыми пальцами микрофон. Все шло просто как нельзя хорошо и зря Ярик переживал, затирал про струны. Обычно, даже если Серёжа лажал, не замечал этого, потом получая по шапке от ребят, а сейчас чувствовал себя как на главном экзамене в консерватории, ощущая пронзительный взгляд серых глаза на себе. Удивительно, что Чеботарёв снизошёл до них. Обычно, днём с огнём не сыщешь его на вузовских мероприятиях, но было приятно. Гордился собой, считая, что это всё та записка.