Biggering

Согласно риторике Карла Юнга, внутри каждого из нас борются осознанное и неосознанное. Осознанное – это та личность, которую мы каждый день демонстрируем другим людям. А неосознанное – то, что мы скрываем глубоко в себе, стараясь никому не показывать. Неосознанное, в его трудах получило имя «Тень». Тень является сосредоточением всего негативного и опасного, что есть в характере индивидуума…

Яркий неоновый свет вывески проникал в небольшую квартиру через окна. Помещение сейчас итак было не в лучшем состоянии, а в выразительном зеленом цвете и вовсе казалось опустевшим и в спешке покинутым. Все предметы были опрокинуты, мебель немного сдвинута со своих мест, а одежда везде разбросана. Кое – где опасным ядовито – зеленым блеском поблескивали осколки, что совсем недавно были посудой. Несмотря на свое состояние, квартира все – таки не была заброшенной. Ее единственный жилец сейчас лежал на немаленькой железной кровати. Хозяин, которому такой бардак был определённо несвойственен, пустым взглядом таращился на ту самую вывеску. «Считается, что зеленый цвет, в отличие от прочих, обладает расслабляющими свойствами» Неожиданно подумалось парню. Горящие от слез глаза, смотрящие на свет из окна, готовы были подтвердить сей факт в любой момент. Но Эд всеми силами противился чарам Морфея. За эти сутки его организм выключался уже несколько раз и каждый был непродолжителен. Ведь стоило только ненадолго забыться тревожным сном, как подсознание подкидывало ее образ. Стеклянные, поддернутые мертвецкой пеленой глаза с расширенными зрачками; приоткрытые в испуге губы, с которых начала сползать покусанная кожа; часть неаккуратно перерезанной гортани, что торчала из-под кусков гнилого мяса шеи. И все это было приправлено запекшейся, практически черной кровью, что была повсюду; темными гематомами на лице и расползающимися по коже трупными пятнами. Парень поднял руку к лицу, тупо пялясь на нее. О, он помнил ощущение ее волос. Обычно пахнущие каким – то дешевым, но неплохим шампунем с травами, они блестели на солнце ярким огнем из камина. Тогда же от них разило невероятно отвратным амбре, состоящим из запаха трупного разложения с легкими нотками загрязненных готэмских вод.  А огненный блеск навсегда уступил свое место черной крови и грязи. Эдд не успел узнать какие они были на ощупь при жизни, но точно знал, что смерть превратила их в ломкие спутанные нити из соломы, которые отпадали от головы при малейшем неверном движении. Эти нити, словно дикие змеи на голове у Медузы, оплетали его руки. Они были везде: скользили от фаланг пальцев прямо по ладони и ниспадали мертвым, выцветшим водопадом у запястья. В один момент Эдварду почудилось, что если бы не защитный слой резиновых перчаток, то «змеи» впились бы ему прямиком в вены. Наваждение на миг стало столь реальным, что парень в серьез начал побаиваться за себя. Ему казалось, что каждая волосинка так и жаждет проникнуть в его тело и высосать бурлящую в нем жизнь. И как только им это удастся, отважный Персей упадет замертво, навсегда покидая бренный мир, а отрубленная, застывшая в омерзительной гримасе, голова Горгоны отрастит себе новое тело. Каждый раз воспоминания пробуждали в нем страх. И так уж была устроена психика Эдварда Нигмы, что каждый раз страх пробуждал в его голове нечто дикое, необузданное, нечто… Загадочное. На протяжении последних часов, начиная от пирса, энигма не покидала его ни на секунду. Она шептала ему всякий бред на ухо, смеялась во все горло прямо в лицо, язвила и откровенно унижала. Эдд не знал, как это зовут. Он боялся называть его, ведь стоит только дать ему имя, скажем «Джэфф», как это нечто уже в конец закрепиться в его сознании и обретет силу. Несмотря на то, что «Джефф» с ним с самого детства, парень не терял надежды избавления. А потому для себя он называл ее просто «тень», чтобы она так и осталось всего лишь тенью. Но видимо у данного сгустка негатива были свои планы на жизнь, а потому он каждый раз пытался довести несчастного Эдварда. Тьма желала заполучить над ним контроль. Вот и сейчас, лежа на кровати в позе эмбриона, Нигма содрогнулся. Черная высокая тень стояла посреди зеленого света, что делал ее еще более выразительной. Зеленые лучи оттеняли силуэт, нагоняя жути. Чёрный человек стоял прямиком напротив глаз Эдда. Насмешливая чеширская улыбка светилась в темноте. Тьма во все горло хохотала над ним. - Что смеешься, придурок?  Это не смешно! В противовес громкому истеричному смеху, злобное шипение Эдварда казалось невероятно ничтожным. Эдд с возмущённым выражением лица приподнялся на локтях. Этот тип определенно ему не нравился. Еще с самого первого его появления. Именно из – за него ушла мама, именно из – за его длинного языка они часто огребали (не важно от отца, учителей или своих ровесников), именно из – за него Кристен сейчас была там, где она была. «Так, Эдд, помни, что говорил психиатр. Это просто реакция организма на стресс. Нужно всего лишь успокоиться. Вдох – выдох.» Но все было тщетно. Темная фигура все также продолжала сгибаться в приступе веселья. Громкий смех отражался от стен, отправляясь прямиком в голову, где, по ощущениям, становился в несколько раз громче. Эдварду пришлось закрыть глаза и уши: картина мира начала плыть, а хохот стал просто невыносим. Сейчас парень жалел о том, что не согласился на лечение в психушке. И вот, когда уже перед глазами начали плясать черные круги, Эдд отпустил одно ухо. Освободившейся рукой он нащупал подушку, тут же бросая ее в силуэт. - Да заткнешься ли ты наконец?! Как и ожидалось, это не особо напугало ночного гостя. Только теперь к оглушительному хохоту добавился брезгливый и насмешливый шепот. Парадоксально, но его было легко различить. - Как мило, что ты решил устроить бой подушками на наших скромных ночных посиделках. Что ж, жаль конечно, что я не прихватил свою. Но по правилам мне нужно ударить тебя в ответ, так что… Внезапно пульсирующая боль ударила по вискам Эда с такой силой, что тот с громким шипением согнулся в три погибели. Глаза, открыть которые стоило непосильных трудов, различали только резкие пульсации зеленого цвета вокруг темной фигуры. Сама же тень все также жутко зубоскалила, но теперь в полумраке, помимо улыбки, светились еще и зрачки. К горлу уже подступал ком, желудок был готов явить свету обед, но гул даже и не думал прекращаться. Тогда Эд принял единственно правильное в этой ситуации решение. С трудом поднявшись на ватных ногах, он шаткой походкой направился в ванную. Поразительно, но его Альтер – эго, даже понимая, куда именно направляется Нигма, не пыталось его остановить. Оно просто стояло и сощуренными сверкающими глазами смотрело ему вслед. Из – за зеленой рези в глазах, Эд не раз спотыкался и бился о мебель. Он был похож на слепого котенка или же крота, впервые вылезшего на поверхность. Тени это нравилось. Ей доставляло огромное удовольствие наблюдать за страданиями этого ничтожества. Наконец Эдвард добрался до нужной комнаты. Открыв настенный шкаф, дрожащей рукой он принялся рыться в поиске нужных таблеток. Найдя баночку и рассыпав одну треть содержимого при открытии, он зажмурился в ожидании облегчения. Гул стих, хохот умолк, пятна рассосались, а зеленые всполохи перестали бить по зрительному центру. Немного отдышавшись и успокоившись, Эд вновь осмелился открыть глаза. Все было… нормально. Облегченно вздохнув и поставив таблетки на место, он хотел было вновь отправится в кровать, как вдруг вновь услышал насмешливое хмыканье. Сердце пропустило удар. Так, спокойствие, только спокойствие. Вдох – выдох. Вновь обернувшись, он увидел немного уменьшившуюся в размерах тень. По сути она была точной копией его, только без очков и одетого во все черное. Несмотря на собственную слабость из – за принятых Нигмой препаратов, этот придурок все еще продолжал ухмыляться. Бесит. - Что опять? Ровным голосом возмутился Эдд. Эта тварь не должна знать о его страхе или о каких – либо эмоциях. Для него, безусловная власть Эдварда в их голове так и должна оставаться безусловной. Нигма подошел к зеркалу, упираясь руками в раковину. Отражение повторило его движение. - Holly Molly, просто посмотри на себя! Эдвард сдвинул брови к переносице и злобно сощурился. Отражение нахмурилось и по – хищному сузило глаза. - Ты любишь повторять, что я тебя убиваю, но при этом именно ты превратил нас в ЭТО. Эд оскалился. Тень широко улыбнулся. - Ничтожество. Эдвард немного поддался вперед. Тень повторила движение. Пытаясь спрятать раздражение и страх, Эдд забыл об одной важной детали. Они делят одну голову на двоих, а значит Альтер – эго прекрасно знает, как вывести его из себя. Его собственное отражение манипулирует им. Это было бы смешно, если бы не вызывало столь сильное отвращение. Урод. - Прекрати делать это! - Злобно зашипел Эдд прямо в зеркальную поверхность. - Делать что? - Продолжала издеваться тень. -Копировать меня! - В возмущение воскликнул Нигма. - Мужик, это именно то, как зеркала работают. Нехотя отражение уступило. Оно откинулось назад, выпрямляя спину, скрещивая руки на груди и иронически приподнимая бровь. - Я нужен тебе. Это не звучит как вопрос. Эдда бесит, что этот недочеловек столь уверен в данном заблуждении. - Ты ошибаешься. - Ошибаюсь? А твоя подружка иного мнения. Мы могли бы спросить у нее, но увы, теперь она вряд ли что - то ответит. Проблематично говорить без головы. Произнесенные слова действуют как пощечина. Казалось, это не должно было подействовать на только что успокоенный препаратами разум. Но Эдд отреагировал на это, как бык на красную тряпку. - Да как ты смеешь! Возмущенный возглас отразился от голубоватой плитки ванной. - Легко и просто. Читай по губам: «ты - слабак». Последние слова, тень процедила сквозь зубы, укоризненно тыча пальцем в нерадивого Нэштона. - Да что ты! А где же ты был, когда Доггерти избивал нас? Вроде бы этот твоя обязанность – обеспечить нам защиту. - А ты забыл? Ты же просто не дал мне перехватить контроль. Данный упрек, вызвал бурю эмоций. Но самая главная из них – ярость. - Ты хотел убить его! - Как бы я это сделал? Ты же оставил нож дома! Очередной идиотский упрек. Да как же он не понимает, что это все… - Ради нашего же блага! - Практически месяц деградации, огромные траты по страховке и убитая подружка! Вау, а я то думаю, то то мне на душе сразу полегчало то! Видимо представления о том самом расплывчатом «благе» у двух ипостасей Эдварда Нигмы были разные. Тень, словно охотник, хотела ударить посильнее. Уложить на лопатки или, словно щенка, ткнуть Эдда носом в очевидное. Но тот, видимо был слишком упрям, чтобы увидеть нечто, лежащее прямо перед глазами. - Да при чем здесь вообще Кристен? - А ты серьезно настолько слепой, что ничего не видишь? Мы же уже давно знаем, кто убийца, но просто ты не хочешь признавать своей вины. - Да что ты от меня вообще хочешь ?! В сердцах выкрикнул Эдд. - Потому что я хочу справедливости! - Лично я хочу справедливости! Оба замерли, смотря друг на друга широко раскрытыми глазами. Они выкрикнули это одновременно. Просто поразительно, но это первый раз за очень долгое время, когда их намерения совпадали. Отражение отмерло первым. Хорошо, если малыш Эдди настолько напуган, что не хочет даже слушать. Чтож, пусть тогда он сам поймает этого урода. А когда он его поймает, тень был уверен, он захочет отомстить. Ух, уж тогда они повеселятся. - Ладно, слушай, у меня есть предложение… С хитрой улыбкой Альтер – эго начало рассказывать свой план Эдварду, благоразумно утаивая часть с расчленением и закапыванием трупа. Удивительно, но Эдд слушал его внимательно. С этого дня зеленые ряби его больше не беспокоили, а сам цвет перестал ассоциироваться со страхом.

…Юнг считал, что человек может достичь успеха и гармонии только в том случае, если личность и ее тень начнут работать сообща.

***

Даже в лучшие времена Готэм нельзя было назвать туристическим городом. Здесь не на что было смотреть. В этом городе существует мало мест, где можно отдохнуть, не опасаясь ножа в спину, в обоих смыслах. Готэмский пирс был одним из таких мест: обычно здесь было спокойно и пусто. Правда иногда сюда заглядывали представители криминального мира, но происходило это довольно редко: пирс находится слишком далеко и есть риск всплытия трупа. Намного проще решать дела на заброшенных складах, в своей обители или в глухом лесу. Если тебя удостоили чести привезти в доки, то это значило одно из двух: либо ты поработал так хорошо, что тебя хотят посвятить в «семью», либо ты поработал так плохо, что мутная вода станет последним, что ты увидишь в своей жалкой жизни. Было около десяти утра, когда Освальда выдернули прямо из клуба: босс хотел прогуляться. Всю ночь Пингвин провел у себя в кабинете, напиваясь с горя. К сожаленью у алкоголя есть такое побочное действие – похмелье. Именно поэтому он пытался максимально спрятать лицо, когда лучи яркого солнца, проникая сквозь стекла машины били по красным глазам. Вчера у него определенно был ужасный день и сегодня видимо будет не легче. Кобблпот прекрасно знал, по какой причине его везут на пирс: он облажался. Мало того, что он похоронил престиж клуба и подпортил репутацию самого Дона Фальконе, так он еще успел поцапаться с Марони при гостях и впустил копов с досмотром, а позже вовсе сорвался на персонал по пьяни. Да, та же Фиш Муни спокойно вела дела с полицией, но на это были свои правила. Первое, вести дела только с теми копами, на которых есть компромат. Второе, не пускать их дальше зрительского зала или черного входа. Оба правила Освальд благополучно нарушил. Поддаваясь эмоциям, он позволил Джеймсу заноза в заднице Гордону лазить по складам и рабочим помещениям. Дорогая черная машина остановилась на въезде. Двое бугая в черных костюмах подхватили Пингвина, вытаскивая из салона. Он еле поспевал перебирать все еще ватные ноги: его тащили под локти, словно мешок с картошкой. Пройдя таким образом некоторое расстояние, громилы вдруг остановились и толкнули Освальда в спину с такой силой, что тот еле сохранил равновесие. - Знаешь, Освальд, когда я был маленьким мы с моей семьей жили в прекрасной Италии. Услышав ровный голос босса, Кобблпот поднял голову. Фальконе стоял к нему спиной, наслаждаясь видом на столь редкое явление, как солнечный Готэм. По правую руку от босса находился вытянутый как струна Виктор Засс, а по левую, к всеобщему удивлению, деревянные клетки с домашними цыплятами. - Поверь мне, мальчик мой, этот город, не смотря на весь свой пафос, даже в лучшие дни никогда не сравнится с красотой моей родной деревушки. Мы были обычными фермерами и держали кур. Они птицы хоть и глупые, но невероятно полезные. Часть яиц и мяса мы продавали на рынке, а часть ели сами. У каждого есть свои причуды, даже у криминальных авторитетов. Дон Фальконе всегда начинал издалека, плавно подходя к сути и по пути рассказывая нравоучительную сказку. Отравленный похмельем мозг Кобблпота отказывался понимать к чему ведет эта история, а потому он просто терпеливо и молча страдал в ожидании окончания. - Однажды, в курятник пробрались крысы. Возможно ты мне не поверишь, но данные создания столь кровожадны, что способны перегрызть горло не только курице, но и человеку. Мы потеряли тогда огромное количество денег. Помню, я самолично от злости утопил первую попавшуюся мне крысу. Неожиданно босс повернулся полубоком. Устало смотря прямо в глаза Освальда, он продолжил. - Я сделал тебя важной шишкой, вверил свой любимый клуб и лучших людей в подчинение и закрыл глаза на то, что своих предыдущих боссов ты предал более крупной рыбе – мне. Я думал, что пока я остаюсь Доном Фальконе ты не осмелишься начать портить мне жизнь. Но вчера мне приходят новости о твоих неудачах. Теперь, все, что я хочу от тебя, Освальд, чтобы ответил на один единственный мой вопрос. На этом он остановился и с тяжелым вздохом развернулся к Кобблпоту лицом. Казалось, что, выдержав драматическую паузу, он вот-вот продолжит. Но прошло уже довольно много времени, чтобы Пингвин понял: он тоже должен поучаствовать в диалоге. Сглотнув и облизав пересохшие губы, осипшим голосом он наконец произнес: - На какой именно, сэр? Стоило словам слететь с его губ, как раздался выстрел и плечо пронзила резкая боль. Виктор угрожающе уверенной походкой подошел к скорчившемуся от резкой боли Кобблпоту. Схватив того за волосы и предварительно ударив рукояткой пистолета по голове, он потащил птичью тушку к боссу. От похмелья не осталось и следа, когда Освальда, стоявшего перед Фальконе на коленях, насильно заставили посмотреть ему в глаза. В его взгляде не было и намека на былую усталость, на ее место пришли холод и твердость. - Я слышал тебя называют Пингвином. Так ответь мне, Пингвин. Засс переместил руки с головы на шею и, сжимая ворот рубашки, поднял его прямо над водой. Грубая кожа перчаток раздражала ключицы, но Освальд не чувствовал этого, ровно, как и боли. Вся его сущность в данный момент была объята страхом за жизнь. - Ты – крыса или полезная птичка, что будет приносить мне мясо и деньги? Под ногами темная бездна отравленных вод, перед лицом отравленные жестокостью и злобой люди. Выхода нет. В панике, Кобблпот дернул головой, тут же получая сильную пощечину. - Отвечай! Набатом прогремел голос босса. Пингвин хотел жить, во чтобы то не стало, а потому закричал во все горло: - Я буду птицей! Птицей! Хватка Виктора ослабла. Освальд поблагодарил всех богов, когда Засс наконец кинул его на землю. Да, проехаться лицом об асфальт было больно, но он хотя бы был жив. - Умница. Через неделю я приду за «яйцами». Смотри не облажайся, это твой последний шанс. Дон Фальконе развернулся на каблуках своих лакированных туфель и направился к своему автомобилю. За ним последовал и Виктор. - Мистеру Кобблпоту нужна медицинская помощь, новая одежда и отдых. Позаботьтесь о нем, ребята. Бросил босс двум громилам на прощание. Освальд сидел у самого края на коленях, трясясь всем телом и смотря Дону вслед. Он ненавидел это. Ему снова напомнили о его жалком положении в иерархии Готэма. Он обязан что – то сделать. Солнце грело город после дождя, проникая в окна. Где – то там, в не особо богатом районе, Гертруда Кобллпот готовила завтрак своему любимому сыну, который снова задержался на работе. Она знала, как сильно Оззи старается ради нее.