Стирая грани

***

      Ледяной ветер вперемешку со снегом продувал до дрожи, вокруг стремительно сгущались сумерки, снежинки мелкими иголками кололи щеки, а ноги и руки уже онемели от холода. Но Рон даже не потрудился наложить на себя согревающие чары, он словно завороженный стоял на заснеженном холме, недалеко от Норы и неморгающим взглядом смотрел на ухоженный трёхэтажный коттедж семейства Гибсонов, расположенный у подножия холма, а точнее он смотрел на небольшую деревянную пристройку у дома, служившую обитателям коттеджа сараем.       Именно в этой пристройке когда-то его жизнь разделилась на до и после. Рон прекрасно помнил то лето, хотя, наверное, отдал бы всё, чтобы о нём забыть…       Это было лето после четвертого курса Хогвартса, а точнее начало июля. Солнце нещадно палило и не было даже намека на ветерок. На улице стояла ужасная жара, но Рон всё же предпочитал знойное пекло сидению дома, поскольку атмосфера в Норе была довольно гнетущей.       Пару недель назад стало известно, что Волан-де-Морт возродился, использовав для этого кровь Гарри. И пусть весь магический мир отказывался в это верить, Рон и вся его семья, конечно, верили Гарри, ну не считая этого недоумка Перси, который свято верил бреду Фаджа. Он поругался с родителями, заявив, что “Глупо верить поттеровским сказкам”, что Гарри просто жаждет славы и внимания. Перси даже ушёл из семьи. Мама была сама не своя от горя, постоянно плакала, стала замкнутой, молчаливой и раздражительной, она так сильно переживала из-за всего происходящего, что даже похудела на нервной почве. Отец же сутками пропадал на работе и в Ордене Феникса. Они как раз искали место для штаб квартиры Ордена, поэтому Рон отца совсем не видел, впрочем, как и Фреда с Джорджем. Эти двое стали будто одержимы идеей открыть свой магазинчик магических приколов. Запирались в гараже с самого утра и до позднего вечера, что-то изобретая и никого туда не пуская. Джинни же… была просто Джинни, они иногда болтали и вместе помогали матери по хозяйству, но всё же это было не так, как с Гарри и Гермионой, которых Рону очень не хватало тем летом. Накладывая на себя охлаждающие чары, Рон уходил гулять. Он часами бродил по полям недалеко от Норы, чувствуя себя как никогда одиноким.       «Да уж, не так мы с Гарри и Гермионой планировали провести это лето», — думал Рон, буцая небольшой камушек. И если с Гермионой Рон мог хотя бы переписываться, пока она путешествовала с родителями по Европе, то с Гарри ситуация обстояла куда сложнее, Дамблдор строго-настрого запретил им с Гермионой писать Гарри письма и рассказывать, что у них происходит, так как письмо могли легко перехватить приспешники Волан-де-Морта. Рон чувствовал себя ужасно виноватым, когда получал от Гарри письма с расспросами, но не мог ничего ему ответить. Приметив массивное дерево посреди поля, Рон уселся на траву в его тени и достал из кармана шорт очередное письмо, присланное Гарри этим утром. Он тяжело вздохнул, снова пробегаясь взглядом по неровным строчком и понимая, что не сможет на него ответить, как и на десяток предыдущих.       — Гарри точно убьет меня при встрече, — буркнул себе под нос Рон, снова засовывая измятое письмо в карман.       Вдруг в высокой траве послышался какой-то шорох, а в следующее мгновение оттуда выскочила огромная собака и с лаем бросилась прямо на Рона, заваливая его на землю и надавливая массивными лапами на грудь. Рон неслабо приложился головой о землю и почувствовал жгучую боль в затылке.       Он недолюбливал собак еще с первого курса Хогвартса, когда Хагрид обзавёлся гигантской трехголовой тварью с милым имечком Пушок, которая чуть не откусила Гарри, Рону и Гермионе головы.       Огромный черный пёс нависал над Роном, рыча и капая слюной ему на футболку, Рон замер и, смотря псу прямо в глаза, осторожно потянулся к карману шорт, чтобы достать свою волшебную палочку, когда со стороны прозвучал крик на языке, которого Рон не знал.       — Чёрный! Чёрный, фу, нельзя! — Из высокой травы, спотыкаясь, почти вывалился парень лет семнадцати. — Ты что творишь, глупая твоя морда! — начал ругать собаку он. — А ну убирайся! Пошел домой!       Пёс виновато прижал уши и скрылся в траве, а парень, подбежав к Рону, протянул ему руку, помогая подняться.       — Прости, приятель, — произнес он теперь уже на английском, но с явным акцентом, и виновато улыбнулся. Рон, поднявшись на ноги, замер, рассматривая незнакомца. Он никогда до этого не видел такого красивого парня. Высокий, широкоплечий, с густыми слегка вьющимися волосами цвета пшеницы, яркими аквамариновыми глазами и белозубой улыбкой, а когда он улыбался, у него на щеках появлялись очаровательные ямочки.       — Сильно испугался? — парень принялся быстро отряхивать одежду Рона от пыли. — Вообще-то, Чёрный добрый, просто не любит чужих, я раньше не встречал в этих полях ни одного человека, поэтому подумал, что… Ох, чёрт, у тебя кровь из головы идёт!              Рон приложил руку к саднящему затылку, а затем взглянул на свои окровавленные пальцы.       — Это Чёрный тебя так приложил об камни? Вот же глупая скотина! — завозмущался незнакомец.       — Что такое “Чёрный”? — слегка морщась от боли, спросил Рон.       — Это имя нашего пса, — роясь в кармане шортов, пояснил парень, а затем как-то странно замер и взглянул на Рона с опаской. — Ты знаешь, кто такой Корелиус Фадж? — спросил он.       — Эм… Ты имеешь в виду Корнелиуса Фаджа? — слегка растерянно уточнил Рон.       — Ну да, точно, Корнелиус, — кивнул незнакомец.       — Это Министр Магии.       — Фух, — выдохнул парень и выудил из кармана волшебную палочку. — Я уж было подумал, вдруг ты маггл, родители говорили, что это поселение магов и магглов тут не бывает, но мало ли. — Он указал рукой на траву. — Ты присядь лучше, мне так будет удобнее тебя исцелить.       — Может для начала представишься? — произнес Рональд, всё же присаживаясь на траву.       — А, точно, — задорно улыбнулся парень. — Меня зовут Глеб, а тебя?       — Глеб? — переспросил Рон, стараясь понять, не ослышался ли. Он слышал такое странное имя впервые. Глеб произнёс какое-то неизвестное Рону заклинание, и затылка коснулся холодок исцеляющих чар.       — Да ладно, — усмехнулся он. — Не может быть, чтобы и тебя звали Глебом, ты выглядишь как типичный англичанин.       — Я и есть англичанин, — слегка улыбнувшись, ответил Рон. — Меня зовут Рональд, я просто переспросил твоё имя, потому что подумал, что неправильно расслышал.       — А, нет, ты всё расслышал правильно. — Прохлада исцеляющих чар прекратилась, Глеб уселся на траву плечом к плечу с Роном. — Готово, — снова улыбнувшись, произнёс он, а затем протянул руку для рукопожатия. — Итак, теперь, когда ты полностью здоров после нападения моего несносного пса, предлагаю познакомиться ещё раз. Меня зовут Глеб, а если точнее – Глеб Вершинин.       — А я Рональд Уизли, но все зовут меня просто Рон, — пожимая теплую ладонь, улыбнулся в ответ Рональд.       — Очень рад знакомству, просто Рон. И извини ещё раз за моего идиотского пса.       — Ничего, ты только в следующий раз держи его рядом с собой, ладно?       — Без проблем, — кивнул Глеб. — Обычно он послушный, просто здесь в полях такой простор, вот он и убегает всё время.       — Вы недавно переехали? — спросил Рон, отрывая травинку и крутя её между пальцами. — Я тебя тут раньше не видел.       — Нет, — усмехнулся Глеб. — Мы не переехали, мы с родителями, братом и собакой приехали к тете в гости на лето, она живет вон за тем холмом. — Глеб указал рукой вперёд, на небольшой холм.       — Ты говоришь о миссис Гибсон? — уточнил Рон, припоминая всех соседей.       — Да, — кивнул Глеб, снова улыбаясь. — Только раньше она была Вершинина, а потом в двадцать лет уехала из России на стажировку в британское Министерство Магии и так и осталась тут, вышла замуж за англичанина и стала Гибсон. Ты её знаешь?       — Да, — кивнул Рональд. — Она начальница отдела моего отца и наша соседка, но я не знал, что она из России. Постой, и ты из России?! — Рон смешно округлил глаза. — А там правда медведи гуляют прямо по улицам городов?       Глеб весело фыркнул, а затем засмеялся.       — Нет, конечно, хотя у нас в Колдовстворце и правда иногда бывает.       — Ты учишься в Колдовстворце? — снова округлив глаза, воскликнул Рон.       Глеб кивнул, не сдержав улыбки.              — В этом году перехожу на последний курс. А ты, как я предполагаю, учишься в Хогвартсе?       — Ага, — махнул рукой Рон. — А правда, что в вашей школе играют в особенный вид квиддича и летают на целых деревьях?       — Да, есть такое. А правда, что прямо к вашей школе прилегает огромный лес, который буквально кишит кучей опасных волшебных тварей?       — Правда, — кивнул Рон, — мы с моим другом Гарри на втором курсе заблудились там и попали в логово гигантских арахнидов, которые чуть нас не сожрали со всеми потрохами. — Теперь глаза округлились у Глеба, и Рон задорно хохотнул.       — У тебя очень красивый смех, — вдруг произнёс Глеб, затем слегка покраснел и прокашлялся, будто у него запершило в горле. — Так, эм… И как вы выбрались из такой передряги?       — Ну, нас спас автомобиль моего отца, — ответил Рон, снова щипая травинки.       — В смысле? — уточнил Глеб, во все глаза смотря на Рона. Поправив свои золотистые волосы, он уселся на траве поудобнее, так, будто готовился слушать очень интересную историю.       — Ну, всё началось с того, что один домовой эльф закрыл мне и моему другу проход на магическую платформу… — начал рассказывать Рональд.       В итоге они с Глебом проболтали до самого вечера, то и дело смеясь и заваливая друг друга вопросами и историями о своих магических школах, и когда уже совсем стемнело, Глеб пригласил Рона завтра прийти к ним в гости.       И Рон пришёл, а затем на следующий день снова и снова, после чего пригласил Глеба в гости в Нору. Так и завязалась их дружба, которая в тот момент стала для Рона как глоток свежего воздуха. Они много смеялись и болтали, вместе играли в квиддич и плюй-камни, а еще Глеб научил Рона играть в несколько русских магических игр. В этом общении Рональд искал утешения и будто убегал от самого себя и всех проблем, которые давили на его неокрепшие юношеские плечи. Ведь, в конце концов, ему было всего пятнадцать и хотелось хоть немного почувствовать ту беззаботность, с которой подростки обычно проводят каникулы, и просто насладиться летом.       Общаясь с Глебом, Рон на время забывал обо всех неурядицах, о грядущей магической войне и чувстве вины из-за того, что держит Гарри на расстоянии. Глеб был общительным и умеющим слушать, мог легко переключить внимание Рона, поднять ему настроение, а ещё постоянно его смешил как намеренно так и случайно своим акцентом или каким-нибудь русским словом.       Рон познакомился с семьей Глеба, миссис Вершинина была невысокой, даже хрупкой женщиной приятной наружности, так же, как мама Рона, она была домохозяйкой. Отец Глеба, наоборот, был высоким и суровым на вид мужчиной с идеальной выправкой и густыми усами.       — На самом деле отец не злой, просто любит, чтобы всё было по правилам, человек старой закалки, к тому же аврор, — пояснил Глеб, когда они с Роном на летней веранде поедали вместе мороженое.       Ещё у Глеба был старший брат, который пошел по стопам отца и учился в академии авроров, если Рон правильно помнил, где-то в Сибири. Вся семья Глеба хотя и была слегка консервативной, вела себя очень приветливо и постоянно приглашала его в гости, и Рональд с радостью соглашался.       Бежал день за днём, и примерно через полторы недели ежедневного общения их дружба с Глебом неожиданно для Рона вдруг переросла в нечто большее…       — Черт! Опять я продул! — Глеб смешно надул губы и отпихнул от себя шахматную доску, а Рон ярко улыбнулся. Был полдень и на улице стояла ужасная жара, поэтому они расположились в комнате Рона прямо на кровати с миской фруктов и холодным лимонадом. — Я полный фуфел в этих шахматах. Зачем я вообще согласился сыграть?       — Кто? — не сдержав смешка, переспросил Рональд, закидывая в рот пару черешен. Его дико забавляло, когда Глеб, возмущаясь, вставлял в речь какие-то русские слова.       — Фуфел, — повторил Глеб. — Ну то есть тупица, что-то вроде того. У нас так говорят – фуфел.       — Фуфел, — повторил Рон, кивая и с его губ снова слетел смешок. — Ясно.       — Ты только что назвал меня фуфелом? — наигранно возмутился Глеб, прищурив глаза.       — Нет, я не имел в виду…              — Ну держись. — Глеб, не дослушав, схватил лежащую позади подушку и запустил её прямо в Рона. — Получи-ка!       — Ах, так! — Рон, подняв подушку, бросил её в ответ, попадая Глебу прямо в лицо. Глеб выглядел до того комично, когда подушка, распечатав его по лицу, упала ему на колени, что Рон, не выдержав, снова засмеялся.       — Ну всё, тебе конец, Ронни, — произнёс Глеб, сдувая с глаз светлую челку, и сердце Рона тепло ёкнуло. Почему-то ему очень нравилось, когда Глеб так его называл.       Глеб резко бросился вперед и, прижав Рона к постели, оседлал его бедра, усаживаясь сверху, а затем начал щекотать.       — Попался! Кто тут фуфел? Кто? Отвечай, Ронни, кто тут фуфел?       — Ахахаха… — заливисто смеялся Рон, дергаясь на постели, пока Глеб продолжал его щекотать. — Ахах, перестань… — требовал он сквозь смех, даже не замечая, что шахматы вместе с доской полетели на пол, впрочем, как и миска с фруктами. Хорошо, что лимонад стоял на столе. — Ты не фуфел… Ахахах… Не фуфел!       Глеб схватил запястья Рона и прижал их к матрасу с обеих сторон от его головы, а затем склонился вперед, нависая над Роном.       — А кто я для тебя? — неожиданно серьезно спросил он, находясь очень близко и смотря Рону прямо в глаза. Сердце Рональда пропустило удар, а затем застучало в груди как сумасшедшее, он замер, смотря в ярко-голубые глаза напротив. К щекам прилил румянец, стоило Рону осознать, в какой позе они сейчас находились, он четко ощущал сильные бедра Глеба, держащие в кольце его собственные, и его горячие пальцы на своих запястьях.       Эти пальцы вдруг стали нежно, почти невесомо, ласкать запястья Рона, заставляя всё внутри трепетать. Рон почувствовал, как кожа в том месте буквально запылала, а сердце стучало так быстро, будто сейчас выскочит из груди.       — Я думаю, что ты потрясающий… — слегка хрипло ответил Рон, смотря в красивое лицо.       Глеб гулко сглотнул, а затем резко качнулся вперед и неожиданно припал к его губам. И мир Рона буквально взорвался. Это был его первый поцелуй…              На мгновение он замер, широко распахнув глаза и наслаждаясь новыми для себя ощущениями, а затем с его губ слетел тихий стон, и Рон, прихватив губами нижнюю губу Глеба, стал слегка неумело, но очень старательно отвечать на поцелуй…       Следующие пару недель были похожи на сплошное безумие, но при этом Рон был так счастлив, что буквально парил над землей, поскольку в его жизнь пришла та самая первая любовь: яркая, искрометная и безбашенная. Когда гормоны бушуют в крови, по венам бежит сумасшедший коктейль из счастья и эйфории, и ты не хочешь ни есть, ни спать, буквально питаясь своей любовью. Постоянно думаешь об объекте своей влюбленности, засыпая и просыпаясь с мыслями о нём. Когда ждёшь и предвкушаешь каждую встречу, при этом волнуясь так, будто это самое важное событие в твоей жизни, и не можешь надышаться этим человеком, хочешь, чтобы время просто остановилось, когда вы вместе.       Все проблемы и заботы Рона ушли на второй план, оставив только бурное счастье и страсть. С момента их первого поцелуя не было и дня, чтобы Рон не видел Глеба. Он как любой влюбленный подросток находил какой угодно повод, чтобы увильнуть из дома и встретиться со своим возлюбленным, а затем, укрывшись с ним где-нибудь в поле или саду, наслаждаться касаниями, щемящей душу нежностью и целоваться. Целоваться так, что болели губы и пылали легкие, так, что сердце Рона выпрыгивало из груди. И он совсем не задумывался о том, что они поступают как-то плохо, неправильно или постыдно. Наоборот, тогда ему казалась, что нет ничего правильней чем то, что происходило между ними.       В те дни, когда родители забирали Рона с собой на площадь Гриммо, чтобы он помогал им с уборкой новой штаб-квартиры Ордена, и с Глебом не удавалось увидеться днём, он сбегал через окно своей спальни поздним вечером и встречался с возлюбленным под тем самым деревом, у которого они познакомились. После чего они гуляли под звёздами до самого утра, постоянно целуясь и бесконечно признаваясь друг другу в вечной любви, прощаясь лишь на рассвете, не в силах оторваться друг от друга. Иногда Рональд спал буквально пару часов в сутки, но при этом всё равно чувствовал себя очень бодрым.       У первой любви есть ещё одна особенность: ты безоговорочно и крайне наивно веришь всему, что говорит и обещает тебе твой партнер, полагая, что ваша любовь будет длиться вечно. Но, к сожалению, часто случается так, что розовые очки внезапно разбиваются, вспарывая твоё наивное юношеское сердце осколками, и сердце Рона, увы, не стало исключением…       — Привет, вот ты где. — Рон, ярко улыбаясь, почти ввалился в пристроенный к дому Гибсонов сарай, в котором Глеб полировал свою метлу. — А я тебя везде ищу, хорошо, что твой брат сказал, что ты тут. Смотри, что я тебе принёс. — Рон подошел к Глебу и протянул ему небольшую бутылочку. — Ягодный морс, твой любимый.       Глеб ярко улыбнулся.       — Это ты мой любимый, — ответил он, принимая бутылку, — но морс я тоже люблю, спасибо, Ронни. — Поднявшись на ноги, Глеб быстро чмокнул Рона в щеку, а затем осушил бутылку до дна. — Холодненький.       — Всё для тебя, — улыбнулся Рон. — Ой! Я же тебе еще не рассказал!       — О чём не рассказал?       — Представляешь, я сегодня получил письмо от Гермионы, она прибудет на следующей неделе через Портал, — радостно затараторил Рональд. — Они с родителями наконец возвращаются из своего путешествия, и… — Рон, заметив, каким странным взглядом Глеб смотрит на него из-под светлой челки, оборвал себя на полуслове. — Ты в порядке?       Глеб ничего не ответил, он взял со старой перекошенной тумбочки волшебную палочку и взмахом захлопнул в сарай дверь, небольшая комната тут же погрузилась в полумрак, так как лучи полуденного солнца проникали теперь только через небольшое окошко в дальней стене. Затем Глеб взмахом палочки зажег несколько свечей, поднялся на ноги. Почти подбежав к Рону, он резко дернул его на себя, заключая в объятия, и впился в губы поцелуем. Рон, тут же позабыв, о чем рассказывал, ответил на поцелуй, обнимая любимого за шею.       — Мне уже стоит начинать тебя ревновать к этой Гермионе? — полушепотом спросил Глеб через время, оторвавшись от губ Рона и переключившись на его шею.       — Нет, конечно, — ответил Рон, прижимаясь к спортивному телу сильнее и с упоением подставляя шею под поцелуи. — Она мне как сестра, и я уверен, что если она узнает о нас, то очень обрадуется.       Рональд четко почувствовал, как руки Глеба на его талии вздрогнули и он весь напрягся после этих слов. Глеб вскинул голову и, смотря Рону прямо в глаза, произнёс:       — Ронни, ты же помнишь про наш договор, мы никому не рассказываем о том, что на самом деле происходит между нами.       — Я помню, — кивнул Рон, — но поверь, Гермиона только порадуется за ме…       — Я сказал нет! — довольно грубо оборвал Рона Глеб, а затем, взглянув в синие глаза, тут же смягчил тон. — Пойми, любимый, я так тебя люблю, что не хочу, чтобы кто-то ещё стал частью нашей истории, я хочу, чтобы в нашем мире были только ты и я… Понимаешь, Ронни? — нежно погладив костяшками пальцев скулу Рона, спросил он.       — Я тоже тебя люблю… — не скрывая своей нежности, ответил Рональд, запустив пальцы в пшеничные пряди на затылке любимого. — Я никому о нас не расскажу. Обещаю.       — Хорошо, — кивнул Глеб, а затем снова взглянул на Рона каким-то болезненным взглядом. От этого взгляда всё внутри Рона сжалось в нехорошем предчувствии. — Ронни, тут такое дело… Послезавтра я возвращаюсь с семьей в Россию…       Сердце Рона рухнуло куда-то в пятки.       — Но ты же говорил, что вы пробудете у тёти ещё около месяца, — произнёс Рон, не узнав собственного голоса, до того он был сиплым.       — Да, — кивнул Глеб. — Но сегодня пришло письмо из аврората. Моего отца срочно вызывают на службу. В России с выполнением приказов очень строго, поэтому мы возвращаемся раньше…       Рон гулко сглотнул, чувствуя, как в горле возник комок слёз и отвернулся.       — Эй, Ронни, Ронни. — Глеб, взяв его за подбородок, заставил снова взглянуть на себя. — Смотри на меня, любимый. Мой отъезд ничего между нами не меняет. Ты же помнишь, что я тебе обещал? — он уперся своим лбом в лоб Рона и слегка потерся кончиком носа о его нос. — Мы будем переписываться. И я снова приеду к тёте на ближайших каникулах. К тому же, этот год последний в Колдовстворце, следующим летом я насовсем перееду в Британию, и мы будем вместе, не расстраивайся, слышишь? Вот увидишь, время пролетит незаметно.       Рон молча кивнул. Сказать, что новость о внезапном отъезде Глеба его расстроила – это ничего не сказать. Но вера в то, что их любовь преодолеет временную разлуку и расстояние, в то, что этот год действительно пролетит быстро, была единственным, что помогло Рону не заплакать.       — Ты будешь мне писать? — сглатывая стоящий в горле комок слёз, негромко спросил Рон.       — Ну, конечно, буду, глупенький мой, — слегка улыбнулся Глеб и, положив ладони на щёки Рона, принялся осыпать его лицо рваными поцелуями. — Каждый день, Ронни… Я буду писать… Каждый день, слышишь?       Рон быстро закивал, а затем сам набросился на тонкие губы в отчаянном поцелуе. Толкнув Глеба к ближайшей стене, он прижался к нему всем телом, и Глеб тут же ответил с не меньшей страстью, запуская руки под футболку Рона и оглаживая его ребра, отчего у Рональда по всему телу побежали мурашки. Он застонал Глебу в рот и тоже потянулся к краю его футболки, желая сполна насладиться любимым, пока их не разделили тысячи километров. Дальше всё было как в тумане. Они лихорадочно целовались, стаскивая друг с друга футболки и прижимаясь как можно плотнее кожа к коже, дыхания уже стало катастрофически не хватать, но Рон и не думал останавливаться. Почувствовав руку Глеба на собственном возбуждении, он тоже опустил ладонь вниз и сжал не менее возбужденный член любимого через шорты. Сейчас Рону хотелось отдать себя полностью и взять всё, что Глеб ему предлагает. Именно в этот момент откуда-то со стороны раздался крик и громкие ругательства на русском языке, а затем тело Рона пронзила резкая боль, такая сильная, какой он не испытывал до этого ни разу в жизни. Он закричал от боли, зажмурился и попытался схватиться за Глеба, но поймал пальцами лишь воздух. Глеб вдруг куда-то исчез. Еще одно неизвестное заклинание пронзило тело, и теперь Рон не мог ни пошевелиться, ни закричать, хотя пронзающая боль никуда не ушла. Кто-то нанёс ему сильный удар под дых. Но всё, что смог сделать Рон, это глубоко втянуть носом воздух. В ушах звенело, тело продолжали сковывать судороги невыносимой боли, вокруг стоял ужасный крик и ругань на русском языке. Рон не понимал ни слова, знал лишь что один из голосов принадлежал Глебу и, судя по интонации, Глеб сбивчиво оправдывался и пытался успокоить своего брата или отца, внезапно ворвавшегося в сарай в самый неподходящий момент.       Сердце сжималось от волнения за любимого, и Рон всеми силами безрезультатно старался бороться со сковавшим его неизвестным заклинанием. По ощущениям это было похоже на помесь Остолбеней и Круцио, но так как Рон до этого никогда не испытывал на себе Круцио, он мог лишь предположить, что это какой-то русский аналог непростительного.              Затем к уже существующей боли прибавилась новая. Мощный удар прилетел Рону прямо в челюсть, губа треснула и он почувствовал вкус собственной крови и во рту. Новый удар пришелся в нос, который хрустнул так, что у Рона не осталось сомнения – нос был сломан, струйки теплой крови потекли по лицу на шею, следующий жгучий удар, со свистом рассекая воздух, прилетел прямо по ребрам, теперь били не рукой, скорее кнутом или плетью, поскольку характер боли изменился, она стала обжигающей. И Рон бы закричал во всё горло, если бы мог открыть рот, а так из его горла вырвался лишь непроизвольный хрип. Оставалось только ждать, что Глеб сейчас вмешается во всё происходящее и спасёт его. Но боль от заклинания никуда не исчезала, а удары продолжали сыпаться на Рона градом, заставляя всё тело гореть огнем, а внутренности скручиваться от боли.       — Фините, — послышался новый выкрик. Наконец на английском.              Способность двигаться вернулась, и Рон тут же рухнул на грязный дощатый пол, хрипя и кашляя кровью. Он еле-еле смог открыть глаза, с трудом фокусируя зрение. Отголоски боли всё еще пронзали тело.       Недалеко от него стояли бледный как мел Глеб с ссадиной на скуле и уже в футболке, рядом его перекошенный от злости старший брат, сжимающий в одной руке армейский ремень с железной бляхой, которым, похоже, и били Рона, а в другой волшебную палочку. У его ног валялась сломанная на две части палочка Рона, которую, видимо, вытащили у него из кармана, когда поразили заклятием обездвиживания. На входе в сарай стояли мистер и миссис Гибсон. Причем мистер Гибсон держал в руке волшебную палочку.       — Что, Ради Мерлина, здесь происходит, Дмитрий?! — закричал он, переведя шокированный взгляд с избитого до полусмерти полуголого Рона на Дмитрия и обратно. Миссис Гибсон тут же бросилась к Рону и помогла ему сесть. Рон не сдержал стона боли.       — Рон, ты как? Ты меня слышишь? — взволнованно спросила она, быстро доставая волшебную палочку. Рон перевел на неё взгляд и слабо кивнул, а затем снова нашёл глазами Глеба.       — Глеб… — прохрипел он, но Глеб лишь поджал губы и отвел взгляд.       — Не смей обращаться к моему брату, блядский ты ублюдок! — закричал Дмитрий на английском и, замахнувшись, со всей силы нанёс Рону новый удар ремнём, рассекая кожу на плече тяжелой бляхой. Рон закричал от боли и снова упал на грязный пол, чувствуя, как по руке засочилась теплая кровь. Он взглянул на свой торс и неожиданно осознал, что он весь в гематомах, рваных ранах от бляхи ремня и в собственной крови.       — Что ты творишь, Дима?! — закричала миссис Гибсон.              — Акцио, ремень и волшебная палочка Дмитрия, — одновременно выкрикнул мистер Гибсон, нацелив на брата Глеба волшебную палочку.       — Что я творю?! Что я творю?! — закричал во всё горло красный от злости Дмитрий, сжимая кулаки и дрожа от ярости. — Да этого педика убить надо за то, что он делал с моим братом, гнида! — Дмитрий бросился вперёд и с ноги ударил лежащего на полу Рона в живот. Рон, не успев прикрыться от удара, снова захрипел и опять начал кашлять кровью.       Мистер Гибсон, вцепившись в него сзади, с трудом оттащил Дмитрия назад, пока Глеб, обхватив себя руками, наблюдал за всем со стороны.       — Ты же убьёшь его! — закричал мистер Гибсон. — Успокойся, или мне придется наложить на тебя Остолбеней. И объясни нормально, что произошло!       Дмитрий резко вырвался из захвата и, обернувшись к мистеру Гибсону, снова закричал.       — Да что тут объяснять?! Этот вонючий педик домогался моего брата! — Дмитрий ткнул в сторону лежащего на полу Рона пальцем. — Захожу я в сарай и вижу, как этот гомик прижал Глеба к стене, засунул ему в рот свой вонючий язык и рукой наглаживает его… — Дмитрий скривился от отвращения и, не договорив, снова бросился к Рону, чтобы ударить, но мистер Гибсон, предвидя это, вцепился в его плечи, удерживая на месте. — Тебя убить за такое нужно, мразь, — надрывался Дмитрий, испепеляя Рона полным лютой ненависти взглядом.       Рон, оперевшись на дрожащие руки, с трудом сел, замечая, что теперь мистер и миссис Гибсон тоже смотрят на него требовательно, явно ожидая объяснений и с нескрываемой неприязнью, мистер Гибсон даже скривился так, будто у него под носом что-то воняло.       — Я никого не домогался… Мы с Глебом… любим друг друга… — с трудом шевеля языком и глотая собственную кровь, произнёс Рон, стараясь внести ясность и абсолютно не понимая, почему этого до сих пор не сделал Глеб.       — Глеб, это правда? — обратилась к племяннику миссис Гибсон. — Ты … — она прокашлялась, с трудом удерживая бесстрастную маску на лице. — Глеб, ты гей?       — О чём ты таком говоришь, тетя! — воскликнул Дмитрий, не давая брату ответить. — Глеб нормальный гетеросексуальный мужик! У него в России невеста есть, вообще-то! Этот педик заставил его! — ткнув пальцем в сторону Рона, кричал он.       Сердце Рона пропустило удар от этих слов и сжалось от ужаса.       «Невеста? Нет. Это какая-то ошибка», — уверил мозг. — «У Глеба есть только я, его брат врет».       — Нет… У него девушки… — прохрипел Рон, обращаясь к Дмитрию. — Ты врёшь…       — Заткнись, сволочь. — Дмитрий снова дернулся в сторону Рона, но остался на месте. А затем с явным злорадством сообщил: — У Глеба есть невеста, они уже три года встречаются!       — Дмитрий, хватит, пускай Глеб сам объяснит, кто у него есть и что вообще происходит. — Мистер Гибсон нахмурил брови и перевёл на бледного как мел Глеба требовательный взгляд. — Глеб, объяснись.       — Да, и лучше побыстрее, — произнесла миссис Гибсон, — пока твои родители не вернулись с Косого переулка.       Рон, тяжело дыша, смотрел на любимого, ожидая поддержки и защиты, каждый вдох отдавался дикой болью в сломанных рёбрах, из носа и рта сочилась кровь, перед глазами слегка двоилось, у него явно было сотрясение мозга, но Рон откуда-то брал в себе силы цепляться за реальность, чувствуя, что сейчас должен быть рядом с Глебом, оказать ему хоть какую-то поддержку, ведь признаться в своей ориентации родственникам бывает сложнее, чем друзьям. Но их с Глебом любовь такая сильная, что выдержит всё, верно?       «Сейчас Глеб им всё объяснит, сейчас он скажет, что у него нет никакой девушки, что он любит меня, он защитит меня», — билась полная уверенности мысль в голове Рона. — «Он отстоит нашу любовь».       — Конечно, у меня есть девушка, мы с Машей планируем в следующем году пожениться. Я не гомик и никогда не стал бы заниматься такой мерзостью, тетя, ты же знаешь, — вдруг произнёс Глеб, посильнее обхватывая себя руками, так, будто он действительно стал жертвой домогательств. Сердце наблюдающего за всем со стороны Рона оборвалось и упало куда-то в желудок, физическая боль вдруг разом ушла на второй план, в ушах зазвенело, и он, будто оцепенев, во все глаза смотрел на Глеба и не мог поверить в происходящее. В голове продолжала биться до смешного глупая и по детски наивная мысль: “Это ошибка. Я всё не так понял. Глеб не мог меня предать”.       — Глеб… — с трудом позвал Рон. — Что ты… такое гово…ришь?       Глеб едва уловимо вздрогнул от хриплого полушепота, но не повернул головы в сторону лежащего в крови Рона, словно его и не было в комнате.       — Не смей обращаться к моему брату, уродский ты педик! — снова закричал Дмитрий, сжимая кулаки.       — Как вы вообще могли обо мне подумать подобное? — Глеб, сделав вид, что не услышал Рона, переводил полный обиды взгляд с тети и дяди на брата и обратно, всем видом показывая, что их предположения оскорбляют и задевают его до глубины души. — Я не хотел его целовать, я не педик, чтобы с парнями сосаться, это отвратительно и мерзко! — глаза Глеба вдруг наполнились слезами, он всхлипнул и негромко заплакал. А Рональд, почти не дыша, продолжал во все глаза смотреть на любимого. Минуту назад он бы скорее поверил, что его обманывает собственное зрение и слух, нежели в то, что Глеб его предал, но Глеб продолжал говорить, с каждым словом открывая глаза Рона на жестокую реальность, разбивая сердце на кусочки, причиняя невыносимую душевную боль не идущую ни в какое сравнение с испытываемой физической. — Мне кажется, я был околдован… — плача убеждал родных он. — Последнее, что я четко помню – это как Рон пришел сюда, мы просто болтали, а потом всё как в тумане. Будто провалы в памяти… Я пришел в себя как раз в тот момент, когда ты закричал, и сначала вообще не понял, где я и что вокруг происходит. — Глеб со слезами в глазах смотрел на брата, а Рон чувствовал, что он не может даже вздохнуть от шока и, пожалуй, горя, ведь именно его мы испытываем, теряя свою любовь…       — Ты хочешь сказать, что был под Империусом? — уточнил мистер Гибсон, на его лице читалось явное недоверие. — Это очень серьезное обвинение.       — Не давите на него! — вступился за брата Дмитрий. — Вы видите, у него шок, если мой брат говорит, что подвергся заклятию, то так оно и есть, он не гомик и не стал бы по своей воле целоваться с парнем!       Мистер Гибсон указал рукой на сжавшегося в комочек на грязном полу истекающего кровью Рона.              — Я имею в виду, что Уизли даже не совершеннолетний, ему просто не под силу сотворить подобное темно-магическое заклинание.       — Я не… Я не знаю… — слегка запинаясь, произнёс Глеб, снова всхлипывая. — Не знаю, что это было… Не помню… Но я не гомик!              — Это не обязательно должен был быть Империус, Джек, — вдруг заговорила миссис Гибсон, поднимаясь на ноги и обращаясь к мужу, в её лице больше не было и капли сочувствия или волнения за Рона. — Ты же помнишь, что в прошлом месяце из Министерства была похищена партия зелья подавления воли. Оно обладает почти таким же эффектом, как Империус, — миссис Гибсон указала кивком головы на Рона. — Не удивлюсь, если это его папаша зелье прикарманил, оно же стоит сумасшедших денег!       — Конечно, он, — подключился Дмитрий. Он, скривившись от отвращения, двумя пальцами поднял с пола футболку Рона. — Вы только посмотрите на шмотки этого рыжего, несложно понять, что они бедны как церковные мыши! — Он с презрением швырнул футболку Рона ему в лицо. — Папаша решил обогатиться, а сынок стащил себе пару флакончиков и подлил моему брату. Он и сюда с какой-то бутылкой шёл, кстати, когда я его встретил! — вспомнил Дмитрий. Он резко обернулся и, найдя взглядом пустую бутылку, стоящую на старой тумбочке, указал на неё пальцем. — Вот и она. Этот ублюдок опоил моего брата! — Дмитрий обернулся в сторону Рона и, оскалившись, спросил: — Так и было, да, гнида? Отвечай! — Рон ничего не ответил, потому что даже не слышал, о чем его спрашивают, он, не моргая, смотрел на переминающегося с ноги на ногу Глеба, который всё так же даже не поворачивал головы в его сторону, и единственной мыслью было: «За что ты так со мной…»       Дмитрий ринулся вперёд и схватил Рона за волосы, дергая его голову вверх и заставляя взглянуть на себя. Рон, даже не издав и звука, просто повис как тряпичная кукла. Возможно, это был болевой шок, а может какая-то другая защитная реакция организма, но всё тело вдруг стало свинцовым, он абсолютно не чувствовал его, впрочем, как и физической боли. Вместо этого Рона полностью захватила душевная боль, слёзы катились градом по щекам, мешаясь с кровью, пока он заторможенно смотрел в перекошенное от ярости лицо Дмитрия, абсолютно не понимая, о чём его спрашивают.       — Отвечай на вопрос, мразь! — закричал ему в лицо Дмитрий, брызгая слюной. — Ты подлил моему брату запрещенное зелье? Подлил, чтобы соблазнить его?!       Рон бы с радостью ответил, но он не мог, язык просто онемел и всё, о чем сейчас мечтал Рональд, это потерять сознание, чтобы больше не видеть и не слышать всего кошмара, что творился вокруг и того, кого еще полчаса назад считал любовью всей своей жизни. Однако Глеб неожиданно снова заговорил.       — Я думаю, мистер Уизли вполне мог украсть эти зелья, — произнес он, смотря на дядю с тетей. — Рон не раз упоминал, что их семья действительно очень нуждается в деньгах, и я только что понял, что последнее, что я четко помню, это как Рон протянул мне бутылку с морсом… Дальше всё как в тумане… Только голос в голове, говорящий, что Рон самый лучший, самый красивый и что я должен его поцеловать…       Рон почувствовал, что его тошнит от этого мерзкого вранья. После этих слов Дмитрий замахнулся и с остервенелым рыком нанес несколько новых ударов, окончательно превращая лицо Рона в кровавое месиво. Но Рон опять лишь непроизвольно захрипел, почти не ощущая физической боли, хотя, наверное, лучше бы он чувствовал её вместо того адского урагана боли, что бушевал в его груди, сейчас внутри него всё буквально умирало от горя, обиды и разочарования…       — Дмитрий, перестань! — послышался ледяной тон миссис Гибсон. — Если ты его убьёшь, посадят не его отца, а всех нас!       Дмитрий, ещё раз дернув Рона за волосы, плюнул ему прямо в лицо.       — Скажи спасибо, что мы не в России, мразь! — прорычал он, скалясь. — Иначе я бы тебя точно убил. — Дмитрий с отвращением отбросил голову Рона, и он с глухим стуком снова упал на грязный пол, абсолютно неспособный подняться или хотя бы пошевелиться. В голову вдруг пришла мысль, что если его действительно сейчас убьют, то это станет для Рона благоговейным спасением.       — Нужно вызвать авроров, — послышался голос мистера Гибсона.       — Нет! — одновременно вскрикнули ещё три голоса.       — Но похищения редких зелий и совращение это два серьёзных преступления, — произнёс мистер Гибсон. — Пусть авроры проведут опрос, устроят обыск у Уизли…       — И увидят, что у нас в сарае избитый до полусмерти подросток? — перебила мужа миссис Гибсон. — Подумай, что будет с моим племянником, с репутацией нашей семьи. Ты знаешь, как разносятся слухи! — затараторила она — Да об этом скандале завтра будет знать каждая собака. Ты заместитель главы Отдела Тайн, я глава Отдела Выявления Поддельных Защитных Заклинаний и Оберегов. Мы занимаем престижные должности и не можем рисковать нашей карьерой из-за какого-то маленького озабоченного извращенца и его папаши вора! — Она склонилась к мужу совсем близко и, так чтобы не слышал Рон, прошептала ему на ухо: — Ты же понимаешь, что на Дмитрия тоже заведут уголовное дело за жестокое избиение, на мальчишке живого места нет.       — Если родители узнают, что тут произошло, отец точно своими руками прикончит этого вонючего педика, — добавил Дмитрий, кивком головы указывая на лежащего в луже крови Рона. — Он терпеть не может таких, как этот.       Лицо мистера Гибсона слегка побледнело, стоило ему представить, чем всё это может обернуться.       — К тому же всё ведь обошлось, — с явным облегчением в голосе залепетал Глеб, делая несколько шагов вперёд и нервно теребя пальцы.       — Обошлось? — прикрикнул мистер Гибсон. — Это, по-твоему, обошлось?! — он указал рукой на Рона, который опять неотрывно смотрел на Глеба. Сознание стремительно уплывало и единственное, чего сейчас хотел Рон, это в последний раз взглянуть в красивые голубые глаза и увидеть в них хоть каплю раскаяния за содеянное, но Глеб упорно делал вид, что Рона не существует.       — Я имел в виду, что, конечно, мне было мерзко целовать его, но я ведь был не в себе и не понимал, что делаю, и кроме поцелуя ничего не произошло, — очень уверенно рассуждал вслух Глеб, кажется, стараясь убедить не только окружающих, но и себя самого. — Нам всем нужно просто об этом забыть, будто ничего и не было, — слегка улыбнулся он, явно гордясь тем, что предложил эту идею.       — Забудешь тут, — пробубнил мистер Гибсон устало потирая переносицу.       В сарае повисла напряженная тишина, казалось, все думали, что им делать с избитым до полусмерти Роном. Кроме самого Рона. Он, смотря на красивый профиль Глеба, просто хотел умереть…       — Ладно, авроров мы вызывать не будем, но мальчишке нужна колдомедицинская помощь, Виктория, — спустя пару минут обратился к жене мистер Гибсон. — Он серьезно травмирован.       Миссис Гибсон поджала тонкие губы, быстро соображая.       — Да этого педика убить мало за то, что он сделал и за его больную извращенную ориентацию! — воскликнул Дмитрий, бросив на неподвижного окровавленного Рона полный отвращения взгляд.       — Так, Глеб, забирай своего брата и уходите отсюда, — сказал мистер Гибсон. — Дальше мы сами будем решать, что с этим делать.       Глеб послушно кивнул и перевел на старшего брата взгляд       — Пойдем, а то сейчас родители вернутся. Нужно будет их отвлечь.       Дмитрий нахмурился, но согласно кивнул. И оба брата двинулись на выход из сарая, а затем спокойно вышли за дверь, и ни один из них так и не обернулся, чтобы взглянуть на лежащего в крови парня, которого травмировали на всю жизнь…       Как только дверь за ними закрылась, миссис Гибсон потянулась за волшебной палочкой.       — Что ты собираешься делать? — уточнил мистер Гибсон, смотря на жену.       — Хочу стереть ему память, — ответила она. — А потом аппарируем его отсюда и выбросим где-нибудь недалеко от Мунго. Там его кто-нибудь подберет и все подумают, что на него напали.       Рон отстраненно слушал, думая о том, что Обливэйт – это действительно хорошая идея. Забыть Глеба, забыть его улыбку, искромётные шутки, нежные касания, страстные поцелуи под луной и все лживые обещания. Вычеркнуть из жизни всё, что произошло, всё, что как-либо связано с человеком, которого до недавнего времени Рон считал своей первой и самой большой любовью. Забыть об оскорблениях, обвинениях, избиении, унижении, незаслуженном клейме совратителя и предательстве, которое ему пришлось пережить сегодня. Сейчас Обливэйт казался Рону источником спасения от дикой душевной боли. Беспамятство стало бы Мерлиновым благословением.       Но чета Гибсонов, похоже, решила не даровать ему такую благость.       — Нет, — отрицательно покачал головой мистер Гибсон. — Этот сопляк должен помнить, что сотворил, и нести за это ответственность. Иначе где гарантия, что он не опоит еще какого-нибудь паренька через месяц или когда отправится в Хогвартс, — скривился от отвращения он. — Мерлин знает, сколько у него еще есть этого зелья. По факту он насильник, поэтому стереть этому мерзавцу память – это всё равно что лично вручить ему в руки новую жертву.       — Хорошо, что ты предлагаешь? — тяжело вздохнула миссис Гибсон, сдувая с лица тронутую сединой выбившуюся из низкого пучка на затылке прядь.       В сарае снова воцарилась тишина, которую нарушало лишь пение птиц, доносящееся со двора. Лежа в луже собственной крови, Рон расфокусированным взглядом смотрел перед собой, то, что на улице стояла прекрасная летняя погода, ярко светило солнце и пели птицы вдруг показалось ему каким-то сюрреалистичным. Ведь сам Рон сейчас просто умирал от боли, как физической, так и душевной, и он был абсолютно уверен в том, что для него мир больше никогда не заиграет яркими красками. Ведь он сломан, навсегда испорчен, до глубины души ранен, унижен, да еще и к тому же клеймен совратителем. Хотя, учитывая всё происходящее, Рон скорее запустит себе в лоб Аваду, чем когда-нибудь снова позволит себе полюбить кого-либо. Тем более мужчину.       — Нужно исцелить его немного, — какое-то время спустя произнес мистер Гибсон. — Хотя бы все серьезные травмы.       — И что потом?       — И отправить его домой, но прежде донести, что если он ещё раз хотя бы посмотрит в сторону какого-нибудь парня, то его жизнь и жизнь всей его семейки будет кончена.       «Моя жизнь и так уже кончена…» — подумал Рон. Из уголка глаза скатилась новая слеза, капая на грязный пол.       — Я… не делал… — бессвязно прохрипел он, всё ещё стараясь оправдаться. — Мы… с Глебом…       Мистер и миссис Гибсон обернулись к нему.       — Молчи! Грязный извращенец! — прикрикнула Виктория Гибсон. — Нечего пытаться теперь себя отбелить, мы всё про тебя знаем. — Она снова перевела взгляд на мужа. — А если мальчишка растреплет о том, что тут произошло своей мамаше, Джон?       — Не растреплет. — Мистер Гибсон в три больших шага подошел к Рону, грубо схватил его за раненную руку и рывком дернул на себя, а затем посадил, опирая об стену. — Слушай меня внимательно, парень, — произнес он, смотря Рону в глаза. — Сейчас мы тебя немного подлечим, и ты пойдешь домой, но если скажешь своим родителям хоть слово о том, кто тебя избил, или мы узнаем, что ты снова проделываешь нечто подобное тому, что ты сделал сегодня с Глебом, то мы тоже молчать не будем. Завтра же всё Министерство будет знать о том, что твой отец вор, а ты грязный извращенец и совратитель парней. Твоего отца и тебя вместе с ним упекут в Азкабан.              Миссис Гибсон, спеша внести свою лепту, почти подбежала к мужу и тоже опустилась перед Роном на корточки.       — Вся ваша семья будет опозорена, — заговорила она. — Вас и так не жалуют в приличном обществе, а после такого и вовсе будут плевать в спину. Не думаю, что твоя мать переживет такой позор, она и так уже фактически потеряла одного сына из-за того, что вы все верите бредням Поттера о Сам-Знаешь-Ком. Лично я если бы узнала что мой муж вор, а сын извращенец, предпочитающий парней вместо девушек, точно наложила бы на себя руки от стыда. — Рон молча слушал, не имея ни сил, ни желания возразить или снова оправдываться. Ведь какой в этом смысл, если на тебя и твою семью уже повесили клеймо. Лишь слезы снова побежали по щекам, и сейчас он ненавидел себя за это, но всё же не мог перестать плакать.       — Общество презирает таких, как ты, — произнес мистер Гибсон, доставая из кармана волшебную палочку. — Неужели ты этого не знаешь? Твои родители будут опозорены, если люди узнают о твоих мерзотных предпочтениях. С них будут насмехаться на каждом шагу и ни один уважающий себя волшебник не пожмет твоему отцу руку, чтобы не запятнать свою репутацию. Ты этого хочешь для своей семьи? Настолько единоличник, что готов пожертвовать покоем и счастьем близких ради своих извращенных предпочтений?       — Да ты только посмотри на него, Джон, — фыркнула миссис Гибсон. — Ему плевать на всех, кроме себя. Он же Глебушку опоил, чтобы втянуть в свои извращения. — Она перевела на Рона полный презрения взгляд. — Если я хотя бы краем уха услышу, что ты снова путаешься с парнями вместо нормальных девушек, твоего отца в ту же секунду вышвырнут с работы и всё Министерство будет знать, что сын Артура Уизли грязный извращенец. Не забывай, что именно я начальник его отдела, — напомнила она, искрясь самодовольством. Мистер Гибсон согласно кивнул, они очень увлеклись наставлением Рона на путь истинный, но при этом никто из них абсолютно не спешил его лечить. — Так что если ты, мелкий мерзавец, не прекратишь свои извращённые выходки, я не только с радостью уволю твоего отца с большим скандалом, но и позабочусь о том, чтобы он больше не смог устроиться ни в один отдел Министерства. Вы и так еле концы с концами сводите, а так вообще пойдёте побираться.       — И всё это будет на твоей совести, — добавил мистер Гибсон.       Рон тихонько всхлипнул, на что миссис Гибсон раздраженно фыркнула, а мистер Гибсон поджал губы, будто до него только сейчас дошло, что перед ним пятнадцатилетний подросток, а не взрослый мужчина, способный постоять за себя на равных.              — Тебе всего пятнадцать, парень, — произнес он, слегка смягчившись. — Лучше выкинь из головы всю эту дурь про других парней, пока не поздно, и найди себе нормальную девушку. То, что ты сделал сегодня – ужасно, аморально и мерзко… Это против самой природы и за такое в некоторых странах даже убивают, ты это понимаешь?       «Это больно и небезопасно…» — параллельно думал Рон.       — Поэтому ты получил по заслугам, — вклинилась миссис Гибсон. — И нечего теперь ныть как девчонка!       «Получил по заслугам… За свою наивность и любовь…» — Рон на мгновение прикрыл глаза, из последних сил стараясь взять под контроль бушующие эмоции и перестать плакать. Он и так был достаточно унижен.       — Ты всё понял, Уизли? — зазвучал противный женский голос, Рон снова открыл глаза. — Чтобы держал рот на замке насчёт Глеба и Дмитрия, и не смел больше соваться к парням! Иначе твоя жизнь и жизни твоих близких будут кончены по твоей милости.       Рон ничего не ответил, просто потому что у него совершенно не было на это сил.       — Отвечай на вопрос! — прикрикнула миссис Гибсон и влепила Рону звонкую пощечину.       Рон едва уловимо кивнул, давай понять, что услышал все угрозы, и только после этого мистер и миссис Гибсон наконец приступили к лечению. Текли минуты, физическая боль по мере исцеления отступала, а душевная вместо этого лишь набирала обороты.       «Как Глеб мог так поступить… Как он мог так жестоко меня обманывать… Он не любил меня… Для него это было лишь игрой… Я верил ему… А у него там невеста… За что, Мерлин! За что он так со мной?!» — мысленно кричал Рон, с трудом удерживаясь от того, чтобы снова расплакаться. Ну уж нет, он больше не доставит этим двоим такого удовольствия.       — Любви между двумя мужчинами попросту не существует, — произнес лечащий его мистер Гибсон, будто прочитав мысли Рона. — Всё это бред, иногда парни балуются подобным от скуки или просто ради интереса.       — Ничего себе развлечения, — раздраженно буркнула миссис Гибсон, грубо держа Рона за подбородок и не особо аккуратно леча его сломанный несколько раз нос. — Где это видано, чтобы мужчина с мужчиной целовался! Омерзительно!       — Вся эта дурь выветривается из любого мужчины, стоит ему встретить достойную женщину, дорогая, — ответил мистер Гибсон, взмахом палочки очищая лицо и одежду Рональда от засохшей крови. — И даже если мужчина когда-то занимался подобным непотребством, между мужчиной и женщиной мужчина всегда выберет женщину.       «Между мной и своей невестой Глеб выбрал её…» — мысленно вторил Рон, внутренне сгорая заживо. — «Он выбрал её, я был лишь игрушкой…»       — А по-моему, таких лечить надо! — отчеканила миссис Гибсон, взмахом палочки надевая на Рона его футболку.       Как только Рон почувствовал, что сможет идти, он не без труда поднялся на ноги и, пошатываясь, еле переставляя ноги, побрел на выход из сарая. Его мутило, голова кружилась, в ушах стоял звон, всё тело болело, а разбитое вдребезги сердце кровоточило. И Рон бы истерически рассмеялся, если бы так не болели всё ещё сломанные ребра, вспомнив, в каком отличном настроении он на крыльях любви мчался в этот сарай около часа назад, неся любимому морс.       — Неблагодарный невоспитанный мальчишка! — послышался крик миссис Гибсон ему в спину, перед тем как Рон вышел за дверь. — Даже не поблагодарил за лечение.       Новый поток ледяного ветра пробрался под куртку, заставляя вздрогнуть от холода и вырывая из болезненных воспоминаний. Вокруг уже стемнело, Рон снова взглянул на ухоженный трёхэтажный коттедж, в окнах которого уже зажегся свет, и понял, что больше не хочет оставаться тут ни секунды. С того злополучного дня он больше никогда не видел Глеба или кого-либо из его семейства. Хотя к собственному стыду, даже вернувшись в Нору и закрывшись в своей комнате, чтобы его не увидела мать, Рон, умирая от боли и горя, всё еще продолжал надеяться и ждать, что Глеб вот-вот появится и каким-то образом сможет объяснить всё, что произошло, скажет, что никакой невесты на самом деле нет и попросит прощение. Или хотя бы пришлет письмо с объяснениями, если его вдруг не выпускают из дома. Даже будучи совершенно уничтоженным, Рон какое-то время всё продолжал искать любимому оправдания и ждать от него весточки, на что-то надеясь, однако Глеб так и не появился и не прислал ни одного письма. Он просто навсегда исчез, четко разделив собой жизнь Рона на до и после.       Снегопад снова усилился, и Рон поежился от холода, все эти годы он обходил этот коттедж десятой дорогой. Пожалуй, и сегодня ему не стоило сюда приходить и бередить старые раны. Но он просто должен был это сделать, поскольку Блейз Забини, сам того не ведая, словно змей-искуситель, толкал его на очень опасную дорожку, и Рону просто необходима была эта отрезвляющая порция боли, чтобы прийти в себя и вспомнить, чем заканчиваются такие запретные связи.       Однако теперь он с радостью покинет это место. Вот только в замок возвращаться совсем не хотелось, поскольку Рон определенно был не готов взглянуть Блейзу в глаза после происшедшего и, если честно, то понятия не имел, как теперь себя с ним вести. Обернувшись, он всмотрелся в сумрачную даль. Там вдалеке горели огни Норы, и сердце Рональда наполнилось теплом. Он не видел родителей больше месяца, к тому же, они должны были привезти ему подарок из Румынии. Нет, сегодня он определенно не вернется в Хогвартс.       С громким хлопком Рон аппарировал прямо к защитному барьеру Норы и, сунув замерзшие руки в карманы, зашагал по заснеженной дорожке к восстановленному после войны дому.       Думая о том, что хотя то проклятое место, в котором он был недавно, все еще и причиняло боль, но время действительно лечит и сейчас это не было болью разбитого сердца, скорее это был стыд из-за того, что когда-то Рон был таким наивным, доверчивым и не мог за себя постоять, обида, и, конечно же, сожаление.       Тот дом, живущие в нём люди, впрочем, как их племянники из России были глубоко отвратительны Рону, но в одном он был полностью согласен с мистером Гибсоном.       Любви не существует, а тем более между двумя мужчинами, и Глеб наглядно это продемонстрировал, так наглядно, что Рон на всю жизнь усвоил этот урок. Нарастил броню для раненого сердца и со временем даже стал сам с презрением относится к геям. За что сейчас, если честно, испытывал огромный стыд, ведь он никогда не хотел быть похожим на мистера и миссис Гибсон или тем более на Дмитрия, но как-то так получилось, что он тоже стал оскорблять людей нетрадиционной сексуальной ориентации. Просто потому что такие люди служили ему живым напоминанием его собственной слабости, того, как глуп, наивен, доверчив и абсолютно неразборчив он был когда-то. К тому же, если ты довольно громко заявляешь о своей неприязни, то никому и в голову не придёт тебя заподозрить в чём-то подобном, верно? Ведь однополой любви не существует, тогда стоит ли платить за то, чего на самом деле нет, столь высокую цену? Стоит ли терпеть унижение, побои, оскорбления, презрение и осуждение общества, подвергать подобному свою семью, в частности родителей. Ведь Рон мог поспорить на всё, что у него есть, что как только до этой ведьмы Виктории Гибсон дойдет слух, что сын Артура Уизли нетрадиционной сексуальной ориентации, она сделает всё, чтобы отца с позором уволили и после этого уже никогда не взяли работать по специальности. И даже учитывая то, что теперь их семья далеко не бедствовала и отец вообще мог не работать, Рон прекрасно знал, как сильно папа любит свою работу, что он и дня прожить не сможет без очередной маггловской вещицы. Поэтому он никогда не посмеет так опозорить и подвести родителей, которым обязан всем.       Но обо всём этом в принципе не стоит волноваться, ведь Рон не гей, хотя, признаться, когда-то он и сам считал иначе. Но кого волнует, что было миллион лет назад, верно? Главное, что сейчас его интересуют только девушки и Рон может гордо заявить, что он стопроцентный натурал. После Глеба он встречался и даже целовался не с одной или двумя, а аж с четырьмя девушками, для тех, кто не в курсе. Конечно, ни одна из них не проникла ему в сердце, то есть Гермиона проникла, бесспорно, но занимала в нем место скорее сестры, остальные же были чем-то вроде способа скоротать время и, как бы грубо это не звучало, просто развлечься. Рон больше никогда не планировал влюбляться, брак по расчету – вот идеальный вариант, хотя и так разбитое сломать невозможно, верно? А сердце Рона определенно жестоко разбили, поэтому он был не намерен когда-либо еще так рисковать своим душевным здоровьем, один раз он уже отдирал себя от пола, спасибо, хватило с лихвой.       В общем, Рон строго себе запретил впредь даже думать о мужчинах в подобном ключе, а та первая глупая влюбленность, ну… Она просто не в счёт, первый блин комом, как говорится. В конце концов, Рону было всего пятнадцать, поэтому если подумать, то можно списать это на всплеск юношеских гормонов, желание поэкспериментировать и эксперимент явно не удался, или ещё на что-нибудь. У вас хорошая фантазия? Вот и придумайте как-нибудь сами. Главное знайте, что Рон не интересуется мужчинами в сексуальном плане, абсолютно, совершенно… Ну, не считая Забини…       Рон мысленно застонал, так как в голове тут же всплыли горячие воспоминания того, чем именно несколько часов назад он занимался с Блейзом в душе, и тело тут же бросило в жар, несмотря на лютый мороз. Кто-нибудь, ради Мерлина, помогите Рону выкинуть этого Забини из головы! С силой дернув на себя дубовую дверь, Рональд проскользнул в прихожую.       — Мам, я дома! — крикнул он, стягивая с себя куртку. Даже в коридоре восхитительно пахло выпечкой и желудок Рона тут же заурчал от голода, напоминая, что он сегодня даже не обедал.       «Нужно отправить Гарри Патронус, чтобы они с Герми не волновались, где я», — возникла мысль в голове. О том, будет ли волноваться Блейз, Рон подумать не успел.       — Рон?! — Выбежавшая из кухни миссис Уизли посмотрела на сына как на привидение. — Почему ты тут? Что стряслось? С Джинни что-то?       — Нет, всё в порядке, мам, я просто по вам с отцом соскучился, — разуваясь, ответил Рональд. — Вот и решил заглянуть в гости. — Он слегка улыбнулся и вскинул на мать взгляд снизу вверх. — А папа где?       — Должен прийти с минуты на минуту, — растерянно ответила миссис Уизли, — Ты же его знаешь, он без своей работы жить не может. Они вчера конфисковали целый склад заколдованных маггловских штук, вот отец и задерживается. — Она слегка нахмурилась. — Ты правда просто пришел в гости? Или всё-таки что-то случилось?       — Правда, просто пришёл, — с легкой улыбкой ответил Рон, стараясь выглядеть как можно более непринужденно. Не говорить же ей правду. “Да, мам, тут такое дело, я сегодня днём дрочил в душе другому парню, а затем он сделал мне такой потрясающий минет, что у меня до сих пор мурашки бегут по коже. И теперь я даже не представляю, как взгляну ему в глаза после этого. Но ты не волнуйся, я не гей, это как-то случайно получилось и больше не повторится”. Да уж, после такого откровения мама бы точно рухнула в обморок.       Подойдя к матери, он заключил её в медвежьи объятия.       — Вот отцу будет сюрприз, — послышался приглушенный голос уткнувшейся в его свитер лицом мамы.       — Напишешь директору Макгонагалл письмо? — попросил Рон. — Я сегодня хочу переночевать дома.       Молли вскинула вверх голову и впилась в лицо сына изучающим взглядом.       — Точно всё в порядке? — в третий раз переспросила она.       — Точно, мам. Я что, не могу просто так прийти домой? — показательно закатил глаза Рон и решил тут же перевести тему. — Так вкусно пахнет, пойдем на кухню, а то я дико голодный. — Миссис Уизли заулыбалась и, схватив сына за руку, потащила его кормить.