Крылья ласточки

      Набрав код на клавиатуре охранной системы, Джон вышел на крыльцо, повернул в замке ключ и опечатал тяжелую металлическую дверь служебного входа. Спустившись по ступенькам на тротуар, мужчина еще раз оглянулся на темное здание. В черных провалах окон модного дома Баронессы фон Хеллман светились красные точки датчиков сигнализации. Постояв так с мгновение, он развернулся и привычным маршрутом направился в пахнущую осенней прохладой и хрусткой листвой подступающую ночь.       Джон привык уходить последним. Когда стихал стрекочущий хор швейных машин в цеху. Когда замолкал топот бесчисленных ног по отполированной подошвами плитке. Когда гасли под высокими потолками яркие лампы дневного света. Когда растворялись в тишине последние отзвуки голосов — хлестких замечаний леди фон Хеллман, торопливых распоряжений Джеффри, сбивчивых коротких бесед портных, едва успевающих перекинуться парой фраз.       Когда больше не нужно было, возвышаясь за спиной Баронессы темной тенью, видеть бледные лица, на которых сквозь страх проступала едва заметная, тщательно скрываемая неприязнь. Молоденькие портнихи порой плакали, торопливо утирая мокрые дорожки с щек: слезами хозяйку модного дома можно было только сильнее разозлить, но уж никак не разжалобить. Джон знал, что так они смотрят и на него. И даже, пожалуй, на Джеффри, несмотря на то, что последний и сам боялся свою начальницу не меньше, хоть и пытался не подавать виду.       Джон за эти годы практически сроднился с своей маской холодной невозмутимости и уже не смог бы с уверенностью сказать, что ему не безразличны еле слышные шепотки за спиной или крик Баронессы в лицо. Маска прорастала вглубь, под кожу, оплетая мышцы и нервные окончания, выжигая холодом эмоции и ненужные мысли. Джеффри, знай он о ней, вероятно, позавидовал бы и вознамерился обзавестись такой же. А Джон бы только покачал головой.       Надеть маску ему пришлось больше двадцати лет назад, совсем молодым парнем — и не по собственному желанию. Ослушавшись приказа Баронессы в первый и единственный раз, он вот уже больше половины жизни нес с собой свою тайну, о которой она так и не узнала и которая держала его рядом с ней по сей день.       И о которой он позволял себе вспоминать лишь когда гасли лампы в цехах, а единственным звуком, нарушавшим тишину модного дома, был звук его шагов по гладкой белой плитке.       Вспоминал он и о той, что тоже носила маски. Джон был уверен: у девушки, назвавшейся Эммой Мартин, десятки лиц и столько же — если не больше — имен. Она меняла их умело и непринужденно, точно костюмы собственного пошива, и он невольно задавался вопросом, когда она успела этому научиться. На вид девчонке было не больше двадцати пяти.       Носить маски ее научила жизнь, а не праздное любопытство, в этом сомнений не было. Где она выросла? В приюте? Или того хуже — на улице? Под ногами тихо шуршали палые листья, а Джон, следуя обыкновенным маршрутом в сторону дома, опять думал о том, что ничего о ней не знает. Как и о некой другой юной мисс, которая вместо маски носила коричневую панаму и при мысли о которой внутренности обдавало застарелым, уже привычным холодом.       Джон сам не был вполне уверен, было ли дело в некотором внешнем сходстве — в конце концов, именно зеленые глаза мисс Мартин привлекли его внимание при первой встрече, — или в том, что девушка, прятавшая собственное лицо под бесчисленными масками, парадоксальным образом казалась ему куда более настоящей, чем большинство ежедневно окружавших его людей, но так или иначе, он — пора было это признать — проникся к юной воровке какой-то необъяснимой симпатией. Во всяком случае, при мысли о том, что девчонка, явно будучи натурой весьма бесстрашной, если не сказать — безрассудной, могла однажды угодить в переплет, ему делалось не по себе, а диафрагму щекотал знакомый холодок.       Бейкер-стрит встретила его тишиной, нарушаемой едва слышным шелестом подсыхающей листвы, и рассеянным светом уличных фонарей. Джон на секунду поднял лицо к небу. Из иссиня-черной глубины, расчерченной надвое бледной полосой Млечного Пути, на Лондон смотрели мелкие росинки первых звезд. Он привык выходить из дома с рассветом, а зимой — и того раньше, возвращался же всякий раз затемно. В первом случае основная часть лондонцев еще нежилась в объятиях сна, во втором — мирно отдыхала дома после долгого рабочего дня. Тем сильнее удивила его случайная встреча с Эммой — как она попросила ее называть — у ворот Риджентс-парка в ранний час.       Джон был почти уверен, что девушка, несколько минут назад гневно шипевшая ему в лицо, откажется от его предложения угостить ее кофе. Но промолчать все же не смог: под покрасневшими глазами залегли тени, делавшие и без того бледную кожу практически прозрачной. Кроме того, она, похоже, плакала, и это предположение отдалось саднящим ощущением под ребрами, точно по ним изнутри кто-то небрежно провел самым кончиком острого когтя.       Согласившись, пусть и не без изрядной порции ехидства, она вновь его удивила. Он прекрасно видел, что она боится его. Боится — но наступает страху на горло. Смотрит волчонком, помешивая кофе со сливками демонстративно медленно и непринужденно. Ему хотелось сказать ей, что она может быть спокойна: он не собирается ее сдавать. Но она обязательно спросила бы, в чем причина, а он, что для него совершенно не характерно, не нашелся бы, что ответить. Что она напоминает ему другого человека, перед которым ему своей вины не искупить? Она, вполне вероятно, оскорбилась бы и была бы права. Что он просто хочет ей помочь, сам не зная почему? Не поверила бы.       Собственно, она и не поверила. Стоило ему об этом заговорить, Эмма оборвала его на полуслове, заверив, что ни в какой помощи не нуждается. Спорить Джон не стал, не желая еще больше задеть гордость, которой у мисс Мартин оказалось хоть отбавляй. На его «до свидания» она ответила подчеркнутым «прощайте», давая понять, что попадаться ему на глаза в дальнейшем не намерена. И шмыгнула в проулок, тихо шелестя своей длинной черной курткой.       Больше он ее не видел — только внимательнее просматривал утренние газеты да невольно бросал взгляд в сторону парка, проходя мимо. Джон не сомневался, что при необходимости такому человеку, как Эмма Мартин, не составит особого труда достать его хоть из-под земли, если понадобится. Про то, чтобы перехватить по пути на работу на уже знакомой улице, нечего и говорить. Он сомневался в другом: вряд ли гордость и страх перед ним позволят ей просить его о помощи даже в критической ситуации.       Джон не мог ее винить. По-хорошему ей действительно стоило его бояться. Для таких, как она, верить посторонним — роскошь непозволительная и попросту опасная. Он все прекрасно понимал и, откровенно говоря, мысленно хвалил ее за осторожность. Но отчего-то не хотел, чтобы она его боялась.       Десять лет назад другому человеку — совсем ребенку, девочке, чьего имени он не знал и которая, разумеется, ничуть не была похожа на мисс Мартин, — не пришлось бы в одиночку бежать в неизвестность, успей Джон сказать ей, что ему она может доверять. Девчушка, конечно, была себе на уме и наверняка покрутила бы пальцем у виска, а то и послала бы в дальнее пешее — молодежь после войны пошла на диво острая на язык. Джон, практически живущий на работе и не имевший прежде дела с подростками, и сам слабо представлял, как объяснил бы ей, что после гибели матери — и отца — у нее остался он, угрюмый молодой мужчина в старомодном черном камзоле, что совсем недавно отчитывал ее за двухцветные волосы и, судя по всему, знатно напугал, иначе она не рванула бы от него как от огня. Девочка так и не узнала, как испугался он сам, столкнувшись с бойкой юной барышней: этого ребенка ни в коем случае не должна была увидеть она.       Занятый мрачным мыслями Джон незаметно для самого себя миновал Бейкер-стрит и шагнул на знакомый тротуар, освещенный уличными фонарями. Позаботиться об оставшейся сиротой девочке он так и не смог. Таинственная мисс Мартин, судя по всему, в заботе не нуждалась. Об этом косвенно, но весьма красноречиво свидетельствовала достававшая ей до колен мужская куртка. И все же он опасался, что девушка, начав бегать от него, вляпается во что похлеще. Прямо как тогда...       Джон шел не спеша. Прохладный ночной ветер щекотал лицо, норовя забраться под плотно застегнутый ворот рубашки. Немногочисленные прохожие мелькали в пятнах рассеянного желтоватого света и исчезали в темноте, точно молчаливые призраки. Такие же безликие, как ночные дворы Лондона. Такие же безликие, как он сам.       Внезапно взгляд выхватил в густом, точно туман, свете фонаря отделившуюся от парковой колонны фигуру в накинутом на плечи легком плаще. Ярким всполохом мелькнули рыжие волосы. Фигура метнулась ему наперерез, выкрикнув его имя. Джон, сделав по инерции еще несколько шагов и на мгновение перестав дышать, успел заметить очки на чуть вздернутом кверху аккуратном носу, а в следующую секунду уже держал за подрагивающие худые плечи Эмму Мартин.       — Эмма? — мужчина быстро окинул взглядом невысокую тонкую фигуру, пытаясь найти — и надеясь не найти — признаки того, что девушка могла пострадать физически. — Что случилось?       Она тяжело и часто дышала, склонив голову и спрятав глаза за челкой. На бледных щеках и кистях рук, которые Мартин то и дело стискивала в замок, заламывая пальцы, видимых повреждений не было, и Джон позволил себе слегка расслабиться. Самую малость, потому что причина ее появления здесь в любом случае была серьезнее некуда — иначе девушка не прибежала бы за помощью к нему.       Помолчав еще с мгновение — Джон терпеливо ждал ответа, методично отсекая на корню пугающие догадки, — девушка набрала в грудь побольше воздуха и подняла глаза.       — Помогите, — она смотрела на него в упор. Радужки за стеклами очков казались в неверном свете фонаря почти черными, только в самой глубине плескалась, вспыхивая отблесками, тревожная тягучая зелень.       Он заставил себя чуть разжать пальцы на ее плечах, но рук не убрал. Она то ли не возражала, то ли вообще не обратила на это никакого внимания. О том, чего ей стоило произнести единственное короткое слово, можно было только гадать.       — Что случилось? — Джон как можно мягче повторил свой недавний вопрос, стараясь не напугать и без того белую как мел девчонку еще сильнее. — Чем я могу вам помочь?       Эмма быстро огляделась и на миг замерла, глядя ему за спину. Джон понял, что на горизонте появился очередной запоздалый прохожий — иными словами, нежелательный свидетель, — и оборачиваться вслед за ее взглядом не стал. Девушка сморгнула мимолетный испуг и, придав лицу бесстрастное выражение, коротко кивнула в сторону парковых ворот.       — Идемте, — бросила она и, высвободившись из его рук, стремительно зашагала в указанном направлении.       Джон молча последовал за ней. Через несколько секунд она уже сидела на бортике фонтана, обняв себя за плечи и раскачиваясь взад-вперед. За ее узкой спиной шумели, поблескивая чернотой, струи воды. Мужчина, поразмыслив, опустился на бортик в полуметре от нее, не желая заставлять девушку смотреть на него снизу вверх, точно на допросе.       Она говорила тихо и сбивчиво, срываясь время от времени на сиплый свистящий шепот, повторялась и глотала окончания, неосознанно ковыряя коротким ногтем большого пальца кожу указательного. Время от времени она делала паузу и глубоко дышала, прежде чем выдавить из себя — явно через силу — новый фрагмент истории, в которой чаще других проскальзывало, шелестом слетая с обветренных губ, слово «братья». Джон, сидя полубоком к девушке, молча смотрел на ее бледный профиль. В темноте парка Эмма Мартин походила на привидение.       Выходит, она живет с братьями. Которые-таки попали в переплет вместе с двумя собаками, вынудив ее просить помощи у того, с кем она предпочла бы больше никогда не встречаться. «Они — все, что у меня есть, Джон», — произнося эти слова едва слышно, Эмма единственный раз подняла на него глаза, блеснувшие на миг тоскливым изумрудным отсветом.       Закончив, она снова обхватила себя руками и принялась бездумно раскачиваться на краешке холодного шершавого бортика. Джон заставил себя разжать челюсти, только теперь заметив, что они стиснуты до ноющей боли в скулах. Эмма Мартин — смелая, дерзкая, находчивая Эмма Мартин — походила на затравленную юную волчицу. Нахохлившуюся, с блестящими отчаянием глазами. Вышедшую из леса к человеку — к врагу! — и протянувшую ему зажатую капканом хрупкую когтистую лапу.       Джон молча встал, безуспешно пытаясь сморгнуть отпечатавшийся на сетчатке образ болезненно пустых зеленых глаз. Она вскочила на ноги вслед за ним и зачем-то сделала торопливый шаг в сторону, точно опомнившись.       — Хотя знаете, что, — шумно вдохнув носом, девушка заозиралась по сторонам, стараясь не задевать взглядом высокую мужскую фигуру. — Забудьте. Сделайте вид, что ничего не слышали. Я, наверное, рехнулась, когда решила... словом... — она посмотрела на узел его галстука, не решаясь поднять глаза выше, — словом, прощайте. И простите за беспокойство.       Резко развернувшись на пятках — рыжая копна взметнулась за ее спиной, хлестнув по плечам, — Мартин направилась к выходу из парка, но едва ли успела сделать больше пары шагов: на запястье левой руки сомкнулись длинные мужские пальцы.       — Подождите, Эмма, — Джон стоял за спиной девушки. Рука у нее была ледяная, точно металл на морозе. Тонкий летний плащ, по всей видимости, первым попался ей на глаза, когда она в спешке выбегала из дома в осеннюю ночь. — Я постараюсь вам помочь.       — Каким образом? — прошелестела она, не оборачиваясь. Ее голос сливался с шумом ветра где-то в вышине, в поредевших кронах упирающихся в сентябрьское небо лип.       Джон отпустил ее руку и тактично отступил на полшага.       — Пойдемте. Мне нужно сделать звонок.       Она мгновенно ощетинилась, и он снова увидел перед собой ее лицо и недоверчиво сузившиеся глаза. Рассеянный свет фонаря за воротами парка тянулся к ней, цепляя за кончики волос, и ее белое лицо обрамлял жутковато-алый ореол.       — Куда?       — Не волнуйтесь раньше времени, Эмма. Ваши братья, должен сказать, довольно удачно выбрали место для своей... вечерней прогулки. Карнаби-стрит находится в ведении участка Чаринг-Кросс. Полагаю, их доставили именно туда.       Девушка, неосознанно подобравшись и стиснув руки на груди, смотрела на него в ожидании продолжения. Она догадалась, что с кем-то в Чаринг-Кросс Джон знаком — он понял это по выражению ее лица и короткому кивку.       — Если узнаем, что именно там произошло, сможем думать, что нам с этим делать.       — Я уверена, что это была какая-то идиотская случайность, — буркнула Мартин, поводя озябшими плечами. — Они, конечно, придурки, но не настолько же... — она взглянула на мужчину исподлобья и осторожно уточнила: — Я правильно поняла, что звонить вы собрались... из дома? И предлагаете мне пойти с вами?       — Если вы готовы мне довериться.       От неожиданности Эмма громко фыркнула.       — Издеваетесь? А сами-то вы готовы, Джон? Забыли, кто я такая?       Мужчина вздохнул.       — Бросьте, Эмма. Не пытайтесь казаться хуже, чем вы есть.       — А что если я гораздо хуже, чем вам кажется? — огрызнулась она, вновь приобретая сходство с ощерившимся волчонком.       Он посмотрел ей прямо в глаза.       — То же можно сказать и обо мне, Эмма.       Девушка осеклась. Джон надеялся, что тень застарелой боли, скользнувшая по его лицу в призрачном свете фонаря, осталась ею незамеченной. Мартин с мгновение смотрела на него молча.       — Хорошо, — выдохнула она наконец. — Я пойду с вами. И это не вопрос доверия, Джон. Мне действительно больше некого просить о помощи.       Он кивнул в сторону выхода из парка, приглашая следовать за ним, и молча направился в обозначенном направлении. Сделав несколько шагов, мужчина понял, что девушка решила держать дистанцию: шорох листьев под подошвами ее ботинок был едва слышен.       — Джон, — в спину неожиданно прилетел негромкий оклик.       Он обернулся. Эмма переминалась с ноги на ногу.       — Спасибо.       Мужчина невесело усмехнулся.       — Пока не за что.       Она хмыкнула и в несколько быстрых шагов поравнялась с ним.       * * *       Стоя в дверном проеме, Эстелла стискивала в отогревшихся пальцах чашку чая, которую зачем-то взяла с собой, не выдержав тишины небольшой аккуратной кухни. Время от времени она бездумно царапала ногтем тонкий белый фарфор с золотистой каймой и узором из бледно-розовых пионов.       Пытаясь уловить смысл разговора Джона с неизвестным собеседником на другом конце провода, Эстелла старательно глушила омерзительный пульсирующий шум в ушах, но тот в ответ на ее яростные усилия становился, казалось, только громче. Сдержав практически нестерпимый порыв выругаться вслух, она плюнула на свою не имевшую успеха затею и, машинально отпив из чашки, принялась наблюдать за Джоном, чей голос доносился до нее как сквозь толщу воды. Впрочем, он почти не говорил — изредка что-то спрашивал, коротко кивал, хмурил брови, постукивал указательным пальцем по бледным губам. Пару раз она все же разобрала слова «дочка друга» и «нынешняя молодежь», что не сказало ей практически ничего — кроме того, что Джон, очевидно, решил обосновать свою заинтересованность ночными хулиганами небольшой безобидной легендой.       — Вы, похоже, решили взглядом просверлить во мне дыру, Эмма?       Вздрогнув то ли от неожиданности, то ли от накопившегося напряжения, Эстелла едва не выронила чашку из рук. Джон, опустив трубку на рычаг, миролюбиво взирал на нее.       — Так что там? — вцепившись в чашку мертвой хваткой, она почувствовала, как немеют челюсти. Выдумывать остроумный ответ на его вопрос не было ни сил, ни желания.       — Сядьте и выдохните наконец, — он кивнул на гобеленовый диванчик у стены. — Могло быть хуже.       С усилием разжав начавшие понывать зубы, Эстелла на диво послушно прошествовала к дивану на негнущихся ногах и опустилась на самый краешек.       — Пейте чай, Эмма, пока не остыл, — Джон подошел окну и остался стоять, опершись бедром о подоконник и сложив руки на груди. — К счастью, обычное хулиганство. Хоть сумма ущерба и не малая, скрывать не буду, — ответил он на немой вопрос, застывший в необычно тусклых зеленых глазах.       Эстелла опустила голову и принялась наблюдать, как в чашке с чаем плещутся блики света.       — Что это значит?       Джон помассировал переносицу пальцами.       — Как правило, в подобных случаях можно мирно урегулировать ситуацию с владельцем магазина. Иными словами, возместить ущерб. Заявление в полицию еще не подано, так что в нашем случае это наилучший вариант.       Эстелла поспешно избавилась от чашки, с громким стуком опустив ту на журнальный столик, и уронила голову на руки, запутавшись пальцами в рыжих волосах. Подарок на день рождения, мать их, — лучше не придумаешь.       — А если мы не сможем возместить? — пробормотала она, не отрывая ладоней от лица и чувствуя на себе его внимательный взгляд.       — Административный штраф, что, в принципе, то же самое. Правда, в случае ваших братьев есть нюанс...       Она все же подняла голову и фыркнула, глядя, как он подбирает слова, стараясь сформулировать свою мысль потактичнее.       — Не утруждайте себя, Джон, говорите как есть. Нюанс состоит в том, что у нас с братьями послужной список — как отсюда до Манчестера и обратно. Заведут дельце на вшивый штраф за витрину, но где одно дело, там и еще десяток подтянется, стоит только копнуть поглубже, — девушка криво оскалилась, а потускневшие было глаза сверкнули яркой холодной зеленью.       Джон спокойно встретил ее взгляд.       — Значит, вы согласны со мной, что первый вариант предпочтительнее.       — Согласна. Правда, есть нюанс, — она повторила его недавнюю фразу, скривившись на последнем слове. — Все так или иначе упирается в деньги. Которыми мы похвастаться, как видите, не можем. Того, что есть, нам, судя по всему, не хватит. Вы же не настолько безрассудны, Джон, чтобы предложить еще и финансовую помощь? — ее искусанные губы исказились в улыбке, больше похожей на гримасу.       Он несколько мгновений всматривался в темноту за окном.       — Я это сделаю, — его глаза вновь встретились с ее. — При одном условии. Вы, Эмма, должны будете кое-что мне пообещать.       Эстелла рывком поднялась со своего места, едва не опрокинув стоявшую на краю стола чашку с остывшим чаем.       — Да вы псих... — пробормотала она, глядя на него так, словно у него вдруг выросла вторая голова или он сказал, что разводит на балконе саблезубых кузнечиков. — Ни один нормальный человек не станет вот так помогать преступникам...       Джон не дал ей закончить.       — В этом и заключается мое условие, Эмма, — он пристально посмотрел ей в глаза. — Вы перестанете быть преступницей и займетесь наконец тем, чем действительно хотите заниматься.       Эстелле показалось, что в глаза ей швырнули пригоршню песка, и она, зажмурившись, запрокинула голову кверху, словно пытаясь заставить выступившие предательские слезы затечь обратно. Случайно или намеренно — Эстелла больше склонялась ко второму варианту, — он проехался по больной мозоли.       — Думаете, это так просто?       Она не видела его, но готова была поклясться, что он пожал плечами.       — Не сложнее, чем всю жизнь бегать и прятаться. Сходить с ума, как сегодня, и просить помощи у того, кого боитесь.       Эстелла обхватила себя руками за плечи и медленно выдохнула сквозь сжатые зубы.       — Вы знаете, что я не могу этого обещать.       — Обещайте хотя бы попытаться.       В глазах все еще щипало, и она уставилась в пространство левее его плеча. Ей и самой хотелось бы дать такое обещание. Даже не ему. Себе. Маме. Дать обещание и сдержать его.       — Хорошо. Но как бы ни сложилось, мы все вернем. Хотя бы по частям. Что бы вы там себе ни думали, мы не свиньи какие-нибудь, — Джон, похоже, хотел возразить, но она жестом остановила его. — Давайте к делу. Что дальше?       — Дальше, — мужчина отошел от окна и остановился напротив девушки, — мы поедем в участок, чтобы вы могли подтвердить личности братьев и отправиться вместе с ними домой.       Эстелла отступила назад и, почувствовав, как уперся в сделавшиеся ватными колени край дивана, медленно опустилась на сиденье. Скопившееся в плечах напряжение хлынуло вниз по рукам, покидая тело волнами неконтролируемой дрожи. С мгновение она созерцала собственные раскрытые ладони и негнущиеся пальцы. Джон решил тактично удалиться, чтобы дать девушке время прийти в себя, и ей было невдомек, что в дверях комнаты он все же мельком обернулся, успев заметить, как она глубоко вздохнула, крепко сжав челюсти и стиснув кулаки.       Стрелка настенных часов медленно подползала к одиннадцати.       * * *       Кэб остановился на ярко освещенной Агар-стрит. Вцепившись пальцами в ручку двери, Эстелла гипнотизировала взглядом широкое крыльцо и золотые буквы названия участка под треугольной крышей, поддерживаемой четырьмя колоннами.       Расплатившись с водителем, Джон вышел первым и, открыв дверь с ее стороны, подал девушке руку. Та машинально приняла ее, почти не удивившись — мужчина, похоже, был типичным английским джентльменом до мозга костей. Ступив на тротуар, Эстелла оправила длинные полы черного шерстяного пиджака, затейливо перепоясанного на талии мужским ремнем.       Протестовать оказалось бесполезно, да и старалась Эстелла, откровенно говоря, вполсилы: отогревшись в небольшой и — ей пришлось это признать — уютной квартире Джона, на свой впопыхах накинутый тонкий плащ она теперь смотрела с откровенной неприязнью. Предложенный им пиджак она приняла, но тот ожидаемо доставал девушке чуть не до колен и висел на ней как на вешалке. Собственное отражение в зеркале Эстеллу не особенно воодушевило — ни дать ни взять жертва катаклизма, образ, никак не вязавшийся с легендой о молодой троице, приехавшей в столицу на поиски красивой жизни. Джон, как назло выглядевший безупречно, несмотря на сероватую тень усталости на строгом лице, молча открыл перед девушкой верхний ящик комода темного дерева, любезно предоставив ей полный карт-бланш. Быстро оценив имеющийся у Джона арсенал галстуков, запонок, ремней и шелковых платков, Эстелла проигнорировала первые, скользнула наметанным взглядом по вторым, а затем довольно скоро соорудила из превосходного мужского пиджака не менее превосходное полупальто под пояс. Ремень, разумеется, оказался для нее слишком велик, и она, недолго думая, закрутила его сложным узлом, оставив длинный конец свободно свисать вниз. Повязанный на шею черный платок удачно скрыл ворот простой домашней футболки. Признаваться в этом не хотелось даже самой себе, но одобрительный взгляд Джона довольно ощутимо потешил ее дизайнерское самолюбие.       На короткое время ей даже удалось забыть, где она находится и с какой целью приводит себя в порядок, обряжаясь в чужие вещи. Выработанные за годы рефлексы сбоев не давали: пока она занималась тем, что умеет лучше всего, мысли волей-неволей становились на место.       Но реальности на ее чувства и мысли было плевать: теперь Эстелла стояла под золотыми буквами, сжимая в пальцах ручки бумажного пакета с логотипом недешевого бренда. Пакет она выпросила у Джона в качестве бонуса по двум причинам: во-первых, для полноты образа, а во-вторых — ей нужно было куда-то сунуть свой плащ. Легкая ноша странно оттягивала руки, а армейские ботинки, похоже, налились свинцом, а то и попросту прилипли к блестящему черному асфальту. В любом случае, шагнуть вперед, к дверям участка, отчего-то никак не получалось.       Внезапно на плечо легла чужая рука — всего на мгновение, — заставив ее вскинуть голову и встретиться взглядом со своим спутником.       — Не волнуйтесь, Эмма. Вы делали это уже сотню раз.       Играла роль — разумеется, именно это он хотел сказать.       — Я не волнуюсь, — выдохнула она, прекрасно понимая, что он чувствует ее ложь за версту. Оставалось надеяться, что не почувствуют другие. — Давайте покончим с этим поскорее.       Джон кивнул и открыл перед ней дверь — чертовы джентльменские повадки шлейфом тянулись за ним вместе с прохладными нотками дорогого одеколона. Юркнув внутрь, Эстелла поспешно посторонилась, пропуская мужчину вперед. Идти первой ей не хотелось категорически. Даже ради братьев, которым она мысленно поклялась при встрече оторвать все, до чего сможет дотянуться.       — Чем могу помочь? — со своего места им навстречу поднялся молодой дежурный в черной форме.       — Добрый вечер, — Джон привычным жестом извлек из внутреннего кармана пиджака удостоверение и продемонстрировал его дежурному. — Мы к офицеру Стивену Элфорду.       Парень кивнул и обратил взгляд на Эстеллу. Та тут же выдавила из себя застенчивую улыбку: к счастью, роль требовала от нее приличной доли нервозности, с чем у девушки проблем в сложившейся ситуации не возникло.       — Ваши документы, леди?       — Я... — испуганно начала она, с виноватым видом похлопав свободной от пакета рукой по карманам, — видите ли...       — К сожалению, у мисс Мартин нет с собой документов, — пояснил Джон, спокойно глядя на дежурного. — Ситуация у нас — как бы сказать? — чрезвычайного характера. Офицер Элфорд в курсе, он нас ждет. Минут сорок назад я говорил с ним по телефону.       Парень — стажер, что ли? — явно растерялся, хоть и пытался не подать виду.       — Прошу прощения, но протокол...       — Джон, дружище!       Все трое синхронно обернулись. Хлопнув дверью, в коридор вышел высокий подтянутый мужчина в офицерской форме. У Эстеллы на мгновение поплыло перед глазами, и она мысленно приказала себе собраться.       — Здравствуй, Стивен, — сдержанно улыбнулся Джон, и мужчины обменялись рукопожатиями.       Дежурный хлопал глазами. Эстелла застенчиво переминалась с ноги на ногу.       — Эванс, вольно. Сядь уже. Это ко мне, — Элфорд мимоходом кивнул девушке в знак приветствия. — Идемте.       — Простите, — елейно прошелестела Эстелла, бросив быстрый взгляд на дежурного и виновато вжав голову в плечи.       Тот не ответил. Семеня по начищенной до блеска плитке вслед за Джоном и Элфордом, Эстелла мысленно поморщилась и подумала, что на месте упомянутого Эванса точно покрутила бы пальцем у виска.       Кабинет у Стивена Элфорда был большой и светлый. Присев на край своего рабочего стола, офицер кивнул на пару стульев, но Джон и Эстелла остались стоять.       — Значит, вы и есть Эмма? — довольно приветливо начал Элфорд, обернувшись к девушке. Он был, пожалуй, постарше Джона, на вид ему можно было дать около пятидесяти.       Эстелла вдохнула поглубже.       — Да, сэр. То есть, офицер. Эмма Мартин, — она старалась не переигрывать и запинаться не слишком часто, чтобы не сойти совсем уж за дурочку. — Мы с братьями... мы из Манчестера.       — Эмма — дизайнер одежды, — с легкой улыбкой добавил Джон. — Молодой, но весьма перспективный.       — Не преувеличивайте, Джон, — пробормотала девушка, шмыгнув носом. Элфорд внимательно слушал и не перебивал.— Так вот, мы приехали буквально на несколько дней. Ну, знаете, погулять, город посмотреть. Я планирую искать здесь работу, — на долю секунды ее глаза встретились с глазами Джона. — В Манчестере с этим вообще беда.       — Скажите, Эмма, вы были вместе с братьями на Карнаби-стрит, когда все произошло?       Эстелла помотала головой.       — Я была дома, — офицер приподнял бровь, и она уточнила: — На съемной квартире, в смысле. Они ушли на Карнаби вдвоем. Обещали вернуться часов в восемь или девять. Я прождала до десяти.       — И отправились на поиски?       — Разумеется! — возмутиться получилось совершенно искренне. — Думала, что найду этих обормотов в каком-нибудь баре. Дорвались до свободы, мать их...       Элфорд с усмешкой покачал головой.       — Ну, в баре эти двое точно были.       — Что вы имеете в виду? — мгновенно напряглась Эстелла.       — То и имею, Эмма, — хмыкнул офицер. — Сами сейчас увидите. Но у меня к вам другой вопрос... — он посмотрел ей прямо в глаза, и она выдержала его взгляд. — Простите, но... как вы поняли, что витрину разбили именно ваши братья, если вас там не было? Уже были прецеденты?       От такой постановки вопроса Эстелла едва не прикусила язык. Действительно, черт побери, почему? Но на размышления времени не было — пришлось импровизировать.       — В том-то и дело, что нет, — здесь она даже не соврала. — Они придурки те еще, но до уличного хулиганства никогда не доходило, — обычно они действуют куда осторожнее, но об этом офицеру знать не следовало. — Уверена, это какая-то глупая, чудовищная случайность. Они бы никогда... — тут она вспомнила о том, что следует придерживаться легенды, — да отец бы им бошки снес за подобное, и плевать, что они давно уже не подростки!       Джон, все это время с невозмутимым видом стоявший по левую руку от Эстеллы, решил вмешаться.       — Стивен, проводи уже девушку к ним. Пусть она хотя бы убедится, что это действительно ее браться. С формальностями разберемся потом.       Она невольно взглянула на него с благодарностью. Неспешный Элфорд начинал ее раздражать, и Эстелла уже раздумывала, нельзя ли без особых последствий для себя и парней прикрикнуть на него и с извиняющимся видом тут же списать все на нервы. Во всяком случае, неправдой это не было бы точно.       — Что ж, мисс Мартин, — не стал возражать офицер. — Прошу за мной. Но хочу предупредить: для юных леди камеры предварительного заключения — не самое приятное место, — при этих его словах Эстелла мысленно поежилась: звучали они, как ни крути, весьма двусмысленно.       Джон вздохнул и потер костяшкой указательного пальца между бровей.       — Прекрати, Стивен. Девушка и так с ума сходит весь вечер, не пугай ее еще больше, — он бросил на Эстеллу короткий ободряющий взгляд. — Прибежала ко мне белее смерти. Я не знал, что и думать.       Все трое вышли из кабинета. Элфорд запер дверь и повел посетителей дальше по коридору.       — Джон говорит, вы дочь его приятеля, Эмма?       — Так и есть, — кивнула Эстелла, понимая, что офицер ее не видит: взглядом она буравила его широкую спину. — Правда, мы с Джоном почти не знакомы. Так, видела его пару раз. Еще в детстве, — на этих словах голос чуть не подвел ее. О, знал бы Джон, что она не лжет! — Но папа сказал в случае чего обращаться за помощью к нему. Больше знакомых в Лондоне у нас нет. Сказать по правде, — она искоса посмотрела на шедшего рядом мужчину, — я надеялась, что не придется его беспокоить.       — Вы правильно сделали, Эмма, — Элфорд отпирал ключом металлическую дверь в другой отсек. — Молодые люди отказались говорить, кто может за них поручиться. Как я теперь понимаю, не хотели, чтобы об этом инциденте узнал ваш отец.       Эстелла красноречиво посмотрела на Джона, воспользовавшись тем, что офицер был занят дверью.       — Надеюсь, и не узнает.       Джон коротко кивнул ей, пропуская девушку вслед за Элфордом и входя в отсек последним.       По обеим сторонам тянулись решетки камер предварительного заключения — преимущественно пустых. Сжимая в ледяных пальцах ручки пакета и борясь со спазмом в горле, Эстелла семенила за Стивеном Элфордом. Наконец тот остановился напротив одной из камер и обернулся к девушке. Она медленно подошла к нему и повернула голову.       — О-о, — раздавшийся из камеры совершенно незнакомый голос, обладатель которого явно был нетрезв, отразился от стен. — Привет, красавица. А тебя за что замели?