***
Я помню, как проходил болевой шок. Помню, как думал, что могу умереть от него. Или от ножа этой суки. Как ты посмела влезть? Нет, я люблю людей, но и злюсь на них, когда они вот так в корне рушат мои планы на Вальгаллу... Когда посягают на моего монстра - теперь недоступного. Как я хочу больше не вспоминать ни ту ночь, ни твою дурацкую пьяную выходку и постыдное домогательство в переулке! Господи, ты на пару раз показался в другом амплуа и уже разрушил тот образ, который я строил столько лет. Я упростил тебя до тупого животного с невероятными инстинктами. Старался не думать, что ты можешь не просто существовать, а жить так, как живут остальные люди. Хотя и видел, как ты улыбаешься – было время, когда я отчаянно хотел узнать о тебе как можно больше. Ты был самым удивительным из людей, самым неуправляемым и непредсказуемым. И я наблюдал – через других людей, с крыши напротив твоей квартиры, с высоты крыш, пока ветер не успевал донести до тебя мой запах. Я настолько особенный для тебя? Ты не представляешь, как это льстило. И пугало, потому что быть объектом внимания такого создания страшно. Просто ты настолько не вписывался в мое представление человечества, что я не мог не назвать тебя монстром. На тебя не действуют обычные приемы, ты странным образом чуешь ложь и плевать хотел на социальные устои, подчиняясь только своим собственным заповедям. И иногда - друзей. Ох как я злился тогда, что они способны управлять этим чудовищем, просто попросив, а я - как ни старался - нет. Ты рушил столько моих планов одним своим существованием, что наверняка и не догадываешься. Это было естественным. Но я поставил на твою ненависть ко мне - и все равно проиграл. Нет, не в ненависти, а в твоей способности находить друзей. Или кем там эта русская тебе приходится. Надо было попытаться влюбить тебя в себя, признаться в чувствах попрохладнее нашей ненависти. Не сбегать тогда в переулке, переспать с монстром. Я бы просыпался с тобой по утрам и варил кофе на двоих, снисходительно делая для тебя из хорошего кофе сладкую молочную бурду. Привыкал бы к горечи сигарет, потому что целоваться с тобой стоит того, спорил бы о вкусах в кино, читал вслух, слушал твой хриплый голос по утрам. Я мог бы гладить тебя по волосам и говорить, что ты не монстр. Я знаю, как ты этого боишься, и потому ситуация всегда забавляла. Потому что ты почти святой по сравнению с большинством других людей. Да, у тебя правда звериные повадки и проблемы с гневом. Да, у тебя слишком устойчивая самооценка и психика в целом. Да, ты слишком сильный для человека – и я сейчас не про физическую способность гнуть дорожные знаки. Ты психологически сильнее всего, что я могу представить, и именно поэтому настолько неуправляем. Это вне моей юрисдикции. Возможно, если бы я поставил цель приручить монстра, ты бы разрушил и этот мой план. И вот тогда мы бы оказались в Вальгалле, а оттуда уже некуда деться. Ты спросишь, почему я так и не поступил? Неужели я додумался до этого только сейчас? Не совсем. Если честно, я испугался, хотя даже сейчас признаюсь в этом со скрипом. Мне стало страшно, что я не справлюсь и разгляжу в тебе человека. Кого-то намного лучшего, чем я сам. Кого-то достаточно сильного, чтобы разбить мне сердце. Что ж, это очень по-человечески, не находишь? Я скучаю по нашим стычкам, потому что это вошло в привычку. Точно так же я мог бы привыкнуть к тому, чтобы просыпаться с тобой по утрам и ловить тот самый теплый взгляд. Я видел, как ты смотрел на Ворону в нашу последнюю встречу. Я отчаянно не хочу, чтобы ты смотрел так на меня. Уж лучше ненависть. Мне не дает покоя тот случай в темной подворотне. Вот чем ты думал? Явно не членом, я так и не понял, возбудился ли ты сам. Так растерялся, что не помню большей части деталей, на которые взял за правило обращать внимание. Беспомощный, как надетая на булавку бабочка. Еще трепыхается, но все бесполезно. Мне тогда казалось, что я умер, как то самое насекомое. И так и не возродился. Потому что с того момента разрушился твой однозначный образ, и я начал сомневаться в плане с Вальгаллой. Вдруг именно это все и погубило? Ты ведь обладаешь нечеловеческим чутьем. Господи, я не хочу умирать, но так устал от этих кошмаров, от невозможности ходить и от вечной боли в ногах. Я так вымотан операциями, долгим восстановлением и новым окружением, что готов начать пить таблеточки для поднятия настроения. Я готов выть волком на луну или позвонить тебе, чтобы попросить добить. С того момента, как эта шальная мысль впервые взбрела мне в голову, с каждым днем все сложнее от нее отмахнуться. Я знаю твой номер. Я знаю, где сейчас лежит телефон. Я так хочу позвонить, будто это что-то решит. Но я верю, что это все слабое тело - да, временно пошатнувшаяся психика, просто уставшее сознание. Вымотанность. Я осознаю, что это лишь физические отражения всего произошедшего. Но что делать, если хочется влезть в петлю, а ты даже на табуретку залезть не способен?***
Я просыпаюсь среди ночи, стараясь убедить себя, что страх и боль – лишь продукт уставшего воображения. Что это не я. Что мне нечего бояться и не от чего плакать. Но не могу успокоиться. Телефон в темноте загорается оповещением «Заряд 100%». А я уже больше не могу терпеть. И дело не в тебе, просто я хочу хоть как-нибудь все это прекратить, но даже не понимаю, что именно. Если бы бог существовал, он бы знал, что будь рядом со мной вместо телефона метамфетамин, я бы стал наркоманом не задумываясь. Так что то, что я звоню Шизуо в четвертом часу утра – просто слабость. И ничего личного. Болезненно яркий экран и громкие гудки. Нет ответа. Я набираю снова, потому что от мысли, что вот-вот все закончится, становится лучше. В трубке раздается недовольный разбуженный голос: - Алло. Алло? Кто это? Эй! – А я понимаю, что соскучился, и снова начинаю плакать. Это все осталось в прошлом, лучшая часть Шизуо с уморительными погонями невозвратно утеряна, и этот знакомый голос будто приоткрывает все то, что я оставил позади. Всех знакомых, мечты о Вальгалле, всю прошлую жизнь. Жизнь без боли и необходимости в инвалидном кресле. Я сбрасываю, чтобы ты не слышал, как плач переходит в рыдания. Я лежу в темноте, задыхаясь от жалости к себе. От отвращения к тому, во что превратило меня одно поражение и долгие дни нескончаемой боли. Это выматывает, знаешь? Осознание собственной слабости и непрекращающаяся, непрекращающаяся боль. Я переношу плохую погоду теперь еще тяжелее, потому что начинает ломить кости, и от этого никуда не деться. Я вообще будто заперт в клетке, называемой моим поломанным телом. Калека. Ты знаешь, раньше мои ноги несли меня на крыши, когда становилось тоскливо, а теперь я не могу ими даже пошевелить. Я уверен, что если ампутирую, они продолжат болеть. Ты перезваниваешь. - Изая? – Как ты узнал? Этот номер не знает ни Шинра, ни даже девочки. Неужели хваленое чутье? Или просто привычка винить меня во всем непонятном и раздражающем. Вроде звонка посреди ночи. – Эй, блоха! Изая! Где ты? – Улыбаюсь в темноту. - Добить решил, Шизу-чан? Ты сбросил? Потому что я не слышу даже дыхания, а пауза затягивается. - Сам решу. – Ишь ты какой. Привычно хмурый, но слишком спокойный. - Где ты, мать твою?! – Ан нет, показалось. Ты просто еще не проснулся. - Далеко. – И это грустно, потому что раньше мне казалось, что далеко – это от Икебукуро до Синдзюку, а теперь это все кажется одним клочком земли. - Я разберусь, где это, если ты скажешь адрес! – Что-то шумит на фоне. Ты что, собираешься? - Шизуо, я не ранен. Все в порядке. – Внезапно накатывает усталость. - Я спросил, где ты. – Твердый голос и шурашание из динамика. - Да какая нахрен разница?! - Голос срывается, выпадая в истеричные нотки, и я судорожно сжимаю одеяло. Что я буду делать, если ты приедешь? - Блоха. – Я буквально слышу, как ты хмуришься, но не могу разобрать интонацию. Обычно я скорее знаю, чего ожидать. А это больше по твоей части. - Что, монстр? – Я смеюсь впервые за несколько дней. Ну что тебе надо? - Приеду набить твою наглую рожу! Называй адрес. – Секунда. Удивленный стук сердца. Я диктую и сбрасываю звонок. Две минуты сорок секунд. Значит, это и правда было. Кажется, большую часть времени мы молчали. Метро не работает. Такси дорогое. Хотя, зная Шизуо, вряд ли его это волнует. Интересно, он снова в костюме бармена? И в синих очках? И плевать, что это глупо, что ты даже не работаешь барменом, что сейчас ночь, что не принято вот так вот срываться с места, чтобы увидеться с врагом. Плевать, что за спиной шушукаются, тайком делая фото и обсуждая в сети, какой ты горячий. И тут же – какой пугающий. Ты работаешь сборщиком долгов, и это не самая престижная профессия, хотя и хорошо оплачиваемая. Не круши ты все вокруг, мог бы жить очень даже зажиточно. Ты вообще думаешь об этом? Забавно, что тебя и так все устраивает - нет, не забавно. Ты живешь хорошо и уютно, и я хотел бы быть частью этого мира. Той частью, которая висит на фотографии рядом с семейными карточками. Той частью, которая варит утром кофе и добавляет в одну из кружек молоко. Той частью, где в ванной две щетки, а на подушке черные и белые волосы, будто они одна большая зебра. Зебра с раздвоением личности, если уж на то пошло. Я старался жить так, чтобы эти глупые мысли появлялись как можно реже. Чтобы на это не было ни времени, ни желания. Чтобы моя жизнь мне нравилась больше, чем дурацкие неосуществимые мечты. Он правда едет сюда? Когда я просыпаюсь, уже утро. Шизуо не приезжает.