КУХНЯ 7

      Солнышко немного пригревает, птицы, прилетевшие в свои родные края, поют, но никто из парней, к сожалению, или — к счастью, не слышит. Окна закрыты, а плотные шторы не позволяют попасть солнечному свету дальше подоконника.       Небольшая студия, где никогда, кажется, не бывало женской руки, погружена в сон, не обращая ни на что внимания. Да и обращать его не на что.       Оба, наверняка, сейчас видят какие-то сны, которые забудут сразу же после того, как откроют глаза. А пока — смотрят, наслаждаются.       Звук будильника раздаётся чересчур громко и неожиданно, так, что Глеб подскакивает, пока сердце отстукивает быстро-быстро, сразу же паникует, а Серафим спокойно отключает пугающую мелодию.       Как он додумался поставить на будильник звук «Внимание! Пожарная тревога…»? Этот вопрос волновал Глеба из раза в раз.       Серафим был жаворонком.       Глеб просыпался к одиннадцати (по возможности).       Он валится обратно на кровать и стягивает с Серафима одеяло, укутываясь, лишая хоть какой-то возможности укрыться ещё не остывшим.       Серафим гремит, роняя сначала телефон, потом кружку с водой, что всегда стояла на тумбочке рядом.       Глеб не выдерживает.       — Да спи, нахуй! — едва не кричит, поворачиваясь лицом к парню.       — Я выспался. — коротко отвечает Серафим и смотрит время на телефоне. Девять утра. Встаёт с кровати, чтобы взять тряпку и вытереть воду, что растекалась по полу небольшой лужицей.       Глеб раздражённо вздохнул и приподнялся на локтях, чтобы смотря в спину Серафима, выразить своё недовольство. Конечно же, повышенным тоном:       — Спи, нахуй, непонятно что-то? Проснусь и проверю, спишь ты или нет, понял, блять?       И снова улёгся набок, закидывая ногу на одеяло, что теперь было скомкано.       — Хорошо, что мы не встречаемся, — сказал Серафим, не боясь, что Глеб снова начнёт возмущаться. Вытер воду и лёг обратно.       Они ведь, действительно, не встречаются.       Конечно, когда Глеб напивается (почти каждый день), то он без конца топит Серафима в своей тактильности: поцелуях, объятиях. Один раз даже отсосал ему, методично и охуенно, но утром не вспомнил, а Серафим не спешил напоминать. Просто принимал каждые подобные выходки Глеба и никогда от них не отказывался.       На трезвую — ничего.       Глеб, кажется, когда проспится, становится самым асексуальным человеком на планете Земля. Кудрявое пропитое нечто насухую могло только крыть хуями.       А вот жить они стали вместе не очень давно. Наверное, с прошлой весны, когда поняли, что снимать одну студию на двоих — очень выгодно и очень классно. Кровать, правда, тоже одна была на двоих, но это уже мелочи. Они же друзья, че такого? //       Кирилл позвал Андрея на обед. Чья это была инициатива — непонятно, но теперь он сидел с поварами и посудомойщиками за одним столом, пока перед ним стояла тарелка Цезаря. Обычно с ними ещё обедала Деля, но сегодня она осталась с Ритой у Влада, который поил их кофе. Вероника вообще носила с собой в контейнере домашнюю еду, которую готовила сама.       — …Захожу, а он сидит в шапке из фольги, я ему грю: ты че, ебнулся? А он такой: да бля, чел, там в окно стучатся зелёные. Я ему говорю: белочки к тебе стучатся… — Кирилл заканчивал очередную историю под дружный смех.       А потом Серафим серьёзным голосом спросил:       — Ты случайно не с Глебом жил?       Кирилл не ответил, а все засмеялись. Все, кроме Глеба, конечно, который ударил Серафима в плечо и послал нахуй.       Кухня замолчала. Кушали. Андрей поглядывал на Федю, что сидел по правую руку от него. Шеф-повар выглядел весёлым после историй Кирилла, хотя обычно его лицо не выражало ничего. Глеб про него как-то сказал «ебало-кирпич», но тогда кирпич почти прилетел в его ебало.       — Андрей, — услышав, как шеф-повар обращается к нему, парень сразу поднял голову, вопросительно кивнув, — как там твои прописи?       — Отличные таблетки от бессонницы. Ровно через две страницы меня начинает вырубать.       — Пишешь всё ещё хуево. — констатировал Федя, и парень тяжело вздохнул.       — Иди нахуй. — мастерски выкрутился Андрей.       — Там занято тобой.       — Можешь сесть сверху. — вклинился Кирилл, обращаясь к Феде, за что сразу получил два недовольных взгляда и смех остальных.       — Ему будет больно на таком большом члене. — пробубнил Андрей и тут же отправил в рот очередную вилку с салатом.       — Андрей! — Федя толкнул парня, и тот едва не упал.       Игнатьев потянулся через весь стол, чтобы, как главный товарищ Феди, пожать руку Андрею.       Оставшийся приём пищи шеф-повар сверлил парня убийственным взглядом, поэтому Андрей постарался быстрее доесть, поблагодарить всех, особенно — Господа Бога, за этот чудесный обед, и, отправив тарелку в раковину, съебаться к Владу.       — У нас намечается новый шип? — спросил Дима, ехидно улыбаясь.       — А шипы́ тут причём? — Серафим непонимающе нахмурился, ожидая услышать объяснения шутки, что до него не дошла от слова «совсем»       — Шипперить — создавать любовные отношения, типа! — поспешил рассказать Нюберг и на ментальном уровне почувствовал, что сейчас ему может прилететь порция пиздюлей. — Пойду-ка посуду начну мыть, ага… //       Пока Деля с Ритой обслуживали немногочисленных посетителей, Андрей решил поболтать с Владом. Если обычно их разговоры не заходили дальше обсуждения приготовления кофе, книг, алкоголя и прочих обыденностей, то сегодня парень шёл к бармену с конкретной целью: шеф-повар.       Андрей, как и обычно это было все прошлые недели, прошмыгнул за стойку к Владу, ведь так было удобней шептаться.       — Влад, расскажи про Федю, пожалуйста, а? — попросил Андрей, складывая руки в жест мольбы.       — Я знаю не больше тебя. — не задумываясь, ответил бармен, а затем усмехнулся. — Ладно. Больше. Что именно тебя интересует?       — Всё, что вспомнишь.       Влад задумался над тем, зачем же Андрею понадобилось досье на «лучшего шеф-повара мира» (так его называли Вероника, Дарья и бухгалтерия, ибо считали это за самую настоящую правду. Остальные не спорили, но и не придерживались такой позиции.). В какой-то момент хотелось подъебать официанта, но Влад великодушно не стал.       — Ну, он работает здесь почти пять лет… Когда пришёл, ему было, наверное, как тебе. Сначала… — Андрей перебил, не дав договорить.       — Ему двадцать пять получается?       — Ага. Так вот, он сначала помощником был, как Кирилл щас. А потом шеф-повар на пенсию ушёл, и его назначили. Но это я со слов Вероники знаю. Сам-то два года здесь работаю.       Влад замолчал. Замолчал и Андрей. Задумался. Входная дверь распахнулась, и в ресторан вошли Никита и Саша. Оба в приподнятом настроении сразу направились к барной стойке. Так было каждый день. Даже устав после пар, старались оставаться бодрыми.       — Вла-а-д, привет! — поздоровалась Саша, пока Никита жал ему руку.       Было и так понятно, что им нужно сделать по чашке чая, поэтому Влад тут же приступил, перед этим спросив:       — Кушать не хотите?       Почему-то весь ресторан, в той или иной степени, ощущал особую ответственность за этих двух студентов. Всем они нравились. Даже Федя на день рождения подарил Саше коробку её любимых конфет, пачку сигарет и обнял, а Никиту пытался переманить на работу в кухне, но тот не поддавался: сложно совмещать с учёбой, если вообще возможно.       — Неа, Никит, ты будешь? — парень отрицательно покачал головой и, дождавшись свой чай, собирался пойти к своему рабочему месту, да только Саша потянула его обратно за руку, — Вместе пойдём.       Андрей продолжил допрос. //       История их знакомства была весьма обычной. Саша любила компании постарше, собственно, как и Никита, поэтому где-то в конце десятого класса они, находясь в такой компании, познакомились.       Оба, наверняка, помнят этот день. Март. День рождения общего друга, которого звали Вова. Он пытался подлить в колу Никиты алкоголь, что ни разу не получилось сделать, а Саша во всю хлебала Кровавую Мэри. Потом Никита разлил на неё газировку, и Вова поспешил их познакомить.       Завертелось.       У обоих — первая любовь.       Со вкусом тех самых неумелых поцелуев, невинных объятий и переживаний об экзаменах.       Справились хорошо. Поступили ведь в один университет. Саша съехала к Никите. Всё шло своим чередом.       Большего им, казалось бы, и не надо.       Они вместе такие сладкие, но не приторные.       Хотя… У Саши был грешок в виде тяги к поцелуям с Делей.       Но это не сейчас. Сейчас Саша утягивает Никиту за собой, чтобы повесить куртки и спокойно выпить чаю.       Она устраивается на диване и сербает. Никита садится рядом и улыбается. Чай ещё горячий, блин! Обжечься можно.       — Может, в парк после работы? — предлагает девушка, после чего снова делает глоток.       — Ночь же будет. А завтра даже не выходной. На пары надо…       Саша вздохнула несколько разочарованно. Ей до безумия хотелось прогуляться с Никитой по парку и целоваться с ним под луной, да только за несколько лет отношений ни разу не получилось.       Иногда Саша даже завидовала Андрею в том плане, что тот спокойно отказался от высшего образования. И почти не получил пиздюлей. Девушка уверена, что она бы так не смогла. Просто, либо Андрей был уверенней в себе, либо идея не хуйня (насчёт последнего она пыталась не сомневаться, потому что тик-ток с Викторией Складчиковой про высшее образование, которое имелось и у неё, и у таксиста, казался ей более, чем правдивым).       — О чем задумалась? — спросил Никита, отставляя полупустую кружку в сторону.       Саша дёрнулась, перестав тупить взгляд в пол, и постаралась улыбнуться. Получилось слегка вымученно.       — Да так… Завяжешь мне фартук?       Безусловно, она могла справиться сама, но ухаживания Никиты нравились. Нравилось, как он бережно и аккуратно завязывает в бантик пояс сзади, как любовно оглаживает плечи. Саше приходится чуть изогнуть шею, чтобы поцеловать Никиту, пока он обнимает.       Нужно приступать к работе. //       После окончания рабочего дня сегодня все как-то быстро разбежались. Серафим — не исключение, но, заметив, что Глеба нет рядом, заволновался. Ну, мало ли, да? Обошёл весь ресторан, заглянул в каждое доступное помещение, но никого не обнаружил. Только Юра одиноко натирал полы.       Серафим решил написать. Глеб ведь всегда быстро отвечает. Печатает простое «ты где?» и нервно ждёт ответ.       Ответ, который приходит через две минуты. Краткий, но не особо понятный, если бы был обращен к кому-то, кто не разбирается в Глебе.       «зв ресиоум»       Или не разбирается в пьяных людях.       К собственному счастью, у Серафима стопроцентное попадание. Движется в сторону чёрного выхода и просит Юру закрыть за ним.       Ещё тогда ведь заподозрил что-то неладное, когда Глеб в половину одиннадцатого молча ушёл из кухни. Наверняка, тогда и нашёл, что выпить. Нашёл, где выпить.       Серафим оказывается на улице и сразу видит Глеба. Тот с бутылкой водки сидит на клумбе (бедные строители, что заливали бетонные формы, наверное, и не думали, что их труды будут так нагло использовать не по назначению все, кому ни лень), печальный и пьяный. Это, конечно, не было новостью или чем-то новым, но расстраивало и самого Серафима.       Всё-таки не относится к нему, как к другу.       — Что-то случилось? — присаживается на с соседнюю клумбу, напротив.       — Заебался.       По этой причине он не просыхает больше недели. Что сделать, чтобы Глеб перестал заебываться, — Серафим не знал.       — Надо прекращать бухать. — сказал Серафим, как говорил это каждый раз, застав Глеба в таком состоянии.       — Зачем лишать себя последней радости в жизни? — тот печально усмехнулся и потянулся к пачке сигарет. — Что я буду делать тогда?       — Если единственное, что тебя веселит — бухло, то стоит к специалисту обратиться, не?       — Хуйня ваши специалисты. Я же не алкаш. Ещё закодироваться предложи, — сигаретный дым поднимался наверх, а Глеб вздрогнул, когда начинал подниматься ветер. Пришлось сделать быстрый глоток и прижать бутылку к себе покрепче.       Даже не закусывает, сука. Только хмурится теперь, пытаясь переждать, когда станет легче.       — Может, домой поедем? Я такси вызову. — предлагает Серафим, надеясь, что Глеб согласится.       Но Глеб не соглашается.       — Меня там стены жрут.       — А тут лучше? — Серафим встаёт с клумбы и делает шаг вперёд. Ещё один. Пока не становится рядом с Глебом. Только сейчас видит: по щекам две дорожки бегут, скоро с линии челюсти капнут на руки.       Становится не по себе.       Серафим вытирает слёзы с лица парня. Обнимает его, прижимая кудрявую голову к своей груди.       — Мне только на том свете лучше будет, Сим.