В упор

— Блядский Лафиз, — пропыхтел Соуп, короткой перебежкой добравшись до ангара и вжавшись плечом в плотную металлическую поверхность. — Не мог, что ли, поближе к базе развернуться, нам отсюда пиздячить час. — Бедняжечка, — ехидно посочувствовал Гас; его голос чуточку прерывался и сбоил, хотя между ними был один только этот ангар, видимо, что-то глушило сигнал (что само по себе ничего пока не значило, но заставляло заранее напрячься). — Обязательно оставь ему плохой отзыв в Гугл картах. — Да я его разъебу, — торжественно поклялся Соуп и врубил тепловизор. Двумя белыми точками чуть поодаль могли быть только Гоуст и Гас — мини-команда, обходящая ангар с другой стороны, чтобы отрезать Лафизу пути к отступлению. — Дружище, — а вот и Роуч, хлопнувший его по плечу, — у нас миссия, а не съёмки любительского порно. Послышались смешки, приглушённые, но явственные. Следом за ними — едва слышный треск помех. И спокойный голос Прайса: — Уорм заканчивает. Минутная готовность. План вам ясен. — Да, сэр, — нестройно откликнулось четыре голоса. И Соуп, конечно, не преминул ляпнуть в рацию: — Эй, элти, посоревнуемся, кто больше целей прихлопнет? Как если бы всё между ними было по-прежнему; как если бы расстановка ролей не изменилась, и они всё ещё соответствовали схеме «доёбывающийся клоун — едва его терпящий кусок льда». — МакТавиш, — сухо уронил Гоуст: ровно тем предупреждающим тоном, который и был нужен. — Вечно МакТавиш да МакТавиш, — пробормотал Соуп; он испытывал странную, нелепую, необъяснимую потребность убедиться, что они могли вести себя как обычно, что всё оставалось как было — хотя бы и на словах. — Мог бы и понежнее. — Парни, может, вам уединиться? — загоготал в наушнике Гас. — Пошёл ты, — беззлобно буркнул Соуп, временно отключаясь от канала связи. Выдержал насмешливый взгляд Роуча. Проверил обойму. Обменялся с вышеозначенным Роучем кивками. Задача предстояла нетрудная — по сути, ликвидировать возможных часовых, захватить Лафиза, оценить масштабы пиздеца, выиграть Прайсу и Уорму, которые заложат взрывчатку, время. Делов-то. До рассвета управятся — и гудбай, Пакистан. Но на душе всё равно было неспокойно, что-то вроде дурного предчувствия или… Или сожаления, что Гоуст не с тобой, да, Джонни? На команды их разбил Прайс. Сам определил, кто с кем напарничает и какую часть миссии берёт на себя. Так что Гоуст оказался с Гасом, а Соуп — с Роучем. Случается. Одних и тех же бойцов не принято постоянно ставить на позицию вместе, иначе они рискуют привыкнуть взаимодействовать друг с другом и окажутся не так эффективны с любым другим партнёром. Соуп всё это понимал. Но что, если Прайс знал больше, чем демонстрировал? Что, если он намеренно развёл их по разным парам? Мог ли он быть в курсе о том, что Соуп испытывал к Гоусту? Или о том, что произошло между ними в подвале? Или об инциденте в ванной? Ты бредишь, возразил он самому себе, это просто невозможно, Гоуст не стал бы делиться с ним подробностями о случившемся в плену, а в тот вечер все были пьяны. Никто ничего не понял. Никто ни о чём не догадался. Никто не… — Приготовиться, — выплюнул Гоуст далёким шумом в наушнике. — Вперёд. Роуч, последнюю пару минут возившийся с детонатором, отскочил от двери ангара. Раздался хлопок, затем — треск, они ворвались в помещение в клубах дыма, Соуп кинул светошумовую, послышались крики и выстрелы, ну, поехали, они с Роучем кинулись к ближайшему укрытию с пушками наперевес, притулились за огромным ящиком. — Доложите обстановку, — ожил на канале связи Прайс. — Мы внутри, — отчитался Соуп, высунувшись и пустив пару залпов наугад в завесу ещё не осевшего дыма, — противник вооружён, но непохоже, чтобы они были готовы к нашему… ах ты ж блядь! Едва успел спрятаться за ящик: прямо над его макушкой пронеслась пуля. Роуч тоже высунулся на мгновение, пальнул, судя по сдавленному вскрику, угодил в цель. — Не проебите Лафиза, — сурово уронил Прайс. — Да тут как бы… нихрена не видно, кэп, — пропыхтел в наушнике Гас. Потом, видимо, отвечая на реплику, которая до рации не донеслась, приглушённо пробормотал: — Ага, давай, Гоуст. Я прикрою. Соуп хотел спросить, что там у них замышлялось и зачем было прикрывать Гоуста, но не успел — по ним снова открыли огонь, изрешеченный пулями ящик опасно накренился, Соуп выругался, оттолкнул Роуча в сторону, к полуразобранному вертолёту, сам рванул следом, отстреливаясь на бегу. Туман спал; теперь он видел противников — не меньше четырёх с их стороны, — слышал их выкрики на незнакомом языке, череду выстрелов, и привычный азарт схватки уже вскружил ему голову. — Твой слева! — проорал Соуп Роучу и, распластавшись плашмя под вертолётом, снял пулей в ногу крайнего справа бойца. Правда, тут же пришлось передислоцироваться, перекатиться: ещё немного, и его зацепило бы ответной очередью. Уроды, может, и были дезориентированы их атакой, но определённо не являлись дилетантами, взявшими в руки калаши только чтобы припугнуть возможных воришек. Не-е-ет, Лафиз. Гражданской авиацией тут и не пахнет. Соуп приподнялся на локтях, прицелился, но его взгляд против собственной воли прилип на мгновение не к скрывшемуся за грудой запчастей противнику, а к массивной широкоплечей фигуре, взбегающей по лестнице на импровизированный второй этаж под перекрёстным огнём; Гоуст. Какого хрена делает Гас, где прикрытие?! — Всем оставаться на позициях! — громыхнул Прайс. Рядом с ним просвистела очередная пуля, и Роуч, угодивший стрелявшему в плечо, заорал: — Ты совсем больной?! Не спи! Да пошло оно. — Я на второй! — рявкнул Соуп в ответ, вскочив на ноги и вильнув вправо, раненый противник попытался взять его на мушку, высунувшись из укрытия, но Соуп успел первым: пуля вошла в грудь, тёмная фигура покачнулась и рухнула наземь, так тебя, съел, ублюдок? По лестнице он практически взлетел: вслед ему стреляли, пару раз он реально был близок к тому, чтобы заполучить лишнюю дырку, но обошлось — то ли просто повезло, то ли Роуч прикрыл. Здесь был узкий балкончик с металлической изгородью. Что дерьмово — по сути, никакой защиты, он метнулся вправо, едва не напоролся на очередь, метнулся влево, к бочкам, приник лопатками к ледяной жестяной поверхности одной из них. Отдышался. Высунулся из-за бочки — и тут же дёрнулся обратно: теперь по нему прилетело откуда-то со стороны, со второго этажа, значит, бойцы были и тут, значит, Гоуст правильно сделал, что поднялся сюда, значит… — Элти? — тихонько позвал он, втиснув наушник в ухо почти до боли, но ответа, разумеется, не добился — только тяжёлое дыхание, как если бы Гоуст… Ну нет. Нет, он не был ранен. Это же, мать его, лейтенант Райли. Соуп не успел ни успокоить себя этим, ни растревожиться сильнее — со стороны противоположной части второго этажа раздались выстрелы, он подобрался, снял противника в нескольких футах от себя, осторожно, короткими перебежками от укрытия до укрытия, двинулся дальше, к распахнутой двери, за которой, судя по звукам, Гоуст методично расправлялся с одним соперником за другим. Добрался. Прижался, задыхаясь, к дверному косяку, осторожно заглянул внутрь. И замер. Гоуст, похоже, разобрался и без его помощи. Первым делом Соуп напоролся на его широкую спину в бронежилете, дальше взгляд сполз на крепкую задницу, дрогнул, поднялся выше. Гоуст удерживал на мушке черноволосого мужчину с окровавленным лицом; тот сжимал в руках дробовик и, судя по всему, сдаваться в плен живым не планировал. Дуло было направлено в аккурат Гоусту в грудь. Расклад был очевиден: вопрос скорости, если Гоуст запоздает хотя бы на тысячную долю секунды, если обмудок успеет нажать на курок… Такой калибр с такого расстояния? Без шансов. Соуп спрятался обратно. Пока его не заметили, значит, у него было небольшое преимущество; но Лафиз определённо заметит ещё одну пушку в дверном проёме. С-сука. Если только… если только ты не отвлечёшь его чем-то, элти. И Гоуст — хвала небесам — отвлёк. — Повторяю ещё раз, — выплюнул он. — Положи. Оружие. Он звучал равнодушно. Лафиз, голос которого оказался высоким и визгливым, — напротив, нервно. — Чтобы ты или кто-то из твоих дружков тут же пришил меня?! — выпалил он. — Ещё чего! Сраные америкашки, я ничего не сделал, я… Сейчас. Это заняло долю мгновения: броситься вправо, прицелиться, угодить выстрелом в правую руку, так, чтобы Лафиз вскрикнул от боли и выронил дробовик. Ухмыльнуться: — Вообще-то он британец, приятель. Дальше сработал Гоуст — метнулся к Фарруху, вырубил, наверное, с одного удара, Соуп не понял, сложно было уследить за рефлексами и скоростью этого человека; человека, развернувшегося к нему — лицо к маске с черепом — и сухо проговорившего: — Ты ослушался приказа. — И? — хрипло уточнил Соуп, облизывая губы. — Заложишь меня кэпу? Я буквально пошёл за тобой, чтобы прикрыть твою задницу, элти. Тот сощурился, как если бы взвешивал эту вероятность. Зачем-то шагнул к нему — и тут же отпрянул, будто это движение было неосознанным, необдуманным, неконтролируемым. Соуп потянулся следом, а всё уже прекратилось: и этот порыв, и возможная близость, и… И — что? Гоуст покачал головой. Прислушался к чему-то — судя по тишине внизу, там перестрелка тоже завершилась. Потом поднёс рацию к губам — к той части черепа, что имитировала челюсть, — негромко произнёс: — Объект взят. — Отлично, — ответил спустя пару мгновений Прайс. — Взрывчатка заложена. Валите оттуда, парни. У вас девяносто секунд. Гоуст с Соупом переглянулись, синхронно отозвались: — Так точно. Подхватили бессознательного Лафиза под руки, потащили, мудила был высоким, его ботинки волочились по полу, слегка подтормаживая, но спуститься по лестнице всё равно удалось без затруднений. — Весит как мешок с говном, — пропыхтел Соуп и слабо дёрнулся: их с Гоустом руки случайно встретились, и это было волнующе, будто между ними не висел мёртвым грузом преступник. Такая себе полевая романтика. Гоуст не ответил, а маска не позволила увидеть выражения его лица; Соуп удовольствовался этой малостью — забывающимся, стирающимся из тактильной памяти ощущением соприкосновения кожи. На первом к ним присоединились Гас и Роуч. Что-то было не так — теперь это стало ясно: у Гаса было бескровное белое лицо, он тяжело опирался на Роуча, и тот, поймав встревоженный взгляд Соупа, покачал головой: — Зацепило. Жить будет. Шевелитесь, ну! Едва успели — в тот момент, когда две их отягощённые грузом мини-группы оказались снаружи, у них оставалось не больше пары мгновений. Они только и успели, что пробежать пару футов, когда… — Ложись! — зычно приказал Гоуст и первым припал к песку, уронив бесчувственного Лафиза. Соуп последовал за ним, где-то сзади сдавленно выругался неудачно приземлившийся Роуч. А потом прогремел взрыв, дышать сразу стало нечем, волной горячего воздуха приложило по спинам, через мгновение Соуп попытался приподняться и оглянуться, но рука Гоуста сграбастала его за шиворот, зафиксировала, не позволив даже дёрнуться. Пару секунд они все не шевелились, пережидая отдачу после взрыва. Потом кто-то схватил Соупа за плечо, помог подняться, пальцы Гоуста разжались, ему тоже помогли встать на ноги, Прайс хрипло спросил: — Все целы? — Гас, — пропыхтел Роуч, пошатнувшийся, но всё же сумевший поднять его с колен. — Бедро задето. — Да пустяки, кэп, — вяло отбрехался Гас, но, взглянув на него теперь, снаружи, Соуп обнаружил огромное мокрое пятно, растянувшееся по всей штанине. На пустяки похоже не было. Видимо, пуля задела бедренную артерию. Слишком много крови. Судя по всему, та же мысль пришла в голову и Прайсу, который отрывисто приказал: — В вертолёт, живо. Уорм уже взваливал себе на плечи безвольную руку Лафиза. Гоуст молча приблизился к Роучу, подстраховал Гаса с другой стороны. Соуп ощутил себя одиноким. Глупо и по-детски. И ещё было в нём странное напряжение, как если бы короткий разговор, начавшийся там, на втором этаже, был ещё не закончен. …и интуиция его не обманула. Они уже благополучно добрались до базы и теперь сидели вдвоём на улице у палатки, часто и глубоко дыша раскалённым воздухом Пакистана, когда Гоуст еле слышно произнёс: — Ты нарушил приказ Прайса. Соуп утомлённо прикрыл глаза. Буркнул: — Чувак, ты это уже упоминал. Скажи что-то новень… — Не стоило, — перебил его Гоуст; он смотрел в сторону, маска белела в рассветных лучах предвестником смерти, — покидать позицию из-за меня. — Слушай, — рассердился Соуп, — любой сделал бы так на моём месте. Кэпа там не было. Кэп не видел, что ты лишился прикрытия. Может, вы все считаете, что, раз ты такой охренительный боец, можно посылать тебя в любую жопу в одиночку, но, как по мне, это ни хера не оправданный риск. Ты не бессмертен. И добавил мысленно, старательно игнорируя сухость во рту: я должен был сделать хоть что-то, элти. — Мне ничего не угрожало, — ровно произнёс Гоуст. — Я успел бы выстрелить раньше, чем он. — Да, конечно, — взбешённо ответил Соуп, — успел бы. Ты всегда успеваешь. Тебе не нужна была моя помощь. Тебе вообще ничья помощь не нужна. Лучше героически подохнуть, чем позволить себя защитить. Он чувствовал себя иррационально задетым и отвергнутым, и, похоже, Гоуст это тоже ощутил, потому что он пошевелился, а в следующее мгновение… Блядь. Колено Соупа нервно дёрнулось — и замерло под тяжестью чужой ладони. — Я просто прошу тебя не делать глупостей, — напряжённо проговорил Гоуст, по-прежнему не глядя на него. Он уже вернулся в палатку, а Соуп всё сидел на бревне снаружи, не шевелясь и, кажется, даже не дыша: всё в нём пульсировало, кожу там, где к ней прикоснулись чужие пальцы, жгло и покалывало даже через ткань. Что всё это значит, твою мать?