ожидание

Смех звенит хмельным златом и отзвуком ярой битвы. Этот смех захватывает всё и всех. Душа трепещет – это смех короля. Но чужого короля. Энкиду никогда бы не подумал, что у Карны может быть такое выражение лица. Такое счастливое. Не подумал бы, что его холодные глаза могут быть нежными, тонкие губы – тянуться в сладкой улыбке, а не гадкой усмешке. Он казался раньше куском угля, что утратил весь былой жар, но теперь его пламя вновь горит. Нет, даже не так – оказывается, гореть он никогда и не переставал. Нужен был только порыв ветра, чтобы раздуть пламя. Энкиду казалось, что они с Карной похожи, но вновь ошибся. И в самом деле, так жалко – не рождённое от женщины создание из холодной глины ищет похожих на себя. Таких же неприкаянных, несчастных сирот. Ищет, и не находит. «Я жалею лишь о том, что никто другой не поймёт твоего одиночества», - вот слова, которые он однажды сказал дорогому человеку. Как смешно, что теперь они обернулись против него, как проклятие. Кажется, Энкиду теперь единственный, кого не понимают в его одиночестве. Карна, в конце концов, оказался прав – во всём. И в своём ожидании. И в том, что Энкиду – глупец. Вместо яркого драгоценного смеха он почему-то выбирает стылое молчание. Вместо ласки и нежности – отводит взгляд. Вместо тёплых касаний – побег. Словно он не единственный равный Царю Героев, а какая-то…трусливая шавка. Карна ловит вдруг его полные зависти глаза. И вновь становится привычным собой на миг: с холодом на челе и гадостью на устах. Злорадствует. Многие считают, что крови у Энкиду нет, ведь он – кукла. Но эта кукла – произведение искусства, что подражает жизни лучше самой жизни. У него есть и сердце, которое бьется так часто, и кровь, которая закипает. Смотреть на этих двоих становится невозможно. Как они могут быть так радостны? Отчего их встреча так легка? Энкиду знает всё об их несчастном конце. Не Карна ли так наивно отказался от своего доспеха, не Карна ли из-за этого так бесславно проиграл, оставив своего царя в одиночестве? И не Дурьодхана ли отказался от мести за своего возлюбленного, не Дурьодхана ли хотел малодушно отдать победу в чужие руки? Эти двое стоят друг друга. И если так взглянуть, после смерти им не стоило бы даже смотреть друг другу в глаза. А они смотрят. Так влюбленно, так страстно. И жмутся друг к другу, словно еще не отгорела пора их жаркой юности. Словно не было никогда ни войны, ни обид, ни смерти. Энкиду всё это кажется таким мерзким. Но это чувство ему отлично знакомо. Это чувство заполняет всё его нутро каждую секунду. А имя ему – зависть. Развернуться и уйти – вот и всё, что следует сделать. Он и делает. Широкими шагами пинает воздух, стрелой чертит коридоры Халдеи. Едва не толкает кого-то и ему озадаченно глядят вслед. Это всё тако глупо. Так жалко, никчёмно. Никуда не годится. Гильгамеша найти совсем не трудно. Он громко говорит, медленно и царственно ходит. И, по своему обыкновению, торчит в баре. Иногда в компании иных царей, иногда в компании вина. Помогать Мастеру – очевидно, дело не царское. А когда ты слуга, то даже пивного живота не появится – вот как удобно! Но так или иначе, Энкиду никогда не ошибается в этом вопросе. Он всегда знает, где Гильгамеш и что он делает. Как знает это и Гильгамеш о своём единственном друге. И правда, это смешно до колик. Они так хорошо друг о друге знают, а стоит встретиться – разбегаются, как будто крабы. В баре никого больше нет. Только Эмия, несчастный, с видом невинного страдальца, трясёт шейкер для коктейлей. Ему явно не хочется расстраивать Мастера новыми стычками в Халдее, но как же постоянный клиент ему надоел. - Ты так много пьешь, - от пары слов душа уже готова расправить крылья. Как же Энкиду скучал по этому. По своей неприкрытой грубости. – Я начал замечать, что ты толстеешь. Скоро в доспехи влезать перестанешь. Гильгамеш, кажется, сперва и не понимает, что обращаются именно к нему. Но замешательство проходит быстро – хватает времени полёта одного сокровища, которое уже торчит из стены бара. Эмия пытается решить – он счастлив, что его избавили от Гильгамеша, или зол из-за назревающей драки. - Я так много пью, потому что делаю заказ для двоих, но мой друг никогда не приходит. Не пропадать же драгоценному вину, - их глаза наконец встречаются и больше не расстаются. – Но не ожидал, что услышу такие слова от человека, который выпил весь запас пива в моем дворце! - И теперь ты втайне стараешься меня перепить? Лязг металла и звон фантазмов звучит как смех. Нет музыки радостнее этой. А впрочем, есть – та, что звучит в покоях влюбленных по ночам.