***
Чья-то холодная рука поглаживала ее щеку, пока один сон хуже другого наслаивались друг на друга, закапывая ее в одном из окопов. Узлы и петли магических растяжек тянули за ноги вниз, прорезая ткань джинсов, кожу и сосуды. Гермиона пыталась выбраться наружу, хватаясь за обугленные до костей конечности и торчащие останки черных деревьев. Она наткнулась на бесформенную голову одного из пожирателей, громко закричав. По лицу текли слезы. Внезапно упала тьма. Сплетенная мертвыми пальцами бомба разорвалась на части, будто у кошмара выдернули чеку, отбросив в сторону тяжеловесный чугунный шарик. Она дернулась и открыла глаза. — Д-драко, — девушка перехватила руками мужское запястье, вжавшись в спинку кожаного дивана, — ты тут, — заключила она, сглотнув сухой комок в горле, стянувший глотательные мышцы в узел. В гостиной все еще были слышны равнодушные комментарии разразившегося снаружи дождя и трепещущий шепот сердца, приглушенный скрежет собственных зубов, который понемногу стал утихать, бессознательно доверившись человеку, стоявшему сейчас за ее спиной и протягивающему ниточку желанного успокоения. Гермиона развернулась лицом к Драко, бегая глазами по дрожащим за его спиной теням. Они двигались с места на место, намереваясь избежать света настенной лампы. Вытянутый, кривой огонек, неуклюже раскачивающий темноту. Он с осторожностью касался лица Драко в попытке расслабить заостренные черты. Сделать их почти уязвимыми. Всего на секунду. И она увидела в этом действии подтекст. Ключи. Подсказки. Как будто было уже поздно. Зло свершилось. — Ты дергалась во сне, — чуть помедлив, прервал ее размышления Драко, опустив руку к подбородку, — что там было? — нахмурившись, спросил он. Что там было? Гермиона коснулась его пальцев своими, сильнее прижав прохладную кожу к пылающему лицу. Слишком поспешно. И до невозможности отчаянно. Он ведь не даст ей вылететь через лобовое, когда ее занесет на повороте. — Земля, — прохрипела девушка, прокручивая в голове картинки развалин, под которыми лежало ее тело, обрывки Военного Пророка, падающие на голову, — кровь, взрывы, — продолжила перечислять Гермиона, хватаясь за исчезающий с языка сон, — смерть, — и остановилась. — Кикимер принесет тебе зелья, — его вторая рука легла на макушку ее головы, заставляя девушку дрожать, словно та намагничивалась от его прикосновений, — они помогут лучше спать. Никакой хитрости или подвоха. Одна лишь захваченная врасплох эгоистичная забота. Опрометчивое чувство, запутавшееся в сумерках, где по оплошности погасили пламя. — Тебе снятся сны? — спросила Гермиона, как будто этот вопрос мог чиркнуть кремнем зажигалки, рассыпав по земле быстро тающие искры. — Такие сны. — Мне нет, — его голос звучал спокойно и четко, так, чтобы она поняла, что он не шутит. Ведь в союзниках у Драко всегда были остро заточенные сюрикены, и если они не помогали, он добивал каленым железом. — Всем снятся сны, — девушка слабо пожала плечами, сплетая тонкие сети предсказуемых мыслей в одну из стен шелкового бастиона тревоги. Драко не считал, что был достоин быть человеком. Но кто из них имел право претендовать на это? — Таким, как я, они не снятся. Гермиона прикрыла глаза, нервно перебирая его пальцы. Его слова вновь начали разъедать ее грудную клетку. Это было жестоко — решиться обнаружить правду. Еще хуже: встретиться с ней, произнести вслух и так просто вылить на язык серную кислоту, протянув стакан с водой, чтобы запить. Она чувствовала, как через капилляры просачивался яд, выворачивая наизнанку уродливую привязанность. — От тебя пахнет алкоголем, — чуть строже заговорила девушка, быстро сменив тему разговора. — От тебя страхом, — его губы изогнулись в улыбке, совсем легкой, почти незаметной. Зыбкая, как границы, которые она стирала магическим ластиком, оставляя видимые дыры и завернувшиеся в кокон остатки грязных чертежей, — будем перечислять очевидные вещи? Приглушенный смешок отскочил рикошетом от его груди, ударив по затылку, вызвав кратковременное головокружение, усилившееся, когда Малфой прижал ее голову к своему животу, закрывшись рукой в ее волосы. Эта теплая волна, идущая от самых кончиков пальцев ног, поднималась выше, превращаясь в мурашки. — Драко, — почти безмолвно проговорила девушка, с горечью усмехнувшись, будто не имела на это права, и зачем-то добавила: — пить вредно, — вспомнив стакан с коричневой жидкостью в его руке. На кухне. Когда он впервые здесь появился. — Ты хуже, — Драко намотал на кулак ее волосы, с отчаянием хмыкнув. В груди что-то больно кольнуло. Это был тот вид отчаяния, который пахнет тлением среди развалин и пустоты. Драко был тем, кому шли вечные развалины. Остатки, ставшие его обрамлением. Что, если он изменился? До такой степени, что все, что она о нем знала, застряло в точке на прямой линии времени. У него ведь могли появиться новые привычки, увлечения. Все то, что у нее не исчезло за двадцать один день. И ей действительно стало страшно. Страшно оказаться той, кто не войдет в первый виток формирующейся в мозгу петли. И эти чересчур наглые мысли ее задели, изящно подцепив ручной механизм, пустив электрический импульс, автоматически отматывающий назад. — Совсем чуть-чуть, если ты об этом, — она почувствовала вибрации от его голоса на затылке и почему-то захотела уткнуться лицом в подушку и заплакать. Нет. Уткнуться в его рубашку и заплакать. Стать хрупкой и недолговечной причиной, чтобы смягчить коварное обстоятельство. — Есть другие способы отвлечься, — будничным тоном добавил Драко, и в этом предложении были слышны отзвуки озорства и настороженности, будто он балансировал на краю, прощупывал почву, выковал три гвоздя, а четвертый пытался остудить, залив холодной водой. — Какие? — боязливым шепотом, необдуманно спросила Гермиона, прикусив кончик своего языка за такую поспешность. Томиться на медленном огне было куда лучше, чем встать напротив оружейного дула. Она опять это сделала. — Почему ты ревнуешь? — в его голосе сквозила суровая серьезность, жесткая и мягкая одновременно. Так начинается долгожданная охота, в которой топятся ошибки и сомнения, притирки и легкомысленные поступки. И кажется, они начали с самого начала. — Почему ты мне врешь? Драко оттянул пальцем ее нижнюю губу, и она, воспользовавшись моментом, лизнула, дотронувшись до ногтя кончиком своего языка. Почти так же, как он сделал это в темнице. — Ты такая сука, — он толкнулся бедрами, чиркнув пряжкой ремня по кожаной спинке дивана, издав звук случайно упавшей на крышку игрового автомата фишки. — Ты говорил. Малфой наклонился к ней ближе. Его теплое дыхание согревало кожу, и Гермиона прикрыла глаза, сжав пальцы на своих ногах. Как же это было… приятно. Даже если потом придется подбирать осколки голыми руками. — Скажи мне, — и она правда почти задохнулась, рассыпалась оттого, что его губы коснулись ее шеи, — Грейнджер, — Драко прошелся языком по венке на шее, прикусив крошечную, пульсирующую точку под челюстью, — зачем ты здесь? Приятно. Подло. Неправильно. Так, словно эта смесь из несходств и разногласий заслуживала благородства всего человечества. Чертов контрапункт, не заслуживающий ничего.Месяц назад
— Подождите! — кричал ей в спину советник, не поспевая за ее быстрым шагом. — Мисс Грейнджер! Гермиона быстро шла по коридору на выход, связав свою решимость и выволочив ее из душной пыточной. Ее сломали ярко-красное пятно крови на деревянном трамплине и нависнувшая над головой пленника разбитая лампочка. Это даже не был истошный крик, на части разрывающий связки его горла. Не раздробленная кость, торчащая из бедра, или просьба о помощи. Просто. Внезапно разлетелась на части колба. И лампочка перестала гореть. — Мы не можем вернуться в министерство, пока не получим сведения от этого мальчишки, — задыхаясь, хрипит мужчина, в то время как в ушах стучит надоедливый голос: «Кто вы? Тот, кто нажимает на красную кнопку? Тот, кто приказывает ее нажать?» И голос шепчет: «Нет. Я хуже. Я просто наблюдатель», — как член комитета по военным преступлениям, вы обязаны снять показания, — бросает Ургус, не поспевая за ее шагом. Гермиону хватают за локоть, разворачивая к себе. Мальчишка. Одна мысль искажает предыдущую, не давая возможности переварить происходящее. Мальчишка, привязанный к стулу. Перед глазами сворачивается истина. Мальчишка, моливший о пощаде. — Сейчас же вернись, — с неизменным хладнокровием, не разжимая губ, произносит Грюм, сильнее сжимая ее локоть, — ты не можешь уйти. Гермиона пытается придать своему взгляду резкость, жестокость и по отражению в зрачках Аластора замечает трагическую несобранность. Ургус сползает по стене, вытирая блестящий от пота лоб салфеткой. Он переводит дыхание, сгорбившись, и хлопает себя по коленке. — А вы не можете пытать людей, — отступая, вторит девушка под неудержимым натиском профессора, не обращая внимания на его слова и продолжая смотреть на советника, поправляющего свое коричневое пальто, — вы видели этого ребенка? Именно ребенка. Ему нет и семнадцати! — Он разграбил наш лагерь и убил четверых солдат. Четверых! — Грюм трясет ее, наверное, думая, что это приведет ее в чувства. Вернет в реальность, где никому не важна мораль и нравственность. — Не знаешь, где мы? — его голос звучит как отступы трамбонов на прощальной панихиде, где, кажется, умерла борьба за справедливость. — Мы на войне, — он сплевывает на землю, вытирая плевок тростью. — Я обязана внести это в протокол! — не унимается девушка, брезгливо впиваясь взглядом в его стеклянный глаз. — Ты не понимаешь, о чем говоришь, — возмущается Грюм, не обращая внимания на запыхавшегося советника, — девочка, — презрительно бросает мужчина, еще раз сплевывая на землю. — Если Гарри узнает, он этого не одобрит, — с угрозой настаивает Гермиона, наконец высвобождая свою руку. Перед глазами крутятся лес и развалины. Лица Аластора и Ургуса. Она пытается взять себя в руки, но получается только слабое механическое движение в сторону главной площади. По центру лежат куски мраморного фонтана. Его разорвала очередная подложка. Магическая бомба с примесью чего-то химического. Гермиона помнит, что вода в нем была такого же цвета, как пальто советника. Грязная. Как тьма, нещадно кусающая ее плечи несколько лет. И когда девушка решила отогнать ее, дернув плечом, чернота уже вовсю прижималась к телу. Единственным выходом было уйти. Ретироваться. По крайней мере, к той черноте, к которой она привыкла.Наши дни
— Почему молчишь? — Драко оставил влажный поцелуй на щеке, проведя губами по виску, и опустил подбородок на голову, медленно вдыхая запах ее волос. — Ответь, — потребовал он достаточно невозмутимо, но не так, чтобы не понять, что это не просто просьба или интерес. Гермиона сжала сложенные руки своими бедрами, потупив взгляд. Она бы хотела уметь скрывать свои мысли и чувства так же ловко, как это делал Драко. Уметь прятать очевидные вещи так глубоко, чтобы никто не решился их обнаружить. — Мне просто, — еле слышно, чтобы последние три слова утонули или вовсе не были произнесены вслух, преобразовавшись в острый комочек в горле. Если он выберется наружу, то свершит над дней суд и вновь бросит в темницу, — мне просто… Нужен был ты. — Ясно, — громко цокнул Малфой, — ты струсила, — нетрудно было догадаться, какое у него было сейчас выражение лица. Ожесточенный взгляд. Еле видимая полоска на лбу. Непринужденность, проникающая в душу, уничтожая ее пушечными выстрелами и пулеметными очередями, — сбежала. И почему-то решила, что я приму тебя, даже если мы не виделись несколько лет, — выплюнул он, опустив руки. Струсила? Нет. Сбежала? Определенно. Вот точное слово, это было именно сбежать. В какой-то момент, когда ужас вышел из-под контроля, грязь и пыль заменили воздух, она упала со стула, зацепившись ногтями за зеленую подкладку игрального стола. Звук разлетающихся по полу фишек перекрывался раскатами смеха погибших солдат. И, вернувшись на место, Гермиона поняла, что все это время играла в карты без карт. — Но я не твой спасательный круг, — финальный штрих, резкий, как пощечина. По телу прошла холодная волна, стянувшая панику в желудке. Драко отстранился, засунув руки в карманы. — Тогда почему, — она всхлипнула, встретившись взглядами с собственным предательством, — почему я все еще здесь? — выкрикнула девушка, подскочив на ноги. На лице у Драко читалась явная угроза. Особо выразительная эмоция, когда он делал все, чтобы не подпустить ее к себе. Собственное распятие, запутавшееся в серых радужках его глаз. Суд быстрый и беспристрастный. От этого отчаяние сделалось густым и вязким, полностью ощутимым, ртутным. — Пошла ты, Грейнджер, — ровным голосом, не выражающим ничего, произнес Драко, впившись холодным взглядом в ее глаза. Если бы только она могла растопить этот ледяной блеск, избежав критической стадии обморожения. Он развернулся на носках, вновь решив оставить ее одну. Вернуть должок за то, что она уже один раз это сделала. Резкий поворот, как хлыстом по грудной клетке. Тени устрашающе съежились, в страхе запрыгивая внутрь жалкого огонька. Драко стоял к ней уже спиной, намереваясь уйти. — Стой, — дрожащим от слез голосом прошептала девушка, где слышался отзвук той самой обиды, которая каждый день и каждую ночь проскальзывала рядом. Она ухватилась за его локоть обеими руками, потянув на себя. Пусть это будет маленьким капризом ребёнка, у которого умер кролик и который надеется, что топот ног и пронзительный крик преградят дорогу костлявой, — не уходи, — по щекам потекли соленые слезы, смывая прозрачный отпечаток его ладони, — побудь здесь. Гермиона закусила губу, чтобы не всхлипнуть еще громче. Сейчас она ненавидела ее. Эту девушку, что выпотрошила внутренности с приходом весны. Она сделала это с ними. Война расчленила потребность нуждаться друг в друге, а потом коварно скормила это месиво им с чайной ложки. И когда они наелись, в теле вновь возродился голод. — Ладно, — ответил он, не сжав ее руку в ответ. …душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною.