Отрицательный выигрыш

Ровно сутки. Коснувшимся смерти дают ровно сутки. Тебя откачивают только после того, как ты принимаешь решение двигаться дальше. Сердце размышляет о том, стоит ли ему остановиться, пока секундная стрелка разрывает циферблат, растягивая время. Тик-так. Ты на прицеле у лучших снайперов, стреляющих наугад и не знающих пощады. Тик-так. Каково это, не иметь шанса умереть с торчащими из грудной клетки ребрами? — Драко, постой! Больше всего она ненавидела эту притаившуюся среди пыльных щелей каменных плит тишину. Гермиона сбегала по ступеням, рукой цепляясь за бетонный поручень, с силой размазывая бледные отпечатки своей нервозности по шершавым каплям, остаткам той неосторожно разлитой, вязкой жидкости, застывшей прежде, чем их разгладили. Именно благодаря им она давала себе кратковременную передышку, чтобы вернуться к идеально высеченной сквозной ране, настолько была выверена траектория этого удара, которая ощущалась почти физически, где-то между ребер. Третий этаж. Второй. Стук чужих каблуков, что чиркнули по полу, завернув за угол. Ее собственные, с каждым шагом выскабливающие скомканную линию вокруг губ. Покрасневшие от частых прикосновений грубой ткани блузки к чувствительным зонам уголки глаз, которые сейчас горели, словно их прижгли перцем чили. Она бы громко рассмеялась, покосившись на материю, которая, как она думала, должна была быть полностью атласной. Но сейчас этот кусочек легкой ткани колол кожу щек, делая их рельефными. — Драко, — отдышавшись, выкрикнула девушка ему в спину, не понимая, каким образом успела догнать Малфоя, схватить за локоть и ужаснуться, с какой холодной резкостью, почти расчетливой, он выдернул ее из дрожащей хватки, развернувшись к ней лицом, — мы должны поговорить, — Гермиона подавила очередной гортанный крик или всхлип, что-то из того, что говорило бы о ее ненависти к самой себе. Но потом. Позже. Когда она останется один на один со своим предательством. Она ведь обещала себе, что не станет. — Отвали, Грейнджер, — брезгливо процедил Драко, будто кто-то щелкнул по невидимому выключателю, спровоцировав кратковременное замыкание, и гриффиндорка отшатнулась, спрятав руку за спину, — никаких «мы» не было и не может быть. Я тебе уже все объяснил, — его лицо приняло тот вид холодности, который не шел в сравнение ни с одним из тех, с какими она встречалась лично. Эта несоизмеримая дистанция между ними становилась все более ощутимой, видимой. — Я не понимаю, — потухшим голосом пробормотала девушка, бросив взгляд на красного цвета пятно, забранное под пуговицу на манжете правой руки, — ты ведь… — Грейнджер, — цокнул Драко, скользнув по ней ироничным взглядом, слегка хмельным, — ты мне надоела. Это была всего лишь игра. Увлечение. И мне хватит, — закончил он с таким выражением, словно отказывался от дешевой выпивки. Гермиона царапнула кожу у запястья, будто бы этот жест мог помочь ей хоть как-то справиться с холодным оскалом, оставляющим очередной шрам в местах, которые скрывала одежда. Насмешка, с которой он ее разглядывал, посылала по телу стремительные реакции, почти на грани комы. И секунду она была готова сдать эти чувства в ломбард. На время. Если бы шанс их выкупа не равнялся ста процентам, на которые она больше не имела права претендовать. — Увлечение? — переспросила девушка, пытаясь найти в его глазах что-то. Хоть что-то. — Не говори так. Ты не можешь отпустить это. — Что отпустить? — Драко вскинул левую бровь, подчеркнув это «что», делая ответ еще более убедительным. — Мы ведь… — остановилась гриффиндорка, услышав очередной смешок в свою сторону. — Мы, — прыснул Драко, как будто она действительно шутила, все еще оставшись с ним один на один в библиотеке, на четвертом курсе. — Не смеши меня, Грейнджер. Перепихи в туалете для меня ничего не значат. Я тебе говорил об этом. Между нами ничего не может быть. — Драко, — она мотнула головой, скорее не для того, чтобы что-то отрицать, а чтобы смахнуть льющиеся по щекам слезы, — год не может исчезнуть вот так, — Гермиона хотела щелкнуть пальцами, в воображении у нее была четкая картинка того, как она делает это, разворачивается и уходит. Только если бы ей не было так больно, — по щелчку пальца, — чуть тише добавила девушка. — Грейнджер, — Малфой цокнул так, чтобы было слышно, пронзительно громко, этот звук натянутой тетивы. Она упадет замертво, — ты поставила не на того. И сгорела еще до старта. Прими это, — произнес он так, будто оправдывался. Так, будто в их возрасте слезы высыхают быстрее и это пройдет, как только она поменяет стол и крупье раздаст новые карты, спрятав помеченные под стол для более удобного момента, — и не таскайся, блять, за мной больше! Принимать боль, ровно как и раздавать ее — рискованно. Как ходить по краю пропасти, думая, что у тебя в запасе несколько жизней и даже если ты сорвешься, найдется способ, чтобы вернуться. Гермиона выдернула несколько белоснежных ворсинок из ковра, думая, что это поможет ей сосредоточиться, привести в порядок мысли, взвесить шансы. Ей нужно было не это, по крайней мере, не так. Героиня войны, член комитета по расследованию военных преступлений, и так позорно сбежала от войны. Она бы сказала то же самое о каждом, кто оставил линию фронта, будь ее реальность отпечатана на нескольких страницах газеты. Или звучала неразборчивым шуршанием бесстрастного голоса диктора из радиоприемника. Далеко, где крик обезумевших птиц не перебивает разорвавшиеся в небе заклинания. Но она знала, что происходило на поле боя. И как ловко смерть касается человеческого плеча, острым хвостом заклинания разрубая его пополам. Уйти — было одним из способов выжить. Оставить мораль где-то на отлете, в стороне от любых суждений. От самой себя. Даже если это нарушит космический порядок и орбита потеряет целостность, разорвавшись, как ржавая цепь. — Через несколько недель ты уедешь, — Драко обвил руками ее запястье, медленно, с осторожностью убрав ее руку, как будто она могла взорвать себя вместе с ним, сделай он одно неосторожное движение, — мой человек придет за тобой. — Куда я уеду? — Гермиона перелезла через спинку дивана, встав напротив Малфоя. Он нахмурился, явно недовольный тем, что она сокращала между ними расстояние. Это было видно по тому блеску в глазах, где плескалась ласковая суровость на острой окантовке его зрачков. — В безопасное место, — произнес он, скользнув взглядом по ее лицу, неуверенно, с опаской, как касаться заточенных уголков откровения, наровящих вот-вот рассыпаться, и все еще надеяться на то, что целостность конструкции не пострадает. — Ты ведь этого хотела? Гермиона уже не знала, чего именно хотела. Точно не этой запретной, почти прозрачной учтивости, которая будто говорила ей о том, что их действительно больше ничего не связывает. Как выстрел в голову, а затем брошенные в лицо никому не нужные извинения. И вот что странно: это может казаться романтичным до момента, пока не находишь холостые в карманах. — Мисс Грейнджер. Гермиона повернула голову, внимательно посмотрев на эльфа, который в приветственном кивке вздернул подбородок, прощая ей ее бестактность. Кикимер, очевидно, ненавидел ее. В большей степени не из-за того, что она маглорожденная, а просто потому, что она путалась с Драко. Так он сказал ей однажды, когда они остались наедине. Почти точно в такой же комнате, как эта. — Кикимер. — Я здесь, чтобы сообщить вам, что завтра вечером за вами прибудет мистер Роуд, — эльф указал рукой на тумбу из красного дерева, на которой лежала продолговатая коробка, и Гермиона могла бы поклясться — до его прихода та была пустой. — В коробке палочка. Девять дюймов, дуб, волос единорога, митриловый стержень… Гермиона пыталась вцепиться в слова, которые сухо бормотал себе под нос эльф с притворным уважением, мгновенно имитируя правильный тон, недостойный ее тон. Но сам смысл шуршал в ее голове, словно фоновая музыка, затуманенная четко выговоренным «завтра вечером». — Завтра? — девушка резко поднялась на ноги, будто только что поняла, о чем говорил эльф, и стала хаотично блуждать руками по узорчатому рисунку на своей футболке, оглядываясь. Она что-то искала в этой комнате. Поддержку. Выход. Что-то, что позволило бы ей остаться. — Драко сказал, что я уеду через несколько недель. — Он поменял свое решение, — резко оборвал ее Кикимер, и его натянуто-приветливое лицо исказилось. — Так будет лучше для всех. И для вас, и для моего хозяина, — прошептал Кикимер непреклонным голосом. Удивительно, что все разговоры шепотом становятся какими-то нарочитыми. До неприличия громкими. Кикимер потянулся своей худощавой рукой к платью. Он вытащил из кармана прозрачную бутылочку с зельем и поставил его на стол, своим колючим взглядом впившись в блестящую внутри флакона темно-бордовую жидкость. — Уезжайте, мисс Грейнджер, — настойчивее заговорил он, будто мог уловить ход ее мыслей, — и больше не возвращайтесь. В это дело замешано слишком много человек. Гермиона нахмурилась. Это звучало, как опасное предупреждение, негласно повиснувшее между ними. Решимость, видимо достаточно хрупкая, чтобы вот так просто разрушить видимые рамки приличия. — Хотите что-нибудь передать? — вопрос эльфа, почему-то ударил по затылку голосом Мэлла. Она попала в зеркальную реальность, которая разрывалась на части, давая ей еще один шанс. Время подумать. Собрать по кусочкам разбитую вдребезги мозаику. Гермиона посмотрела в окно, поморщившись от утренних лучей зимнего солнца, что жадно тянулись к окнам, просачиваясь сквозь тонкое стекло, чтобы украсть темно-багровое спокойствие, плескающееся в матово-прозрачной бутылочке. Девушка потерла пальцами дубовую пробку, раскручивая ее против часовой стрелки, и, прикусив кончик своего языка, с усилием сглотнула слюну со знакомым, горьким вкусом западни. — Да, — хмыкнула девушка, бросая случаю вызов. Прошло несколько лет, а багровый кровоподтек все еще пульсировал. Навечно застывшая метка оказалась слишком изломленной, чтобы так просто исчезнуть, — передай ему, что я передумала. Стрелка сделала два полных оборота. Тик-так. У нее не осталось свидетелей. Тик-так. И время вышло.

***

Нервозность Драко Малфоя действительно была липкой. Тягучей как карамель. Она спускалась вниз по горлу, в желудок, покрывая стенки тонким слоем хрупкого стекла. Это разлитое по телу чувство окутывало оболочкой Малфой-Мэнор, заставляя дрожать безупречные манеры, высеченные когда-то давно магической плетью. Страх невидимой полоской заклинания проходил через стены, становясь все уже, словно хотел утончиться под натиском оставленных Волан-де-Мортом отпечатков. Драко толкнул рукой дверь, зайдя внутрь комнаты, в которой мгновенно погасли все свечи, оставив после себя свернувшийся в клубок слой дыма. Казалось, у поместья вынули обойму, разбросав по гостиной искры, не успевшие коснуться серых хвостов, чтобы поджечь их все. Странно, что именно эта ассоциация родилась в момент, когда он прошелся взглядом по ровной спине матери, спотыкаясь о слишком выдрессированную позу. Нарцисса стояла у камина, сложив перед собой руки таким образом, что черный камень на фамильном кольце оттенял бледность ее худых пальцев. В каком-то смысле перстень делал ее более изящной и утонченной. — Мама. — Рада тебя видеть, сынок, — уголки ее губ слегка приподнялись, и улыбка едва ощутимым эхом сотрясла его грудную клетку. — Ты здесь, — терпеливо и вежливо заключила она, не выказав голосом своего недовольства, но Драко видел, как оно скручивалось в ее зрачках, почти кристаллически чистых. — Мои поздравления. Темный Лорд доволен тобой. — Конечно, — с усилием ответил Драко, будто чьи-то холодные пальцы сомкнулись вокруг его шеи, надавливая пальцами на кадык, — доволен, — фыркнул он, оттянув галстук. — Тебя не было вчера ночью в Мэноре, — строже заговорила Нарцисса, но голос ее был мягким и спокойным. — Люциус спрашивал, в каком из лагерей ты остался, — ни один мускул на ее лице не дрогнул, кажется, даже губы не смели разомкнуться, формируя неприличное «о». Недопустимо. Моветон, — не забывай сообщать отцу, что ты с мистером Роудом. Кстати, как он? — Хорошо, — Малфой посмотрел на часы, выругавшись себе под нос, в его голове стрелка часов почему-то всегда указывала на двенадцать, — передавал привет. Вещи в комнате приняли напыщенно-изысканные черты, чересчур манерные, до ужаса холодные. Словно неопытный художник завершил картинку грубым росчерком кисти окклюменции. Матери не было в этом равных. Эта часть магии была жалким символом, неуместным нюансом, выступающим в качестве тени на ее фоне. Драко ненавидел эти выстроенные матерью стены, в которых он дышал в полном молчании, слушая свой собственный стук сердца. Противно. Как будто оно действительно у него было. — Ты должен предупреждать меня заранее, если собираешься не ночевать дома, — Нарцисса сделала несколько шагов в его сторону, отбивая стук своих каблуков под плотным слоем магии, пропущенной через фильтр. Все ведь должно быть идеально, — где ты был? Кикимер не мог отследить твои перемещения, — не дождавшись ответа, она непринуждённо поправила юбку, холодно заключив: — Понятно. Это «понятно» было довольно сложным, четко сформулированным и всегда откликалось в нем Грейнджер. В каждой напрягшейся мышце, передавая тембр предостережения, интонацию, так, чтобы «понятно» звучало как можно недопустимее, как очертания блядских обстоятельств, которые с корнем вырывали все живое, почему-то возвращая его к жизни. — Ты сделала то, о чем я тебя просил? — спросил Драко, опередив Нарциссу, которая явно хотела что-то добавить. Но он больше не собирался слушать ее предупреждений, и пока Малфой бы предпочел быть затянутым в воронку, где его разорвет на части. Шанс того, что он выживет после такого, был выше. — Они готовы? — Готовы. У нее было достаточно встреч с советником министра, — она достала палочку, легко поведя кистью, и ему в руки опустилась бутылочка с переплетающимися внутри бледно-голубыми нитями, — весьма неприятных. Она сама отдала их тебе? — Я достал их, пока она спала, — пожал он плечами, засунув флакончик во внутренний карман своего пиджака, — возможно, поэтому нет целостной картинки. Этих образов должно быть более чем достаточно, чтобы доказать причастность Фрода к делам Ургуса. Нарцисса пересекла расстояние, перехватив его руки своими. Комната запестрела буквально на секунду, позволив фальшивому закату стекать с уголков комнаты на пол. — Драко, прошу тебя. Избавься от нее. Ты меня слышишь? — Нарцисса дёрнула на себя его руки с горечью, перекрывшей шум окклюменции. — Отдай Темному Лорду воспоминания и, если ты не намерен ее убивать, тогда, — камень на перстне потемнел, будто покорился надвигающейся на них буре, — отправь куда-нибудь подальше. — Мама, я решу это, — произнес Малфой, наверное, не так громко, как хотелось бы, и не так уверенно, как должно было быть. Но разве свои собственные оправдания не закапывают тебя глубже, когда осознаешь всю глубину своего положения? — Ты уже решил, — она, как и он, с трудом сдерживалась, только в случае с Драко это была ломка, щекочущая каждый чертов позвонок, молчаливая, притаившаяся сука, возникающая после третьей рюмки алкоголя, — два года назад. И к чему это привело? Ты подвергаешь себя опасности, сынок. Нам невероятно повезло, что она пришла именно к тебе. А если бы это был кто-то другой? Что, если бы кто-то из них поймал ее? — Не поймал бы, — возразил он, заметив слабый блеск изумления в глазах матери. Нарцисса вскинула руку к губам, прикрыв их ладонью, и еле заметно дернулась, вернув холодность своему взгляду. Но запах нервозности был уже разлит в воздухе, будто кто-то разбил флакон с одеколоном. — Только не говори мне, что… — Мне нужно идти, — прервал ее Драко, не желая продолжать этот разговор даже в выстроенных окклюменцией стенах. Потому что это было действительно личным, чем-то, что не предполагает очередной расклад, в котором в выигрышной позиции лежат карты. — Забини должен быть уже здесь. — Сынок, послушай… Драко нахмурился, бросив на мать полный решимости взгляд. В их семье упрямство было почти что традицией, непреложным обетом, по случайности отпечатавшимся на внутренней стороне ладони. Как одно из крушений на опасной мели при крайне сильном ветре, где-то у мрачного горизонта, где скрылась гавань. Нарцисса махнула рукой, в каком-то смысле вытолкнув его за пределы чего-то секретного, где ошметками осела на поверхности не произносимая вслух правда. Драко действительно не думал, что это было тем видом предательства, которое стоит в социальной иерархии чистокровных семей. Это был более сложный узел, почти устрашающий. Магия развеялась. Галантная борьба закончилась, и на время его даже попустило. Остались только холодные заряды, облизывающие каждый позвонок, в мгновение утерянные, когда он скрылся за поворотом. Малфой засунул руку в карман, перебирая серебряные цепи. Пектораль. Она жглась. В колючей теплоте серебра присутствовала какая-то властная, застенчивая надежда, перетекающая по кончикам пальцев до линий на ладони, будто оголенный провод, в который он вцепился, особо выразительной, теплой магией циркулирующая вместе с кровью по венам. Драко вышел на улицу со стороны восточного крыла, ступив ботинком в небольшую лужу. Он достал сигарету, смочив фильтр слюной, и посмотрел на теплицу, по прозрачным стенкам которой барабанил дождь. В Англии все еще шел дождь. Похоже, оранжевое свечение в предрассветном тумане неба искало тысячи причин, чтобы не появляться там, где он оставлял после себя пепел. Будто все краски мира могли содрать кожу красноречивому пейзажу, что нашептывает влюбленным такую загадочную вещь как безрассудство. Но она осталась разве что у пассажиров, стирающих с окон вагона Хогвартс-экспресса прозрачную пелену. Малфой подкурил сигарету, прокручивая слова матери. Грейнджер занимала гораздо больше места в его голове, чем сквозное «понятно». Чертовый вирус. Смертельно опасное заражение. Он пытался прогнать ее, но она все время возвращалась. В газетах. Колдо. На съездах. В лагерях, за которыми следил Мэлл. Везде. Пока не пришла к нему лично. Через тепло своего голоса, слабую хватку на запястье, подробности. Маленькие детали, мешающие ему быть беспощадным. И это сводило его с ума. — Не боишься выплюнуть легкие? — Не знал, что теперь и ты моя мамочка, Блейз, — хмыкнул Драко, бросив взгляд на мулата, пнувшего ногой дверь. — Ты задержался. Блейз встал рядом, лениво покачиваясь на каблуках. Из его кармана торчало три или четыре листка, на которые обратил свое внимание Малфой, сделав вид, что его это не интересует. Он быстро сместил свой взгляд на внешний вид друга, подметив выбеленные до блеска магией ботинки, на носках которых остались следы от газовых паров магических подложек. — Дафна закатила истерику, — усмехнулся Забини, пнув ногой маленький камушек. Драко сузил глаза. В Мэноре не могло быть камней. Его мать была слишком осторожной. — Асторию должны были положить на лечение в больницу. Но Гринграссы не из тех, кто открыто заявляет о том, что их дочь наркоманка. Дафна хочет забрать ее и уехать. — Ей не позволят, — ответил Драко, протянув ему сигарету, — никому из нас. Забини пожал плечами, откусил фильтр и выплюнул его на траву. Разве не власть решает, кто достоин выйти из игры живым? Драко надеялся, что они отделаются ампутированной фалангой мизинца. Вот только право на могущество хотело откусить руку по локоть. — Она мне сказала, что устала от войны, — Блейз прочистил горло, громко откашлявшись, — что-то про то, что я виноват в том, где мы оказались, — мулат усмехнулся в этот раз какой-то нервной улыбкой на грани безумия, — не на той стороне. — Конечно, — Драко даже не пытался закатить глаза, ведь горечь от его слов передавалась воздушно-капельным, — чертова сторона, — он со злости сделал затяжку, обжигая кожу своих пальцев. Похуй. Особенно на их стороны, — я тебе говорил, что к этому все и идет. Дафна всегда была такой. — Как и она, да? — задал вопрос Блейз, не намереваясь получить на него ответ. Драко махнул головой. Их маленькая традиция. Не щадить друг друга за ярко пылающей сигаретой, под дождем, в заднем крыле Мэнора. Самым лучшим решением для них было навредить друг другу, будто они соперники, и так или иначе Драко был уверен в том, что они сделают неверный шаг. Не стоит связывать себя пустыми разговорами, которые тают под проливным дождем, впитываясь в землю. — Она останется, — наконец прервал тишину Драко, решив произнести хоть что-то утешающее, но и оно, кажется, при выдохе, развеялось вместе с дымом. — Потому что больше некуда бежать? — хмыкнул мулат, вытащив из кармана листы, намокшие от дождя. — Документы, — сменил тему Забини так же легко, как это делала Грейнджер. А Драко действительно думал, что только он наделен этим даром, — Теперь она Оливия Брут. Двадцать один год, — его палец прошелся по первым двум строчкам, будто намеренно зачеркивал их. — Родители умерли еще в детстве. У нее осталась только бабушка, Сесилия. Сама девушка училась в Америке. После окончания школы решила вернуться в Австралию. Никаких знакомых или тех, кто мог бы ее узнать, там нет. — А где ее родители? — Драко всматривался в окна теплицы, думая о том, что говорят о нем эти прозрачные стекла, когда он поворачивается к ним спиной. — Настоящие. — Грейнджер разве не лучшая в чарах забвения? — вполголоса проговорил мулат. — Я не знаю. — Ясно. Блейз протянул ему руку с бумагами, явно удрученный чем-то помимо проблемы с Дафной и ее приказами на грани с истерикой. — Хочешь посмотреть? — спросил мулат, нахмурившись. — Нет. Что-то подсказывало Драко, что ему не стоит. Это было появившееся из ниоткуда интуитивное чувство, которое боролось с ощущением отрешенности. Так, словно ты просунул запечатанное временем письмо между камней Стены плача, все еще не решаясь разжать руку. — Ты ее отправишь, Драко? — Я разберусь, — еще одно, выверенное. Вычерченный шаблон. Как по сценарию, где он актер одной строчки. За эти два года войны они прошли многое и все еще противились жалкой трезвости при виде чертовых ямочек на щеках девушек. Им бы стоило научиться подавлять жалость. Хотя какой был в этом смысл, если они уже бросились в пропасть раньше остальных. — Думаю, тебе нужно это знать, — Забини хлопнул его по плечу, прижав к груди Малфоя влажные листы, — не хочу, чтобы ты потом меня ненавидел. Блейз развернулся к нему спиной, потянув на себя ручку двери. Он всегда уходил первым, зная, что Драко был бомбой замедленного действия, когда случалось что-то серьезное. Наверное, поэтому он даже не захлопнул ее, осторожно сжав льющуюся полоску черного света. Оставив это «понятно» вне стен недостойного ее поместья. Драко нащупал пальцами знакомую печать в форме трезубца. Выпуклая, матовая метка. Он перебирал не один формуляр с этим символом перед тем, как поджечь здание с горой трупов внутри. Малфой перевернул страницу, хаотично бегая глазами от соглашения к подписи и обратно. Какие-то предложения, не имеющие смысла, сплетались в даты в левом углу карточки. Воздух снаружи стал тяжелее в несколько раз, сжав в тисках кислород. Злость колотилась о стенки гортани, как латунная пуля о надрезы в стволе огнестрельного оружия. И задержав дыхание, чтобы не взорваться, Драко аппарировал. Ибо нет ничего тайного, что не станет явным, и нет ничего сокрытого, что не вышло бы наружу.