Два минус один равняется... Нулю?

      Через десять минут мы останавливаем выбор на черном платье длиной до середины бедра.       -Легкое, не слишком вульгарное, отлично подчеркнет твою фигуру. Надевай, — удовлетворенно произносит Джинни. А я сталкиваюсь с проблемой.       -Да, эм… сейчас, — неуверенно отвечаю, — Отвернись, — добавляю шепотом. Почти физически чувствую усмешку.       Как, по-твоему, я это сделаю? Я смотрю туда же, куда и ты, идиотка.       -Я не могу одеваться не глядя, — зло шепчу, стягивая джинсы.       Что я там не видела, малышка? Ты же не думаешь, что у тебя есть что-то такое, что могло бы удивить или заинтересовать меня? Если ты, конечно, не трансвестит. Это было бы забавно. Заучка с членом в штанах.       Она смеется, а я чувствую, как щеки покрываются горячим румянцем. Чертова извращенка. Никогда ещё я не переодевалась так быстро. Джинни улыбается, глядя на результат и тянет меня к зеркалу.       -Посмотри, какая красотка. Теперь, можно идти. Остается проследить, чтобы Гарри надел чистую рубашку, — мы смеемся и спускаемся вниз. Парни восхищенно разглядывают нас. Рон обнимает меня и целует в щеку.       -Ты такая красивая, — говорит он тихо, все так же восхищенно глядя на меня. Улыбаюсь ему, но радость моя тут же меркнет.       Ты такая красивая, а я такой тупица.       Она передразнивает Рона сюсюкающим голосом и продолжает бесить меня.       Это что такое было? Поцелуй? Даже третьекурсники целуются более откровенно, чем твой идиот. Теперь понятно, почему ты не сопротивлялась.       Злость мешается со стыдом. Но ещё хуже то, что она попала в точку. По правде, я часто задумываюсь о том, что в наших с Роном отношениях слишком мало огня. На самом деле, его вообще нет. Никакой страсти, о которой пишут в обожаемых Джинни дамских романах. Меня никогда не интересовала подобная литература, но однажды Джинни оставила книгу на столе в гостиной, и любопытство пересилило. Поначалу читать было трудно. Язык написания был слишком простой, да и сюжет натянут, но когда я дошла до любовной сцены, внутри что-то задрожало, от того насколько описательным был роман. Я не знала и половины из того, что там было написано. Мы с Роном словно застряли в своих отношениях на уровне шестого курса. И секс наш больше похож на нелепую возню с целью удовлетворения, чем на нечто, описанное в романе как «полный экстаз».       -Ну что, идем? — прерывает мои размышления голос Джинни. Киваю, и мы выходим на улицу. Клуб в паре кварталов от нас. Неоновая вывеска, группы курящих около входа, бросающих на нас любопытные взгляды. Внутри громкая музыка, и мы окунаемся в совсем иную атмосферу веселья и беззаботности. К нам подходит симпатичная официантка по имени Лиз и предлагает столик недалеко от барной стойки. Она провожает нас и оставляет меню, обещая вернуться через пару минут. Мы заказываем пиво и блюда с невероятно аппетитными названиями. После первого стакана дело идет веселее, музыка перестает оглушать, а толпа танцующих людей почти не раздражает. В зале гаснет почти все освещение, и музыка меняется, становясь плавной и волнующей. А потом я замечаю, как из дальнего конца клуба почти что плывет танцовщица. Прожектора устремляют потоки света на пилон в центре зала, и девушка в откровенном наряде принимается извиваться вокруг него, словно змея. Тело её прекрасно и пластично настолько, что невозможно отвести глаз. В животе становится тепло и затуманенным алкоголем мозгом, я вдруг осознаю, что меня возбуждает этот танец, эта девушка. Завораживающий момент заканчивается, когда сквозь музыку я слышу знакомый насмешливый голос, и мне хочется провалиться сквозь землю.       И это я тут извращенка? Как интересно, малышка не такая уж правильная, как хочет казаться.       -Иди ты, — отвечаю сбивающимся голосом, старательно отводя взгляд от танца.       Течешь, как распущенная шлюшка. Твой рыжий предатель крови настолько не удовлетворяет тебя, что ты заводишься от обычного танца. Да ещё и кого? Девушки.       В голосе появляются какие-то новые интонации. Легкая хрипотца в нём заставляет внутри все напрячься от незнакомого чувства. Интересно, если она видит все то же, что и я? Чувствует ли она тоже так же, как я? Пошлости, которые она так легко произносит, заставляют гореть от стыда, но пьяное сознание не хочет сопротивляться возбуждению волнами прокатывающемуся по телу.       Прекрати это делать, если не хочешь кончить прямо здесь.       -Да отвали ты от меня, — почти кричу, поймав на себе любопытный и слегка плывущий взгляд Рона.       -Ты что-то сказала? — наклонившись к уху, спрашивает муж. Мотаю головой, отводя взгляд от танцовщицы.       -Довольна? — шепчу раздраженно. Женщина в ответ только саркастично хмыкает, но ничего не отвечает. Оставшийся вечер проходит незаметно, настроение падает, и мысль о том, что я так опозорилась, не дает насладиться праздником.       Мы возвращаемся на Гриммо под утро. Гарри с Джинни удаляются к себе в комнату, а мы с Роном к себе. Рыжий целует меня, но ощущение постоянного присутствия не дает расслабиться, и я ссылаюсь на головную боль. Муж понимающе кивает и ложится на кровать. Через пару минут в комнате слышен только его громкий храп. А я иду в ванную. Голова у меня, естественно не болит, но хуже всего, что возбуждение, отпустившее меня в клубе, начинает возвращаться. Нет, нет, только не сейчас. Раздеваюсь, стараясь не смотреть на себя, и встаю под горячие струи душа, надеясь, что это поможет, но воспоминания о танце в сочетании с низким хриплым голосом, произносящем пошлости, запускает дрожь внизу живота, колени подгибаются, и я закрываю глаза, в последней попытке успокоиться и игнорировать взбудораженное тело.       Низкий хриплый голос, произносящий пошлости? Крошка, да ты точно извращенка. Танец я ещё могла бы понять, но это.       Она абсолютно жестоко высмеивает меня и мою слабость. Это все алкоголь. Яростно тру тело мочалкой, но это не только не помогает, но и возбуждает еще больше, когда мочалка задевает затвердевший сосок.       Перестань мучить себя, зайка. Тело хочет продолжения, какого черта надо было отталкивать мужа? Чтобы потом страдать от неудовлетворения?       -Чего тебе от меня надо? — говорю сбившимся голосом, тяжело дыша.       Чтобы ты перестала строить из себя ханжу. Твой светлый и невинный образ пал, когда ты пялилась на ту девчонку в клубе.       -Я не пялилась, — даже сама себе не верю.       Очень смешно. Так и будем стоять здесь?       -А ты видишь другой вариант? — зло спрашиваю.       Ты хочешь, чтобы я тебе подсказала? Или, может, показала? Только не говори, что не умеешь обращаться со своим собственным телом.       -О чем ты, черт возьми, говоришь? — злость никак не помогает избавиться от тепла внизу живота. И я все ещё не могу понять, к чему она клонит.       Когда дело доходит до секса, ты всегда такая беспомощная? Как ты умудрилась замуж выйти? А, может, у вас совсем ничего не было, а, крошка?       Хмурюсь и собираюсь ответить что-нибудь грубое, но не успеваю.       Ладно, раз уж мы в одном теле, я все же помогу тебе, в счет твоей будущей помощи мне, так сказать.       Руки мои во власти Лестрейндж откладывают мочалку на полку и ложатся на грудь. Я могу только беспомощно хватать ртом воздух, стараясь не смотреть вниз. Ладони набирают гель и спускаются вниз по животу. Воздух в легких кончается, когда правая ладонь ложится между ног, мягко проводит вниз и вверх.       -Что ты делаешь? — задыхаясь, спрашиваю. Женщина молчит, а трение рукой усиливается. Вздох вырывается из моего рта, — Перестань, — голова кружится от возбуждения, но сознание кричит, что это неправильно. Рука все быстрее и плотнее движется вдоль губ, перед глазами плывут звездочки. Я не могу кончить от её действий, я не стану этого делать. Так не правильно. Сдерживаюсь из последних сил, но как бы ни старалась, не могу вернуть себе контроль над телом.       Ещё как сможешь, крошка. Давай же, сучка, кончи от моего голоса. Сделай это.       Она намеренно понижает голос, прекрасно зная, что это доведет меня. И я не могу больше сопротивляться, когда голос сливается в одно целое с ощущением пальца между складками. Черт! Тело сотрясает дрожь, и я уже не понимаю, под чьим руководством левая ладонь зажимает мне рот, чтобы заглушить крик удовольствия, который, кажется, эхом отражается в моей черепной коробке. Обмякаю, продолжая стоять под струями душа. Руки снова повинуются мне, и я прячу лицо в ладонях. Этого не должно было произойти. Что это вообще было? Женщина молчит, а я все ещё нахожусь в шоке, чтобы попытаться с ней заговорить.       Чертова пожирательница. Это все её темная сущность. Никогда прежде я не наслаждалась чем-то подобным. Зло тру тело полотенцем, словно пытаюсь соскоблить с него произошедшее. Осторожно, стараясь не разбудить Рона, ложусь в кровать и тут же отключаюсь.       Утром первое, что я чувствую, это расслабленность в теле, какой не было уже давно. Суббота, прекрасный день. Можно спать до обеда и ни о чем не думать. А потом в памяти всплывает вчерашний вечер, а затем ночь, и настроение мое падает. Вот она, причина легкости в теле. Спать больше не хочется. Скидываю одеяло и спускаю на пол босые ноги, уже привычно не глядя, хотя какое это теперь имеет значение, переодеваюсь в джинсы и футболку, чувствуя себя как никогда прежде грязной и испорченной. Крепкий кофе поднимает настроение на пару градусов. Лестрейндж молчит, и только это позволяет сохранять относительную бодрость. Из приоткрытого окна дует свежий осенний ветер с ароматом опавшей листвы. Закрываю глаза и вдыхаю его полной грудью, стараясь уговорить себя, что ничего ужасного не произошло. Но, чем больше я об этом думаю, тем больше осознаю весь ужас ситуации. Меня поимела самая опасная ведьма современности, чертова Пожирательница, Беллатриса Лестрейндж. Ладно, не поимела, но близко к этому. И я не должна винить себя в том, что она такая ненормальная. Я не извращенка. Мне ведь даже не понравилось.       Самообман с утра, что может быть прекраснее, да, малышка?       Прячу лицо в ладонях и испускаю обреченный вздох. Она никуда не делась, а я уж надеялась, что это все только ночной кошмар. Ладно, раз уж это не сон, то нужно избавиться от неё быстрее и вернуться к нормальной жизни. Опасливо оглядываюсь. Рон и Гарри ещё спят, и у нас есть время обсудить детали.       -Так, ладно. Выкладывайте, что вам от меня нужно? Для чего все это? — спрашиваю серьезно. Лестрейндж хмыкает и начинает говорить.       Ладно, но для начала я расскажу тебе, как со мной это произошло. Все случилось тогда, во время битвы, когда я напала на рыжую девчонку, и эта курица Уизли пустила в меня заклинание оцепенения. Мне казалось, что все закончилось, но потом я словно отделилась от тела. Я не понимала, что происходит. В запасах Темного Лорда я нашла поддерживающее зелье, оно ненадолго давало мне призрачное подобие тела, но затем все повторялось снова. Я долго искала и наконец нашла способ вернуть тело. Вот только не своё. Я подселялась в чужие тела, управляла ими, но рано или поздно окружающие начинали подозревать неладное, и мне приходилось снова скитаться. И вот в один из дней мне улыбнулась удача. Любопытная грязнокровка нашла меня сама. И я поняла, что ты сможешь мне помочь. Темный Лорд много раз рассказывал, что он бессмертен, и тело только лишь оболочка. Он рассказывал о своих странствиях, скитаниях. Он говорил, что его невозможно убить. А потом оказалось, что вы смогли. Трое гриффиндорских наивных дурачков. И мне кажется, что ты знаешь что-то такое, о чем неизвестно мне, но связанное с тем, что произошло со мной. Что это, как вы смогли его убить?       К концу её рассказа у меня затылок покрывается мурашками, потому что её история очень похожа на то, что Гарри рассказывал про Квирелла. Воландеморт подселялся к нему в тело. Но ведь он был лишь призраком, лишь кусочком души. Это же не может означать, что…       Что? Что не может означать?       Голос её взволнован, а я не могу найти в себе сил даже мысленно озвучить свои опасения.       Давай уже, хватит мяться.       -Ладно. Я, конечно, не уверенна, но то, что вы описали… Это очень похоже на… Крестраж, — произношу полушепотом. Физически чувствую её напряжение.       Крестраж? Что ещё за крестраж?       -Предмет, в который заключена часть души.       И при чем тут эта ерунда?       Она раздражается, и мне ужасно не по себе.       -Крестраж — это предмет, в который волшебник прячет часть своей души. Этот предмет почти невозможно уничтожить, поэтому волшебник, даже потеряв физическую оболочку, продолжает жить. Его невозможно убить, пока не будет уничтожен крестраж, — я замолкаю, и Лестрейндж тоже отчего-то молчит. Мне даже становится её жалко, хотя она и бессердечный маньяк.       Перестань думать всякий бред. Допустим, это крестраж. Что с ним сделать? Как его уничтожить?       -Есть только два способа, которые мне известны. Меч Гриффиндора и клык василиска.       Меч Гриффиндора… Тот самый, который Темный Лорд так старательно оберегал.       -Именно с его помощью мы уничтожили один из его крестражей.       Один из?       -Да, Темный Лорд создал семь крестражей.       Несколько минут царит тишина, и я не знаю, нужно ли мне что-то говорить. Не представляю, как бы я себя чувствовала, если бы в один день мне вдруг сказали, что у меня есть крестраж.       Значит, нужно уничтожить этот крестраж, так?       -Да, но я не знаю, что произойдет потом. Вы можете… — не могу договорить, запнувшись.       Умереть? — саркастично подсказывает она и усмехается.       -Да.       Крошка, если бы меня это пугало, неужели ты думаешь, что я стала бы все это затевать. Как думаешь, на сколько отметок по шкале комфорта я ощущаю себя в чужом теле?       На это мне нечего ответить. Неужели она собственноручно готова уничтожить крестраж, чтобы затем умереть? Как она может так спокойно говорить об этом? Пусть убийца и ненормальная, но она же тоже где-то глубоко в душе человек, так?       Отложим сентиментальные размышления на потом. Если хочешь, можешь после окончания всего этого дерьма принести мне веночек.       -С чего вы хотите начать? У вас есть варианты, что за предмет это может быть? — в голове прокручиваются варианты, как мы можем это сделать, но все упирается в предмет. Что это. Где оно находится.       Если бы я знала, мы бы никогда не оказались в такой ситуации, как сейчас.       В голове рождаются смутные подозрения.       -Так значит вот для чего вы спрашивали про Маховик времени, — догадка и завораживает и пугает.       Именно. Чтобы узнать, что это, нам придется отправиться в прошлое.       -Но у меня нет Маховика, он у Макгонагалл.       Вот и первое задание. Добыть Маховик времени.       -Это все, конечно, очень хорошо, но я все ещё не понимаю, почему должна помогать вам? Человеку, который убил и замучил десятки людей. Человеку, который оставил мне позорные шрамы на руке, — как бы я ни старалась у меня не получается убрать из голоса затаенную боль и злость. Женщина вздыхает и долго молчит.       Что ты хочешь услышать? Что я в отчаянии? Что не знаю, что делать дальше? Этот крестраж. Ты не понимаешь. Он может быть ответом на вопросы. Может объяснить всю эту жестокость, обосновавшуюся во мне с давних пор. Эту жажду.       Что-то в её интонациях не так, как обычно. В них что-то совсем иное. Я бы назвала это раскаянием, но ведь это Лестрейндж. Так что, наверное, показалось. Сомнения внутри борются с желанием снова уйти с головой в приключение. Это ведь то, чем я занималась всю жизнь. Бросалась в авантюры, спасала без оглядки и единой капли страха.       Давай же, признайся, ты всегда мечтала это сделать. Убить меня. Тебе даже не придется марать руки об мою физическую оболочку. Всего лишь уничтожить какой-то там крестраж. Ты проделывала это уже несколько раз. Неужели тебе слабо уничтожить ещё один?       В её словах есть определенная доля правды. Я долгое время мечтала отомстить, сделать больно, но никак не убить. В этом она не права. Я знаю, что это не правильно, но что-то не дает просто отказаться от всей этой авантюры. Как я просто смогу спокойно жить как раньше, зная, что человек, пусть даже Лестрейндж, переселяется от одного тела к другому, не способная ни жить, ни умереть. Это слишком жестоко даже для такой, как она. А ведь я действительно единственный человек, способный помочь. Если бы друзья узнали, что она все ещё жива, я не представляю, что тогда случилось бы. Глубоко вдыхаю, закрыв глаза, словно перед прыжком в прорубь.       -Я согласна. Я помогу вам, — меня пронзает чувством облегчения, и я понимаю, что мне частично передаются её эмоции, так же как ей передаются мои… На этой мысли щеки мои вспыхивают, потому что это значит, что вчера она чувствовала все то же, что и я. Выходит, что крик удовольствия, который я услышала словно изнутри, был совсем не эхом, как я подумала. Замираю на несколько секунд, совсем позабыв, что она слышит мои мысли, но Лестрейндж продолжает молчать. Думаю, нам обеим лучше будет просто не вспоминать этот эпизод. Этого больше не повторится.       -Как же мне достать Маховик? Как я объясню, зачем он мне понадобился? — размышляю вслух.       Твоя работа как-нибудь связана с перемещением во времени?       Точно, как я сама не догадалась! Хоть я теперь и знаю, отчего происходили эти странные исчезновения людей, которые затем возвращались, не помня, где были. Но Аврорат пока не знает, что я нашла разгадку, а значит, я могу сказать, что решила вернуться в день исчезновения какого-нибудь волшебника и проследить за ним. Никто ничего не заподозрит, потому что Кингсли всегда подчеркивает, что многие дела мы раскрываем благодаря моему «нестандартному подходу». Теперь надо связаться с Макгонагалл. Подскакиваю со стула и бросаю в камин горсть дымолетного порошка, залезаю в проем головой. Через несколько секунд не самого приятного перемещения, учитывая, что тело мое в стабильном положении, а голова путешествует сквозь пространство, я открываю глаза уже в директорском кабинете.