Два минус один равняется... Нулю?

      Утром чувствую себя совершенно разбитой. Вдобавок голова болит от выпитого вчера шампанского. Принимаю контрастный душ и становится немного легче. Предстоящая тренировка вызывает во мне непонятный трепет.       Грязнокровка, ты готова?       Да, — просто отвечаю, готовясь отойти на второй план. Лестрейндж берет контроль над телом и произносит заклинание аппарации.       Пара секунд неприятного перемещения и вот мы уже стоим на берегу. Холодный зимний ветер здесь гораздо сильнее, чем в городе и моя кожа моментально покрывается мурашками. Сажусь на берегу и пару минут просто молча наблюдаю за волнами. Солёные брызги изредка долетают до моего лица.       Давай уже, некогда прохлаждаться.       Встаю на ноги, отряхиваю брюки и оборачиваюсь. Распахиваю рот от удивления и не знаю, что сказать. Большое, кажущееся воздушным замком, сложенным из белых колонн и множества ажурных деталей и витражей, трехэтажное поместье. Я, конечно, знала, что семейство Блэков никогда не бедствовало, но не думала, что настолько.       -Это же самый настоящий замок, — говорю я.       Бабка вкладывала сюда все свои силы и деньги. Здесь был самый настоящий рай.       -Это потрясающе, — без притворства восхищаюсь я, — но что, если мы разрушим эту красоту ненароком? — я конечно, не собираюсь ничего крушить, но кто знает, что будет если наши тренировки выйдут из-под контроля.       Наплевать, этот дом никому больше не нужен.       -Но… — не успеваю ничего возразить, потому что Лестрейндж останавливает меня на полуслове.       Черт возьми, мы пришли сюда болтать или тренироваться?       Молча захожу в дом. Белая высокая дверь даже не скрипит, когда я толкаю её. Внутри всё кажется нетронутым временем. Ни пылинки. Удивительно. Сколько лет прошло с тех пор, как здесь кто-то был?       Прошло двадцать четыре года с того дня. Восемнадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года я была здесь последний раз. В двадцать я получила дом в наследство, как старшая из сестер, потому как мать моя ненавидела этот дом, а я продолжала проводить здесь каждое лето. Но потом… Всё изменилось.       Она замолкает, и я почти физически ощущаю её боль, связанную с этим местом. Эта боль передается и мне, но я не хочу сейчас лезть в чужие воспоминания и ворошить прошлое.       -Где мы будем тренироваться? — перехожу я к делу.       Поднимайся на второй этаж и иди влево по коридору. Вторая дверь по правой стороне.       Послушно поднимаюсь по лестнице, не переставая удивляться красоте этого дома. Изнутри он ничуть не хуже, чем снаружи. Красивые, очень хрупкие на вид, вазы, в которых наверняка когда-то стояли свежие цветы, потрясающей красоты картины и статуэтки, и никаких портретов именитых предков, вопреки моим ожиданиям. Всё легкое, воздушное, светлое и кажущееся совершенно не свойственным семейству Блэков. Этот дом словно полная противоположность дому на площади Гриммо.       Толкаю белую резную дверь и оказываюсь в огромном зале. Непонятные приспособления, манекены, бичи, и самое странное, что бросается в глаза, это шпаги и мечи, висящие на стене.       -Вот это да! — не удерживаюсь я. Видимо, когда Беллатриса рассказывала про то, какое внимание в её семье уделялось подготовке боевых навыков молодых магов, она отнюдь не преувеличивала, — И вы со всем этим умеете управляться? Даже с мечами? Но для чего всё это? Мы же не в Средневековье.       Тренировки с мечом развивают скорость реакции, мышечную силу и умение держать свою силу под контролем, что необычайно важно для мага. Не думай, что тебе удастся избежать таких тренировок.       -С мечом? Но я думала, что мы будем тренировать магию, — не понимаю, зачем мне эти мечи. Не думаю, что Пэррон даст мне возможность сбегать за ним во время нашей встречи, которая, несомненно, будет в самое неожиданное для меня время.       Чтобы контролировать силу, нужно научиться контролировать себя и свои эмоции. Ты вчера уже могла убедиться, что бывает, когда волшебник не в силах совладать со своей магией. К тому же, тренировка с мечом изматывает сильнее других и у тебя не будет оставаться сил на… глупости.       Мне кажется она хотела сказать что-то другое, но почему-то передумала. Ладно, что ж.       -И с чего мне начать? — говорю я, подходя ближе к манекенам.       Прежде всего разминка, зайка. Без неё после тренировки ты завтра и с постели встать не сможешь, не то, что продолжать заниматься.       -Разминка? Это что урок физкультуры? — я отчего-то представляю Беллатрису на месте нашего учителя физкультуры в начальной школе. Смеюсь, с большим трудом вообразив Лестрейндж в спортивных штанах и со свистком в зубах.       Что за бред ты несёшь? Опять твои маггловские штуки? И что за нелепые фантазии? Прекрати это делать, или сильно пожалеешь!       -Ладно-ладно, — отмахиваюсь я, кое-как перестав смеяться и пытаясь выкинуть образ из головы.       А теперь начинай!       В её голосе нешуточное раздражение, и я подчиняюсь. Послушно размахиваю руками, прыгаю и приседаю. Предсказуемо быстро выматываюсь, все-таки долгие вечера сидячей работы в Министерстве дают о себе знать.       А теперь передвинь манекен в середину комнаты и попробуй использовать новую силу.       Сдвигаю манекен и отхожу на пару метров. Направляю руки в его сторону и пытаюсь сосредоточиться. Не происходит ровным счетом ничего. Ни одной искорки.       Давай, грязнокровка! Попробуй ещё. Вчера у тебя весьма неплохо получилось подпалить шторы.       Злюсь на себя за свою беспомощность и пытаюсь вызвать хоть малую долю вчерашней силы внутри, но ничего не выходит. Черт.       Бери меч.       -Я не… — пытаюсь возразить, но внутри вспыхивает чужая неконтролируемая злость.       Я сказала, бери чертов меч!       Зло хватаю меч и едва не роняю его, опозорившись. Он оказывается настолько тяжелым, что его трудно даже просто удерживать в руках. Лезвие сверкает на свету пугающе острыми гранями. Никогда не думала, что буду заниматься чем-то подобным. Даже читая литературу о Средневековых битвах, мне всегда казалось, что это варварство.       -И что мне с ним делать? — зло спрашиваю, тратя все свои силы на удерживание орудия.       Дерись.       -Что? — как она себе это представляет? Я никогда в жизни не держала в руках меч. Беллатриса шепчет какое-то заклинание и манекен передо мной словно оживает. Он протягивает свои черные механические руки и берет со стены второй меч. Его черные провалы глаз не выражают никаких эмоций, когда он поворачивается ко мне и замахивается для удара. Отскакиваю с громким криком и его меч ударяет по стене, оставляя глубокую трещину. Осколки стены с треском падают на пол, а манекен снова приближается ко мне, чтобы продолжить наступление.       Сражайся, твою мать! Или умрешь.       Поднимаю меч и каким-то чудом у меня получается отразить атаку манекена. Он продолжает наносить удары, с огромным усилием по наитию отбиваюсь, пытаясь не угодить под траекторию меча. Мы перемещаемся по залу и я вдруг понимаю, что последнюю атаку отбить уже не успеваю. Руки предательски надламываются, и я зажмуриваюсь, ожидая болезненный удар куда-то в район плеча. Все происходит в одну секунду. Меч приближается ко мне, мной овладевает страх и паника. Мои руки подчиняются чужой воле и взмахивают мечом, отрубая манекену руку. Она звонко падает на пол вместе с зажатым в ней мечом, тело вновь ощущается моим и я опускаюсь на колени, тяжело дыша, хватаясь за бок.       Хватит на сегодня.       В голосе Беллатрисы какая-то непонятная эмоция. Но мне сейчас тяжело думать об этом, потому что сил не осталось совсем. Если бы не её вмешательство, я сейчас истекала бы кровью. Она права. Мне нужны эти тренировки. Сейчас я ощущаю себя невероятно слабой и беспомощной. У меня не получилось даже вызвать маленький огонёк, не говоря уже о применении каких-то сложных беспалочковых заклинаний.       -А как же манекен? — говорю, тяжело поднимаясь на ноги.       Мы восстановим его в следующий раз. Заодно потренируемся в беспалочковых заклинаниях. Хотя бы в таких простых, как Репаро.       Я выхожу из дома на улицу и вдыхаю свежий воздух. Оглядываюсь по сторонам, и недалеко от дома замечаю небольшую беседку, обвитую засохшими сейчас ветками, и качели.       Хватит пялиться по сторонам. Нам пора. Мы уже и так слишком долго здесь пробыли.       У меня появляется ощущение какой-то непонятной тревоги, словно Беллатрисе не терпится уйти отсюда. Особенно после того, как я заметила эту беседку.       Аппарируем обратно в отель, и, видимо, как раз вовремя, потому что в дверь раздается стук. Спешно открываю дверь и удивленно смотрю на стоящего там Джона.       -Джон? — я прячусь за дверью, пытаясь не выдать своё взбудораженное состояние. Взгляд мужчины скользит по моему лицу, и мне отчего-то на пару секунд становится ужасно неуютно, будто он смотрит куда-то вглубь меня. Это что-то новое. Встряхиваю волосами, и отгоняю непонятные ощущения, списывая их на предвзятое отношение к нему Беллатрисы. Вероятно, мне просто передаются её эмоции.       -Гермиона, я пытался позвонить вам в номер, но никто не отвечал, и я решил зайти, узнать, как у вас дела. Надеюсь, на сегодня все в силе? — говорит он, улыбаясь.       -А, да, конечно. Я просто была… в душе, — вру, надеясь, что он больше ничего не станет спрашивать, — я буду готова к шести вечера, — говорю и пытаюсь закрыть дверь, однако, Джон оказывается настойчивым.       -С утра в ресторане я краем уха услышал, как люди за соседним столиком обсуждали какой-то странный запах гари на втором этаже. У вас все нормально? — мужчина смотрит мне в глаза, и меня не покидает ощущение, что он видит меня насквозь.       -Да, все хорошо, мне нужно закончить приводить себя в порядок. Ведь в театр принято ходить красивой, правда? — неловко оправдываюсь я.       -Конечно, я тогда пойду, Гермиона. Не сомневаюсь в том, что вы там будете самой красивой, — Джон очаровательно улыбается и уходит, а я наконец закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной, с облегчением выдыхая.       Интересно, где были мои мозги, когда я соглашалась куда-то идти с этим совершенно незнакомым мне человеком. Сейчас это уже не кажется такой уж хорошей идеей. Что со мной? Раньше я сначала сто раз думала, а потом делала, и что теперь? Как теперь отказаться? Может сказать, что я заболела? Но ведь он только что видел меня. Резко поднялась температура? Звучит абсолютно бредово, но после этого странного взгляда мне совсем расхотелось куда-то идти с Джоном. Отец назвал бы это чутьем. В детстве он часто говорил мне о том, как хорошо у меня развита «интуиция».       О, неужели начали просыпаться разумные мысли в этой маленькой тупой голове. Может быть, ты не совсем безнадежна?       -Не смешно, — говорю обиженно.       А я и не смеюсь, Грейнджер. Я бы заплакала над глупостью твоих поступков, если бы умела это делать.       -Скажите ещё, что никогда не плакали, в жизни не поверю, — произношу уверенно и скрещиваю руки на груди. Кто бы знал, как мне надоело разговаривать с самой собой. Перед зеркалом что ли вставать, чтобы хоть какое-то ощущение присутствия собеседника было? Хотя нет, это будет ещё более странно.       Не плакала.       А я вспоминаю, как видела в её прошлом тот самый момент, когда она бледнела и кричала от боли, пока на руке отчетливо проступала сквозь белую словно кипящую изнутри кожу метка.       Не нужно сравнивать слезы от эмоций и слезы, как проявление физиологической реакции на боль.       Что ж, тут она, пожалуй, права.       И на том спасибо.       Она усмехается, и мне становится не по себе.       -Вы не могли бы перестать читать абсолютно все мои мысли? Это до жути странно ощущать двадцать четыре часа в сутки, — говорю молящим голосом прикрыв глаза.       Если бы я могла. Ты и представить не можешь, как это сводит с ума.       На миг представляю, что было бы, если бы я тоже слышала все её мысли у себя в голове. Наверное, я бы действительно чокнулась.       Именно поэтому нам нужно ускориться в плане тренировок и уже начать действовать. Посылай этого придурка с разноцветными шарфиками, ложись спать и потом мы снова приступим к тренировке.       -Я боюсь, что он не примет моего отказа, — задумчиво отвечаю.       Можешь предоставить это мне, крошка. Поверь, уж я найду подходящие слова.       -Ну нет, — отрицательно качаю головой, на пару секунд представив, в каких выражениях Лестрейндж могла бы объяснить Джону, почему я собственно не хочу с ним никуда идти. Она смеется, а я встряхиваю головой и решительно иду к телефону.       -Джон слушает, — говорят на том конце трубки.       -Джон, это Гермиона. Я… Простите, но я не смогу с вами никуда пойти сегодня, — стараюсь сделать такой голос, словно действительно сильно об этом сожалею.       -Что? А что случилось, я могу вам помочь? Что-то серьезное? — взволнованно спрашивает мужчина. Проклинаю себя за вранье, но продолжаю.       -Я плохо себя чувствую. Голова болит, похоже, поднялась температура. Думаю, сейчас мне лучше будет лечь спать, — мужчина вздыхает.       -Может вам что-то нужно? Горячий чай? Я могу принести, — какой настойчивый.       Черт возьми, дай я сама с ним поговорю.       -Тише, — говорю шепотом, против воли улыбаясь её какой-то совершенно искренней, я бы даже сказала, детской нетерпеливости.       -Что? — переспрашивает Джон, видимо услышав мой шепот. Только этого не хватало.       -Я говорила, тишина, мне нужна только тишина. Больше сейчас ничего не хочется, — чушь, конечно, но как-то же надо выкручиваться.       -Да, конечно, как скажете. Если вы не против, я зайду проведать вас через несколько часов, — продолжает настаивать Джон. А мне начинает казаться странным то, как целеустремленно он пытается увидеться со мной. Словно от этого зависит что-то важное.       -Знаете, лучше не стоит, я не хотела бы заразить вас, — выдавливаю смех, всякими способами пытаясь донести до мужчины, что в ближайшее время не очень хочу с ним видеться.       -У меня крепкий иммунитет, не переживайте, Гермиона, — смеется в ответ Джон. Я начинаю чувствовать некое подобие отчаяния. Беллатриса рычит так, что мне начинает казаться, будто у меня вибрирует черепная коробка.       Заканчивай, грязнокровка, иначе я за себя не отвечаю.       -И все же не стоит, Джон, я позвоню вам, когда мне станет лучше, спасибо за заботу, — пытаюсь быть максимально вежливой, насколько это возможно, однако даже через телефон чувствую, что чем-то разозлила мужчину. Следующая его фраза звучит так, словно я, как минимум, оскорбила его.       -Хорошо, я понял вас, буду с нетерпением ждать, — Джон кладет трубку, и я задумчиво смотрю на телефон. Что это было? Человек, которого я знаю пару дней, не должен так реагировать на нежелание увидеться, тем более в том состоянии, в котором я якобы пребываю.       Какого хрена надо было так долго мусолить это? Ты хочешь, чтобы однажды мы не только сожгли шторы, но и подорвали что-нибудь в этом чертовом отеле?       -Мы? — не понимаю к чему она ведет. Однако, сосредоточившись на ощущениях, понимаю, что к ладоням приливает неестественное тепло. Так, надо успокоиться.       А ты думала, что только твои эмоции могут выйти из-под контроля? У тела два сознания, а значит оно чувствует любые изменения эмоций. Как твои, так и мои. Магия, которой мы теперь обладаем не признает барьеров, как ты уже могла убедиться.       -Впредь, нужно быть осторожнее с этим, иначе слишком многое придется объяснять живущим здесь магглам, — говорю задумчиво и выхожу на балкон, чтобы покурить и подумать над странной реакцией Джона.       Закуриваю и задумываюсь. Что я знаю об этом парне? Его зовут Джон. Он ездит по миру, ни в чем не нуждается. Здесь учится и с его слов ни в одном другом отеле не жил дольше одного месяца. Может стоит узнать о нём что-нибудь на стойке регистрации? С другой стороны, что они могут знать? Разве что сказать фамилию. Но не факт, что во всем отеле живет только один Джон. Вдруг ловлю себя на мысли, что мужчина уже дважды оказывался рядом со мной, словно знал где я и что собираюсь делать. Его слова во многом повторяли мои мысли, когда мы разговаривали в лифте и потом, в ресторане, будто он угадывал о чем я думаю или что собираюсь спросить. Подожди-ка, Гермиона, а если это не совпадение? Если он не угадывал, а знал? Видел их словно на страницах открытой книги? А его странное появление возле моей двери? Словно он знал, что именно в этот момент я аппарирую в номер. И странный взгляд, словно видящий насквозь. Мерлин… Что всё это значит? Как я сразу не почувствовала неладное? И его злость в ответ на мой отказ. Я разрушила какие-то его планы относительно вечера? И почему он так настойчиво пытался увидеться со мной именно сегодня? Словно боится упустить из виду хоть на один день. Вздрагиваю от стука в дверь номера и тушу сигарету. Руки отчего-то трясутся, когда я иду открывать.       -Кто там? — спрашиваю, взявшись пальцами за холодную металлическую ручку.       -Обслуживание в номер, — говорит высокий женский голос на безупречном английском. Странно, ещё вчера я проходила по коридору и слышала, как девушка на ломаном английском пыталась разговаривать с пожилым немцем из соседнего номера.       Открываю дверь и с удивлением смотрю на ту самую девушку. Она открыто улыбается и указывает на кружку дымящегося ароматного чая и тарелку с маленьким аппетитным десертом.       -Но я ничего не заказывала, — возражаю, глядя на кажущиеся слишком большими на узком лице глаза ярко-голубого цвета, подведенные черным карандашом.       -Да, мадам, заказ был сделан мужчиной из сто пятнадцатого номера. Он сказал, что вы плохо себя чувствуете, и вам сейчас необходим горячий чай, — без единой запинки говорит юная француженка. И вот теперь мне становится по-настоящему не по себе.       -Я… Э, спасибо, — уже собираюсь забрать кружку и десерт с подноса, но происходит нечто, чего я не ожидала.       -Я могу войти, мадам? — вежливо продолжает девушка и начинает двигать тележку внутрь номера. Я словно зачарованная её наивными глазами и улыбкой начинаю отходить в сторону.       Черт, Грейнджер, шторы, быстрее сделай что-нибудь. Иначе нам конец.       Выхожу из ступора от её реплики и молюсь, чтобы получилось применить простейшее репаро и придать шторам если не изначальный, то хотя бы приличный вид. Ничего не выходит, и Беллатриса берет контроль над руками и в последнюю секунду успевает наложить магию иллюзий. Взгляд девушки в эту же секунду перебегает именно на то место, где пару мгновений назад были обгоревшие лохмотья. Она ставит кружку и десерт на столик, поворачивается ко мне и на этом прощается, как-то слишком уж спешно покидая номер.       Что с тобой, черт возьми? Зачем ты пустила её в номер? Совсем чокнулась?       -Я сама не понимаю, как это вышло. Я будто не могла ничего сделать, — пребывая в некотором шоке от происходящего говорю я, по-прежнему глядя вслед ушедшей девушке, — Вы заметили её идеальное произношение?       Произношение?       -Именно, за одну ночь невозможно так отточить владение чужим языком, — сама ещё не понимаю, к чему веду, но что-то такое в этом есть.       Ты думаешь, это был кто-то другой? Под оборотным?       -Что? Под оборотным? Об этом я, честно говоря, не думала. Но если так, то как, Мерлин возьми, они так быстро нашли нас? — я не понимаю.       Пораскинь мозгами, детка. Мы в маггловском районе, в гребаном Париже. Вспышка древней стихийной магии, которую ты вчера явила миру, не могла остаться незамеченной.       -Что нам теперь делать? Снова бежать? — я уже готова кинуться прочь из отеля, подальше от этих странностей.       Нет, Грейнджер, это ничего нам не даст. Одна ошибка, одно заклинание, и мы снова будем как под микроскопом. Нужно ждать. Ждать и искать духа, без которого нам не справиться с этим Пэрроном, черт бы его побрал.       -Но что если мы окажемся не готовы, что если нас просто убьют во сне, пока мы лежим тут, в этом маленьком уютном номере люкс? — всё это, конечно, ужасно напрягает, но умирать совсем не хочется.       Он мог сделать это ещё тогда, в том подземелье. Никто бы не помешал ему.       -Тогда почему же он не сделал этого? В его действиях отсутствует логика, — ведь он действительно мог уже тогда избавиться от меня.       Ответ тут только один. Все эти события не случайность. Начиная с того самого дня, когда ты нашла меня в том самом темном переулке. А может и раньше…       -С того дня, когда мне поручили вести это дело в Аврорате, — заканчиваю я за неё, — Ведь тогда я подумала, как странно. Обычно похищениями занимался другой специалист. Мне же Кингсли поручал самые странные дела, в которых не могли разобраться другие. Темная магия и всё, что с ней связано.       Наша встреча с тем человеком в прошлом тоже не была случайностью. Выходит, он ждал нас. Пэррон все время был рядом. Он давно следил за тобой, и, полагаю, долго пытался вычислить меня.       -Но для чего? Ведь он говорил, что пришел за палочкой, — пытаюсь в подробностях вспомнить всё, что говорил тюремщик, перед тем, как начать мучить меня заклинаниями, — Столько жизней было отдано, а ты все время была рядом, — произношу я слово в слово.       Что? Что ты несешь?       -Тот самый день, когда мы попались. В первые минуты он сказал именно это, — слова начинают обретать новый смысл. Все время была рядом… Выходит, он действительно следил за мной. Но как? Кто?       Это мог быть кто угодно из тех, кому ты доверяла, друзей, близких, просто случайных людей, помни, он умеет завладевать сознанием.       Меня захватывает ужас от мысли, что это мог быть кто-то из моих друзей. Нет, я не хочу в это верить. Только не они. Я не хочу потерять доверие к единственным дорогим мне людям в этом мире.       Ты никогда не узнаешь этого, Грейнджер, так что не стоит забивать себе этим голову.       -Но, выходит, из всего сказанного можно сделать вывод, что ему не нужна была палочка. Это был крючок для того, чтобы поймать меня, нас? Но, зачем? — кусочки паззла не желают собираться в единое целое.       Да, зайка, именно так. И боюсь, мы не случайно оказались в том замке, где был спрятан Лоран. И своими действиями мы только помогли Пэррону. Возможно, в его планах было то, чтобы мы воссоединились с драконом. И теперь он выжидает, пока мы найдем второй дух.       -Зачем? Для чего ему это нужно? — принимаюсь мерить шагами комнату. От кровати до столика с остывшим чаем и обратно.       Чтобы потом завладеть ими обоими, вероятно. А палочка нужна ему поскольку он, видимо, уже знает о том, что она хранит осколок моей души. Дело осталось за малым.       -Что вы имеете в виду? — останавливаюсь, глядя на дурацкую абстракцию, висящую в рамочке над столиком.       Ему нужен «разум», Грейнджер, две стихии и палочка. Моя палочка. Ему нужна ты. Думаю, он верит, что ты и станешь тем, кто поможет ему избавить мир от зла.       -Но это бред! — кричу я возмущенно, едва сдерживая в себе теперь уже осознанное желание что-нибудь поджечь. Эту нелепую картину, например.       Печально признавать это, но, кажется, в этой истории выигрываю только я.       -Каким это образом? — не понимаю я.       Я при любом исходе умру.       Она громко с надрывом смеется, а меня пробирает дрожь от того, что её это веселит.       У тебя ещё есть шанс, крошка. Сейчас рано отчаиваться.       -Неужели он верит, что я стану по доброй воле помогать ему? — кричу и яростно взмахиваю руками.       Думаю, у него есть план на случай твоего непослушания, даже не сомневайся.       Обессиленно сажусь на кровать и уставляюсь взглядом на похолодевшие пальцы, нервно перебирающие ткань рубашки.       -Что же мне делать? — есть ли выход из этого бесконечного круга ада.       Выход есть, малышка. И я уже говорила тебе. Ты должна взять свою магию под контроль, стать сильнее, чем когда либо прежде. Ты можешь сделать это, ты будешь жить, у тебя ещё будет много счастливых дней, твои друзья смогут видеть, как глупо и наивно ты улыбаешься. Верь мне, Грейнджер. Такая смерть слишком нелепа даже для такой грязнокровки, как ты.       Мерлин, ну почему, когда она говорит, никогда нельзя однозначно понять, что это, утешение или очередное оскорбление? Но я отчего-то верю ей сейчас. Гипноз это или я сошла с ума, но я благодарна ей за эти дурацкие слова.       Ложусь на кровать и заставляю себя уснуть, хотя бы на пару часов. Беспокойный сон приходит спустя полчаса бесполезного прокручивания в голове мыслей о том, как всё это несправедливо, и почему всё это должно было произойти именно со мной.       Я иду по берегу, мои бледные ступни утопают в теплом мелком песке. Волны набегают на берег, смывают мои следы, и снова убегают. Негромкий шелест успокаивает. Поднимаю голову, яркий розовый закат слепит и перед глазами пляшут разноцветные черточки. Вдалеке виднеется невысокое строение, и я иду с полной уверенностью, что меня там ждут. По мере приближения, сердце начинает биться чаще, а в горле отчего-то пересыхает. Сегодня важный день, и я волнуюсь как никогда прежде. Руки мелко дрожат, когда я поднимаюсь по ступенькам беседки обвитой цветущими растениями. И там в тени веток меня ждет девушка. Светлые каштановые волосы, чуть вьющиеся на концах, простое белое летнее платье, слегка обгоревшие на солнце веснушчатые плечи. Она что-то сосредоточенно делает, а потом слышит мои шаги и поднимает голову, отрывая взгляд от своих рук. Наивные еще по-детски округлые бледные щеки покрываются румянцем. Её огромные глаза распахиваются и она поднимается мне навстречу, я замечаю, как на пару мгновений начинают дрожать её узкие запястья, когда она показывает мне то, что успела сделать к моему приходу.       -Это для тебя, Белла, — говорит она высоким голосом и смущенно добавляет, — Примеришь? — её щеки краснеют ещё больше, когда я склоняюсь для того, чтобы она могла надеть мне на голову венок из разноцветных цветочков и листиков. Поднимаю глаза, и утопаю в её светло-карих глазах, в которых сейчас отражается вечернее закатное солнце, — Ты стала ещё более красивой, словно нимфа. Я заколдовала его, чтобы он никогда не завял, — говорит она тихо, заправляя мне за ухо выбившуюся непослушную темную волнистую прядь. Я чувствую смущение и спешу сесть на ажурную скамейку в глубине беседки.       -Я должна кое-что рассказать тебе, Милли, — говорю я слегка дрожащим голосом.       -Что-то случилось? — спрашивает она обеспокоено и берет мои руки в свои маленькие хрупкие ладони. Мне так страшно от того, что я собираюсь сказать, но я должна.       -Да, Милли, случилось, — я чувствую, как дрожат мои руки в её ладонях. Сейчас её доверие рассыплется на миллион осколков, и ничего уже не вернешь после моих слов. Я зажмуриваюсь и произношу на одном дыхании, — Я убила маггла, Милли, — вот и всё. Жду приговора, но проходит минута, две, а его всё нет. Поднимаю взгляд от наших рук и мне кажется, что сердце протыкают насквозь, когда я вижу, как карие, распахнутые в шоке глаза наполняются слезами. Соленые дорожки катятся по побледневшим вмиг щекам, падают на платье, расползаясь маленькими лужицами.       -Зачем? — только и произносит она дрожащим тихим голосом, не отпуская моих рук.       -Я присоединилась к Пожирателям, я теперь одна из них, — продолжаю я резать свое сердце на маленькие куски, потому что в глазах напротив столько печали, что мне кажется такого просто не может быть.       -Ты же не серьезно? — я вижу, как в глубине глаз рождается маленькая надежда, а потом гаснет, словно я своими словами задуваю последний огонек тепла между нами.       -Нет, Милли, это правда, я должна отомстить за Цисси, — говорю я твердо, словно сама верю в то, что поступила правильно.       -Но, как ты… — она опускает глаза, разрывая зрительный контакт, слеза падает на наши сплетенные руки. Я жду. Я просто не имею права сейчас торопить её. Я почти сутки готовила себя к тому, что приму любое её решение.       -Белла, ты же знаешь, что я… — она снова поднимает на меня свои наивные полные слез глаза. В её зрачках гаснут последние лучи заходящего солнца. Сумрак накрывает беседку почти мгновенно и я не успеваю ничего понять, когда моих губ касаются другие, мягкие и соленые. Её невозможная нежность захватывает меня в водоворот чувств. Её ладони выпускают мои руки и обхватывают мои щеки. В поцелуе столько отчаяния, что впору кричать. Мягко обнимаю её за тонкую талию и прижимаюсь ближе. Между нами происходит что-то невероятное, и я так боюсь спугнуть это, боюсь сломать её чувства, боюсь не справиться.       Мы трансфигурируем покрывало, потому что пол холодный, но нам так не хочется никуда уходить. Ветер с моря перебирает её мягкие локоны, которые сейчас так тесно переплелись с моими. Мои руки никогда не знали столько нежности, как сейчас.       Мы смотрим на звезды и слушаем мягкий плеск волн, она лежит совсем рядом, едва дышит, но я кожей чувствую биение её сердца, такого доброго и светлого, каким моё никогда не было и не будет.       -Я люблю тебя, Белла, — шепчет она едва слышно, а у меня всё замирает от того, как горько она это говорит. Я не могу найти в себе силы ответить, кажется, я разучилась говорить. Мы засыпаем обнявшись, и я так хочу, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось.       Открываю глаза, лежа на наколдованном покрывале. Одна. Сажусь и утыкаюсь взглядом в яркий цветочный венок, лежащий рядом. Её подарок. Прощальный подарок. Сгибаю ноги, обхватывая их руками и утыкаюсь лицом в колени. Я знала, что она не выдержит моей темной стороны, знала, что не поймет моего желания отомстить, знала, что это последняя наша встреча. Я не стану плакать.       Всё вокруг меняется, я стою на берегу, мне так хочется сжечь эту беседку, чтобы никогда больше не видеть её, никогда не вспоминать, как была в ней счастлива, никогда больше не видеть во снах эти большие наивные глаза, не слышать её шепот. Я держу в руках тот самый заколдованный венок и хочу только одного.       Я кричу на этом пустом безжизненном пляже, кричу так, словно сейчас меня пронзают сотни Круцио. Море словно слышит, чувствует мое отчаяние, яростно кидает соленые брызги, начинается шторм. Палочка подчиняется моей боли, венок пылает ярким пламенем, превращаясь в угольки прямо на моих глазах.       -Нет! — я пытаюсь потушить его. Пламя гаснет, но уже поздно. От него ничего не осталось, кроме пепла. Падаю на колени и набираю в руки горстку пепла. Он ускользает сквозь дрожащие пальцы, — Нет, — опускаю руки и сотрясаюсь в рыданиях, роняя слезы на серый пепел, чувствуя себя абсолютно пустой. Теперь эта пустота навсегда останется со мной.       Просыпаюсь и чувствую себя так, словно прожила ещё одну жизнь за эти пару часов, и не знаю, как успокоить бешено стучащее сердце.