Детективное агентство "Штольман и Селезнев". История вторая. Путешествие.

— Как же вы… могли? — выдавил из себя Павел. Обычные слова застревали в горле. Ничто сейчас не могло выразить то, что странной горькой пеной вскипало внутри, царапало и душило почти до невозможности сделать вдох. У него не укладывалось в голове то, что он услышал. Софья с тревогой смотрела на мужа. Буря, которая сейчас клокотала у него в груди, грозила либо вырваться наружу (что было маловероятным, потому как Павел не выплескивал своё недовольство на женщин), либо что-то бесповоротно повредить внутри. Она и сама была потрясена, но Булатовы не были людьми из её детства и юности, она не росла с ними на одной улице и не была близко знакома с их родителями. Павел нелегко сходился с людьми, со скрипом приоткрывал своё сердце, но если уж срастался душой с кем-то, то почти намертво. Ох, как же Софье поступить, чтобы буря прошла без последствий? Мама часто говорила ей, что всё то, что человеком используется редко, ржавеет за ненадобностью, а когда в этом приходит нужда, начинает работать с большим трудом, иногда через боль и слезы. А ну как вся эта волна по сердцу ударит? Нет, так дело не пойдёт! Вот так отдохнули и поправили здоровье, ничего не скажешь! — Я ничего об этом не знала! — воскликнула Ангелина. Она вскочила с места и в умоляющем жесте сложила руки на груди. До этого момента она предполагала, что произойдет что-то плохое, но сейчас по реакции Селезневых она поняла, насколько всё отвратительно. Отчего-то раньше Булатова не слишком задумывалась об этом в таком ключе. — Я… я не имею к этому отношения, поверь мне, Пашенька! Я ведь сразу пришла… как поняла… Соня, кобра внутри которой присмирела на время рассказа о Петре, зашипела с новой силой, и в этот раз женщина решила её не сдерживать. — Сядьте! — сурово сказала она, копируя тон мамы, которым она усмиряла самых упрямых пациентов. Ангелина, потерявшаяся в собственных переживаниях, вздрогнула и села на стул. Павел, неверяще качая головой, пошел к буфету, чтобы налить себе воды. Ему нужно было проделать несколько привычных будничных действий, чтобы физическое победило эмоциональное. Трезвая голова ему сейчас ой как была нужна. — Откуда вы узнали, что Паша работал в посольстве? — спросила Софья. Она должна бы была испытывать сейчас злость или презрение, и они тусклым зудящим фоном окрашивали её чувства, но по большей части на сердце у неё была жалость. Она ведь видела, что происходило у Ангелины внутри, видела, что та не обманывала и не лукавила. Иногда прозрение наступает поздно, а иногда и вовсе не наступает. Порой иллюзии, застилающие плотной пеленой реальную жизнь, длятся до самой смерти и человек отходит в мир иной в счастливом неведении. Так могло случиться и с Ангелиной, не видела же она ничего с тех пор, как они с мужем уехали из России. Домашняя девочка, которая не сталкивалась с тяготами жизни, восторженная от природы и не умеющая или не желающая видеть несовершенства мира, заставляющая себя воспринимать всё, как повод для улыбки. Мир вокруг был прекрасен, что бы ни случилось. А тут — кровь, смерть, разрушение, причем не абстрактные, которых они касались в разговорах о войне, скажем, а самые что ни на есть настоящие, могущие произойти в ближайшее время и затронуть людей, к которым Ангелина успела искренне (а Ангелина всё всегда делала искренне) прикипеть душой. Горничная, которая всегда улыбалась Булатовой в коридоре, официант, который уже знал, что красивая мадам предпочитает хорошее итальянское белое вино с кусочком льда, пара из соседнего номера, у которых чудный песик Арчи. Разве можно так? Равзе такое бывает в той жизни, которой жила Ангелина? Нет, такого быть не могло, но неожиданно оказалось, что возможно всё. Соня сама росла в любви и заботе и, столкнувшись с последствиями войны, долгое время не могла привыкнуть к тому, что люди могут творить с людьми из жестокости, глупости и даже высокого чувства справедливости. Это было крайне тяжело, но рядом с ней были родители, родные и друзья, которые подставили плечо, не дали впасть в отчаяние, научили находить точку опоры и жить дальше, спасая ближнего и саму себя. У Ангелины такого не было. У неё был бесконечный побег. От дурного, неприятного и негативного. Прозрение может быть очень болезненным. Особенно когда ты один. — Когда мы встретили вас в отеле, Петя стал нервничать, — пояснила Ангелина. — Я не понимала почему, ведь я так обрадовалась, когда увидела Пашу. Петя сказал, что Паша может помешать тому делу, ради которого он сюда приехал, ведь репутация его и его начальника в посольстве слишком хорошо известна, чтобы рисковать! Я этого не поняла, потому что и понятия не имела, что ты работал в Париже. Мы ведь жили в пригороде некоторое время, а потом уехали. Петенька пошел на почту и отправил несколько телеграмм, а, получив ответ, велел мне попросить тебя о помощи! Чтобы ты был занят расследованием и не стал ему помехой! Я ведь не знала ничего, Паша! Не знала! Я думала, что помогаю мужу справиться с финансовыми трудностями! Ну какой вред от карт или ставок?! Ты веришь мне? — умоляюще спросила Ангелина. Павел верил. Но проку от этого было мало.