Детективное агентство "Штольман и Селезнев". История вторая. Путешествие.

Павел, задыхаясь, рывком втащил Петра в подвал. — Давайте гранаты, — прохрипел он, стараясь не вдыхать переполненный пылью и разлетевшийся от выстрелов побелкой со стен воздух. Те, кто оставались все это время вне галереи, молча кивнули, и, открыв дверь, отправились на подмогу тем, кто пережил первую волну наступления повстанцев и теперь готовился ко второй. Никто из них не знал, сколько людей могли бросить преступники на нейтрализацию их отряда без ослабления основной части, которая держала заложников в ресторане. В любом случае нужно было готовиться. После первого раунда среди французских военных был один труп и трое раненных. Если учесть, что нападающие были полностью уничтожены, потери в общем-то незначительные, но Павел не представлял, как Марсель будет объяснять это жене и детям погибшего, которые наверху ждали возвращение мужа и отца. Пока об этом Селезнев старался не думать. Он был в роли того, кто приносит страшную весть, был и тем, кто переживал потерю. Незавидное положение в обоих случаях. Павел старался поменьше смотреть на Булатова, боясь окончательно выйти из себя, ведь именно он спровоцировал перестрелку. Вымещать злость на раненом было последним делом, кем бы он ни был, вот и приходилось держать себя в руках. Пётр был бледен, бедро у него снова закровило, а лицо выражало плохо скрываемое отчаяние. — Что же ты? — проговорил Булатов, пытаясь поднять голову. У него это не получилось, и он бессильно опустил её на пол. Хорохориться, когда и глаза держать открытыми не получалось, было сложно, но молчать он не мог. Петра что-то подзуживало изнутри: ему хотелось доказать, что Селезнев ничего не значит и ничего не стоит. Хотелось, чтобы он потерял своё спокойствие, чтобы сделал какую-то гадость, чтобы можно было уравнять его с собой. — Снова играешь в рыцаря? Зачем ты убрал меня с линии огня? Пытаешься быть благородным? — Нет, — покачал головой Павел, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи. Пока было относительно тихо, значит, вторая часть битвы еще не началась. — Я не обладаю таким благородством, какое ты пытаешься мне приписать. Просто я делаю то, что должен в этой ситуации. — Что? Спасаешь старого друга? — усмехнулся Булатов. Глаза он не открывал. Ему казалось, что он погружается в какое-то липкое беспамятство. — Нет, — снова сказал Павел, не смотря на Петра. — Сейчас есть два варианта. Либо мы все здесь погибнем, поэтому то, что я сохраняю тебе жизнь, не будет иметь никакого смысла. Либо мы выйдем победителями, и я передам тебя полиции, а еще лучше военному ведомству. Там из тебя вытянут всю правду об этой папке, её содержимом и том человеке или организации, на которого ты работаешь. Нельзя оставлять безнаказанным то, что повлекло за собой смуту, массовую гибель людей и возвращение военных действий в том государстве, которое только что пережило войну. Нужны решительные действия. Селезнев замолчал, продолжая вслушиваться в происходящее за дверью. Отсутствие каких-либо действий начало его нервировать. Слишком спокойно, непонятно, когда и откуда ждать удара. — Так ты решил перейти на сторону людей со страстями в крови, — сказал Булатов и открыл глаза. Он не знал, что хуже: попасть к человеку, который ждет папку, без её наличия или отправиться в тюрьму, где все знают, что он причастен к тому, что происходит в городе. Внезапно даже раненая нога перестала его беспокоить. Он ведь не был подготовлен к чему-то подобному, в отличие от многих из тех, с кем он познакомился в последние несколько лет. Он просто плыл по течению, желая найти лучшую долю, вот и всё. Это была не его война, и умирать за любую из сторон он никогда не намеревался. — Говоришь громкие слова, а выходит, что мне все равно, что в петлю лезть. Решил отомстить, значит? Павел повернулся к Петру. В этот раз он должен был посмотреть ему в глаза. — Я не Бог, чтобы судить тебя. Мне незачем мстить, всё осталось далеко в прошлом, да и дело это неблагодарное, но оставлять безнаказанным то, что вы натворили, нельзя. Это необходимо пресечь. Виновные должны быть осуждены, а тех, кто замышляет зло против мира и покоя, необходимо найти и обезвредить. Поэтому не стоит вкладывать в мои поступки того, чего там нет. Я просто выполняю ту работу, которую делал много лет подряд. — Как у тебя всё просто. Преступление и наказание. Нет, донкихотство в тебе никогда не изжить, — равнодушно заметил Пётр и закрыл глаза. Он не мог смотреть на Селезнева. Сил не было. — Нет, это совсем не просто, — покачал головой Павел. — Но уже много лет я полагаюсь на постулаты совести, если угодно, и они ни разу не подвели меня. Я делаю, что могу, немного, если задуматься, но это то, что в моих силах. И если я могу хоть что-то изменить, я сделаю это. Так живут те, кто мне дорог, и так я полагаю правильным. Булатов ничего не ответил. Он лежал молча и не открывал глаз. Павел подумал о том, что нужно плотнее перевязать его рану, потому что повязка ослабла. Додумать свою мысль он не успел. На улице что-то глухо бахнуло и послышались звуки выстрелов. Селезнев машинально встал на ноги. Тело звало его продолжить бой. Всё началось заново!