***
— Сядь в машину, Филипп! — Герман остановился немного впереди и, обойдя свое авто, открыл переднюю дверцу. — Пожалуйста. Сядь в машину! Его достало уже ехать вдоль бордюра, изображая на своем статусном «Ауди Спортбэк» почетное сопровождение шагающей по тротуару звезды цирковой арены в разболтанных кроссовках. Филипп отлично его видел, но продолжал сохранять подчеркнуто независимый вид, сосредоточенно глядя перед собой и не вынимая рук из карманов. Теперь Венский вынудил его остановиться. Герман не совсем понимал этого вопросительного взгляда светлых распахнутых глаз стоящего перед ним Филиппа, будто тот ждал чего-то еще. Каких-то объяснений причины сегодняшнего перед ним появления? Прямо здесь, посреди людной улицы он хотел о ней услышать? Так Венский сам для себя пока ничего не сформулировал, поэтому аргумент использовал неоспоримый: — Сядь, или я усажу тебя сам. Я хочу просто поговорить! Филипп выдохнул наконец, на миг закрыл глаза, будто бы на отчаянный поступок решаясь, и быстро заскочил на переднее сиденье черного авто. — Ну вот, — закрыл за ним Герман дверцу. — Уже лучше. Вернувшись на водительское место, Венский положил руки на руль, секунду подумал и заблокировал пассажирскую дверь. Филипп никак на это не отреагировал, подобно Герману сохраняя молчание и глядя прямо перед собой. Однако стоять здесь было запрещено, и Венский завел двигатель: — Ты вчера говорил, что живешь рядом. Я отвезу тебя. Это где-то в районе старых домов? — Да. Виноградная, двенадцать, — коротко ответил Филипп, все так же на Германа не глядя. Это было совсем недалеко. Герман всем своим видом изображал увлеченное руление, пока они проезжали единственный квартал до того, как повернуть в тихий двор трехэтажного дома типичной старой постройки. Учитывая разгар рабочего дня, здесь было полно парковочных мест, но Венский выбрал самое крайнее, удаленное от подъездов, и, практически уперевшись капотом в ограду небольшого палисадника, заглушил двигатель. Ладонь Филиппа спокойно лежала на бедре, рельеф которого угадывался под тонкой облегающей тканью его спортивных брюк. Герман опустил локоть на удобную центральную консоль автомобиля и, стараясь скрыть нарастающую нервную дрожь, подчеркнуто спокойно произнес: — Я вчера заходил на твою страницу в сети. — Зачем? — в том же тоне ответил Филипп. — Тебе же неинтересно. — Почему? — искренне удивился Венский, поворачиваясь и с ходу утыкаясь взглядом в родинку на мочке левого уха. Отвернуться он был уже не в силах, так близко оказавшись к этому немного оттопыренному уху, детским веснушкам и короткому крутому желобку между аккуратным носом и трогательно приподнятой верхней губой, которая в профиль придавала Филиппу немного обиженный вид. Впрочем, он, похоже, и был чем-то обижен... Герман даже к руке его прикоснуться не решался, придумывая, как продолжить общение. — Ты говорил вчера, что мечтаешь попасть в Монреаль, в какую-то цирковую программу? — В какую-то? — грустно улыбнулся Филипп, опуская светлые ресницы. — Извини, — почти шепотом произнес Венский, приблизившись настолько, что ощущал тепло его тела и чувствовал тонкий незнакомый аромат. — Я не запомнил... Но может, я могу тебе в этом помочь?.. — Не знаю. Ты ничего о себе не рассказывал. — Тебе будет скучно и непонятно... — Конечно, — не поднимал Филипп взгляда. — Я же не смогу понять, кто такой корпоративный юрист. Я тоже смотрел твой профиль, Герман, — он повернул голову и заглянул в глаза. — Не надо разговаривать со мной, как с идиотом! Филипп вдруг резко отвернулся в сторону окна, и Герман почувствовал, как коснулись лица его торчащие волосы. Легкие, светлые пряди... Венский втянул ноздрями воздух, сжимая кожаный подлокотник, а Филипп заговорил необычайно серьезным, ровным тоном: — Я закончил бизнес-школу в Германии. У моего отца в Мюнхене большой торговый холдинг. «Корф и сыновья», может, ты слышал? Так раньше называлось. Сейчас просто «Корф и сын». — Мне очень жаль... С твоим братом что-то случилось? — С моим братом все отлично! — с горечью в голосе произнес Филипп. — Он не заболел и не умер. Это он сын. Это я умер. — Ну что ты, Филипп... не говори так! — Герман изо всех сил старался скрыть шумное дыхание. — Расскажи мне, я хочу все об этом знать… — Неправда! — решительно сказал Филипп, резко к нему поворачиваясь и оказываясь практически вплотную. — Ты не этого хочешь. Осторожно взявшись за тонкие дужки очков Германа, он не спеша их снял, положил на переднюю панель, снова повернулся и уставился прямо в глаза. Задыхающийся Венский бегал взглядом по его лицу, не в силах не смотреть на яркие губы и не находя, что ответить, а Филипп просто взял его за затылок и совершенно спокойно сказал: — Я не должен целовать тебя первым. Герман и сам бы уже не остановился. Стоило лишь немного к нему наклониться и ощутить прикосновение к теплым, живым губам, чтобы окончательно утратить контроль над происходящим и просто им упиваться, чувствуя, как стремительно нарастает возбуждение. Герману хотелось его сразу всего и каждую деталь по отдельности. Он беспорядочно целовал приоткрытый, порывисто вдыхающий рот, маленький прохладный нос и скулы в темных веснушках, запутываясь руками в ткани спортивной куртки, под которую лихорадочно пытался проникнуть. Он успел лишь на миг ощутить под ней тепло гладкого упругого тела, когда Филипп схватил его за руки: — Не надо здесь! — старался он увернуться от настойчивых поцелуев в шею, вибрацией своего голоса лишь придав теряющему разум Герману новый импульс. — Где?!. — только и смог произнести Венский, с трудом останавливая активные ласки и совершенно безумными глазами глядя в его лицо. — Бабушка сейчас в школе... Хорошо, что это был лишь второй этаж. Герман только его уже видел, бессознательно следуя за ним через двор, не глядя ни на двери, ни на стены старого подъезда, ни на обстановку большой захламленной квартиры, когда прижал его к стене сразу, оказавшись в узком коридоре. Филипп сам стянул с плеч Венского черный офисный пиджак, тут же принявшись расстегивать его брюки, чтобы выпустить уже предельно напряженную, исходящую смазкой плоть. Проведя ладонью вниз, Филипп сжал член Германа у основания, и тот невольно вскрикнул, упираясь руками в стену, рефлекторно толкнулся в сильную руку и уже через несколько непроизвольных движений, пытаясь хотя бы не застонать слишком громко, освободился прямо Филиппу на живот, закрытый тканью футболки. Растерянный Венский так и стоял, дыша, как после забега, и отвернув голову, пока Филипп заботливо вытирал его той же футболкой, при этом еще и успокаивая: — Ничего, Герман. Наверное, ты в первый раз?.. Это было уже слишком, и, резко оттолкнувшись от стены, Венский развернулся спиной, суетливо застегиваясь и чувствуя, как горит от стыда лицо. Он подхватил с пола пиджак, выскочил на лестничную площадку и со злостью захлопнул за собой дверь. Нет, все это не с ним происходит, это просто временное помутнение, вероятно, какой-то психический сдвиг! Он всегда мог контролировать себя с женщинами, он вообще не помнит у себя такого возбуждения, чтобы за каких-то пару секунд испачкать чужую одежду! Он должен вернуть над собой контроль и больше об этом вообще не думать! Сделав несколько глубоких вдохов, он уже шагнул на ступеньку, но коснувшись лестничных перил, сразу вспомнил ощущение гладкой кожи под скомканной спортивной курткой. Да у него ладони горят, так хочется почувствовать это снова... Венский замер на лестнице, задумавшись и обернувшись. Всего один раз... Просто чтобы разобраться в том, что именно с ним происходит. Ну кто об этом узнает? А замок двери в квартиру, кажется, не запирается автоматически?.. Филипп все еще оставался в коридоре, когда входная дверь медленно открылась и Герман появился перед ним снова. Так тревожно смотрели на Венского снизу вверх эти глаза с расширенными в полумраке зрачками и четким ободком вокруг светлой радужки... Он и в самом деле думал, что Герман способен сейчас уйти? Приблизившись и глядя Филиппу в лицо, Венский едва заметно улыбнулся: — Когда, ты говоришь, возвращается наша бабушка? Оказалось, не так скоро. Уже стоя в гостиной возле раскладного дивана, Герман наконец стащил с него футболку, мгновенно почувствовав, как быстро возобновляется эрекция от вида обнажившегося торса с изгибами рельефных мышц и пигментными пятнышками, рассыпанными по бледной коже мужественных плеч. Филипп уже сам снимал спортивные брюки и облегающие вздыбленный бугорок боксерки, и Герман, опустившись перед ним на диван, едва дождался, пока он из своих штанов вылезет. Лишь небольшие повязки остались у Филиппа на запястьях. Венский и предполагать не мог, насколько сильно этого может хотеться, когда порывисто притянул его к себе за поясницу, впервые обхватывая губами розовую головку аккуратного нежного органа и легко пропуская его почти до самой гортани... — Я сейчас умру, Герман!.. — прошептал выгибающий спину Филипп, и Венский подхватил его под колени, уложив рядом с собой и не дав дойти до оргазма. Герман опустил ладонь на заметно поднимающиеся от частого дыхания ребра, на ощупь казавшиеся вовсе не жесткими, а тоже будто бы пружинящими под изучающей его рукой. — Из чего ты сделан, боже мой... — Мама говорила, что я из пластилина, — улыбнулся он в ответ на ласковый взгляд Венского и обеспокоенно произнес: — Надо костюм и рубашку хорошо повесить. — Да к черту этот костюм... — склонился к нему Герман, целуя миниатюрный, сразу же твердеющий сосок, и накрывая своим телом: — Все к черту! Филипп подавался ему навстречу, создавая скольжение их зажатой между разгоряченными телами плоти, и Венский не знает, остановился бы он сам или нет после того, как во второй раз изливался ему на живот, теперь уже голый и беззащитный. Венский начал парня переворачивать, желая ощутить под собой мускулистую спину и мысленно уже прижимаясь к упругим, выпуклым ягодицам. — Не надо, мы не успеем сегодня! — все еще не отдышавшись, засопротивлялся Филипп, отводя его руки. — Бабушка скоро придет. Лишь услышав о бабушке, Герман пришел наконец в себя, постепенно возвращаясь в действительность, и первым делом посмотрел на часы, поразившись, сколько времени уже пролетело. Живо представив входящую в квартиру пожилую женщину, он стал поспешно одеваться при активном содействии Филиппа, пытаясь вспомнить свои планы на сегодняшний рабочий день и сориентироваться, куда ему сейчас ехать. Он озирался по сторонам, стоя посреди чужой комнаты со старой мебелью, паркетным полом и плетеным ковриком возле дивана вместо современного конференц-зала в офисе, где в течение пятнадцати минут уже должен был появиться. Как могло с ним подобное произойти?.. Он будто бы в параллельный мир переместился, следуя за этим сумасшедшим мальчишкой! — Очки в машине! — сообщил Филипп на его рассеянный взгляд, и это было последнее, что он, находясь в квартире, услышал. Герман даже не помнит, попрощался ли он, спеша покинуть убогое жилище и дав по газам сразу после резвого разворота со стоянки в незнакомом дворе. От этого вязкого морока хотелось сбежать, вернуться в свою прекрасную устроенную жизнь, где он спокойный и здравомыслящий человек. Где он нормальный! Он искренне удивлялся, что никто из встреченных в офисе коллег не замечает в нем никаких перемен, не обращает внимание на нервную дрожь в руках и не сомневается в веских причинах его длительного отсутствия. Герман старался не думать о произошедшем, сидя на совещании у генерального директора, и потом, вернувшись в кабинет, намеренно отвлекаясь на текущие задачи. Элегантная Аня принесла кофе — он пристально на нее посмотрел, пытаясь вспомнить, что именно должен чувствовать, видя перед собой обтекаемые женские формы, и к нему начало приходить понимание масштаба произошедшего с ним бедствия. И ладно бы она сейчас не казалась объектом для сексуальных притязаний, в конце концов, он всего несколько часов назад имел неоднократно завершенную интимную близость. Страшно было другое: невольно воспроизводимые в памяти картины этой близости вызывали абсолютно ясное желание в ту невзрачную квартиру вернуться. И чем ближе к вечеру — тем более острое желание. К концу дня Герман способен был думать только о пережитом сегодня событии. Казалось, он все еще ощущает вкус и особенный, специфический запах светлой кожи с заметными венами на напряженном животе во время своих первых ласк, чувствует, как раскрывается навстречу теплый рот, сложенный алым треугольничком. Уже таким родным и зовущим... А Венский даже номера его телефона не узнал! И совершенно не прав был сегодня Филипп, сказав, что Герману о нем знать неинтересно. Теперь Герману интересно все! Венский больше не старался сделать сам перед собой вид, что собирается заняться этим вечером чем-то содержательным или хотя бы привычным. Он помнил каждое из произнесенных сегодня Филиппом слов и без труда нашел информацию о Мюнхенском холдинге семьи Корф. Уникальные коммерческие способности отца семейства сомнений не вызывали: сколотить такое состояние эмигранту в Европе, пусть даже на протяжении двух десятков лет, казалось чем-то невероятным. И сын этого человека живет вдвоем с бабушкой в обветшалой квартире и в первый же день знакомства сообщает об отсутствии денег на адвоката? Герман узнает позже, что же именно в жизни Филиппа случилось, а сейчас ему нужно кое с чем подробно ознакомиться. Они далеко не все успели сегодня, если Герман правильно понял... Он увлекся найденной по нужной теме статьей и вздрогнул от раздавшегося телефонного сигнала. — Привет, Венский, как ты? — Томка явно была в хорошем настроении. — У тебя апгрейд, ходят слухи? — Еще раз. Что у меня? — Герман замер в нервном напряжении. — Да ладно, мне Вероника звонила на жизнь пожаловаться! — А-а, это... — Ну конечно! Если между нами, то поздравляю, Венский, очень правильное и своевременное решение. У тебя на Новый год уже есть планы? Я так понимаю, Таиланд отменяется. Или ты с Анютой полетишь? Если что — можно у нас собраться, без проблем! — Тома, спасибо, я разберусь. Это все? — Еще Алиса звонила, — непривычно потерянно произнесла бывшая супруга, сбитая с толку его категоричным тоном. — Я надеюсь, у нее все в порядке? — Да, все в норме. Ладно, давай, Венский, а то я смотрю, ты что-то не в духе. Анютке привет! Такое странное ощущение возникло у Германа после этого звонка... Снова будто из параллельного мира, который стал вдруг совершенно ему неинтересен. Он же просто на автомате отвечал Томе, желая лишь побыстрее отвязаться, он даже про дочь не спросил, он забыл! Герман все понимал и сам до конца еще не верил в происходящее, но на знакомый аккаунт снова подписался, почувствовав, как ускорился сердечный ритм, когда перешел в личные сообщения. «Завтра в то же время?» — написал он Филиппу и ответа ждал совсем недолго. «9.30», — появился текст. Назначенное время немного удивило, поскольку это было на час раньше, чем сегодня. «Вместо кросса?» «Да» На этом их переписка была окончена, но вряд ли можно было придумать более интригующее послание. Герману удалось всего на несколько часов уснуть этой ночью, отключившись от мыслей о предстоящем действии. Каким должно быть это удовольствие? Он экспериментировал несколько раз с женщинами, но, возможно, это нечто совсем другое...***
— Я не знаю... — ответил на следующий день Филипп на прямой вопрос Германа, прогибаясь навстречу ласкающим его пальцам и упираясь руками в спинку дивана. — Я никогда не был с женщиной. — Почему?.. — точно так же прерывисто дыша, пытался Герман контролировать возбуждение, глядя на напряженные мускулы скульптурной спины, так поразившей его в сценическом освещении. Сейчас, когда можно было рассмотреть и ощутить под руками эти невероятные по своей красоте формы, острым уголком сходящиеся к крестцу, он изо всех сил растягивал время, сознательно отвлекаясь на разговор и давая себе возможность вдоволь на них полюбоваться. — Ты не хотел? — Нет... никогда... Герман! — оттолкнулся Филипп руками от спинки дивана, изогнувшись почти в кольцо, захватывая Германа за шею и позволяя полностью проникнуть в него скользким от геля пальцам. — Приходи!.. Венский безошибочно понял смысл, вложенный в подобранное Филиппом слово, поскольку и сам бы дольше не продержался. Быстро раскатав тонкую резинку, он захватил тугие ягодицы и, сразу же их раздвинув, приблизился к нежному, призывно открытому входу в это упругое сильное тело. Филипп подался навстречу и вскрикнул от первой боли, впуская Германа в плотное, тесное пространство. Нет, это не было похоже ни на один из его предыдущих экспериментов. Блестящее от мгновенно выступившего пота тело Филиппа двигалось в полном резонансе с нарастающими по силе толчками Германа, и как Венский ни старался, он не мог изменить ритм, сам подчиняясь этому совершенному в своей природной свободе организму. Филипп иногда замедлялся сам, не позволяя Герману достичь пика наслаждения раньше, и его выход на финишную прямую Венский ощутил сразу по усилению сдавливания у него внутри, после чего сбавить темп уже было невозможно. Все закончилось вместе с криком Филиппа, брызнувшего спермой в ладонь сжимающего его Германа, и удерживаться на ногах Венский больше не мог из-за наступившего вслед за ярчайшим оргазмом расслабленного состояния. И больше не хотелось от него бежать, не хотелось вообще от него отрываться, лежа рядом на разложенном диване и продолжая ласкать его, успокаивая и целуя смешные веснушки. — Циркачонок пластилиновый, — тихо шептал Герман, любуясь четкими ободками в осоловелых глазах и спускаясь взглядом ниже, с интересом рассматривал нежную розовую головку, все так же остающуюся полностью открытой после схлынувшего возбуждения. — Ты обрезан, Филеныш? — Да. Моя мама еврейка, отец взял ее фамилию, чтобы легче было уехать. — У тебя так болят руки? — осторожно тронул Венский его закрытое повязкой запястье. — Уже не болят. Тебе пора, Герман. Бабушка скоро придет. Это больше не испугало, вызвав лишь досаду у Венского, с трудом заставившего себя от него оторваться. Он вдруг почувствовал, что проведенного с Филиппом времени ему критически не хватило, хотя, казалось бы, он ощутил сегодня все, о чем только можно было фантазировать. Но хотелось гораздо большего. Хотелось не только в его тело проникнуть. Герман всерьез думал вчера, что обойдется одноразовым с ним сексом?.. Однако в офис возвращаться точно было пора и, конечно, невозможно каждый день пропадать на несколько часов, срываясь с работы, чтобы посетить квартиру на Виноградной улице. Не говоря уже о том, что там постоянно витает призрак грозящей появиться в любой момент бабушки. Герману и так есть чего опасаться в связи с существенными переменами в его жизни, и как-то не по его статусу бегать по чужим квартирам в рабочее время. Не хватало еще появления слухов и перешептываний у него за спиной... Тщательно обдумывая сложившуюся ситуацию, он долго смотрел в окно своего офисного кабинета. Ну что ж, не он первый, не он последний. Сколько людей в мире скрывает от широкой общественности свою настоящую жизнь? И ничего, в гораздо более высоких кругах вращаются. Вернувшись за стол, он решительно придавил кнопку внутренней связи: — Аня, зайдите ко мне. Она вошла, как всегда, с легкой улыбкой и преданным взглядом на предмет своих тайных воздыханий в лице холодного, бесстрастного Венского. — Присядьте, пожалуйста, — пригласил он ее занять место за приставным столом, и когда она несмело опустилась в кресло, внимательно посмотрел в глаза: — У меня к вам серьезный разговор, Аня. Что вы делаете сегодня вечером?