Амено

Сервис по принципу «все включено»       Вот это он набрался вчера... Как только домой сумел попасть! Какие-то разборки были ночью в клубе, в который он зачем-то поперся... Этот новый хищный образ на подиуме! А теперь он снова в своей спальне, за окном еще темно, но сейчас, вероятно, уже утро, судя по тому, что он успел немного проспаться. И стакан с водой на прикроватной тумбочке. Вот это удача! Хоть бы собраться до работы... И который час, интересно?       Несколькими большими глотками выпив воду, Герман поставил стакан на пол и, упав на подушку, снова закрыл глаза. Сколько бы ни было времени, а подняться Венский пока не способен. Он просто позвонит Ане и раздаст через нее поручения. Потом, когда будет в состоянии найти свой телефон... Он перевернулся на другой бок, и неизвестно, сколько времени еще в этом нокауте пробыл, но в сознание его вернул незнакомый сигнал телефона.       — Да, бабушка! — сказал Филипп совсем рядом, и Венский, боясь пошевелиться, приподнял веки. — У меня все хорошо. Здесь нормальные номера. И вода есть, конечно. Я еще немножко здесь побуду, ладно? Вчера поздно программу закончили, — Филипп спокойно общался, лежа рядом на кровати в расстегнутых джинсах, одной рукой удерживая возле уха телефон, а второй, ближней к Герману, не спеша лаская себя через тонкий трикотаж белья.       Он легонько надавливал на заметную выпуклость в разрезе приспущенных брюк одними кончиками пальцев, нежно водил, щекоча себя и потирая по четко обозначенной под облегающей тканью, уже порядком налившейся форме, а закончив говорить, повернул к Герману голову, поймав его пристальный взгляд. И даже не думал останавливаться!       — Как ты? — обыденно спросил он у Германа, продолжая доставлять себе удовольствие и дыша все чаще. Увидев, как быстро порозовевший Венский опустил глаза на свой оголенный под распахнутой рубашкой живот, сообщил: — Это я расстегнул. Я приставал к тебе, пока ты спал, — и встретившись наконец взглядом, спокойно добавил: — Я хочу секса, Герман.       Будто бы Венский еще нуждался в указаниях! Он точно так же схватил бы этого эксгибициониста, даже если бы Филипп отчаянно протестовал.       Герман даже от одежды полностью освободиться ему не дал, джинсы Филиппа остались болтаться где-то в районе щиколоток, когда Венский, нырнув вниз, запустил руку между его крепких бедер, сразу же сжав в ладони упругий мячик круглого зада. Теперь Герман сам Филиппа на себя двигал, задавая ритм и глубину активных оральных ласк. Он лишь на несколько мгновений прервался, чтобы сбросить рубашку и достать из выдвижного ящика гель, и когда, вернувшись, проник пальцами между его ягодиц, Филипп совсем недолго продержался, застонав и забившись в сладких конвульсиях.       Он вцепился Герману в волосы, невольно пытаясь удержать его голову, но Герман и сам останавливаться не собирался, а когда сперма острой струйкой впервые заполнила рот, глотнул легко, без всяких над собой усилий, лишь заведясь еще больше от его финального несдержанного крика.       — Подожди... Подожди, сейчас не надо, — упирался, еще не успокоившись, Филипп, когда возбужденный до спазмов Венский стал его от себя отворачивать. — Дай мне тоже. Я тоже хочу!..       Герману казалось, он сохраняет остатки разума лишь ради того, чтобы, приподнявшись на локтях и судорожно схватившись за простыню, не пропустить ни мгновения этого действа, трудно переносимого что по ощущениям, что по виду. Нависая над ним в упоре на согнутых, напряженных руках, Филипп двигался весь, то прижимаясь грудью к бедрам во время скользящего вниз движения влажного рта, то снова приподнимаясь и отпуская его на время, и когда Герман уже готов был силой эти маневры прекратить, вдруг резко к Герману поднялся, прижимаясь снова отвердевшей плотью.       — Да, так, Герман!.. — шумно дышал он Венскому в ухо, подставляясь под ласкающие его сзади пальцы, и наконец скатился на постель, открываясь: — Приходи!..       Слишком долго ждал этого Герман, слишком сильно он был возбужден, чтобы и дальше подчиняться инструкциям. Филипп явно это почувствовал, больше ничего не произнося, кроме громких стонов и вскрикиваний на разных наречиях романо-германского ряда, пока Венский пребывал в явно животном состоянии.       Герман думал, его разорвет на атомы во время их пика, наступившего почти одновременно. Он без сил свалился на подушку, и Филипп, взмыленный и растрепанный, как после яростной силовой схватки, обеспокоенно заглянул в лицо:       — Ты только виски пил в нашем баре вчера?       — Нет, почему только виски?..       — Соль?!       — Точно, — улыбнулся Венский темным ободкам встревоженных глаз. — И лимон. Ну, еще немного текилы между ними, если честно.       — У тебя проблемы с алкоголем? — с интересом спросил Филипп.       — Нет, не с алкоголем, — провел Герман рукой по его лохматым волосам. — С одним таинственным артистом. Пиппо, если я не ошибаюсь?       — Да, это... еще с Мюнхена имя, — отвел Филипп взгляд и сделал попытку сесть на кровати. — Мне уезжать уже надо, у меня репетиция скоро...       — Хватит придумывать! — решительным движением вернул его Герман на подушку, прижав к постели. — В это время ты даже кросс еще не начинаешь.       — Выпусти меня!       — Я не могу. Прошу тебя, дай мне хотя бы несколько часов! — смотрел Герман прямо в его глаза. — Сегодня, полдня!       — У тебя же работа!       — Я все отменю! Это лучше, чем бегать за тобой по ночам, — смягчил Герман тон, рассматривая простые и трогательные черты его лица.       — Бегать не сможешь, — слабо улыбнулся Филипп в ответ. — В наш клуб тебя точно больше не пустят. И тех девочек, что с тобой прошли без паспорта. Они не знали, что ты... этот... буйный!       Филипп вкратце описал хронику прошедшей ночи, начиная с момента, когда услышал пьяные вопли Венского и ругань охранников в коридоре клуба. Герману страшно было представить, что будет, если информация об устроенном им пьяном дебоше дойдет до руководства корпорации. Хуже только записи с камер видеонаблюдения, то-то ценные кадры для всех контрагентов!       Но даже на фоне понимания возможных последствий своих ночных приключений желания узнать о тайнах бытия Филиппа меньше не стало. Да и просто побыть с ним еще. Просто на него посмотреть... Не так уж много взамен поставленной под угрозу карьеры.       — Ну что ж, могу гордиться! — вздохнул Герман, возвращаясь на кровать после быстрого посещения душевой. — Сам Филипп Корф тащил меня на себе этой ночью!       Герман повернулся к Филиппу и сразу почувствовал, что рассматривать маленькую родинку на мочке его уха сможет совсем недолго. Непроходящее желание близости с ним было явно нездоровым отклонением, но понимание этого совершенно Венского не удерживало, и через несколько мгновений он уже самозабвенно целовал и эту родинку, и доверительно подставленную шею, и темные пятнышки на гладких мускулистых плечах, втягивая просто с ума сводящий ванильный запах его недавно вспотевшего тела.       — Тебе неприятно?.. — не в силах остановить бурные ласки, спросил Герман, почувствовав, как тот деликатно пытается от него освободиться.       — Позвонить нужно, — Филипп тоже не горел желанием останавливаться, уже двигаясь вместе с Германом и быстро от плотного с ним контакта возбуждаясь.       — Опять бабушке?       — Она волнуется, я всегда дома ночую... Герман!       Филипп прогнулся навстречу, не справляясь со снова накатившим желанием, но бабушка уже звонила сама. Венский не прерывался, Филиппу не хотелось этого тоже, и протянув руку, он включил громкую связь, стараясь скрыть вибрацию голоса:       — Да, бабушка.       — Ты еще в гостинице, Филя? — прозвучал внятный обеспокоенный голос привыкшей распоряжаться женщины. — Я надеюсь, завтрак там для вас предусмотрен?       — Конечно! — пытаясь не засмеяться, четко ответил Филипп, почувствовав, как Герман закивал, щекоча уже немного колючим подбородком шею. — Я как раз завтракаю, давай я потом позвоню...       — Могу себе представить, чем там вас кормят! — отделаться от бабушки было явно непросто. — Хотя бы не одни бутерброды?       — Нет, ну что ты, здесь...       — Тосты с сыром, — тихонько подсказал Герман, прижимаясь губами к его уху.       — Тосты с сыром... И омлет, — покрываясь мурашками, повторял Филипп за страстным шепотом Венского, — йогурт еще и... кофе с молоком! Все хорошо, бабушка, я потом позвоню! — он отключил телефон и обхватил шею Германа обеими руками, — Ты так вкусно рассказал!       Планируя очередной поход в ванную, Герман прижался еще сильнее, чтобы быстрее завершить процесс, с удовольствием испачкался спермой застонавшего Филиппа, и ощутив приятное скольжение, освободился сразу вслед на ним.       Посетить ванную совместно Филипп наотрез отказался, и Венский возражать пока не стал. Он наверняка бы завис там с Филиппом надолго, но трудно было не согласиться с бабушкой: Филю действительно нужно было накормить. Тостами, омлетом и йогуртом. И кофе с молоком приготовить. Поэтому Венский отправился в душ и был совершенно прав: Филипп застрял во второй ванной почти на час.       Герман уже сервировал для дорогого гостя стол, уже позвонил Ане, поручив ей ввести в курс текущих дел Максима Волкова, только вчера принятого в штат юридического отдела, озвучил ей планы на сегодня, когда наплескавшийся наконец Филипп появился в зоне кухни. В синем легком халатике Вероники с ярко-красным цветочным принтом, который она оставила, вероятно, специально, как повод о себе напомнить и пробудить в Германе по ней тоску.       Никакой тоски Герман сейчас не чувствовал, глядя на своего ошарашенного циркача в кокетливом коротком халатике и с неизменными повязками на запястьях, завидевшего приготовленное Венским угощение. Ради этого зрелища поистине стоило вчера нажраться и учинить в их клубе погром!       — Ты что, не шутил?! — уже не отрывал Филипп восторженного взгляда от барной стойки, усаживаясь напротив Германа. — Ты сам это все сделал, или что?       — Или где! — смеясь, сказал Венский. — Должен же я рассчитаться за ночную доставку.       — Да, ты довольно тяжелый и неудобный! — радостно сообщил Филипп, уже схватив с тарелки тост. — Хорошо, что дядя Вася помог, я же машину не вожу! Он в нее еще за ключами возвращался, когда нам никто не открыл. Что? — вопросительно поднял он свои светлые брови, увидев, как разглядывает его Герман.       — Любуюсь. Филя, — повторил Герман так подходящее к его повседневному образу имя.       Венский не мог перестать улыбаться, глядя на то, с каким аппетитом Филипп завтракает. Как выпячивает он свою вздернутую верхнюю губу, когда откусывает от тоста или кладет что-либо в яркий треугольничек рта, как активно жует, запивая кофе едва ли не каждый кусок... Что у этой конопатой бабушкиной радости в халате с красными цветочками могло быть общего с тем опасным, уверенным в себе хищником на вчерашнем подиуме? Контраст казался абсолютным!       — Это халат твоей жены? — пытался угадать Филипп причину насмешливой улыбки Германа. — В нем так удобно!       — Дарю, — сделал Венский широкий жест и посмотрел на Филиппа уже гораздо серьезнее. — Я в разводе, кстати. Халат моей бывшей любовницы, мы расстались на днях. У меня есть дочь Алиса, ей пятнадцать лет, она живет от меня отдельно, но иногда ночует и здесь. Сейчас она уехала на спортивные сборы. Я работаю в строительной организации, на мне все юридическое сопровождение. Еще что-нибудь интересно?       Филипп в ответ лишь равнодушно пожал плечами, переходя к омлету, но Венский отступать не собирался.       — А ты не хочешь ничего о себе рассказать? — серьезно спросил он. — Ты жил в Германии?       — Зачем это тебе? — подчеркнуто безразлично произнес Филипп, глядя в чашку с кофе.       — Зачем? — задумчиво повторил Венский и шутливо сказал: — Должен же я знать, кого привел в свой дом!       — Ты не привел, я сам пришел, — без всякой игривости ответил Филипп и сделал попытку подняться.       — Филя, постой! — поймал его Венский за руку, наклонившись над узкой столешницей и вынудив вернуться на стул. — Я хочу, в конце концов, поговорить. И я вижу, что ты избегаешь любых личных тем. Но ты можешь мне доверять!       — Конечно, — скептически скривился Филипп, — ты же мой адвокат.       — И все?       — У нас отличный секс! И ты хорошо готовишь омлет. Я пойду, у меня...       — Еще нет, — категорично перебил его Герман. — Я просил полдня, Филипп. Хорошо, я задам другой вопрос.       Филя явно нехотя вернулся на место и посмотрел на Венского с откровенно скучающим видом.       — Скажи, ты никогда не думал о том, чтобы заняться в жизни чем-то другим?       — Знаю! Бизнесом! — зло ухмыльнулся Филипп.       — Почему? — не оставлял Герман попыток наладить диалог. — Кроме цирка и бизнеса есть масса других занятий. У тебя практически родной немецкий, это уже может стать профессией! Ты хотел свой собственный проект, но для этого не обязательно выступать перед начальниками! Я могу помочь тебе с этим. Сколько ты еще сможешь вот так кувыркаться? У тебя уже сейчас болят руки!       — У меня не болят руки...       — Тогда зачем эти бинты? Не уходи от вопросов, Филипп, я буду их задавать потому, что мне не все равно! И для меня это не просто секс. У меня его в жизни было достаточно, ты веришь? Но то, что со мной сейчас творится, действительно в первый раз. Я в первый раз так... — не сразу подобрал Герман слово и вдруг изменился в лице, сам удивившись простоте точного определения: — Так люблю, Филипп! В этом есть что-то смешное?! — возмутился Герман реакции на свое открытое признание.       Но Филипп только отвернулся к окну, продолжая беззвучно смеяться все с тем же злым выражением лица.       — Ответь мне! — настаивал Венский, решив прояснить ситуацию. — Ты хоть отдаленно понимаешь, что это такое?! Или для тебя это тоже цирковое представление?       Вместо ответа Филипп опустил глаза и стал не спеша разматывать повязки.       Он справился быстро, аккуратно сложил совсем не длинные бинты на столе и, уставившись прямо в лицо, выложил перед Венским руки, повернув их ладонями вверх.       Грубые, почти зажившие, явно свежие багровые рубцы пересекали светлую кожу предплечий Филиппа, не оставляя сомнений в своем происхождении.       Герман лишь на мгновенье замер от представшей картины перед тем, как бережно взять в ладони его расслабленные руки.       — Ты это имел в виду, когда говорил, что ты умер? — растерянно произнес Венский, рассматривая затянувшиеся шрамы. — Насколько я знаю, это можно исправить... Что это было? — поднял он взгляд к лицу Филиппа. — Или кто? Я прошу, расскажи мне об этом.       — Его звали Грег. Грегор. Он из Хорватии. Это он называл меня Пиппо. Мы выступали вместе, — четко и спокойно, глядя в глаза, сообщил Филипп.       — Это тот парень, с которым ты выиграл конкурс в Вероне? Я читал об этом.       — Да, тот. Он говорил как ты, даже еще лучше. Мы хотели уехать в Монреаль вместе, в цирк Дю Солей. Нас уже на просмотр пригласили, но ничего не получилось. Они закрылись в пандемию. И еще я вывихнул руку и не смог отработать сезон. А Грег уехал в Монреаль с Армандо. У него все вышло, потому что он лучше всех!       — Неужели это стоило того, чтобы лишить себя жизни? Ты сам это сделал?       — Да. В одном хостеле, было не больно. Путцфрау только быстро пришла, — с сожалением сказал Филипп, — уборку делать. Меня бабушка из клиники к себе забрала. Отец хотел, чтобы я там навсегда остался.       — Боже мой, Филеныш, — сжимал Герман в ладонях его руки, ужасаясь услышанному. — Почему?!       — Потому что я дурак! — с вызовом ответил Филипп, не отводя прямого взгляда. — Я рассказал им про нас с Грегором. Отец сказал, что я больше не Корф. Только это мамина фамилия! Бабушкина.       — Бред какой-то... Средневековье!..       — Так каждый думает. Каждый говорит, что это бред. А ты бы сделал по-другому?       — Я бы не выгнал собственного ребенка! Филипп, — Герман провел большими пальцами по его изрезанным запястьям, нежно коснувшись заживших рубцов, — тебе больше этого не захочется, я обещаю.       — Не надо, — спокойно убрал Филипп руки и стал неторопливо наматывать бинты. — Я вообще больше ничего не хотел ни с кем. Так, как было, все равно уже не будет. С тобой не знаю, почему получилось... Мне просто нужен секс, Герман.       — Хорошо, — примирительно сказал Венский, хотя совершенно не представлял себе, что ему с этой историей делать, — но я все же хочу тебя видеть чаще, и не там, где ты живешь с бабушкой.       — Ты можешь заезжать за мной в клуб, но не каждый день. Бабушка волнуется, когда меня нет.       — А о твоей работе в ночном клубе она не волнуется? — раздраженно спросил Герман, которого начинала доставать тема неоспоримого бабушкиного авторитета.       — Не знаю. У меня здесь нет пока другой работы, а в клубе хорошо платят. Хоть это совсем не важно. Просто если не выступать, зачем мне тогда жить? На сцене такая свобода! Там все можно! Я не знаю, как тебе объяснить. Это как адреналин, как кайф. Настоящая жизнь!       — Или способ уйти от настоящей жизни.       — Ты не поймешь, ты совсем другой. Мне на репетицию пора, Герман. Подвезешь меня до цирка? Я не знаю, как отсюда доехать.