***
«Держать все двери закрытыми, особенно в помещениях с людьми. Принять все меры предосторожности.» — И…что за существо так беспокоит вас, мисс Яэ? В ответ продлилась небольшая пауза, от чего по телу пробежался лёгкий холодок. Совсем недавно храм следил за защитой поместья от любого даже малейшего негативного воздействия духовных сил, но, как оказалось, их начало беспокоить нечто, что по их словам жаждало человеческой горячей крови, и все намёки, следы и догадки только приводили к тупику. — Такие как он безжалостно убивают всех, кто им не угоден. Могут завлечь заинтересовавшую жертву, вскружить ей голову и с разгоряченным аппетитом от данного процесса сожрать. Тома опешил и заметно напрягся, а жрица лишь улыбнулась ему в ответ. Он и не думал, что всё так далеко заходит. — Страх приводит людей к осторожности. Это должно продлить им жизнь, пока мы занимаемся основной работой. Ты, должно быть, чувствуешь облегчение, что твой господин уехал. Но ты…высыпаешься? Аято редко появлялся, большую часть времени проводя в разъездах и на совещаниях с представителями других кланов, и Томе была предоставлена полноценная возможность совершенствовать свои навыки и…было ли ему проще в отсутствие главы? Он молился, чтобы к его приезду поместье не взлетело чудом в воздух. Не хватало ещё свирепых духов, что размножались на ближних территориях и не редко, по словам жриц, наблюдались даже около поместья. Больше всего Тому беспокоило одиночество. Что он будет делать, если какой-нибудь чрезвычайно коварный дух ворвется в двери поместья? Схватить швабру и с криком накинуться на него? «Ты умрешь мгновенно.» — раздаётся голос Яэ в голове. С первых дней Тома чувствовал странную слабость и тяжесть во всем теле, уныние и дискомфорт, что доводили до желания вернуться обратно в свою развалюху и дешевый ресторанчик. Однако даже с отъездом лорда работы не уменьшилось, и он полностью ушёл в неё, благодаря чему недели пролетали как часы, а с возвращением Аято вдруг всё вокруг резко зажило. Тома встал рано в первый день, когда ему нужно было сделать первую важную вещь — приготовить завтрак и отнести еду к господину, но перед этим его оповестили о том, что нужно привести в порядок кабинет, в котором Аято провёл почти всю ночь. Парень мягко отворяет дверь, имея редкую возможность оказаться в помещениях, предназначенных самому главе, но тут же оказался в ужасе. Когда он впервые осматривал комнаты, находил в них тонкость и особую ухоженность, но сейчас перед ним возник хаос с раскиданными флаконами с жидкостями, упавшей чернильницей и кучей бумаги на полу вокруг рабочего стола с такой же стопкой. «Привести в порядок или же спасти мир от апокалипсиса?» Тома никогда не думал, что когда-нибудь так сильно устанет от уборки одного единственного помещения. Как только парень вырвался из кабинета, примкнул к окну напротив, чувствуя лёгкое расслабление и отвлечение от того, как мягкий влажный воздух касался его лица и волос. Он, словно завороженный, наблюдал за рассветом, испытав желанные спокойствие и умиротворение. И даже не заметил, как сзади него оказался человек. — Тома. Парень отрывается от окна, замерев на месте, испугавшись, а увидев Аято, чуть поклонился, извиняясь. Чужое лицо так же было внимательно обращено к представленному виду за окном. — Я бы хотел, чтобы солнечный свет навсегда затмила спокойная глубокая ночь. — чужое лицо странным образом сияло, на нём была улыбка, которая до невозможности очаровывала и вызвала странное жгучее чувство, расплывающееся в животе. Аято выглядел как ночь. Тома прокашлялся и отвёл взгляд. Было сложно определить, говорил ли стоящий рядом человек действительно буквально или придавал особое значение словам. — Простите, милорд. Я закончил с кабинетом и уже собирался… — Всё просто ужасно, верно? — он слышит лёгкий чистейший смешок и сглатывает, качнув головой. — Вовсе нет, но ваши лекарства уже не пригодны для использования. Аято нежно улыбнулся и покачал головой: — Я не настолько слаб, как говорят другие. Удивительно, но это действительно выглядело так. Комиссар держался уверенно и изящно, лукавил и улыбался и совсем явно не выглядел болезненным. Это заставило Тому почувствовать восхищение этим человеком и, возможно, облегчение, вот только… Он мог только представить, в каком нужно быть состоянии, чтобы привести кабинет в такой вид. Должно ли его это беспокоить? Аято осмотрел убранный кабинет с широко открытыми глазами. — Прошу, скажи мне, что ты еще и хорошо готовишь, я не смогу жить, если это не так. Тома задорно улыбнулся. — Я верну Вас к жизни своей готовкой. Из чужих рук распустился, словно цветок, голубой волнистый веер, и Аято несдержанно и открыто рассмеялся, прикрывая им лицо.***
— Госпожа Яэ оповестила меня о том, что Вам стоит осторожнее вести себя не только снаружи, но и в доме… — Тома рассеянно оглядывался, чувствуя себя немного неправильно, сидя за одним столом с главой. И самого хозяина, казалось, такие детали совсем не волновали. — В этом мире есть нечто пострашнее озлобленных духов, Тома, — Аято продолжал мягко улыбаться, словно вел беседу с ним от привычки, будто они были знакомы с давних лет. Тома странным образом чувствовал необъяснимое спокойствие и лёгкость. Ему нравилось, когда диалог вёлся непринужденно. — Как ты относишься к оружию? Вероятно, ты уже успел повидать поле для тренировок. Тома удивленно приподнял брови и слегка покивал. — Оно хорошо оснащено, и я думаю… Возможность научиться обороняться не помешает в моей работе здесь. Аято довольно улыбнулся и поднялся с места, махнув рукой. — Приходи туда днем, и я покажу тебе несколько приемов.***
Тома прибыл в указанное место, узнав, что в любое появившееся свободное время комиссар предпочитает проводить в тишине и спокойствии, тренируясь с мечом и оттачивая навыки в использовании других видов оружий. Парень был взволнован и заинтересован — сам глава Камисато собирался тренировать его. В глаза попала картина со стоящим в окружении манекенов Аято в уже свободной одежде, предназначенной для тренировок, на нём теперь не было тех широких рукавов, прикрывающих красивые сильные на вид руки. Тома тихо вздохнул, боясь издать хоть звук, внимательно следя за тем, как напрягались чужие мышцы, щурились лисьи глаза, и как пальцы натягивают тетиву и отпускают стрелу в полет, четко попадая в голову манекену. — Начнем с тренировки для развития меткости. После можешь подобрать заинтересовавшее тебя оружие, а сейчас я хочу, чтобы ты смог сразить этих ребят, — Аято весело улыбнулся, указав на неподвижных манекенов, обтянутых в мешок с гербом Инадзумы и с полным отсутствием конечностей. Аято встал на расстояние от одного из стоящих тренировочных манекенов и принялся показывать стойку, крепко сжимая длинные пальцы на луке. Руки двигались плавно и легко, а стрела, что натягивалась для выстрела, в чужих пальцах выглядела так правильно. — Стоит только хорошо прицелиться и…легко отпустить. Стрела резко взлетела и врезалась прямо в голову манекену, и Тома поразился меткости на таком далеком расстоянии, улавливая каждое движение, даже движение чужой грудной клетки, которая поднималась и опускалась явно ровнее и спокойнее, чем его собственная. Сам Тома в начале неуверенно двигался, не без помощи Аято, который собственноручно ставил его в нужную стойку, заставив того вспотеть и загореться в лице, и вёл ладонями по его рукам, благодаря чему движения хоть и были скованными и неловкими, но так он быстрее управлялся с оружием, привыкая к нему. — У тебя сильные руки, Тома. — чужой голос маячил прямо над ухом, заставляя слегка вздрагивать. Он слабо покивал, когда немного привыкнул к механике и принялся приступать к практике, стараясь меньше обращать внимание на чужой неотрывный взгляд. Его стрельба оказалась провальной, лук со стрелами чуть ли не валились в руках, но на чужих губах играет улыбка, и это по-своему подбадривает. Спустя множество попыток Тома уже более крепко держит оружие и в конечном счёте даже смог выстрелить, только стрела далеко не взлетела, упав неподалёку на землю. Рядом послышалось задумчивое мычание, и Тома неловко улыбнулся в ответ. — Я попробую ещё… Время тянулось длительно с каждой попыткой, но Тома оставался полон упорства, и когда стрела наконец долетела до основания манекена, Аято странно задумался. — Усложним задачу. На глаза Томы легла тёмная ткань, и тот заволновался, но в ответ послышался лишь тихий смешок. — Вы уверены? Чужие руки оказались на его плечах, и его повели в другую сторону, аккуратно вложив в одну из ладоней стрелу. — Я поставил тебя перед новым материалом, но не беспокойся. Можешь тренироваться, пока он не израсходуется. Стреляй как можно сильнее и не щади сил, он стоит немного дальше предыдущего. «Выстрели.» Кажется, он слышал хрип. Словно кто-то захлёбывался, однако голос Аято был громче, прямо здесь, перекрывал всё происходящее. В душе разлилось странное желание поразить этого человека. «Я должен постараться попасть» Хрип. Губы Аято искривились в широкой омерзительной улыбке, когда он уловил медленное движение в висящем перед ними мешке в той же форме человечка, однако крупнее и менее податливом. Стоящие вокруг манекены не имели рук и ног, как и этот, о, Аято позаботился о том, чтобы он был идеален. Тома замер, успев привыкнуть к определённому направлению, и услышал одобрительное мычание, от которого внутри всё загорелось. Жаль, что мужчина, что открыто выражал эмоции к его семье и работнику даже после мучений, что он испытал, продолжал так усиленно сопротивляться. Он даже помнит, как этот человек умолял убить его, но у Аято возникла другая чудесная идея. — Для такого человека как ты умереть от рук презрительных для тебя людей намного хуже ада. Я знаю, кого ты можешь презирать более, чем меня. Мужчина попытался вырваться, делать хоть какие-либо попытки, но связанное прикованное к деревяшке тело горело от боли и одновременно с этим двинуться было почти невозможно, кричать не было сил, из-за вырванного языка раздавались лишь хрипы, его всего обвязали и зажали, как куклу, благодаря чему он был не отличим от обычных манекенов. «–Ты чертов маньяк! » Даже через мешок он мог подметить золотистые волосы и задохнулся сильнее, когда заметил оружие в чужих руках. «Ублюдок!» Страх, ненависть, возмущение и полный ужас словно парализовали перед рывком. «Не надо!» Человечек, что так не отличим от остальных, всё никак не прекращал извиваться и сопротивляться, пока стрела со свистом не вонзилась в середину живота, с хлюпом проникая в плоть. Аято цокнул языком и протянул Томе новую стрелу. — А теперь приподними его чуть выше. Он встал прямо за спиной, почти управляя чужими руками и, кажется, даже дал непроизвольно команду, после которой реакция слуги последовала довольно быстро, и стрела влетела прямо в грудную клетку, попав почти в сердце. Но глава не унимался, протягивая парню очередную стрелу, над ухом, совсем близко, раздавалась похвала и нечто, что затягивало, но и сам комиссар уже увлекался чужим упорством и счастливой удовлетворенной улыбкой. Выражение лица Аято переменилось, когда последний удар пришёлся кукле прямо в голову, его взгляд больше не был обращён на поле, а руки больше не держали правильно и крепко чужие, направляя, а блондин, услышав звук приземления стрелы, повернул голову к главе и широко улыбнулся, о, если бы не повязка, как горели бы эти яркие зелёные глаза. Мужчина захлёбывался собственной кровью и издал последний хрип, но его так никто не услышал, никто не увидел и, явно, никто и не вспомнил после того, как губы двоих жадно сомкнулись.