***
Крохотная детская фигура почти что утопала в белом океане. Ледяная буря нещадно трепала бедное и истощённое тело, так и норовя похоронить его заживо под толстыми слоями колючего снега. Но, несмотря на всё это, мальчик пяти лет упорно продолжал двигаться вперёд. Пусть ветер царапал лицо, пусть он толком ничего не видел... Тонкая и разорванная одежда на нём никогда не согревала, лишь прикрывала многочисленные синяки и порезы, на некоторые из которых даже смотреть противно. Но сейчас даже за неё он был безмерно благодарен Богу. На правой обмороженной руке болталось металлическое кольцо с цепью, отходящей от него. Оно ужасно натирало нежное детское запястье, обдирая кожу до крови, а затем и вовсе примораживаясь к свежей ране на таком холоде. Цепи звенели при каждом движении, снова и снова напоминая о себе. Иногда они путались в каких-то редких кустах, заставляя подолгу задерживаться на месте в попытках освободиться. Но дрожащие и онемевшие пальцы совсем не слушались. Идти было больно. Да и не хотелось. Сил не было. Яркое солнце над ним совсем не грело, а будто только сильнее насмехалось над неудачливым ребёнком, чья судьба, похоже, уже была предрешена. Он погибнет здесь, замёрзший и брошенный. Уже в который раз. И всё равно с потресканных губ молитвой срывались тихие слова: – Папа... Папа, забери меня... Я больше так не буду... Прошу..! – малыш споткнулся о собственные оковы, падая в очередной сугроб. В холоде были и свои плюсы: боли постепенно становилось меньше, ведь от мороза израненные конечности ощущались не так сильно. Мальчик мог радоваться только этому. И всё равно надеяться на безболезненную смерть глупо. Горячие слёзы обиды, стекавшие по его лицу, почти мгновенно превращались в маленькие льдинки. Холодно. Голодно. Больно. Постепенно белый пейзаж вокруг стал темнеть и растворяться. Россия надеялся, что больше никогда его не увидит. Он устал. Хотелось спать.***
Впервые за долгие часы он почувствовал чьё-то тепло. Горло ужасно саднило, конечности по прежнему почти не чувствовались, но мальчик точно чувствовал чьи-то тёплые прикосновения к своим щекам. А затем он услышал тихий женский плач. Мама? – Боже милостивый, прости меня! Прости меня, что снова оставила тебя с этим извергом окаянным! Боже! Господи... – отчаянно надрывался родной голос. Почему мама плачет? Наверное, он опять сделал что-то не так, и папа избил её? Но что он сделал не так на этот раз? Не погиб? Ах, наверное, так и есть. Ему жаль. Через титанические усилия он приоткрыл глаза. Первое, что он увидел – опухшее от слёз лицо матери. Или это отец постарался? Россия бы и рад её успокоить, но ни сказать что-то, ни пошевелиться. Тело до сих пор не слушалось. Он мог лишь бессильно наблюдать и тихонько рыдать вместе с ней. Ему жаль, что он не умер, и из-за него она всё ещё страдает. Ему правда жаль. Как только он вернёт себе голос, то обязательно извинится перед ней. Женщина, казалось, даже не заметила пробуждения сына. Она безутешно плакала, закрыв покрасневшее лицо руками. Мама всегда была красавицей, но слёзы и новые синяки точно её не красили, как думал ребёнок. Но, если та спросит, то он всегда скажет, что она выглядит лучше всех на этом свете! Это ведь правда! Но для начала нужно будет пойти к отцу и извиниться ещё и перед ним. За то, что позволил себе выпить целый графин воды. Он прекрасно помнил, что должен был пить не больше половины чашки раз в пару дней, но просто не мог сдержаться, когда случайно увидел на кухне целый сосуд воды, куда бы вместилась куча таких чашек! Да, он несомненно заслужил своё наказание. Пролежав без малейшего намёка на движение ещё около часа, Россия с грустью наблюдал за тем, как матери пришлось куда-то уйти, на ходу вытирая слёзы в неумелых попытках привести себя в порядок. Как только за ней закрылась дверь, послышались новые крики и ругань. Отец пришёл. Мальчик зажмурился. Как же он хочет умереть. Тогда и мама будет счастливее, и папа перестанет ругаться на них обоих. И он сможет наконец-то повидаться со всеми своими питомцами, которые почему-то просто пропадали без следа один за другим после того, как малыш рассказывал о них отцу. Мама говорила, что их забирал к себе Бог, потому что считал милыми. Тогда ребёнок стал чаще приносить разных животных в дом и показывать папе. Он хотел, чтобы как можно больше животных побывали в гостях у Бога. Наверное, там и правда хорошо. Вечное лето, тепло и много других зверушек... Настоящий Рай. Россия и сам бы хотел там побывать.***
– Почему мама плачет? Это опять из-за меня? – тихонько спросил ребёнок у отца, ненароком задевая окровавленной рукой его дорогой кафтан из заморской ткани, расшитый самыми красивыми драгоценными камнями. Вот бы у него был хоть один камешек. – Будто когда-то было иначе! Конечно, из-за тебя, вымесок! И только попробуй испачкать мне одежду! Хочешь ещё раз оказаться в том лесу?! – размашистый пинок в живот заставил мальчишку согнуться в приступе боли. – Прости. – Толку от тебя меньше, чем от слепоглухонемой дворняги! Вон отсюда! И чтоб к воде не прикасался 3 дня, а не то точно отправишься жить в собачью конуру! – ещё один пинок, намного сильнее. Так он и выгнал ребёнка прочь из комнаты, отшвырнув его куда-то в коридор. Упав на холодный пол, Россия невольно подумал о том, как было бы хорошо больше никогда не чувствовать этого мороза. – Прости, – снова прошептал он в пустоту. Из него и правда никудышный сын.***
– Это не твоя вина. Всё из-за твоего отца... Ты у меня уже такой взрослый, должен понимать... – женщина непрерывно плакала, поглаживая светлые пряди сына. Россия внимательно слушал её, лёжа на острых коленях матери и уставившись в потолок. Но он не верил ни единому её слову. Ему уже 11. Он никогда не думал, что доживёт до этого возраста. Становилось ещё грустнее. Вот уже 11 лет он – обуза. Но почему мама так старательно убеждает его в обратном последний год? Что она хочет этим сказать? Она думает, что он настолько глупый и поверит в это? Он ведь знает, что на самом деле является источником всех её бед. – Маменька, не плачь, прошу. Я обязательно найду способ уйти из жизни побыстрее! – с самыми искренними глазами заявлял ребёнок. Он не знал, почему после этих слов мать начинала заливаться слезами ещё больше. Должно быть, от счастья. И мальчик радовался вместе с ней.***