***
На улице медленно светало. Ночные часы горя пролетели удивительно быстро, оставляя после себя лишь горькое послевкусие пережитой трагедии. Свет восходящего утреннего солнца осветил небольшую комнату, что ещё совсем недавно служила опочивальней для иностранных гостей. Ныне же эта комната стала главным и чуть ли не единственным местом, которое могло хоть немного, но пролить свет на события ночи. — Как это всё глупо. И вдобавок неправдоподобно… — Россия, до того усердно мерявший помещение своими шагами, со вздохом остановился и, развернувшись, облокотился о ближайшую стену. — Но улики отрицать нельзя, — со знающим видом возразил Британия. Он бесстыдно копошился в чужих женских вещах, досконально проверяя каждый предмет. Спросите, почему именно он? Только он не счёл это чем-то зазорным. Всё-таки дело об убийстве, а не о чести, можно разок и поступиться нравственностью. Российская Империя с некоторым осуждением наблюдал за британцем, но не мог не согласиться, что в данной ситуации это необходимо. Разделял его мнение и молчаливый Франция, стоящий рядом и также не сводивший взгляда с Англии. И всё-таки, если дело так пойдёт и дальше, они проторчат тут до следующей ночи. Империи пришлось не очень долго поломаться, чтобы «отлипнуть» от стены и присоединиться к Британии, помогая со всей этой кучей вещей, вынутых из внушительной дорожной сумки венгерки. В процессе Британия умудрился наткнуться на открытый флакон с, по всей видимости, разлившимися по всей сумке духами. Он небрежно откинул его в сторону и с неудовольствием стянул промокшую перчатку с руки, кидая туда же. — Венгрия — умная женщина, и, если уж это была она, то точно бы не прятала такие компрометирующие вещи в собственных покоях, что уж говорить о личных вещах. Это смехотворно, — русский, благо, никаких проблем с содержимым сумки не испытывал. Правда, из-за этих духов некоторые предметы, например, какие-то бумаги, также промокли. К счастью, кажется, ничего важного в них не было. — В состоянии аффекта мыслить здраво бывает тяжело. Стресс, паника и тревога толкают нас на самые идиотские поступки. Тем более, многое и правда указывает на то, что убийца — женщина, — Если ты про многочисленные и явно импульсивные удары, то можешь даже не продолжать. — Но ведь мужчины так не убивают. Только женщины. — И всё-таки не всегда, — вмешался и Франция. — Все люди и страны разные. Однако, что насчёт мотива? — Конкретно у неё он вряд ли был, но вот у Австрии — ещё как. Они ведь супруги, а дальше и думать не надо. — Всё равно слабо верится, что он бы втягивал в это свою жену. В его силах провернуть всё самостоятельно в любое другое время, к тому же, не своими руками уж точно. — Как у вас всё сложно, господа. Виновата или нет, но улики и мотив есть, а этого хватит для обвинений, — заключил Британия с усмешкой. — Вам не кажется, что мы должны воспользоваться предоставленным шансом? — То есть? — насторожился Франция, застыв на месте. Если Британия так улыбается, то задумал он что-то явно чертовски плохое. А то, как на него глянул Россия, говорило о том, что он тоже понимал, куда клонит англичанин. — Предлагаешь специально обвинить их без разбирательств? — спросил русский. За долгие годы вражды и сотрудничества они уже понимали друг друга с полуслова. — Именно! — Но зачем?! — вопрошал француз, у которого, в отличие от этих двоих, с нормами нравственности и морали было всё в порядке. Он-то думал, что их главная задача — поиск настоящего преступника, а не… Что бы этот англичанин не задумал. — Это выгодно, — вместо Англии ответил Российская Империя, пожимая плечами. — Пусть и ужасно бесчестно, подло, эгоистично и просто отвратительно, — между строк так и читалась неприкрытая издёвка вместе с порицанием. — Верно. Но я вижу, что вы двое меня осуждаете, — британец отряхнул руки и поднялся с пола. — Вовсе нет, — с максимально осуждающим прищуром ответил русский, также вставая на ноги вслед за ним. — Каждый преследует здесь свою цель, и я сам понимаю, что такой расклад будет куда выгоднее для нас всех, нежели расследование, на которое уйдёт слишком много сил и времени, и которое даже возможно ничего не даст. — Вы действительно стоите друг друга, — с не меньшим укором заметил француз. — Оба ужасны. — Неправда, — послышалось сразу же от двоих. Взгляд Франции стал лишь ещё более предосудительным и суровым. Британия и Россия переглянулись. — Ослабление Австрии и Венгрии будет полезно нам всем, а на фоне и без того нестабильной ситуации там, это будет ещё проще. В любом случае, раз на том мы и порешили, то более здесь делать нечего. По крайней мере, мне. До встречи, — Британия кивнул им обоим и спешно удалился. Видимо, ушёл он так быстро, чтобы ещё раз хорошенько подумать над своей идеей. Сохмурившись, Франция повернулся к России. — Поверить не могу, что ты так просто согласился на такое. — Мы с ним делали вещи и похуже, тем более, я ещё ни на что не соглашался. У Британии свои и методы, и мотивы, у меня — свои. И пока что я хочу попробовать действовать менее экстремальным способом. — Ты ведь не осудишь невиновных? — в голосе Республики промелькнула небольшая, но надежда на лучший исход для них всех. — Как получится, – легкомысленно отмахнулся тот, не желая продолжать неприятный для них обоих разговор. Вскорк русский тоже коротко распрощался с ним и ушёл, оставляя француза одного. Ему ничего не оставалось, кроме как с тяжестью вдохнуть немного спёртого воздуха. Как же всё сложно… Почему они не могут просто жить в мире? Почему должны нести это ужасное бремя? Почему не могут переродиться в простых людей? — об этом рано или поздно задумывалась каждая страна, и каждая ничего не могла поделать, кроме как смириться с данной им ношей, с даром. «Дар» — именно так обычные люди и называли то испытание, что выпало на их долю.***
«Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной Ты на казнь осуждена? Кто меня враждебной властью Из ничтожества воззвал, Душу мне наполнил страстью, Ум сомненьем взволновал?.. Цели нет передо мною: Сердце пусто, празден ум, И томит меня тоскою Однозвучный жизни шум.»***
Всю предыдущую ночь Австро-Венгрия провёл наедине с собой, запершись в отдельных покоях, что располагались в самом дальнем уголке дворца, чему он был безумно рад. Хоть в этом плане матушка разрешила ему побыть чуточку свободным. Да и нужно же было прийти в себя после разговора с Германией. Такие ценные часы тишины и покоя пролетали для него незаметно, словно миг. Плотно зашторив окна, заперев дверь и полностью абстрагировавшись от внешнего мира, он правда чувствовал себя куда счастливее, нежели в такой шумной и суровой реальности. Лишь он, абсолютный покой и привезённый им сборник стихов. И только чей-то настойчивый стук в дверь, раздавшийся спустя ровно сутки покоя, вывел юношу из своеобразного транса. Открывать незваному гостю не было ни желания, ни сил, да и очередной шедевр всемирно признанных классиков в любом случае был куда более увлекательным, нежели потенциальный разговор с кем бы то ни было. Но стуки всё не утихали, а напротив, раздавались с новой силой. «Утренний гость» явно не желал уходить так просто. Ещё немного, и он точно испортит не только день Австро-Венгрии, но и дверь. Не выдержав, юноша рывком поднялся с насиженного места и с величайшей неохотой отпер замок. В темноте коридора же обнаружился его «дражайший» кузен. — Кажется, ранее я уже отказал в помощи с твоим мерзким планом… — Я здесь не за этим. Тебе и твоим родителям нужно срочно покинуть территории Российской Империи. — Что? Почему? — Ты ведь хотел избавиться от гнёта родителей? Это отличный шанс! В вашей стране и без того шли бунты и восстания, а на фоне последних событий волнения в народе возрастут. Тебе нужно будет лишь вовремя занять престол. — Да что произошло в конце концов? — Австро-Венгрия сам вышел в коридор и с силой схватил немца за руку. — Объясни нормально. — До встречи! — без особого труда вывернувшись из чужой хватки, Германия стремительно скрылся, оставляя юношу лишь в недоумении хлопать глазами. И только через секунду оцепенения Австро-Венгрия заметил клочок бумаги в своей руке, один вид которого вызывал лишь бесконечную усталость и головную боль. Ну да, конечно. Этот проныра даже тут умудрился его обхитрить и втянуть куда-то. На ходу разворачивая листок, австриец вернулся в комнату. Бегло пробежавшись глазами по строчкам текста, он помрачнел.