***
Более 25 лет назад.
Плотно зашторенные окна, запертая на ключ тяжёлая дверь, глубокая ночь, безмятежная и безвёздная – всё это лишь меры предосторожности, призванные скрыть под своим покровом то, чего ни в коем случае не должны услышать чужие уши и подсмотреть чужие глаза. У задней стены тускло освещённой комнаты стояла женщина средних лет. Её ватные от волнения ноги с каждой секундой тряслись всё больше, ровно как и руки. Чтобы окончательно не упасть, ей пришлось прислониться к этой самой стене, возле которой она пару минут назад и застыла, как вкопанная, стоило ей только переступить порог и увидеть того, кто вызвал её в такой поздний час. Заподозрила же она что-то неладное сразу, как только стражники выдернули её из собственной постели прямо посреди глубокой ночи и повели невесть куда. Сейчас же её самые ужасные опасения всё возрастали. Неужто кто-то из придворных всё-таки обвинил её в государственной измене или, не приведи Господь, в убийственном заговоре?! Нет, она всегда понимала, что даже другие слуги терпели её при дворе лишь из личной прихоти императора, но и она ведь старалась угождать всем, не лезть в конфликты и помогать, лишь бы не пасть жертвой чужой бессовестной клеветы! Всё же правила высшего света строги: если тебя невзлюбили, а должной защиты от неприятелей нет, то жди беды. Будь то отравление, ложные обвинения или ещё какая-нибудь страшная дикость! И ни один из вариантов её не радовал, поскольку каждый сулил лишь горе. Сейчас же, стоя перед императором, она уже не скрывала ни своего страха, ни обеспокоенности. Зачем же ещё ему вызывать её в такой час? Да и глухо запертая дверь за спиной подсказывала, что сейчас её наверняка обвинят в чём-то, а затем тотчас убьют. Без суда и следствия. – Царь-батюшка, неужели злые языки наговорили Вам чего дурного обо мне? Клянусь пред Богом и пред Вами, что совесть моя чиста, служу я Вам честно все эти годы и... – она запнулась, а Россия, до того смотревший на неё таким суровым взглядом, что хотелось сквозь землю провалиться, резко изменился в лице и тихо рассмеялся. – Не стоит так переживать, никто мне ничего дурного не докладывал. Я знаю, что и ты, и твоя семья всегда были преданы мне, и повода для сомнений у меня пока ни единого. Я вызвал тебя совсем для другого – у меня есть серьёзная просьба к тебе. Женщина, будучи вне себя от облегчения и того, насколько же тяжёлый груз спал с её плеч, тоже улыбнулась и стала внимательно слушать. Правда, по мере чужих слов, её улыбка всё стремительнее исчезала.***
– Это... Я... Я... не знаю, смогу ли взяться за столь рискованное поручение. Нет, не поймите меня неправильно, просто... Это ведь совсем не моя сфера! Разве у вас нет других людей для этого? Специально обученных? В конце концов, я даже не- – Конечно, есть, но из-за недавних слухов я больше не могу быть уверен в их преданности.***
– Так и продолжишь испепелять меня взглядом? Подпись уже стоит, – Россия придвинул документ в сторону Германии, который последние несколько минут только и делал, что бездумно пялился в сторону собеседника. Точнее, не совсем уж бездумно. Всё это время он размышлял о том, что пора бы начать принимать более активные действия, помимо этого договора. Если уж он хочет добиться столь желанного внимания русского императора, то стоит приложить больше усилий – вот что шептало ему подсознание. А оно никогда не ошибалось. К слову, с их прогулки прошло всего пару часов, но он уже не чувствовал себя заболевшим. Неужто пронесло, или же он ещё успеет слечь в постель? Хотя в любом случае радость от подписания союза полностью и с лихвой перекрывала любой насморк и кашель. Да пусть хоть проказа поразит его тело, он всё равно не обратит на это столько же внимания, сколько на этот договор, лежащий на столе перед ним. Внизу уже стояла подпись Российской Империи. Несмотря на своё довольно обширное знание русского языка, Германия в жизни не смог бы сам прочесть эти буквы, не зная контекста. Нет, они не были уродливы, отнюдь. Наоборот, слишком старательно-замудрёнными, но в то же время завораживающими. А вот сам немец до сих пор писал на русском лишь печатными буквами. – Я бы хотел ещё раз поблагодарить вас за то, что согласились на это. Для меня это правда значит очень много, вы даже не представляете, – с полным энтузиазма голосом начал германец, но его пыл осадил колеблющийся взгляд собеседника. – Не стоит праздновать раньше времени. Нам ведь ещё неизвестна реакция Австро-Венгрии. Если он не согласится, то наш союз придётся аннулировать, исходя из твоих же требований, – честно говоря, Россию почему-то с каждой секундой нахождения рядом с Германией всё больше одолевали странные чувства. Не то беспокойство, не то просто какое-то подозрение, природу которых он не мог объяснить. – Не переживайте. Как только я поставлю подпись, у него просто не останется выбора, – полный уверенности, заверил его Германия, ещё и сверкая гордой ухмылкой. – И знаете, быть может, в будущем мы сможем заключить не только дружественный союз. Например, как вы смотрите на объединение наших государств? Разумеется, не сейчас, но возможно в будущем... – Честно, смотрю я на это отрицательно, однако мечтать не вредно, хоть и бесполезно, – только и ответил Россия с резко сделавшимся непрошибаемым выражением лица. – А вам так неприятна мысль об этом? – германец продолжал давить. – Нет, но я совершенно точно не планирую объединение своих территорий хоть с кем-то. Как по мне, это будет лишним. К тому же, мне не хочется случайно обидеть супругу такого рода "изменой", – несмотря на свою вседозволенность, некоторые консервативные страны считали в высшей степени безнравственным иметь более одного спутника по жизни. И пусть в случае стран этот вопрос куда более сложен, Россия всё равно придерживается этого мнения. Да и смотря на опыт объединения Австрии и Венгрии, ни к чему хорошему такие союзы не приводят. – Да ладно вам, не будьте так категоричны и упрямы, – усмехнулся немец. – Возможно рассмотреть такую опцию всё же стоит? – Исключено, Германия, – он вздохнул. – Ты так молод, а уже предлагаешь мне чуть ли не жениться на тебе. Поубавь юношеский пыл и лучше направь его в мирное русло, – снисходительным тоном посоветовал Россия, передавая ему в руки перо. – А ещё лучше будет, если мы просто вернёмся к нынешнему договору. – Конечно, – Германия всё же ненадолго сдался, но это точно не значит, что он не попытается спросить Россию об этом чуть позже, когда его станут воспринимать серьёзнее. Наверняка в глазах русского императора он всё ещё представлялся обыкновенным маленьким несмышлёнышем, коим, впрочем, и являлся. Пара размашистых движений, и на документе наконец красовалась уже вторая подпись, только на немецком. Единственное, Германии с неудовольствием показалось, что выведенные им символы слишком напоминали отцовский почерк. Как бы он не пытался искоренить это, всё без толку. – К слову... – кажется, не только он сам заметил это сходство. Россия тоже приковал своё внимание к подписи, отчего немцу подумалось, что их разговор сейчас непременно зайдёт о Пруссии. – Ты ведь тесно общаешься с братом? Не знаешь точно, что он собирается делать со своими родителями? Что же, они не затронули отца, что обрадовало, но в то же время то, каким образом царь посмотрел взгляд на него самого, не вселяло надежды. Российская Империя же кажется теперь понял, почему ему вдруг стало так неуютно находиться рядом с юношей – тот слишком напоминал своего отца в молодости. Право, будто смотришь на призрака прошлого, а единственное отрезвляющее отличие – алые глаза. – Без понятия. А вы так беспокоитесь о них? Вопрос остался без ответа, который, впрочем, и не потребовался, поскольку Германия внезапно переключил всё своё внимание на другую вещь – золотое кольцо на безымянном пальце правой руки России. Оно лишний раз напомнило юноше о самой большой неудаче, надавило на незажившую рану, да и попросту разгневало одним своим наличием. Будь его воля, он бы даже насильно сорвал это кольцо с него и выкинул прочь. Куда больше русскому подошло бы совсем иное украшение – выбранное лично Германской Империей. Заметив чужой пытливый взгляд на своих руках, Россия от греха подальше убрал их за спину. Вспомнилась извечная привычка Германии хватать его за запястье, когда можно и нельзя. Учитывая рану, он бы не хотел лишнего повторения. – Вам действительно не досаждает ваш брак? – резко и, как показалось русскому – беспричинно – спросил Германия. – Нисколько. А у тебя есть причина усомниться? – такая крутая смена темы озадачивала. С чего бы немцу интересоваться вопросами личного характера? – Просто... Мне кажется, что вам совершенно не идёт это кольцо, – немец указал на собственную руку. – Но, если бы вы согласились на объединение, я бы непременно выбрал для нас самые шикарные из всех возможных. – Acceptissima semper munera sunt, auctor quae pretiosa facit. Какая разница, как выглядит украшение, если оно символизирует лишь самые светлые чувства? – Вы мыслите слишком по-старому, – с усмешкой заметил юноша. – В наши дни и красота изделия должна быть ничуть не хуже заложенного смысла. – Быть может и так, однако мы совсем отошли от темы, – спорить не было никакого желания, но оставался вопрос – чем же германцу так не угодило простое золотое кольцо? – Документы уже подписаны, а мне и тебе ещё нужно написать письмо к Австро-Венгрии. Также тебе следует навестить нашего придворного лекаря, – пришлось придать голосу немного строгости, может хоть так Германская Империя перестанет скакать с темы на тему, словно подстреленная лань. – Как вам будет угодно, – полушутливым тоном ответил тот, при этом ещё и отвесив какой-то недопоклон. – Но позвольте всё же отблагодарить вас. Германия слегка наклонился вперёд, поближе к лицу России, который явно был озадачен таким резким сокращением дистанции между ними. Юноша подался вперёд, но вместо чужих губ или хотя бы щеки коснулся лишь воздуха. Российская Империя деликатно и, как показалось юноше, чересчур спокойно уклонился от него, просто-напросто отодвинувшись на стуле. Лицо его, правда, спокойствия не выражало и в помине. Только раздражение и долю отвращения. Кажется, Германия только что всё-таки умудрился перейти грань дозволенного и смочь переполнить чашу терпения обычно невозмутимого монарха. – Если ты хотел в качестве благодарности соблюсти наши старые традиции, то достаточно было бы и поцелуя в руку. Но и того я уж не требую, – тихо, точно скрывая свою злость, сказал русский. – Ох, простите! – легче было извиниться и притвориться, что и правда произошло лишь ужасное недоразумение. Не скажет же он, что и знать не знал о таких традициях, а просто поддался очередному порыву своего "пылкого сердца"? Зато сейчас он тут же углядел новую возможность. – И всё же, позвольте... – он обошёл стол, подойдя прямиком к России и слегка сгорбившись в почтительном поклоне. Всё ещё пребывая в лёгком раздражении, Империя закатил глаза и нехотя стянул с правой руки перчатку вместе с кольцом соответственно, позволяя Германии коснуться губами тыльной стороны его ладони. Тогда-то Германская Империя и заметил краем глаза ярко выделявшийся шрам или даже скорее рану на запястье царя, которую он в тот же миг скрыл длинным рукавом мундира. – Откуда это? – напрямую спросил он, в порыве изумления чуть ли не схватив имперца за эту же многострадальную руку. Слава Богу, тот успел её вовремя отдёрнуть. – Неудачный поединок. Полагаю, на сегодня мы закончили? У меня ещё много дел. – Нет, погодите! – травма не была похожа на ранение от оружия или чего-то похожего. Куда больше она напоминала след от кандалов или верёвки, что и вызвало у немца такое сильное беспокойство. – В этот раз ты более навязчивый, чем когда-либо. Быть может, тебе всё-таки стоит увидеться с придворным лекарем? Вдруг горячка? – Что? Нет, я не болен! Просто скажите... – Займитесь лучше своим братом, – раз Германия так сильно не хотел покидать отставать, то Россия решил уйти первым, при этом легко оттолкнув от себя юношу, который тут же попытался остановить его. В коридоре их давно ждал Санкт-Петербург, прекрасно слышавший весь разговор и готовый вежливо и ненадолго задержать немца. "Всё-таки решение держать Петербурга всегда рядом оказалось не настолько плохим, как я думал изначально, но что происходит с Германией?" Признаться честно, теперь их союз не выглядел так же привлекательно, как всего пару часов назад. Беспокойство, одолевавшее Российскую Империю, лишь возрасло. – Боже, Пруссия. Что ты, что твои жёны, что твой сын... Сплошная головная боль. И почему-то достаётся всегда именно мне... – едва слышимые слова сами невольно слетели с его губ, а в мыслях уже представился Пруссия, едко злорадствующий и смеющийся над ним даже после своей смерти. Иногда ему правда не хватало Королевства, даже несмотря на его (почти) всегда ужасный характер. И, как ему однажды признался Австрия, не один Россия скучал по пруссу.***
Еле как отвязавшись от Петербурга только спустя добрые 10 минут, Германия уже безнадёжно потерял Россию из виду, потому ничего не оставалось, кроме как мысленно проклянуть пресловутую столицу и уйти в свои покои. Заходить по пути к лекарю он, конечно же, не стал. Будет ещё тратить время на это... Да и настроение его было и без того знатно подпорчено, (хотя сама мысль о заключённом союзе не переставала подбадривать.) Так и быть, пока он оставит вопросы с Россией на потом, раз тот так старательно избегает их. Лучше тогда и правда заняться Австро-Венгрией, хотя и в том столь острой нужды не было, ведь сам Германия уже давно верил, что брат точно не откажется от такого выгодного предложения. Всё-таки сам Германия и Россия – одни из сильнейших стран в Европе, потому в интересах Австро-Венгрии союзничать с ними двумя. Или хотя бы делать вид, потому что даже этого будет более чем достаточно. Бродя по широким коридорам дворца, Германия иногда бросал безучастный взгляд в окна, за которыми располагался сад. И всё было спокойно до того момента, как он не заметил там кого-то. Сначала он не придал этому значения, спихнув всё на прислугу, но приглядевшись, увидел, что это была точно не заплутавшая служанка, а сама императрица, законная супруга России, так мозолившая глаза ещё с того самого дня. Что удивительно, с годами красота девушки нисколько не увяла, хотя возможно для этого прошло слишком мало даже по человеческим меркам. Женщина безмолвно бродила по извилистым тропкам и не то гуляла, не то в волнении ожидала кого-то. Но не прошло и двух минут наблюдения, как Германская Империя увидел, что к девушке подбежал запыхавшийся Россия, а она тотчас же с огромной радостью кинулась ему на шею. Вот, куда он так спешил на самом деле. "Дела", ага, как же. В сердце неприятно заколола ненависть, и германец тут же отошёл подальше от окна. А ведь он мог бы избавиться от этой дряни ещё несколько лет назад, если бы не отец.***