Осколки разбитой жизни

      Пальцы рисуют полосу на стекле, но все равно стекающая капля воды им неподвластна — дождь барабанит с обратной стороны, напоминая, что сейчас в их городе сезон дождей.              Мало солнца.       Много влаги.              Все как в его жизни, только за звенящие капли отвечают слезы, которые иногда так тяжело сдержать.              Но сейчас его глаза болезненно сухие — Галф так и не смог заснуть этой ночью, а уже давно рассвело — и от этого становится еще хуже, что он настолько не в ладах со своих организмом.              Возможно, если бы дома был Майлд, то тот бы своей уютной болтовней усыпил его хотя бы на несколько часов, но друга уехал на 3 дня в командировку. И только после того, как Галф клятвенно обещал есть и спать (врал, конечно же), и квартира осталась в его полном распоряжении.              Взгляд спотыкается о телефон, который поставлен на беззвучный и лежит экраном вниз, чтобы ни одно всплывающее уведомление не заставило его вновь сомневаться. А то, что они там есть, Галф точно знает, потому что уже несколько дней Мью присылает ему сообщения, милые до слез, но он сейчас настолько сам себе отвратителен, что не хочет, чтобы еще и парень страдал вместе с ним.              Поэтому второй день он не выходит из дома, а теперь еще и дождь добавляет тоски, словно его собственного отчаяния было мало.              — Мурр, — Азар тоже почему-то просыпается и трется о его ногу.              На то, чтобы нагнуться и погладить, уходят последние силы — и его скручивает в очередной истерике от бессилия. Азар не заслуживает такого плохого хозяина. Наверное, будет лучше…              Но Галф зажмуривается, боясь закончить эту мысль, потому что его кот — иногда единственная причина, по которой он еще тут, потому что есть тот, о ком надо заботиться. Да, конечно, Майлд никогда не бросит в беде этого мохнатика — в этом Галф уверен, но сердце его сжимается от тоски при мысли о том, как будет переживать Азар, если он… уйдет.              Рука кажется отвратительно тонкой на фоне пушистого светлого тельца, но вены под тонкой кожей проступают достаточно, чтобы не ошибиться в самую черную минуту.              Азар словно слышит его мысли, поэтому Галф неожиданно получает достаточно больно лапой по руке:              — Ой! Ты чего дерешься?              Это немного отрезвляет, но не настолько, чтобы темно-синие дорожки кровеносных сосудов перестали его манить. А Майлд вернется еще только через два дня, поэтому ему нельзя…              Нельзя…       Нельзя…              Грязная худи обнаруживается мятой в углу, но и этого достаточно, чтобы прикрыть руки по кончики пальцев. Но этой полумеры не хватает, чтобы окончательно вымыть ставшие уже привычными мысли из головы, поэтому Галф, стараясь ни о чем не думать, хватает связку ключей и выбегает на улицу в надежде, что хотя бы дождь справится с этой непосильной задачей.              Тропический ливень оглушает его сначала своим шумом, а потом — своей свежестью, сливаясь со слезами на его лице и маскируя эти следы его слабости. Галф запрокидывает голову, чтобы ни одна клеточка не осталась неохваченной в его детской фантазии, что это какое-то ритуальное омовение.              Словно стихия может забрать с собой все то, что он носит в себе уже так долго.              Одежда быстро становится мокрой и тяжелой, в кедах противно хлюпает вода, но это такие мелочи по сравнению с тем, чтобы хотя бы на какое-то время ни о чем не думать! Особенно сейчас, когда внимать к голосу в своей голове становится все страшнее, потому что так хочется его послушаться.              — Галф!              Он трясет головой, чтобы избавиться от него, зажмуривается и бредет дальше под струями воды, стараясь не вслушиваться в то, что нашептывает ему отчаяние.              — Галф! Что ты тут делаешь?!              Голос проявляет странную настойчивость, поэтому приходится остановиться, а потом удивленно приоткрыть рот, всматриваясь в знакомую фигуру:              — Ты…              Он же специально не открывал мессенджер, чтобы не поддаться уговорам! Чтобы не увидеть между сообщений то, чего там быть точно не может.              А теперь смотрит на испуганное лицо Мью прямо перед собой:              — Что случилось? Почему ты без зонта?              И только эта фраза заставляет понять, что капли на него больше не попадают — просто теперь есть тонкая защита в виде ткани со специальной пропиткой между ним и слезами неба, а парень рядом с ним тут же тут же начинает собирать предназначенные ему струи. Поэтому Галф делает шаг в сторону:              — Не надо, ты намокнешь.              — И пофиг! — Мью неожиданно злится. — Ты что — заболеть хочешь?!              — Нет, — он честно отвечает, потому что такого намерения у него не было. — Просто…              Но договорить не успевает, потому что парень почти дотрагивается до его ладони, но в последнюю минуту с испугом отдергивает руку:              — Прости! Я не хотел! Но твои пальцы…              — Что с ними? — Галф опускает взгляд на свои руки, но не видит ничего необычного.              — Они почти синие! Как и твои губы!              Уголок рта дергается из-за непонятного для него самого волнения:              — И что?              Какая разница, какого цвета его руки или губы, когда душа чернее сажи?              Веки неожиданно становятся очень тяжелыми, словно налитыми свинцом, и ему стоит больших усилий, чтобы держать их открытыми. Словно сквозь какую пелену слышно, как чертыхается Мью, а потом в его ладони оказывается что-то круглое и твердое, и Галф на рефлексе хватает то, что оказывается ручкой зонта.              — Раздевайся!              — Что? — вопрос на время вырывает его из странного сонного состояния.              — Я отвернусь! — парень почему-то снимает свой джемпер и протягивает ему. — Снимай все сверху и надевай — так ты хотя бы домой дойдешь частично сухим.              Он во все глаза смотрит на предложенную одежду:              — Зачем?              — Что ты не заболел! — тот снова почему-то злится, хотя Галф изо всех сил пытается никого не напрягать.              — Со мной все в порядке, — губы по какой-то причине плохо его слушаются, как и рука, которая разжимается, не в силах больше удерживать вес зонта.              — Блять! — Мью тут же дергается к нему, чтобы подхватить то, что не смогли его дрожащие ноги, но в последний момент замирает. — Галф! Я могу до тебя дотронуться? Я просто доведу тебя до дома — правда. И забуду твой адрес, если ты не хочешь, чтобы я знал, где ты живешь.              Хочется сказать: “я хочу, чтобы ты забыл о том, что я вообще существую”. И мысль опуститься на землю под струями дождя и остаться тут навсегда не кажется ему такой уж ужасной, но бедный Азар не заслужил быть несколько дней в полном одиночестве — тем более, Галф не помнит, насыпал ли он корма.              Поэтому зажмуривается в отчаянии и ненависти к себе же из-за собственного бессилия:              — Х-хорошо.              Зубы почему-то стучат друг о друга, словно мало ему было заплетающихся ног, но обжигающая горячая даже сквозь слои ткани ладонь уверенно хватает его за локоть, помогая удержаться, а над головой вновь непромокаемая ткань с принтом из подсолнухов на темно-синем фоне.              Глаза опять закрываются, но голос все еще требует от него что-то:              — Галф! Где ты живешь?              Губы как-то умудряются выдать адрес перед тем, как Галф плечом наваливается на чье-то обжигающее близостью тело, которое сначала дрогнуло, а потом становится нерушимым. А дальше он плывет в каком-то облаке, периодически выныривая из него за жалкими каплями тепла, которых жаждет его организм.              — Галф! Мы пришли — нужны ключи.              Ключи…       Ключи…              Мозг выдает подсказку в виде кармана худи, и рука обнаруживает нужное там.              Но голос не отпускает его:              — Есть, кому о тебе позаботиться? Дома есть лекарства?              Рот открывается, чтобы привычно соврать, но почему-то искажается в попытке скрыть позорный всхлип:              — Нет.              Сейчас голос точно начнет злиться и упрекать его, что от него одни проблемы, но тот не кажется разгневанным, а лишь обеспокоенным:              — Тогда я помогу тебе дойти, а потом схожу в аптеку, ладно? А потом сотру себе память — обещаю!              В голове борются сомнения, но Галф все-таки отрицательно трясет головой:              — Не надо, я сам.              Ему почему-то кажется, что у голоса недовольно поджаты губы, но с ним больше не спорят. Но и теплая опора под его плечом тоже исчезает, а вместе с ней и уверенность, что и правда сможет сам.              Голос матерится, и кто-то подхватывает его начинающее заваливаться тело:              — Можешь возненавидеть меня потом.              Глаза вообще невозможно открыть, но пространство вокруг начинает двигаться в разные стороны, Галфу даже кажется, что он летит, но потом и это ощущение прекращается, а в нос бьют знакомые запахи, которые помогают чуть прийти в себя.              Теперь из-под дрожащих ресниц получается рассмотреть его с Майлдом квартиру и даже большие глаза Азара, который настороженно смотрит на него.              Или?..              Он с трудом поворачивает голову и встречается глазами с тревожным взглядом Мью, к которому он так по-свойски привалился. Стыд обжигает его щеки, заставляя резко отпрянуть:              — Прости!              Тень горечи мелькает на лице парня, но потом то снова становится непроницаемым:              — Тебе нужно принять душ, а я пока поищу лекарства. На кухне?              Галф находит в себе силы кивнуть, упираясь ладонью в стену для устойчивости:              — Да, вон там.              — До душа сам дойдешь?              И снова нужно врать, в первую очередь самому себе:              — Д-да.              Тело трясется то ли от холода, то ли от жара, который образуется где-то в груди, вызывая желание откашляться. И под строгим взглядом Галф делает несколько неуверенных шагов, пока не закрывает за собой дверь ванной и не опускается на пол, вновь дрожа от бессилия и ненависти к самому себе.              Но голос за дверью заставляет замереть:              — Тебе… помочь?              Чтобы потом он умер от стыда? Да ни в жизни!              Поэтому Галф со слезами отчаяния на глазах сдирает с себя тяжелую мокрую одежду и с трудом закидывает сначала одну ногу в ванную, а потом и вторую, чтобы дрожащей рукой включить горячую воду. Тело сначала вздрагивает от контраста температур, вода кажется обжигающей, но даже его затуманенный взгляд видит, что постепенно его иссиня-белая кожа приобретает более здоровый розовый оттенок.              — Галф, все в порядке? — тихий стук выводит его из состояния анабиоза, заставляя понять, что он застыл в полудреме под потоком.              — Д-да.              Не хватало еще, чтобы Мью узнал о его беспомощности вот таким постыдным способом!              Воду получается прикрутить только с третьего раза — рукоятка постоянно выскальзывает из его слабых пальцев, да и ноги опять не слушаются сразу, поэтому приходится сначала присесть на бортик ванной и только после этого перекинуть безвольные конечности на другую сторону.              Чтобы потом осознать и задохнуться от того, какой он глупый и ничтожный: не взял с собой сухую одежду!              Рыдания вновь подступают, их сдержать почти невозможно, но Галф пытается, прикусывая до крови губы и всхлипывая, зажимая рот ладонью и опускаясь вместе с полотенцем рядом с мокрой кучей.              — Галф? — Мью почему-то все равно его слышит. — Ты… Ты плачешь?!              Умирать — так с музыкой!              Поэтому он хрипит, сгорая заживо от стыда:              — Я… Я забыл одежду…              — Ох, — голос звучит озадаченно. — Если ты скажешь, где твоя комната, я могу тебе принести.              — Слева от кухни.              Сначала слова срываются с губ, а осознание догоняет его только через какое-то время, заставляя захлебываться от ужаса: вот он кретин! Мью же увидит и его комнату-свинарник, и его таблетки, которые открыто стоят на столе — от Майлда нет смысла скрываться, а больше к ним никто не приходит.              А погуглить, от чего они — дело нескольких секунд.              Поэтому Галф вжимает голову в плечи в ожидании, когда громко хлопнет входная дверь, оповещая, что он остался в квартире один. Но вместо этого кто-то тихо скребется в дверь в ванной:              — Я чуть приоткрою и положу на пол. Обещаю — смотреть не буду.              Дверь и правда приоткрывается, и из-за нее показывается рука со стопкой его одежды.              Но Галфу кажется, что вместе с теплой и сухой футболкой и шортами ему протянули кусочек надежды.