Трибунал

Като осматривал развалины дистрикта А. Он не следил ни за кем, просто решил, что Котаро, Майю и Эйджи слишком часто зависают здесь. Конечно, призрака видели в этом районе, а Сакаки хотел найти его, не жалея денег, привлекая даже гражданских… Но результата не было, а парней можно было встретить здесь… Почти всегда. Вот и сейчас Котаро в развалочку шел к Като. — Красавчик, ты ли это? — Котару довольно ухмыльнулся. — Захотел размяться? — Привет, — Като достал сигареты и предложил Котаро. — В принципе, да. Като не любил матчи, он мало понимал драку ради удовольствия, хотя несомненно мог его получить и так, если уж драться было необходимо. — Вот это да! Дело хорошее… Не то, что ошиваться здесь. Но мы оба уже пришли. И один из нас лишний, — Котаро оскалил маленькие и острые зубы. Желал ли он драки или хотел выпроводить Като подальше — не было важно, Котаро был прост и намерений своих не скрывал. Като пока не мог сообразить, как ему поможет эта драка, но отсутпать перед Котаро — гордость бы заела. Като спрятал сигареты, повел плечами, роняя на землю куртку — она была довольно тяжелой, сошла бы и за броню, но с Котаро это было ни к чему, они с Като были примерно одной весовой категории. Като позволил Котаро ударить первым, уклонясь лишь для того, чтобы удар не пришелся в лицо. По примеру Товы, когда тот играл в покер с Сакаки, Като не спешил действовать, запоминая стиль Котаро и отмечая его отдельную идею, засветить Като в лицо. — Ну же, красавчик, — позвал Котаро. — Тооно, что, совсем не тренирует вас? Като не стал отвечать, сберегая внимание и дыхание для удара. Котаро стоял в блоке, ожидая, когда Като откроется в нападении, и Като охотно предоставил ему такой шанс, метя Котаро в челюсть. Кулак Котаро врезался в ребра, Като резко подался в сторону, ловя запястье Котаро и дергая за него. При удаче, он мог повредить тому связки, а без нее — Котаро вынужден был наклониться, позволяя Като впечатать колено ему в живот. Като быстро отскочил, теперь ожидая встречной атаки: Котаро был парень вспыльчивый. Но боец отличный, и на быструю победу рассчитывать не приходилось. Они обменивались ударами, не получая никакого особенного преимущества. И черт знает, сколько времени это могло продлиться, но вдруг воздух разорвал крик Майю: — Эй-эй, что за веселье такое? Майю был бойцом блестящим, лучше Котаро: Като видел их обоих на ринге. А Майю продолжал: — Вы что-то не поделили? — спросил он, явно намереваясь присоединиться. Като набрал воздуха и, снова уклоняясь, прокричал в ответ: — У нас просто спарринг. — Да? — Майю капризно скривился и уставился на Котаро. — Тогда брейк, а то мне скучно… Като мог нанести удар, но сдержался, показывая, что останавливается. Котаро сплюнул под ноги: — Ты испортил мне веселье, — предъявил он Майю. — Но мне-то не было весело… — протянул Майю. — А нам… пора, — Майю глянул на Котаро многозначительно. И Като понял, что надо ловить момент. Раз Майю был посланником Мадараме, то… Мог передать и обратное послание? Като отступил, сплевая слюну, смешанную с кровью — Котаро все же добрался до его лица, а потом посмотрел на Майю и Котаро. — Я здесь искал кое-кого, — сообщил он ровным тоном. — Хотел передать пару слов от Тооно. Като склонил голову, отмечая, как на лицах обоих промелькнула тревога. — Тооно ждет встречи и готов завершить начатое на причале, — закончил Като, поднимая свою куртку и усмехаясь. Веселого было мало, но Като подумал, что Тооно оценит… гарантии для доктора. Теперь призрак Мадараме будет охотся за самим Тооно, забывая о его слабом месте. Майю невольно кивнул, но Котаро вдруг резко развернулся, дергая его за собой. — Что за дерьмо ты несешь? — Котаро то ли хотел казаться удивленным, то ли и правда удивился. — Нам пора, — бросил он, уже не глядя на Като, и тот не привлекая к себе внимания пошел к своему мотоциклу, не собираясь следить за парнями. Хотя… Может стоило? Като набрал номер Тооно. Брат ответил сразу, как он один умел, словно всегда ждал звонка. — Это я, — зачем-то сказал Като. — Я знаю, у меня определитель номера. Что-то случилось? — Да, — сразу признался Като. — Я передал Майю и Котаро твой привет для Мадараме. Теперь он знает, что ты ждешь его. Как думаешь придет? — Ты чертов гений, — выдохнул Тооно. — Обязательно придет, он не мог забыть тот выстрел. А я буду готов. Но… Все же… Като, за Таку я уже приставил охрану, предупредив, что стоит быть понезаметнее. Я знаю, Това еще не оправился после своего последнего приключения, — даже по голосу было слышно, как Тооно поморщился, — но все же приглядывай за ним. Като не стал отвечать, хотя хотелось ворчливо сообщить, что единственный способ приглядывать сейчас за Товой — оказаться в больнице, а Като туда не хотелось. Во многом потому, что Мурасе-сенсей не был тем человеком, который не выдаст случайно тайну Като. Хотя было что-то такое свое — заманчивое, в том, чтобы вместе с Товой бродить по больничному коридору и знакомиться.

***

Тооно теперь считал… дни. Он ждал Мадараме, забывая об этом лишь с Таку. Пусть и тогда стоило опасаться, но Тооно утопал в Мурасе. Это все еще оставалось чертовски увлекательным. Тооно вроде бы сам сказал Мурасе, что тот должен ему за этот случай с Товой, но сделал все, чтоб Мурасе… забыл? Хотя сам Тооно помнил. Удивительно четко в деталях помнил, как Таку сорвался к Тове, не смотря на еще дрожащий оргазм. Тооно знал, что эту схватку, ту, в которой кроме них с Таку, третьим оказался даже не сам Това, а старушка смерть — он проиграл бы в любом случае. Тооно не соперничал с небожителями, лишь с Товой, который успешно пережил очередную Эйфорию. И Мадараме не мог не знать об этом, что должно было побудить его действовать, потому что Това становился все дальше от него. Все недостижимее для него. Таку был уверен: как только Това сумеет подняться с постели — станет рисовать. И какими бы абсурдными не казались Тооно размышления Харуто, но… Това снова будет рисовать, а не думать о своем бывшем. Неужели Мадараме задевало… это? Тооно бы задевало, а у них с Мадараме в этом вопросе, кажется, наметилось сходство… Тооно пытался думать о другом, например, о деле. Новый разработчик старался, но результаты показывал посредственные. Либо летальный исход, либо… — ни хорошего кайфа, ни устойчивой зависимости. Совершенно бесполезный товар, бездарная работа и херовый допинг. Тооно подмывало показать Таку разработки, но он знал, что делать так не стоит. И просто изо дня в день оставлял бумаги валяться в номере, в открытом доступе, но Таку был честен и… Так хотелось думать, что предан. Но что-то подсказывало, что просто честен. Тооно не так давно провел очередное совещание и задержался в резиденции Такасато, в отличие от Сакаки. Тот выглядел все более самодовольным, он готовился принимать пост главы клана, а Тооно ни одним словом не собирался рассеивать его уверенность. Он как бы… соглашался с должностью главного бухгалтера Такасато? Смешно… Тооно мог занять этот пост всегда и везде. Даже на материке, но он неизменно предпочитал желать большего. И получать тоже. Тооно понял, что что-то не так задолго до того, как открылась дверь. По тому, как стало тихо вокруг, словно все вымерли, и лишь дыхание Тооно осталось. «Все умрут, а я останусь,» — подумал Тооно с усмешкой. В отличии от Сакаки, Тооно в последнее время не увеличил свою охрану, ни о чем их не предупредил. Он вел себя так, словно ничего не происходило. И столь малочисленный кардон, конечно, не мог помешать Мадараме. Оставалось надеяться что Мадараме не убивает их сразу, а лишь вырубает, и Тооно не придется сменить всю свою личную охрану в один день. Тооно не слышал шагов, но не так уж плохо понимал Мадараме. От того и сумел подловить его тогда, в день великой битвы. Но в этот раз Това не мог им помешать. Тооно поправил очки и резко поднялся, разворачиваясь к двери. Встречая холодный и одновременно жаркий взгляд Мадараме. И дуло его пистолета. Мадараме не улыбался, и оттого улыбнулся Тооно. Его пистолет зажатый в руке тоже держал Мадараме на прицеле. Не было нужды говорить, что ждал. Мадараме и не сомневался. Тооно любил разговоры, но точно знал, что сейчас они лишние. Если он все еще намеревается провести очередной классный вечер с Таку, то стоило обойтись без лишних слов. Если только… Тооно был якудза и дышал сейчас ровно, как якудза. Он помнил все, в том числе главное. Тооно знал отчего Мадараме остался в живых. Тооно стрелял с левой, ведущей руки, и потому ему следовало целиться иначе, чтобы попасть в сердце. Он не думал об этом тогда, но еще утром вдруг вспомнил Мурасе в классе фехтования. — Ты фехтуешь левой, и это… Так непривычно. В этом твое преимущество, Тооно. Тооно не часто удавалось победить Мурасе, но… Теперь те его слова имели огромное значение. Фехтование — редкая деятельность, где Тооно иногда мог Мурасе превзойти. Где Таку отдавал ему должное. Тооно гордился и учился использовать эту свою особенность, как оружие. Они закончили школу, а с ней класс фехтования. И Тооно забыл, но вспомнил теперь. И точно все рассчитал. Никакого страха. Не позволить себе и малейшего сомнения. Ни единого лишнего движения. Но… разбить холодность Мадараме, чтобы он не понял… Позволив усмешке взойти на лицо, Тооно тихо выдохнул: — Скоро он, — Тооно дал небольшую, но многозначительную паузу, — напишет новую картину. В эту секунду Мадараме выстрелил, а Тооно сделал наперед просчитанный шаг вправо. Всего один. И выстрелил тоже. Потому что вот теперь он целился своей левой точно в сердце Мадараме, невольно прикрывая этой же рукой грудь. Боль опалила внезапно, словно окатывая тело волной. Тооно выругался, не отводя от Мадараме цепкого взгляда. Он выглядел таким удивленным, но все еще держал пистолет наизготовку. Тооно выстрелил снова, предупреждая любые реакции. И еще раз. Мадараме упал ничком, кровь расплывалась, пачкая дорогой пушистый ковер, — ярко красная на белом натуральном ворсе, окружая черный тренч Мадараме. Тооно выдохнул и, только теперь почувствовав настоящую боль, испугался. Рана на левом боку, кровоточила и при ближайшем рассмотрении выглядела жутко, хотя Тооно не мог оценить ее серьезность. Зажав рану ладонью, Тооно стиснул зубы. Пуля прошла по касательной. Только проверив пульс Мадараме, Тооно позволил себе отдаться боли. Он смотрел на кровь, медленно пропитывающую пиджак, но думал только о Таку. Мысль оказалась пронзительной и острой. Настолько, что боль стала меньше. Тооно уже схватился за телефон и набрал: «Приезжай,» — но Мадараме портил весь вид. Тооно все еще не хотел, чтобы Мурасе знал о Мадараме. Да и никакой интимности рядом с бездыханным телом не предвиделось. Тооно вышел из зала под восторженные взгляды, приходящих в себя охранников. Игнорируя и их, и их виноватые лица, он велел: — Приберитесь здесь, — и вышел на улицу, глотая свежий воздух. Когда Тооно добрался до номера, голова кружилась нещадно, а горел уже не только бок, но словно вся левая половина тела. «Приезжай,» — наконец отправил Тооно. Очень хотелось добавить «сейчас, немедленно», но Тооно было необходимо узнать, как это будет без таких вот внятных и точных… распоряжений. Сфотографировав рану, Тооно просто отправил фото следом. Он даже сделал короткий прозвон — два гудка. Зная, что Таку все еще имеет привычку бросать свой телефон, где попало, и, скорее всего, не услышит такого тихого, не желающего мешать, звонка. После Тооно выпил пару обезболивающих и подумал о душе. Мытая голова всегда улучшала его настроение. Но сил подняться уже не было. Тооно кое-как стянул пиджак и, скомкав его, прижал к ране. Стоило бы подумать о своем здоровье, но он снова считал. Секунды. В ожидании Таку, почти не смея надеяться, что Таку оставит своих пациентов ради него. Тооно знал, что в точности проворачивает фокус Товы. Да. Так и было. Тооно не соперничал со смертью. Но вот выиграть Таку у Товы — хотел. Таку отпустил пациента, и без всякого смысла взял телефон со стола, а после, побледнев, вскочил, роняя бумаги. Джунко обеспокоенно обернулась и даже шагнула к нему. — Мне надо отъехать, — бросил Таку. — Всех экстренных отправляйте в Таканогучи. Аримура может осмотреть других, — Таку уже забирал из шкафчика аптечку. Он вышел из клиники, не замечая тревожных взглядов и удивления. До отеля, Тооно не сбросил адреса, и Таку не мог придумать, куда еще ему ехать, было минут десять, но они тянулись бесконечно. Как и время ожидания лифта. Запоздало Таку понял, что забыл карту-ключ в джинсах, потому постучал, надеясь, что ключ все же есть не только у него, Тооно и Като. — Тооно! — крикнул он громко. Голос Таку прорезал тишину, развеивая ожидание, нестерпимое течение времени и странно затмевая боль, что казалась уже почти невыносимой. Тооно тряхнул головой, но она от этого закружилась лишь сильнее. Тооно уже не мог поручиться, что голос Таку не мерещится ему. Он попробовал ответить, но сумел лишь облизать пересохшие губы. А потом Таку позвал его снова. И Тооно собрался, он не желал тратить силы на ответ, но уже выталкивал себя с дивана. Пиджак упал, открывая рану, Тооно не заметил. Он шел к цели. За дверью был Таку, и… усилия стоили того, чтобы его увидеть. Убедиться, что… Он все-таки пришел? Тооно дошел до двери и нажал на ручку, разблокируя замок, одновременно приваливаясь к косяку и дыша сквозь зубы. Таку стоял перед ним. Тооно моргнул, чтобы убедиться, что Таку не растает, как виденье. Но он все еще стоял, и в глазах его полыхало что-то. Тооно протянул руку, хватая Таку за ворот халата, словно боясь, что он уйдет, и лишь усилием не говоря ему безумно идиотского, но почти восторженного: «Ты пришел». Эта мысль билась, а в такт ей разгонялось сердце. Тооно не знал, но улыбался Таку ужасно самодовольно. Так словно только что выиграл джек-пот. — Боже, Масами! Таку легко перехватил Тооно, теперь уводя его обратно к дивану. — Какого черта ты не велел привезти тебя в клинику? Там же… Таку замолчал, укладывая Тооно на диван и быстро раздевая его. Таку смотрел на живую, дышащую рану, что раскрылась на боку Тооно, и чувства отступали, оставляя лишь профессиональный расчет. Таку натянул перчатки и начал работать. — Ты уснешь, — предупредил Таку, ловко входя в вену на руке Тооно. — Как ты умудрился? — Какого… — Тооно чуть вскинулся, но тело оказалось странно тяжелым, — Я не хочу спать! — возразил Тооно. И вдруг отвлекся. Трудно было фокусироваться сейчас на разном. И сонно не было. — Не делай так со мной больше… — голос слушался Тооно, но стал тише и мягче. Контроль отступал, но не поднималось сомнений. Тооно глотнул воздуха и все же сказал это: — Ты все-таки приехал… Усмешка его была привычной, но для Таку теперь она была другой. Тооно не знал об этом, но Таку видел. Он покачал головой, уже распаковывая нитки и иглу. — Ты не оставил мне выбора. Прям как Това… Постой-ка, — Таку нахмурился, но потом все же улыбнулся. Теперь, когда он понимал, что жизнь Тооно вне опасности, к нему возвращались обычные чувства. — Ты… повторил за Товой? Никак от тебя не ожидал. Ты же серьезный человек. — Да, — Тооно и не подумал отнекиваться. — И я специально. Я должен был попробовать, должен был узнать… Таку тихо хмыкнул, но спрашивать уже ничего не стал. Промыв рану, он внимательно осматривал ее, ожидая начала действия наркоза, а пока набрал Джунко, велев отправить к себе кого-то с нужными лекарствами и оборудованием. Таку давно уже пересобрал аптечки в клинике, исходя из реальных запросов на экстренность у якудза: обезболивающие, все нужное для внутривенного наркоза, шовный и перевязочный материал, но все возможные поддерживающие растворы и капельницы он с собой не носил, конечно. Обычно после обработки ран отправляя пациентов или к себе на второй этаж, или в Таканогучи. Но Тооно скорее всего не согласился бы ни на один из этих вариантов. Тооно чувствовал. Не боль, но прикосновения Таку. Такие уверенные, ощутимые, глубокие? И… такие… лишенные физической чувствительности для Тооно, что это заставляло его сожалеть. Сожалеть, но… Вкладывать в эти прикосновения тот смысл, каким наделяли его чувства. Глубокий и незнакомый Тооно. Словно Таку в прямом смысле был у него под кожей, и Тооно почти не чувствовал тела, но все же… хотел? Не то чтобы оргазма, но этих прикосновений, этого внимательного взгляда Таку. Тооно не понимал, что засыпает, ему казалось, что он все еще говорит, все еще смотрит в сосредоточенное, безумно серьезное и невероятно красивое лицо Таку, все еще чувствует его руки. Таку склонился над раной, теперь сосредоточенно накладывая швы и слушая дыхание Масами, оно потихоньку становилось все глубже. Таку закончил со швом, быстро оценил пульс и давление Тооно, который, наконец, уснул, и перешел к перевязке. Стоило Таку вымыть руки, как раздался звонок. На том конце провода возмущенно шумел Хонами, ругая последними словами охрану Тооно. Таку оглянулся на Тооно — не хотелось оставлять его и на пять минут — и он попросил к телефону охранника. Таку как-то в голову не пришло, что у его ребят возникнут проблемы… с парнями Тооно. Те относились к Таку настолько почтительно, снова и снова называя его не иначе как Мурасе-сенсей, что Таку иногда с трудом сдерживал смех. — Это ведь мои сотрудники, сотрудники клиники, — объявил Таку охране. — А клиника… — Да, дело босса, — тут же отозвался охранник, почти пристыжено. — Все в порядке, Мурасе-сенсей, мы их пропустим, — прозвучало почти как извинение. — Спасибо, — ответил Таку прежде чем отключиться. Ему не нравилось высокомерное отношение к персоналу, сам он старался никогда так не делать, особенно, видя хорошее отношение к себе. Хонами, оказавшись в номере, оробел, но быстро собрался, втаскивая за собой Джунко. — Мы оставили клинику на Аримуру, как ты и сказал, — объявил Хонами. Пока он собирал нужную капельницу под указания Таку, парни Тооно, которых Таку позвал войти, перенесли своего босса на кровать, поразительно послушные Таку. — Они слушают тебя, как самого Тооно, — заметила Джунко, когда они ушли. — Сарказм Тооно часто вводит их в заблуждение, — ответил Таку, устанавливая катетер. — А Тооно разве шутит? — спросил Хонами, но Таку оставил его вопрос без ответа. Признаться, он растерялся. Когда со всем этим было покончено, Таку отпустил Хонами и Джунко, попросив все-таки закрыть клинику, и они с Тооно снова остались вдвоем, Таку устало присел на кровать. Он часто сидел так рядом с Товой после лечения, и теперь в памяти всплыли последние слова Тооно перед сном: «должен был узнать». Осенью, когда Таку пришел для очередного разговора, ему и в голову не могло прийти, что он станет готов сделать для Тооно то же, что для Товы. Сам, без всякого принуждения или даже просьбы. Таку никому не отказал бы в помощи, но сейчас… Он отменил работу, он даже оставил Тову одного в клинике, ни на одну секунду не усомнившись. И теперь не сомневался. Таку осторожно отвел волосы Тооно со лба и бережно прижался к нему губами. Тооно не спешил просыпаться. Сны его были яркими и живыми, а реальность пугала. Тооно оценил, что Таку приехал к нему, но все еще не до конца верил, что Таку останется с ним до конца. Также как с Товой. Или не так? Почувствовав поцелуй, Тооно не выдержал и заговорил, сверяясь с реальностью: — Это правда ты или только мои больные галлюцинации? — спросил он тихо, но так словно вовсе и не спал. — Смотря, что тебе снится, — отозвался Таку. — Галлюцинации не обязательны, но могут быть. Но если у меня нет дополнительных конечностей или других частей тела, то скорее всего — все же я. — О… Мне и твоих частей тела достаточно, — чуть усмехнувшись, Тооно уверенно открыл глаза. — Ты очень хорош, но я вырубился слишком рано. Это подлый и бесчестный способ, Мурасе-сенсей. Вытянув правую, здоровую руку, Тооно поймал Таку за ворот халата, притягивая к себе, не находя ни одного нужного слова, лишь дыша жарко Мурасе в шею и не собираясь отпускать его. Тооно чувствовал себя настолько… бодрым, было не подходящее слово, но он точно рассчитывал на большее, чем нежный поцелуй в лоб на ночь: Тооно хотел, и тело его тоже медленно пробуждалось от наркоза. Видно, Таку был не врач, а настоящий волшебник. Таку усмехнулся тоже и оперся на руку возле головы Тооно. — А как ты хотел? Обработка огнестрельной раны подразумевает наркоз. Мне пришлось наложить швы… Останется небольшой шрам. А ты так и не рассказал, что случилось. За все эти годы ты ни разу… не подставился. Кто это сделал? — Голос Таку упал почти до шепота, хотя он не мог бы сказать — почему. Таку был мастер таких вот вопросов. Вопросов, в ответ на которые стоило молчать, но так разбирало ответить. И то ли контроль не успел достаточно пробудиться вслед за Тооно, то ли Тооно так хотелось сказать это вслух: — Я убил призрака. Вот теперь Мадараме больше не вернется. Тооно разбирала чертова гордость и пьянящее чувство победы. Он даже не знал, в чем он видит ее больше в смерти Мадараме или в том, что Таку все еще с ним, несмотря на то, что Тооно беспомощен и не может настаивать. Наверное? Тооно улыбнулся, притягивая Таку к себе ближе, стягивая с его плеч халат, забираясь ладонями под его рабочую рубашку. — Осторожно, — Таку быстрым движением выпрямился. — Ты еще на лечении. — Таку указал Тооно на катетер. — Он надежнее иглы, но резкие движения ни к чему. Таку встал и обошел кровать, устраиваясь на ней рядом с Тооно. Он не стал особенно выдумывать: просто лег на бок, и только тогда спросил хрипло: — Мадараме? Таку не мог осмыслить этого до конца. Для него Мадараме был прежде всего тем, кто отбирал Тову, причем у нормальной жизни, а не у самого Таку, но и так тоже. И лишь потом несомненно ценным человеком Каги, которого Таку очень уважал. И все же… Смерть Мадараме и восемь лет назад вызывала сложные чувства. Таку никогда не успевал сосредоточится на этом, его слишком волновал Това. Который потерял глаз, но вернулся к нему и остался с ним. Таку молчал, но надеялся, и Това сам не заметил, но в какой-то момент перестал уходить. Тооно с удивлением обозрел свою руку с трубкой и тогда обвил Таку ногами. — Теперь о нем можно по-настоящему забыть. Я закончил эту работу, я видел тело и отдал приказ его убрать. Он не воскреснет снова. А ты… ты закрыл клинику и остался со мной? Голос Тооно вдруг прервался, он повернул лицо Таку к себе за подбородок. — Закрыл, — подтвердил Таку с легким вздохом, он чувствовал, что Тооно не договаривает что-то, но не хотел выяснять. Возвращение Мадараме не сулило ничего хорошего никому, и Таку малодушно уступил себе. Хотя… Если Тооно убил Мадараме, это давало ему преимущество перед Сакаки. Большое преимущество, пусть и зыбкое, постороенное лишь на мнении бойцов Такасато. Таку знал, что должен спросить и об этом, но промолчал. — Да! — выдохнул Тооно довольно. — Тогда… Будь со мной. Сейчас. Я хочу… тебя. В подтверждение своих слов Тооно своевольно потянул завязки на штанах Таку. Тооно не мог ждать, почти дрожа от предвкушения, забывая и о боли, и о катетере. Таку заполнял его сознание, и Тооно хотел, чтобы Таку заполнил и его, всего целиком. Может, это было последствием наркоза, что действовал как легкие наркотики, но Тооно уже не сомневался. У него было недостаточно сил, чтобы забрать Таку сейчас, но с избытком, чтобы ему отдаться. Тооно чувствовал себя все еще хозяином положения, но одновременно с этим, катетер держал его на привязи. Безумно заманчивой и сладкой сейчас, пока Таку оставался с ним. — Ты сходишь с ума, — объявил Таку, придвигаясь ближе и обнимая Тооно. Таку повел рукой по груди Тооно, находя застежку его брюк, хотя здравый смысл подсказывал ему совсем другое. Но Таку уже коснулся члена Тооно, пока только гладя его, так же как языком ласкал губы. Тооно податливо приоткрыл рот, впуская Таку в себя. Рана сделала Тооно неожиданно беспомощным и оттого безответственным, и это было чертовски новым. Но не то чтобы он стал менее страстным рядом с Мурасе. Тооно впитывал его ласку, концентрируясь на том что… Таку делает это сам. А значит, он тоже хочет. Значит — он выбирает. Тооно вцепился рукой с катетером в край кровати, чтобы не вырвать его ненароком, свободной ладонью притягивая Таку к себе, желая довести его возбуждение до пика. Вот теперь голова закружилась, а губы пересохли, они саднили и требовали, как и все тело. Отступая, наркоз оставил за собой колоссальную чувствительность, у Тооно стоял не только член, но и соски. Ему хотелось почувствовать Таку одновременно везде, но Тооно не понимал, как такое выразить и молчал, едва дыша тем воздухом, что выдыхал Таку, целуя его. В здравом уме и твердой памяти, Тооно никогда бы не решился, но у него было оправдание безумию — его рана. Она позволяла так много, что Тооно был уже почти рад ей. Тем более, что боль почти не ощущалась, только напряжение в боку, которое и близко не приближалось к напряжению в члене. Тооно почти торопился, лаская Мурасе быстро и ярко, чувствуя как его стояк распирает ладонь и… То ли вспоминая, то ли фантазируя, как Таку касается его сзади. Все еще сплетенный с Таку ногами Тооно резко повернулся, оставляя руку, вцепившейся в постель, но властно опрокидывая Таку на себя и совершенно бесстыдно, зовуще, раздвигая колени. Тооно не хотел просить, но звал. Таку отпустил губы Тооно, скользя поцелуем по его шее, теперь лаская рукой не только член Тооно, но все вокруг, смещаясь пальцами вниз, ко входу. Ему казалось, что он понял, чего хочет Тооно, но сам Таку теперь отлично знал, как сделать это еще лучше и ярче. Он прошелся губами уже по груди Тооно, сползая вниз, уходя от ласки Тооно. Обводя языком его впалый пупок, Таку уже не сомневался. Он теперь оказался на коленях между ног Тооно, обхватывая его член ладонью, и мягко давя пальцами второй руки на вход, а потом почти одновременно, он взял член Тооно в рот и вошел в него пальцем. Тооно охнул, больно было чуть-чуть, а вот стон вышел протяжным и ярким. Это оказалось просто великолепно. Рот Мурасе вокруг, горячий, влажный, его пальцы внутри, такие словно он гладил и раздвигал, входя непривычно глубоко, заставляя замирать, дышать чаще, чтобы потом сорваться в толчке, забирая их глубже. Глаза закрывались сами, почти закатываясь от удовольствия. Тооно сминал простыни и растекался под Таку. Даже это казалось бы ему чем-то совершенно нереальным, недопустимым раньше, но не сейчас, когда капельница сковывала его движения. Тооно стоял на грани, оргазм дрожал, но не изливался, и Тооно отлично понял почему. Нужно было еще больше. Совершенно невозможно, и… его положение разве подразумевало такое? Но Таку размывал все и реальность, и сознание, и границы допустимого, он никогда не учитывал никакое положение, и он не мог… Не хотеть сейчас. Тооно втянул воздух, глотая его, как утопающий, сжимая пальцы до боли, в ответ на то как Таку втянул его в себя, а его пальцы сжали сосок, и Тооно выгнулся, то ли уменьшая, то ли углубляя движение и выдохнул, расставаясь с воздухом: — Еще. Я хочу еще. Возьми, — слова прозвучали как приказ лишь от того, что Тооно не мог позволить им стать мольбой. Таку замер на мгновение, пораженный это просьбой, а потом лишь опустил голову, забирая глубже, он точно понимал, что без смазки это будет болезненно и неправильно, и одновременно знал, что справится и вовсе без этого новшества. Но Тооно требовательно потянул его свободной рукой за плечо, и Таку послушно вытянулся над ним, поднимаясь медленно, целуя живот и грудь, обводя языком сосок, оставляя теперь руку только на члене Тооно. — Масами, — тихо выдохнул Таку, обводя ухо Тооно языком, а потом нашел его рот. Целуя, Таку запустил руку под подушку Тооно, зная, что найдет там смазку, но все еще не вполне собираясь ей пользоваться. Голос Таку прошел вглубь, и достиг какой-то новой точки внутри, от этого все там задрожало, приходя в движение. Таку медленно, но сдавался, и Тооно не собирался отступать. Он чуть сместился, еще больше разводя ноги, так что Таку уже уперся в него возбужденным членом. Тооно ужасно не хватало ощущений, он изнывал, потеряв теперь и пальцы Таку, и лишь царапал его спину, не в состоянии больше сказать ни слова. Но… Тооно вдруг остановился прямо в процессе поцелуя, все еще чувствуя язык Таку, он усилием открыл глаза. Их заволокло поволокой, они потемнели — зрачок заполнил радужку, и Тооно смотрел как бездна. Он требовал, звал, ждал Таку, не оставляя ему шанса, утягивая его за своими желаниями и так надеясь… забрать всю неуверенность что повисала между ними сейчас и похоронить ее на дне зрачков, позволяя Таку почувствовать себя и сделать, то что… Он тоже хочет. Таку снова целовал грудь Тооно, неловко выдавливая смазку, но через мгновение снова находя руками Тооно. Такого… горячего и узкого, такого… Непривычного. Таку ласкал его осторожно, как и сам Тооно делал это вначале, а потом вытянулся над ним, так и не убрав руки с члена, поцеловал в шею, приближаясь максимально возможно, и резко качнулся вперед, заменяя пальцы членом, и задохнулся от восторга. Тооно стиснул веки до дрожи, зато приоткрыл рот, пытаясь дышать. Но воздуха не было. Только Таку внутри. Очень большой, чарующе горячий. Тооно привыкал к этому ощущению, только сильнее вцепляясь свободной рукой в плечо Таку, не давая ему передумать или отстраниться. Тооно не мог объяснить этого чувства. Было больно, но совершенно изводяще желанно. Член горел, Тооно чуть застонал и, забывшись, дернул рукой с катетером, но Таку вдруг поймал ее, прижимая к постели и шепнул в ухо: — Нет… Тооно тряхнуло, заставляя чуть выгнуться. Он не мог решиться на движение вперед и вообще на какое-либо движение, но точно не хотел, чтобы это закончилось. Он снова усилием посмотрел Таку в глаза. Они были зеленые, а по краю радужки растекалось солнечное коричнево-рыжее свечение. Оно колебалось и жарило огнем. Тооно беззвучно открывал рот, и когда Таку склонился над ним, все еще не шевелясь, прижался губами к его губам, притягивая к себе за шею. Таку не спешил двигаться, зато снова уверенно ласкал член Тооно и целовал. Внутри Таку жило внезапно так много нежности, и он беззастенчиво теперь изливал ее в поцелуи и в свой шепот на ухо Тооно. В какой-то момент Таку чуть качнулся вперед, обхватывая одновременно сосок Тооно губами. А потом еще и еще. Не столько развивая скорость и амплитуду, сколько следуя за стонами Тооно. Таку было офигенно, настолько, что он потерялся бы во всех этих ощущениях, не будь они с Тооно так близки, не будь Таку настолько доволен каждым их разом. Но теперь ему было почти легко удерживаться, тая во всех этих ощущениях. — Масами, — снова прошептал он, вкладывая в имя Тооно все свои чувства. Именно их, а не просто сиюминутные ощущения. Таку чуть сжал член Тооно, двигая рукой гораздо настойчивее, чем делал все остальное. Тооно почти вскрикнул, теряясь в голосе Таку. Забирая из него все смыслы. Все то, что так хотел хоть когда-то услышать. Все то, что с каждым разом все больше чувствовал сам, и сейчас оно шкалило. И было так просто все обьяснить ранением, но обьяснения имели смысл лишь потом, а пока Тооно тоже толкнулся вперед, первый раз встречая Таку и сам углубляя проникновение, подставляя всего себя Таку, притягивая его даже пусть одной рукой, но так крепко, а другой удерживая себя в этом странном чувстве, позволяя себе такую неожиданную сладкую слабость. — Таку, — выдохнул Тооно, но звук почти потерялся, и лишь губы шевелились. Таку на мгновение захлебнулся в своих ощущениях, но склонился над Тооно, снова ловя его губы, чувствуя его вокруг, его в своей ладони, пугаясь и желая одновременно этой странной, такой другой близости, где Тооно доверял ему, а не наоборот. Таку штормило так сильно, а Тооно под ним был таким… Таку знал нужные слова, и они горели внутри, и он… позволил им звучать. — Да! Я люблю… тебя! Таку качнулся вперед совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы мышцы Тооно сжались вокруг, а его член напрягся сильнее. Таку повторил движение ладонью вверх и вниз, и снова вверх, чувствуя, как его накрывает оргазм. Тооно сотрясало встречным оргазмом. Он кончал от каждого полудвижения Таку, от его заполняющего под завязку оргазма, от того, как пульсировал его член внутри, изливаясь, от его жадной и нежной одновременно ладони на члене… И от его слов. Безумных. Таких, словно именно их Тооно так жаждал услышать. А после них хоть пожар, хоть потоп. Тооно молчал, но притягивал Таку к себе, зарываясь в его волосы, проскальзывая по ним, но гладя и все еще беззвучно приоткрывая рот, сам не желая знать, что его губы произносят ответное: «люблю», которого Таку не может услышать. И тогда Тооно прижался к его уху и повторил. Оправдывая все это их общее безумие ранением. Или… Не нуждаясь больше в оправданиях.