Разрешите вас спросить?

Какой самый любимый момент студента во время учебы? Долгожданный звонок в конце пары? Наивысший балл за задание, над которым сидишь ночь напролёт и проклинаешь всю свою жизнь? Может быть, похвала научного руководителя? А вот и нет. Самый лучший момент для любого студента — это ебаное вручение дипломов. Однозначно и бесспорно. Именно поэтому, сидя в зале и краем уха слушая торжественную музыку, с лица Антона Шастуна не сходила улыбка во все тридцать два зуба, а глаза горели огнем предвкушения. Наконец-то, блять, он это сделал. Наконец-то он отходил каждую пару, сдал все рефераты, курсовые, ГОСы и защитил чертов диплом, над которым корпел, можно сказать, вечность! Стараясь внимательно слушать очень интересные (нет) речи ректора, Антон делал максимально важное лицо. Он закончил университет. Теперь он журналист. Из сладкого мира грез его бесцеремонно выдернула Оксана, уже бывшая однокурсница, что сидела рядом с ним. — Скажи, что ты счастлив так же, как я! — ярко улыбаясь, прошептала Суркова. — Скажу, — так же улыбаясь, ответил Шастун, — можно выдохнуть спокойно, если не думать о предстоящей работе. — Умеешь ты все портить, — фыркнула Оксана, отворачиваясь от своего друга. Наконец спустя полтора часа танцев разной степени странности, невнятных речей преподавателей, и уже приевшегося гимна универа началось долгожданное вручение дипломов. От каждого факультета рядом с деканом стояли потенциальные работодатели (нахуя, непонятно). Все зашушукались, когда вышел представитель довольно известного издания и подошел к месту журфака. Рядом с Антоном послышались восторженные возгласы едва ли не каждой девушки в этом зале, что, естественно сделало Шастуна невольным свидетелем разговора дам. — Господи, это Попов? Ну и секс, вот бы попасть к нему на стажировку… Привычно закатив глаза, Антон решил взглянуть на этого «Ну и секса». На сцене, возвышаясь над всеми подобно античной статуе, стоял высокий брюнет, озаряющий своей улыбкой весь зал. Шастун несколько нервно поморщился, так, словно мужчина на сцене сделал больно его глазам, и взглянул на подругу. — Окс, чего это все так загалдели, будто экспонат из Эрмитажа разглядывают? — Ну, Арсений Сергеевич завидный жених, в узких кругах и не только. И вроде даже холостой. И так как о личной жизни он предпочитает молчать, ходят слухи о том, что он может быть и гей. — Не треплется направо и налево о личной жизни, значит сразу гей. Логично, что уж там. — Если тебе так интересен сей факт его биографии, так возьми и спроси. — Нахуя, а главное зачем? — Антоша, ты же журналист. Задавать каверзные вопросы и выводить людей на чистую воду — твоя профессия! Разве не так?! — расхохоталась в ответ Оксана, явно подначивая. Шастун нахмурился, дернул уголком губ. Конечно он журналист. Тогда получается, ему слабо? Нет, конечно. Когда он оказался пред прожигающим его взглядом Арсением Поповым, в голове Шастуна на пару коротких секунд промелькнула мысль, весьма здравая, кстати говоря, что затея хуйня полнейшая и в принципе не особо ему интересно с кем это трахается этот самый голубоглазый «Ну и секс». Но, набрав в легкие воздуха и отсекая и без того призрачный шанс притормозить, Антон пожал руку своему потенциальному работодателю и выпалил с улыбкой во все тридцать два: — Арсений Сергеевич, вы гей? *Звук рвущейся пленки* О, да. Это я — Антон Шастун. Как я докатился до жизни такой? Что ж, поехали… В детстве Тоша был очень любопытным малышом. Даже слишком. Он рано научился читать и писать, в то время, как его сверстникам было интересно лишь бегать по полю и играть в футбол или смотреть черепашек-ниндзя по утрам. Однажды Антон услышал от кого-то из старушек, чинно восседавших на скамейке под окнами, что у тети Веры из соседнего подъезда пропала кошка Белка. И, естественно, он, как истинный репортер решил взять дело в свои не слишком опытные, но уже тогда цепкие руки. Открыл свое «бюро расследований», опрашивал свидетелей, расклеивал объявления. А когда он нашел, наконец, эту пушистую белую гуляку, та уже ходила с огромным пузом. — Нагулялась, Белка? Пошли к хозяйке, — мальчик взял ее на руки, глаза горели от осознания того, что у него все получилось, он чувствовал себя супер-героем. Время шло, и к школьным временам он стал профессиональным фантазером. Мог на ходу выдумать достаточно правдоподобное оправдание своему опозданию, писать сочинения, которыми заслушивалось полкласса, учить стихотворения на перемене за пять минут до звонка на урок, а потом рассказать его с таким воодушевлением, что учительница готова была аплодировать. Причем стоя. Примерно в то же время Антон уже смело отвечал на вопросы родственников: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» — «Журналистом!». Затем после успешной сдачи школьных экзаменов, безо всяких размышлений пошел подавать документы в МГУ, в чем его родители, конечно же поддержали, как и делали всегда. Получил хорошие баллы за вступительные. И вот уже Шастун — студент. В институте было не слишком сложно, он хорошо ладил с одногруппниками, был чуть ли не любимчиком преподавателей, немного заебывался по учебе, но всегда вовремя сдавал рефераты и курсовые. И писал он их не только себе, Антон быстро понял, что на своем уме можно делать деньги, поэтому брался за курсовые работы всего института. А при прохождении практики он вообще кайфовал, так как сильно не заваливали работой и Антон просто делал то, что любит. А сейчас он стоял перед Арсением Сергеевичем, который смотрел на Шастуна, как на клинического идиота в квадрат. И ноги Антона подкашивались сами собой, а лицо медленно, но верно заливалось краской. И единственным желанием в эти секунды было провалиться сквозь землю и плясать с демонами хороводы. Все что угодно, лишь бы не находиться под прицелом этих немигающих глаз и сжатых в тонкую линию губ.

***

Думается, стоит упомянуть о том, что самый замечательный и такой долгожданный день в своей жизни Антон, вместе с компанией одногруппников, решили отметить в крутом баре-ресторане, ведь за такое событие явно нужно было выпить! Поправив выбившуюся кудрявую прядь, упавшую на лицо, парень с довольным видом поглядел на себя в зеркало. Черная рубашка из эко-кожи и белая футболка, плюс черные мешковатые брюки были под стать данному событию. Лишь бы не засрать эту одежду в первый же час, как это бывает обычно. «Ну а что, я тоже «Ну и секс», разве нет?» — подумал Шастун, надевая уже пятое по счету кольцо на свои длинные пальцы. Поправил мелодично звеневшие браслеты на руках, погладил кота за пушистым ушком на прощание, не забыв насыпать ему побольше еды (кто знает, когда он вернется домой?) и выдвинулся на тусу. Проходя в зал под руку с Сурковой, которая, к слову говоря, выглядела как самая настоящая кукла барби в своем нежно-розовом платье, Антон искал глазами нужный столик, едва переводя дух от хохота. — Ты реально у него спросил? — спросила Окс, вспоминая ни с чем несравнимое лицо Шастуна, стоящего на сцене. — Пиздец, я выглядел, как осел из Шрека. Один в один. И лыба такая же идиотская. — И что он ответил? — Его взгляд, был красноречивее любых слов. Думаю, мысленно он послал меня на все буквы алфавита. Шастун снова вспомнил эти ледяные глаза, от которых по телу сами собой бежали мурашки, это лицо, которое не выражало ни одну эмоцию, за исключением разве что презрения. Тряхнул головой, лишь бы эти мысли вылетели сами собой и больше не возвращались, заказал несколько алкогольных шотов и позволил себе по-настоящему расслабиться. Антон любил находиться в шумных компаниях, он чувствовал себя раскрепощенно, тяжелые мысли уходили куда подальше, а вот в одиночестве ему всегда было сложнее. Размышления, словно туман, окутывали парня с ног до головы. Вызывая сомнения во всех поступках, что он совершил десять лет назад, год назад или сегодня утром. Во всех словах, произнесенных обдуманно или сгоряча. Во всех своих планах на будущее… Рефлексия вообще явно была противопоказана Шастуну. Ее, как диагноз можно было вписывать в медицинскую карту, ибо как только она входила в его жизнь, вместе с ней под ручку весело приплясывая, врывалась и депрессия. Поэтому сейчас, в процессе бурного обсуждения студенческих годов с уже бывшими одногруппниками, ему было хорошо. После пары шотов следом пошли пару коктейлей, затем еще и Антон почувствовал, как все выпитое отчаянно просится наружу. Вместе с закуской. Поэтому, посчитав, что ему пора освежиться, направился в туалет. Он покачивался из стороны в сторону, так как ноги, а вместе с ними вестибулярный аппарат заявили молчаливый протест его перемещениям в пространстве. Прокладывая маршрут к заветной двери с буквой «М», он заметил Попова, который спокойно сидел себе за столиком и никого не трогал. Снова строгий костюм, очки, в которых он выглядел точно как профессор «Ну и секс», ровная осанка. Чувство стыда, давно казалось прошедшее, накатило с новой силой. «Ну, ты же взрослый мужик, Антоша, какого ж хуя ты полез к нему со своими идиотскими приколами?», — подумал он, взъерошивая влажные пряди волос. В поисках поддержки, он начал искать взглядом Оксану, а та, как чувствовала, ответила вопрошающим взглядом. Парень едва заметно ухмыльнулся, мотнул головой, мол «Ладно, все нормально, ничего особенного». И постарался как можно более незаметно пройти мимо столика Попова. Но, как назло, врезался в официанта, который, слава всем богам, нес пустую тарелку. Конечно же, она блять разбилась, и они привлекли к себе внимание всего зала. Да, Шастун был максимально неловким, за что ему, безусловно, практически всегда было стыдно. Только он, черт возьми, мог попасть в такие максимально нелепые ситуации. И Попов его естественно заметил. Поймав его укоризненный взгляд, Антон понял, что это шанс объясниться. Ну не могут же они просто так, блять, встретиться при таких же обстоятельствах. Голова работала слабо, или скорее отказывалась нормально соображать, поэтому первая же идея показалась ему достаточно разумной (и, похоже, зря). — Арсений Сергеевич… это… Вы простите… — За что? — практически безэмоционально ответил Попов. Антон замялся, почесал затылок, вытер лицо рукой, дабы смыть с себя это стеснение и неловкость. — За тупой вопрос, который я вам задал. — Прощаю, — так же спокойно ответил голубоглазый, потеряв всякий интерес к Шастуну, и отвернулся. — Вы всегда такой «общительный»? — Предпочитаю говорить только по делу, а не чесать языком попросту. — А что, у вас буквы платные? — практически сразу и уже на расслабоне брякнул Антон. Арсений снова решил промолчать, будто не услышал последней фразы. Антона такое поведение, лишь еще больше раззадорило, ему хотелось разговорить его, хотелось вывести на эмоции, а не наблюдать перед собой каменного истукана с острова Пасхи. Поэтому он сел напротив. И лишь тогда Арсений взглянул на Шастуна, чуть поведя бровью, но все так же равнодушно. В бокале брюнета был виски со льдом, который он медленно потягивал, то и дело оглядываясь в сторону входа. Его цепкий взгляд сканировал помещение не хуже боевого лазера. Не отрывая внимательного изучающего взгляда от мужчины напротив, он только сейчас понял, хотя и мыслил по-прежнему не очень здраво, почему все так шушукались на вручении дипломов. И сейчас он готов был снова оказаться там и обсуждать с другими дамами этого «Ну и секса», ну вы только поглядите! — Я вообще-то человека жду, — спокойно сказал Попов, в голове которого меж тем встревоженным пчелиным ульем роились мысли о том, как бы скорее избавиться от этого назойливого лопоухого оболтуса напротив. — Что, девушку свою? Или парня? — недолго думая, выпалил Шастун, скривив рот в странной, ни на что не похожей ухмылке. Арсений откинулся на спинку кресла, скользнул по Антону оценивающим взглядом. Телефон замигал, оповещая о новом сообщении. Прочитав, Попов вздохнул с толикой разочарования, быстро поднялся и ушел, оставив после себя лишь запотевший стакан из-под виски, да странное чувство, угнездившееся меж лопаток Антона. — Ну и ладно. Не больно-то и хотелось, — пробормотал тот, неуклюже поднимаясь со своего места. Если бы он только знал, что эта встреча станет лишь одной из череды многих их встреч. И приведет к чему-то такому, о чем тайком шепчутся все вокруг.