WWI

      Людвиг получил телеграмму от брата с вестью о том, что война России объявлена и согласно разработанному немцами плану, не дожидаясь прибытия Гилберта из Петербурга, отдал команду к началу похода. Из Гамбурга двинулась колонна машин с пехотой, продовольствием, вооружением и артиллерией. Людвиг не внял укору брата, что воевать со всей Антантой сразу — самоубийственно, потому что штаб полагал, что Россия сразу же в бой не вступит. Огромная территория и недостаточно развитая сеть дорог отсрочат русскую мобилизацию минимум на шесть недель. За это время Людвиг намеревался покорить Францию. В отличии от безграничных просторов Брагинского вся Европа маленькая, как крылья бабочки. До французского предела буквально пара шагов быстрым маршем. Но на пути у немцев встала нейтральная Бельгия.       На границе стояла невысокая девушка. Людвиг узнал ее с трудом. На Эмме, воплощении маленькой соседней страны, вместо очаровательного платья цвета морской волны был полевой зеленый мундир, вместо лавандовой ленты в прическе — каска, скрывшая волосы. Зеленые глаза из-под козырька глядели вовсе не трепетно и кротко, как подобает скромной девушке.       Людвиг смутился, не ожидая, что проблемы начнутся с самого порога. Он минуту сидел в машине, малодушно помышляя, что лучше бы переговоры вел Гилберт. Пруссии, богу войны, было привычно объявлять ультиматумы кому бы то ни было. А Людвиг медлил, не зная, как начать суровый разговор с дамой. Однако выхода не было, позади его автомобиля команд ждала огромная армия.       «Нужно просто попросить открыть границу. Уверен, что она не откажет», — подбодрил себя Людвиг, вышел из авто и, не надевая шлема, отправился к девушке.       Эмма, увидев немца, тоже сняла каску, волнистые светлые волосы разлились водопадом по плечам.       — Бельгия! Я прошу пропустить мои войска через нашу общую границу, а также беспрепятственно позволить нам войти во Францию, — Людвиг старался приказать беспрекословно, но вышло почему-то учтиво, почти как на званном вечере.       — Это исключено. Вооруженные формирования не могут пересечь наш предел. Это нарушение моего суверенитета, — неожиданно твердо ответила бельгийка.       — Тогда я вынужден потребовать в форме ультиматума: ты должна выбрать, или посторониться и открыть мне границу или ощутить на себе всю мощь моей армии.       Людвиг через адъютанта вызвал писаря, и продиктовал текст, поставил подпись и здесь же, прямо в приграничном поле вручил бумагу Бельгии. Они распрощались на двенадцать часов, столько времени дал Германия на ответ.       До глубокой ночи немцы не глушили моторы, ожидая, наконец, пропуск. Германия ходил возле машин, покрикивал на солдат, решивших воспользоваться внезапным перерывом похода, чтобы сыграть в карты, проверял и пересчитывал пулеметы. Дела несколько приглушали его раздражение такой глупой и ненужной заминкой. Он любовался своей армией, образцово дисциплинированной, современно оснащенной, с энтузиазмом рвущейся в битву. Людвигу казалось, что не найдется в мире идиота, который тут же бы не пал на колени и сдавался без боя только при виде этого идеального и мощного воинства. В ответе Бельгии он не сомневался, и в глубине души даже надеялся, что и Франциск будет поражен и напугал немецкой военной машиной настолько, что завтра же подпишет капитуляцию. Быть может и стрелять даже не придется…       Людвиг был неприятно удивлен, когда посыльный, наконец, доставил ответ от Эммы. Чтобы не покрыть себя позором гордая бельгийка решила сражаться.

***

      Пару дней немецкие войска ехали по объездным дорогам Бельгии, не заходя в города. Путь на первый взгляд был легким, как прогулка. Никакого сопротивления, оборонительных сооружений или войск королевства немцы не встречали. Людвиг вновь понадеялся, что Эмма просто схитрила, стремясь сохранить достоинство короны, а на самом деле участвовать в бессмысленных и безнадежных столкновениях попросту перепугалась.       На пути Германии встала бельгийская крепость Льеж, защищающая важнейшие переправы на реке Маас, что по пути во Францию.       — Гер командующий! Все мосты вокруг крепости взорваны! — доложили разведчики.       В груди Людвига снова заворочались змейки нехороших предчувствий.       — Срочно навести понтонную переправу.       — Яволь!       Немцы принялись сколачивать доски для понтона, когда в них полетели снаряды. Разлетелись щепки переправы, речные брызги вздымались фонтанами, германцы побежали от берега прочь, в лесополосу, в укрытие. Льеж открыла огонь.       — Фердамт! — воскликнул взбешенный Людвиг. — Готовимся к штурму!       Эмма возлагала на Льеж большие надежды. Это была ее гордость, одна из самых хорошо укрепленных крепостей Европы. Огромной толщины стены из железобетона, двенадцать главных фортов, вооруженные скорострельными пушками в орудийных башнях и столько же малых фортов с пулеметами.       Но Людвиг полагал, что нежная бельгийка перед его натиском не устоит и краем сознания даже успел ей посочувствовать.       — Рота! Вперед! — скомандовал он строю солдат, — Держать равнение в цепи! Винтовки к бою!       В свою первую атаку Людвиг пошел, как на парад. Гордо, в полный рост, в начищенных до блеска сапогах и полевом серо-зеленом мундире без единой пылинки. Вскинув винтовку он почти бежал сквозь дым от орудий до поросших мхом белых фортов с узкими бойницами. Орудия крепости ударили по наступающим колоннам. Тут и там землю вспахивали снаряды, первые немецкие шеренги смело пулеметным огнем.       — Держать линию! Держать линию! — кричал до хрипоты Германия, и видел, как его идеальные оловянные солдатики, словно, как живые, падали друг на друга замертво подкошенные пулями. Образовалась страшная баррикада из убитых и раненых, такой величины, что грозила даже закрыть бельгийцам видимость для прицельного огня. Только сейчас чувство нереальности происходящего развеялось. Людвиг в ужасе осознал, не игрушки, не учения и не парад — настоящая война.       Беспрерывно в маленьких окошках вспыхивали огоньки залпов. Слышался треск, словно в ткацком цехе — работали пулеметчики. Людвиг, скомандовал быстрое: «Отходим!», упал на землю, с винтовкой в руках начал отползать к кустам.       Ночь прошла суматошно. Перевязывали раны, считали потери. Людвиг представлял горделивый лик прекрасной Эммы, празднующей победу. И ему вдруг невольно захотелось свернуть ее хрупкую тонкую шейку, на которую он так восхищенно засматривался на не так давно прошедшем балу, когда танцевал с вальс с Бельгией, обворожительной и, казалось тогда такой слабой, что хотелось ее защищать. Теперь Германия судорожно думал, как взять ее крепость. Таких бронебойных установок, способных разрушить мощные стены армия с собой не везла, на измор осадой времени нет. Людвиг почти уже смирился с тем, чтобы сохранить как можно больше солдат для Франции, придется потерять уйму времени, и просто обойти преграду. Но его гложила эта неудача, он просто не мог сразу же, с первого же боя так опозориться перед братом.       Именно Пруссия спас Людвига. Наутро пришло неожиданное подкрепление. Солдаты и офицеры в священном трепете задирали перепачканные золой лица, снимали пикельхаубе, чтобы лучше видеть удивительную картину. Людвиг вскочил с травы и тоже посмотрел вверх: казалось, сам Бог, укрывал небеса трепещущим на ветрах белым покрывалом. Несколько минут ушло у Германии, чтобы понять в чем дело, только потом его глаза вспыхнули радостью:       — Цеппелин! — захлебнувшись от восторга воскликнул немец. — Гилберт! Ты, черт возьми, гениален!       Германия снял шлем и принялся размахивать им над головой, приветствуя спасительный прусский экипаж, отчетливо понимая, что за ветками деревьев с воздушного судна его совершенно не видно. Это же повторили и солдаты, отовсюду доносились счастливые выкрики: «Цеппелин! Цеппелин! Ура!»       Немцы дошли до края лесного массива и расселись по кустам, как зрители в театре, ожидая представления. Небесный гигант, мерно шумя мотором, медленно проплыл над их головами, заполонив собой все небо. Как невероятное кучевое облако, дирижабль застыл над крепостью, готовый метать сокрушительные молнии.       Эмма, которая поднялась из подземного форта с ужасом глядела на это восьмое чудо света, не зная чего и ожидать от внезапного появления гигантской машины. В днище дирижабля открылся люк и оттуда посыпались железные продолговатые болванки:       — Бомбы! Срочно в укрытие! — скомандовала Эмма, оцепенев, не в силах сделать и шага. Кто-то бежал, кто-то хватал ее за руку, пытаясь увести, кто-то звал, но девушка не могла отвести взгляда от воздушного дьявола. Наконец, какой-то офицер подхватил Бельгию на руки и увлек в подземный бункер. Через секунду послышался грохот взрывов.       Бельгийцы находились за плотными стенами, им на головы сыпались струи песка из щелей, стены дрожали, солдаты молились, кто-то обмолвился, что здесь они все и встретят судный день. Эмма держала за руки бледных полуобморочных новобранцев, офицеры с суровыми лицами молчали. Но неожиданно взрывы стихли. Они прождали в бункере еще некоторое время, опасаясь, что налет возобновиться, затем вышли из убежища. Бельгия ничего не поняла. Страшная махина исчезла с неба, как не бывало, но и особых разрушений за собой не оставила. Эмма торжествующе разулыбалась: чудовище привезло всего-то тринадцать самых обычных бомб, которые никогда бы не смогли пробить хорошо укрепленные форты.       Однако ей пришлось с неудовольствием признать, что на ее солдат атака дирижабля оказала потрясающее психологическое воздействие. Бельгийцы, никогда не видавшие таких гигантских и грозных машин, не могли понять, как такая посудина вообще умеет держаться в воздухе. Солдаты падали на колени и молились, считая изобретение немецкого гения карой небес.       Эмма сердилась на суеверных воинов. Пыталась объяснить, что хоть и выглядит дирижабль внушительно и опасно, а по сути это всего лишь большая тряпка, надутая водородом. Но вскоре, к несчастью, бельгийцам пришлось забыть о цеппелинах.

***

      После воздушной бомбардировки Германия снова предпринял попытку штурма. Даже с мощным подкреплением взять Льеж не удалось. Людвигу снова пришлось отходить, он перебегал от воронки к воронке, отстреливался, наконец, чудом достиг своих позиций. Он упал в траву, тяжело дыша, и вдруг услышал откуда-то сверху знакомый злорадный смешок:       — Ну что, братец, все штанишки обмочил в схватке с прекрасной дамой?       Людвиг открыл глаза, ушам своим не веря. Грубоватое: «Да пошел ты к черту!» заплутало в его горле, потому что немец, раскрыв рот, во все глаза глядел на огромную бронированную машину и короткое, но огромного диаметра дуло.       — Вас ист дас? — поражено прошептал Германия.       Пруссия, который сидел на корпусе машины, поджав к себе ногу, спрыгнул, со звоном хлопнул ладонью по стальным листам, выкрашенным болотно-зеленым, и торжественно презентовал:       — Большая Берта, убийца фортов! Вес снаряда — почти тонна! А? Каково?       — Она в тысячу раз страшнее, чем выглядела на чертежах! Браво, Гилберт! Все-таки успели доделать! — Людвиг сиял, а пруссак снова смешливо фыркнул, уж больно брат напоминал ему сейчас того белобрысого мальчугана, которому старший положил под елку деревянную сабельку.       — У нас девять единиц. И какой удачный повод проверить в настоящей бойне. Трубите в атаку! Отправляемся немедленно!       Пруссак мастерски командовал экипажем штурмовой машины. Пальба велась без перерыва. Одни за другим бельгийские мощные форты складывались, как карточные домики. Многие из гарнизона Льежа погибли при штурме под завалами и от осколков, оставшихся взяли в плен пехотинцы Людвига. Эмме и нескольким десяткам солдат и офицеров удалось бежать подземными лазами. Маленькая, но мужественная армия Бельгии продолжала сопротивляться, но была вскоре вынуждена отойти к границе с Нидерландами, попросить у брата убежище. Вся страна оказалось под немецким сапогом.       К Людвигу и его воинам под орлиным крылом вояки Пруссии вернулась уверенность в победе и оптимизм. Людвиг подсчитывал приобретенные территории и ресурсы, Гилберт строил в голове картины пыток ненавистного Франциска. С падением Бельгии немцам открылась прямая дорога на Париж.