***
Немецкие войска продолжали наступление на западных границах Российской империи. Ослабленные походом дивизии Арловского и Варгаса не могли сдержать натиска врагов. Немцы упорно рвались поймать неприятелей в котел. Ники и Феличиано пришлось разделиться, чтобы не допустить окружения. Итальянцы остались на защите небольшого опорного поселка. Немецкие войска решили расправится с противниками авианалетами. Как только свечерело, высоко в воздухе показался самолет с черными крестами. Но дорога на подступах к опорнику, по которой сейчас шла немецкая пехота, отлично простреливалась. Феличиано добежал с винтовкой вдоль деревянной стены до угла избы, упал и стал стрелять. Бомбы с самолетов все падали и падали. От свиста и взрывов закладывало уши. Одна упала на базарной площади поселка прямо в нескольких десятках метров от Варгаса. Итальянец по-пластунски отполз до проема с выбитой взрывом дверью, что держалась теперь на одной петле, и открыл коробку полевого телефона. — Снарядов больше нет, и наши позиции раскрыты. Поутру будут нас крушить! — закрыв другое ухо рукой, кричал в трубку Фелечиано, стараясь голосом заглушить грохот взрывов артснарядов. — Ники! Поддержите артиллерией! — Да у меня самого снарядов на один день! Каким огнем поддерживать прикажешь? — такой же отрывистый и отчаянный голос Беларуси отвечал в трубке. — Положение критическое! Расстреляют! Атаковать! Другого выхода нет! В эту самую секунду один из вражеских снарядов пропорол избу итальянского штаба. Дом разлетелся в щепки. Варгас остался жив лишь чудом. Но телефонная и радиосвязь с Арловским была утеряна.***
В это же время в нескольких километрах от деревни воины Николая прятались в лесу, укрытые плотным желто-пестрым пологом листьев кленов. За последние дни они совершили несколько успешных партизанских вылазок, потрепав и спутав немецкие отряды. Но силы были не равны. — Отвести войска на первоначальные позиции! — скомандовал Беларусь и стал пробираться глубже в чащу, откуда планировал неожиданно ударить во фланги немцам. Но германские войска, видно, просчитали такой ход и напали первыми. С ночи загромыхали пушки, которые, как оказалось, были грамотно замаскированы прямо у российских лесных позиций. Николай, выглядывая из наскоро вырытой и совершенно не укрепленной траншеи, устроенной в корнях поваленного дуба, увидел как среди темноты вдруг ярко загорелся огонь, освещая ярко-рыжим факелом немецкую тяжелую гаубицу, затем рядом стоящую, и следующие, следующие, одну за другой. Серый дым стал переливаться алым. С другой стороны германцы стреляли из винтовок и пулеметов. — Очень оригинальное положение. Ведем бой на все четыре стороны, так трудно, что даже весело, — пробормотал Коля самому себе. — Но помочь нам пока что нечем да и некому. И продолжил свой монолог уже про себя: «Я потерял собственные земли, но отходить нельзя! Я должен остановить немцев на пути к Минску! Нужно объединить все силы с итальянцами в один кулак. Но густой лес… Полки и батальоны разрознены и не имеют друг с другом никакой связи». Николай несмотря на это принял решение — атаковать. — Первую линию берем и сразу вперед! Сразу! — распорядился он командирам. Не успели командующие отойти до своих бригад, как сквозь темноту и отблески на мокрых листьях, сквозь паутины тонких веток кустарников к ним приблизился воин в итальянкой форме. Он встал напротив Николая, выполнив воинское приветствие: — Командующий Варгас приказал испросить у вас, имеется ли оркестр? — Что имеется? — глаза Беларуси расширились на половину лица от такого странного в настоящей ситуации вопроса. — Оркестр, ваше превосходительство! — Как ни в чем не бывало бодро, громко и радостно повторил посыльный, и Арловский понял, что ему не послышалось. — Ну конечно! А как же я сам-то… — проговорил тихо Николай, и тут прервался, распорядился своему адъютанту: — Немедленно полковой оркестр сюда! Через минуту военные музыканты с инструментами построились. Беларусь прошелся перед строем, командуя: — В квадрат пятьдесят-пятнадцать, играть без перерыва, пока не будет другого приказа, за мной! — Что исполнять, командир? — спросил, кажется совсем не удивленный приказом, командующий музыкантами. — Как что, ваше благородие! — коварно улыбнулся Беларусь, — Конечно же «Прощание славянки»! Картина, которую видели остальные бойцы, казалась безумной и удивительной, словно в дурацком сне. Среди кустов ночного бурелома продвигались музыканты, их трубы блистали позолотой, били барабаны и тарелки, на всю чащу звучал русский приветственный марш под аккомпанемент грохоту взрывов и надрывному свисту пуль. Услышав знакомую музыку, разрозненные российско-итальянские полки пошли на звук. Как и планировал Арловский, они собрались на краю леса и молниеносно единым мощным тараном пошли в атаку в слабо защищенный тыл врага. Не ожидавшие такого фортеля немецкие отряды подняли руки вверх. На рассвете Коля радостно оглядел шеренги сдавшихся врагов. — Дранг нах остен! — передразнил Коля пленных немцев. — Церемониал марш! Беларусь развернулся к построенному за его спиной оркестру: «Жарь, ребята!» Понурые немцы поплелись под торжественные трубы «Прощания славянки» в русские темницы. Беларусь горделиво проводил их взглядом. «Минск отстояли, Ваня, отстоим и Прибалтику!» И его чистый взгляд снова помрачнел, как небеса в непогоду. «Только бы ты вернулся».***
Артур с болью в сердце и со скрипом на зубах все же послушался Франциска: не стал рисковать и, очертя голову, нестись под удар и пленение в Лондон. Но кара немецкой холодной мести настигла его и во Франции. Догадавшись, что хитрый маневр выманить Керкланда, не вышел, немцы с удвоенной силой понеслись на города Бонфуа. Бомбардировка германской авиации была столь массированной, что французы в крайне короткие сроки даже выстроили в пригороде своего стольного града в подходящей излучине Сены «Фальшпариж» из дерева, холщовой ткани и фанеры: здания в натуральную величину, «дороги» для пущей убедительности, выстланые рубероидом и угольной крошкой, даже движущийся поезд. — Это идеально, милый Франциск! И как только в твою светлую голову проникают настолько необыкновенные идеи! — восхищенно, с прозрачной, как слеза, капелькой зависти, говорил Артур, когда они с Бонфуа осматривали грандиозную стройку муляжа. — Триумфальная арка, Парижская опера, Эйфелевая башня! Как будто настоящие здания и вокзалы! — Конечно! Хосты расписывали лучшие французские художники! Они могут по праву гордится, что их лучшая за всю карьеру работу — вот та ржавая и грязная крыша завода, — смеялся Франциск, а потом вмиг стал серьезным, закурил и тихо продолжил, — Я молю бога, чтобы это спасло парижан. — Однако ты соврал — в Париже нет промышленной зоны, не догадаются ли? — засомневался придирчивый англичанин. — Это сделано специально, немецкие пилоты увидят ангары и решат, что это склады для боеприпасов, какая соблазнительная приманка, не так ли? Спорим, твои бы пилоты точно повелись! — подмигнул Артуру Франциск. — Мои пилоты не бомбят мирные города. А во-вторых, все то, что ты говоришь, конечно, верно, — взгляд англичанина вдруг стал совсем скептическим. — Но абсолютно бессмысленно. Потому как немцы имеют дурацкую привычку бомбить города ночью или ранним утром, и твои искусные декорации они просто не увидят. — Прежде чем выносить свой вердикт, пожалуйста, дождись темноты, дорогой Артюр, — торжественно и загадочно ответил ему Франция. Когда с небес на город-приманку опустилась ночь, Керкланд больше не злорадствовал. Англии показалось, что он стал свидетелем необычайного чуда! С ближайшей возвышенности казалось, что бутафорский Париж на самом деле ожил! Мигали огоньками поезда, фары автомобилей и семафоры, зажигались и гасли окна домов и фабрик. — Смотри, смотри! — показывал возбуждено француз то на один, то на другой картонный муляж, — Вон там светятся Елисейские поля, а там железнодорожный северный вокзал Гар-дю-Нор, а тут промышленные пригороды Парижа, Сен-Дени и Обервилье! Пораженный масштабом обмана Артур даже невольным жестом протер оба глаза, но город был на самом-самом деле настоящим! В нем кипела жизнь! При этом очень хитро кипела — окна в домах горели тускло мерцали, то тихо и тревожно, то совершенно угасали, создавая впечатление, что предупрежденные воздушной тревогой жители пытаются оставаться незамеченными для целей бомбардировщиков. Англичанин попытался посмотреть в сторону настоящей французской столице, огляделся, даже бинокль достал, но вокруг чудесного деревянного городка на многие мили была глухая темнота, ни единого огонька или отблеска. — Я распорядился, чтобы эту великолепную игру включали каждый раз, как только появятся немецкие самолеты, в настоящем Париже приказано в это время не возжигать ни одной лампы! Плюс операторы из дымовых установок будут пускать на эту декоративную красоту романтичный туман. Мне, признаться, так нравится эта конструкция, что даже немного жаль и ее пускать под немецкие бомбы. Облик Франциска, стоявшего на расстоянии вытянутой руки, тоже утопал в волнах мрака, только маленький огонек папиросы иногда освещал его лицо, и Керкланд видел, что возлюбленный радостно улыбается, гордясь своей гениальной хитростью. И поспорить с этим было невозможно. — Драгоценный мой коварный Франц, клянусь короной, ты не устраивал таких роскошных и грандиозных маскарадов со времен солнечного Людовика.