Рука помощи

Для Димы испытание не заладилось с самого начала. Первой помехой стало то, что Матвееву придется работать днем. Несмотря на невысокую температуру, на улице ясно: из-за небольших облаков пробиваются солнечные лучи, кое-где виднеются голубые куски чистого неба. Конечно, силы чернокнижника напрямую от метеорологических условий не зависят, тем не менее, такая погода не особо помогает. Второй и самой огромной проблемой была толпа зевак, собравшаяся из-за разлетевшегося слуха о приезде экстрасенсов. Шепс пошел первым и людей было немного - Матвеев пошел вторым и казалось, что на него собрался поглазеть весь город. Его обступили практически со всех сторон - он не мог собраться с мыслями от слова совсем. Пришлось зайти в какие-то развалины, оставшиеся то ли от какого-то дома, то ли от, бог знает, еще чего, чтобы хоть как-то от нежеланных взглядов скрыться и сосредоточиться. Дима нападает на след, неведомыми ему путями тащит за собой семью погибшей и съемочную группу. Первые тоже не особо понимают, куда именно их ведет Матвеев. Но потом, чем ближе они становятся к месту, куда тянет экстрасенса, тем яснее становится то, куда именно они направляются. Помимо их небольшой компании туда же двигалась и толпа. Даже Илья, пытающийся воззвать людей к разуму, не мог справиться с ними. Народ, как единый громадный организм следовал за ними по пятам. Спустя несколько минут чернокнижник приводит семью к небольшому участку: перелазит через забор, в раздумьях бродит – уверен - девушка погибла здесь: родители подтверждают. Матвеев решает вызвать душу умершей, чтобы выяснить детали ее гибели: по земле черную ткань раскладывает, на нее свою излюбленную исписанную заклинаниями книгу, свечу поджигает. Но снова люди мешают. Он ощущает себя, как какой-то диковинный зверек, которого привезли простой народ потешить - это только больше сбивает и злит. Дима понимает, что при таком раскладе совершенно не сможет хоть чем-то этим людям помочь – с таким же успехом мог и не приезжать вовсе. Парень просит съемочную группу выстроиться стеной и закрыть его от пристальных взглядов. Чернокнижник начинает вчитываться в протертые страницы книги, взгляд постепенно расплывается, и в голове, затуманенными отрывками, начинают мелькать события той роковой ночи, как вдруг…. До его ушей доносится колокольный звон. Вот и то самое «в-третьих», которое снова его из колеи выбивает. Колокола набатом бьют по голове, он резко распахивает глаза и не понимает, что с ним происходит. Даже не столько не понимает, сколько пугается этого. Во рту пересыхает, руки пробивает дрожью, взгляд мутнеет. Его обдает резкой волной жара, проходящей от кончиков пальцев через все тело и спускающейся под пупок…перерастающей в возбуждение. Голова набита плотным куском ваты, уши заложены. Он будто находится под куполом, отделяющим от реального мира. Господи, ему кажется или у него подскочило давление. Матвеев в замешательстве. Блять, нет, он просто в ахуе - он чувствует, как у него встает. Встает, блять. Из-за колокольного, мать его, звона. Дима сглатывает вязкую слюну. Чтобы хоть как-то прийти в себя щеку изнутри закусывает. Боль немного отрезвляет, и он думает, чем вызвана именно такая реакция организма на блядский колокольный звон. В голову не приходит ничего кроме того, что он подцепил инкуба или суккуба, или еще черт пойми кого, на том испытании с домом этого гребанного ученого, помешанного на радио. И теперь это нечто внутри него злится, бьется в горячке из-за божественного звука, тем самым своей опошленной энергетикой поглощая Матвеева изнутри. С выбором одежды чернокнижнику, однако везет: свободные штаны и куртка, длинной чуть ниже бедер, скрывают его возбуждение, так что люди ничего кроме его покрасневшего лица и шокированного взгляда не замечают. Везет ему и с тем, что окружающие думают, будто Матвееву стало дурно из-за видений, поэтому его испытание останавливают. Все идут обратно в сторону тех самых скамеек, где они встретились, по-прежнему пытаясь спрятать Диму от назойливых взглядов. Считают, что и толпа на его состояние повлияла. Запинаясь, чернокнижник несколько раз извиняется перед семьей девушки и удаляется в сторону машины. По пути пересекается с Линой, та с жалостью и грустью смотрит на него, улыбается сочувственно, мягко гладит по плечу и уходит к деревянному подвесному мосту. Дима только подходит к автобусу, как вновь колокольный звон раздается и, еще одна волна возбуждения его захлестывает. Он хватается за ручку двери, та отъезжает в сторону из-за резкого движения, и чернокнижник чуть ли не валиться на ступеньки. Матвеев чувствует, как резонируют его энергетика и сущности, как вторая пламенем разгорается, растекаясь по груди и конечностям жаром. Олег, сидевший в машине, отвлекается на звук, распахнувшейся дверцы и выглядывает с задних сидений. - дим, ты? все в порядке? Никакого ответа не следует, и медиум встает со своего места, пытаясь разглядеть виновника шума. - блять, матвеев..!?! Шепс видит его, опирающегося одной рукой на верхнюю ступеньку лесенки, второй за ручку держится. Он склоняется над полом, жадно воздух губами хватает. Олег срывается с места и подбегает к парню, пытаясь взять его под руки и поднять. - пиздец, че там такого произошло, что тебя так кроет..?!! Дима за руки Шепса-младшего цепляется, и передвигает дрожащие ноги, путаясь в них, по ступенькам. Господи он выглядит так как будто бежал марафон на несколько десятков километров: запыханный, раскрасневшийся, руки и ноги не слушаются. Олег не понимает нихуя. Медиум затаскивает его в машину и ведет к задним сиденьям, в угол усаживает. Смотрит на Матвеева встревоженными глазами, брови сводит к переносице, вверх изгибает, пытается понять, что не так с чернокнижником. - что с тобой? тошнит? голова кружится? Дима не отвечает, а лишь закрывает глаза и на дыхании концентрируется. Облизывает пересохшие губы, вдыхает и выдыхает через рот, трясущимися руками куртку у горла расстегивает, чтобы шею освободить. - дима… Шепс выглядит очень встревоженным. Настолько встревоженным, возможно, впервые. По крайне мере Матвеев видит его таким только сейчас. Чернокнижник на Олеге сфокусироваться старается, но взгляд так и норовит расплыться. Тяжело. В голове каша. В штанах тесно и горячо. Ему плохо и по-мазохистски хорошо одновременно. (так как мы все знаем, что бог любит троицу, конечно, бог не дурак любит пятак и, он также не нищий - любит тысячу, но скорее всего Дима умрет от возбуждения, если услышит это тысячу раз). Колокола вновь разносят свои голоса по округе и…хотя это уже не столько звон, сколько некая мелодия. Матвеев понимает, что ему пиздец. Его накрывает сильнее прежнего, хотя, казалось бы, куда хуже. Он хватается рукой за голову, путая пальцы в собственных волосах, ногтями в сиденье впивается. - звон…блять…колоколá…. Еле как выдавливает из себя парень. Его сгибает пополам, двумя руками за голову держится, волосы взъерошивает и агрессивно то ли мычит, то ли рычит. - блять…дверь…олег… Медиум, на удивление, быстро соображает, что именно имел ввиду чернокнижник, поднимается и резко бросается в сторону двери микроавтобуса, рывком ее закрывает. Становится тихо. Либо в машине хорошая шумоизоляция, либо от Димы не настолько отказался Всевышний. Шепс спешно возвращается к парню, аккуратно руку на спину кладет, ближе склоняется и легонько поглаживает, успокоить пытается что ли. - дим, лучше...? Шепчет он мягко, сочувственно, старается казаться спокойным, но нотки тревоги все еще звенят в окончаниях слов. -...да… На выдохе, еле слышно, произносит чернокнижник. Ему все еще жарко, и он все еще пребывает в состоянии какого-то дурмана, но, по крайней мере, он не слышит эту колокольную арию, из-за которой его внутри перекручивает. Но в следующую секунду Матвеева корежит из-за другого звука - а точнее - фразы, сказанной рычащим, хрипловатым голосом, которая электрическим разрядом через все его тело проходит и отдает жарким импульсом в низу живота. - уверен?…подо мной ты бы точно выгибался, как последняя шлюха, моля не останавливаться. Его лицо окрашивается удивлением и неверием, чернокнижник всеми силами пытается понять: послышалось ему или нет…Если нет, то какого хуя…. - что? …что ты сказал…? Он поднимает голову и уставляется распахнутыми глазами на Олега, брови ползут вверх, взгляд расплывчатый, озадаченный, все лицо его как будто бы адским пламенем обдано. - о чём ты? Медиум смотрит на него встревоженно, теперь только тревога с непониманием и смятением смешивается. Чернокнижник в замешательстве: Шепс этого не говорил или делает вид, что не говорил. В случае первого варианта возникает другой вопрос: кто произнес это и почему он услышал именно его голос… - а..?…показалось видимо… Парень снова голову к коленям склоняет, трёт пальцами переносицу, хмурится, отдышаться пытается и хоть какие-то крупицы разума и самообладания вернуть. - что именно?…фраза о том, как бы я имел тебя? а ты бы скулил и выстанывал мое имя, умоляя вдалбливаться в твое податливое распыленное тело сильнее и глубже? Дима натурально ахуеевает. Нет…блять ну нет. Второй раз такое показаться не может. Опять такая…такая грязная фраза и снова голосом Олега произнесена. Что блять происходит? Если Матвеев бредит, то скоро он, либо сдохнет от этого бреда, либо спустит прямо в штаны и сдохнет - ни то, ни другое его не устраивает. Чернокнижник вновь взглядом в Шепса-младшего впирается и пялится на него, не моргая. Их глаза встречаются: Димины - пытливые, затуманенные, обезумевшие, и Олега - встревоженные, непонимающие, удивленные. -я могу в мельчайших подробностях представить, как идеально ты смотрелся бы, сидя на мне с членом в заднице…как скакал бы на нем, выгибаясь в пояснице и вскрикивая от удовольствия, как последняя блядь…как извивался бы змеей, стоит мне только проехаться по той самой заветной точке внутри… Снова в голове Матвеева властный голос проносится. Губы Шепса не двигаются. Он действительно молчал все это время, он блять понятия не имеет о том, что слышит Дима. Что так бесстыдно и скользко звучит в его голове, что жаром обдает лицо, проходит через все нутро и горячим холодом растекается в животе, плавно спускаясь ниже и завязываясь в узел. Ему плохо, ему так плохо, что даже хорошо, но больше плохо…или все-таки хорошо - сам понять не может. В отчаянии и злобе голову опускает, утыкаясь в свои ладони. - дим, ты можешь объяснить, что с тобой? Олег склоняется, ближе придвигаясь, от лица отрывает и берет его руки в свои: ладони медиума теплые и светлые, он мягко поглаживает большими пальцами тыльную сторону Диминых, пытаясь расслабить - руки чернокнижника холодные, покрытые чернилами, пальцы дрожат из-за волнения и возбуждения, он сжимает их, слегка царапая ногтями Шепса. - я…я не знаю…это…инкуб или суккуб, или…хуй знает, что…оно внутри меня… Матвеев руку вырывает и трет переносицу, лоб, щёку, второй за теплую ладонь Олега цепляется. Пытается установить хоть какой-то контакт с внешним миром, хоть как-то зацепиться за него, чтобы просто с ума не сойти. - в смысле? что ты имеешь в виду?-я…видимо цепанул что-то в том сраном доме…этого ученого…радиотехника… Язык заплетается. Связывать слова в нормальные предложения тяжело, но он старается донести до медиума свои мысли. На последнем слове запинается и куда-то смотрит. Ладно, не куда-то, а переводит взгляд точно на свою ширинку.Вслух этого произнести не может, стыдно, так хоть укажет, что его беспокоит. - олег…помоги мне. Почти шепотом срывается с губ Матвеева. И звучит это так умоляюще, и смотрит он на Шепса-младшего так вопрошающе и вожделенно. Блять он реально готов скулить. Господи, прости, Дима, до чего ты докатился. - дим, я…я… Олега как током прошибает от взгляда и просьбы чернокнижника. Глаза округляются, брови в удивлении расплываются - теперь они ахуевают оба. Даже дыхание его прекращается на несколько секунд. Он глухо выдыхает, руками потирает лицо, хмурится и снова смотрит на Матвеева, теперь серьезнее и увереннее. - хорошо, я помогу. Медиум выпрямляется, в плечи подталкивает, чтобы парень спиной на стенку автобуса облокотился, и назад отодвигается. Правую ногу чернокнижника поднимает, через себя перекидывает так, что теперь она между его собственной и спинкой кресла лежит, вторую кладёт на свое бедро. Даже ботинки не снял с него, хотя сейчас совершенно похуй на это. Обратно к Матвееву придвигается и теперь тот зажат между Шепсом и жесткой поверхностью авто. Эта поза смущает и одновременно с этим заводит Диму сильнее. Становится душнее, воздух плотнеет, он дальше куртку расстегивает, открывая обзор на быстро вздымающуюся от сбившегося дыхания грудь и натянутую между ног ткань джинсов. Олег медленно ведет по нему взглядом, от лица до ширинки - все видит и понимает, и осознание этого только больше пьянит чернокнижника, шумно выдыхающего через приоткрытый рот. Он бегло проводит языком по обсохшим губам и нижнюю слегка прикусывает. Медиум кладёт руку на его бедро и с нажимом ведет до паха Матвеева. -только представь, как бы ты сжимался вокруг меня в предоргазменной неге с моим именем на губах. чувствовал, как я пульсирую и увеличиваюсь, сжимаю руки вокруг твоей талии до синяков, а потом изливаюсь и заполняю тебя своей горячей вязкой спермой, как бы она стекала внутри твоих бедер, после того как ты выпускаешь мой член из себя. - блять… - выдыхает чернокнижник, - опять этот голос… - сбившимся, дрожащим тоном проговаривает парень. - какой голос? что он говорит тебе? Олег ближе склоняется и жарким шепотом опаляет Матвееву ухо, шею задевая. Ладонь медленно накрывает образовавшийся бугорок, поглаживая его, надавливая. - скажи мне, что ты слышишь, Дима…? Шепс неуверенно касается губами его скулы и осторожно, боясь спугнуть, спускается поцелуями к шее. Щекочет ее своим дыханием, выцеловывает нежно. Дима пальцами цепляется за его плечо, второй ладонью за ту самую руку держится, которая прямо сейчас, через джинсы, его член гладит. Лбом в плечо Олега упирается, глаза прикрыв. Веки слегка подрагивают, из груди вылетают рваные тихие выдохи, наполненные растянутыми, еле слышными постанываниями - блять, видимо, он сойдет с ума от того, что с ним делает медиум. В трезвом уме Матвеев никогда бы не рассказал Шепсу про свои озабоченные слуховые галлюцинации, к тому же конкретно с ним связанные, но сейчас Матвеев не в трезвом уме, не в здравии, не в рассудке - называйте как хотите - он вообще блять ни в чем и нигде, кроме этой тёмной бездны вожделения, в которую он сильнее с каждым движением медиума проваливается. Шепс слушает Матвеева, с замеревшим дыханием и эти слова, произнесённые сбившимся робким голосом, действуют на него, как красная тряпка на быка. - блять… Рычит он в шею чернокнижнику, от нее отрывается и глядит на него осоловело. Дима видит, как чернеют голубые глаза, звериным блеском наливаясь. Медиум мельком смотрит на его приоткрытый рот и впивается в него, жадно целуя. Губы Олега теплые и мягкие. Он прикусывает Матвеева, заставляя раскрыться. Ведет языком по ровному ряду зубов, поглаживает нёбо, сплетается с языком парня и капельки крови, образовавшиеся после укусов, слизывает. Чернокнижник постанывает в поцелуй, сильнее в медиума вжимаясь, в волосах пальцами путается и отвечает торопливо, задыхаясь, будто ему мало. Шепс под кофту с футболкой руками забирается. Ведет большими ладонями по бокам, сминая, мажет шершавыми подушечками по соскам, вызывая сдавленное мычание, оглаживает худую спину - острые позвонки аккуратно пересчитывает - прижимая чернокнижника плотнее. Пробегает пальцами по ребрам, касается пресса, заставляя бледную кожу мурашками покрыться. Парень под настойчивыми ладонями медиума плавится, навстречу им выгибаясь, и внутренний демон довольно урчит, на ласки отзываясь и сильнее внутри свою ауру распыляет, переплетая с Диминой. Олег разрывает поцелуй и к шее экстрасенса, уже смелее, припадает: широко по ней языком мажет, по линиям тату ведет, вылизывая, кажется, будто хочет чернильную роспись на шее распробовать; кусает, оставляя еле виднеющиеся метки. - бляя-ять…Оле-еж… Дима стонет и голову откидывает, хватается рукой за загривок медиума, оттягивая от себя. - если ты это продолжишь…я умру от возбуждения…и это будет на твоей совести, Шепс… Олег правой стороной лыбится игриво, зубы слегка показывая, и смотрит пьяно. Губы Матвеева красные, истерзанные, от слюны блестят в тусклом свете автобусной лампы, шея кое-где бордовой россыпью засосов оттенена. - уже вижу новостные заголовки: Дмитрий Матвеев перевозбудился из-за умелых губ и рук Олега Шепса и умер, так и не кончив… - изверг…ты обещал помочь. Медиум посмеивается тихо и быстро клюет его в губы, отвечая. - помню. Руки плавно со спины перемещаются и хватаются за ремень. Олег быстро, насколько может, достает его из шлевок, бляшкой звеня, и тянет собачку вниз. Его самого ведет от всего этого, от этой липкой энергетики, воздух пропитывающей, от пальцев за него, как за спасающий круг, цепляющихся, от звуков, его уши ласкающих, от Матвеева, к нему ластящегося – у самого в штанах давление неприятное и мысли в бред сумасшедшего сплетаются. Шепс его за бедра приподнимает и спускает джинсы. Снова рукой к члену тянется и, сквозь боксеры, сжимает слегка. - лучше? На ухо с издевкой шепчет, и Матвеев чувствует, как его губы растягиваются в легкой улыбке. - стяни с меня эти ебаные трусы уже… Олегу два раза повторять не надо - он мальчик умный - когда возбужден, к тому же, послушный. Край боксеров цепляет и пальцами Димин стояк окольцовывает. Хватка за плечо усиливается. Шепс медленно ведет кисть вверх, накрывает ладонью головку, собирая смазку, и вниз спускается, по стволу ее размазывая. Поднимается и большим пальцем массирует уретру, надавливая. Матвеев всхлипывает и ребро ладони прикусывает. - господи…О-олег…. Чернокнижник к стенке затылком припадает и выгибается навстречу. Медиум смотрит на него, взглядом пожирая, и рукой темп задает. Мерно двигается вверх-вниз, на головке задерживаясь, и подушечкой уздечку гладит. Другой рукой живота и груди касается, пальцами сосок обводит, потирает и сжимает. Дима под его руками змеей вьется, постанывая с матами перемешивая. - пиздец, Матвеев…видел бы ты себя со стороны…выглядишь и стонешь хлеще этих актрис из дешевых порнофильмов… - блять…Ше-епс…заткнись… - не могу, инкубы твои мысли путают… - су-ука…ме-ерзавец… И его разум отключается. Он в объятья инкуба падает и ему бразды правления отдает, слепо доверяя. Матвеев парня к себе притягивает и губы в поцелуе сминает. Жадно и влажно. Так, как надо именно сейчас, как хочется именно сейчас: сталкивается зубами, кусается, языки переплетает, волосы в руке сжимает и тянет. В шею медиума чуть ли не вгрызается, вызывая болезненное шипение, и тут же укусы зализывает, извиняясь. Сразу к ширинке Олега тянется и чувствует, как у того тоже стоит. - смотрю, не мне одному рука помощи нужна… - мурлычет на ухо насмешливо, издеваясь. И голос звучит его по-другому, совсем на Димин не походит, мелодично и бархатно, как патока горячая, тягучая, медиума обволакивает и с ума еще больше сводит. Улыбается ехидно, скалясь, а в темных глазах похоть и бесы хороводы вокруг костра водят, к себе зазывая, убеждая от Господа Бога отказаться и пасть в самую глубь, откуда света солнечного не видно. Пальцами умело ширинку расстегивает и чувствует тяжесть чужого члена в ладони. Держит у основания и вверх ведет, слегка сдавливая, заставляя смазку из головки сочиться. Смотрит пристально, по-блядски, и облизывается. Медиум наблюдает за этим зачарованно и голова его свинцом наливается, тяжелея. Член Олега немногим длиннее Диминого, но явно шире и толще в обхвате – Матвеев думает, что хотел бы почувствовать его в себе. Они оба двигают руками, сначала разрознено, то ускоряясь, то замедляясь, потом движения синхронизируют, обоим удовольствие доставляя. Постанывания Димы тонут в тихих гортанных рыках Олега. Энергетики смешиваются, переплетаясь и окутывая их удушающей пеленой страсти, черкани в автобусе спичкой по коробку и все вокруг охватит пламенем. Шепс не выдерживает первым. Стягивает с парня остатки верхней одежды, отбрасывает куда-то на сиденья, оставляя того в джинсах, и тянет на себя. - иди сюда, чертёнок… Чернокнижник усаживается к медиуму на колени, ногами с двух сторон зажимая. Олег обхватывает оба их члена ладонью, руку между их животами проталкивая, и двигает размашисто. Второй Матвеева гладит: от бедра вверх ведет, ягодицу левую оглаживая, и выше к спине поднимается. Губами к груди припадает, целует острые ключицы, обводит языком чернильное «366» и лижет сосок, заставляя чернокнижника сдавленно заскулить и ближе к себе прижать. Он посасывает горошинку, ртом вакуум создавая, и аккуратно зубами прикусывает. Дима в пояснице прогибается, стараясь к медиуму еще ближе стать, слиться с ним в одно целое. Руками по плечам, шее, затылку шарит, царапает, стонет тихо и что-то под нос себе бормочет невнятное, но явно Шепсу адресованное. Медиум выдыхает резко и чувствует, что совсем скоро к пику подойдет, да и чернокнижника небольшой дрожью пробивает. Рукой движения ускоряет, смешивая сочащуюся смазку. С громким чмоканьем от груди отрывается и смотрит на Матвеева сверху вниз, пытаясь в памяти своей отпечатать. Он сидит на нем, бедрами руке подмахивая, грудь вместе с шеей мокрые от пота и медиумовских поцелуев, на лбу испарина выступила, некоторые пряди прилипли к лицу, щеки раскрасневшиеся, взгляд пьяный, гуляющий, бесовской, пересохшие губы приоткрыты, из них стоны с рваными выдохами вырываются и имя Олега шепотом доносится. -..я щас...кончу… - кончай. Слетает приказным тоном с губ медиума и это становится последней каплей. Дима еще раз толкается в руку и, выгибаясь, кончает. Его пробивает электрическим разрядом и мелко потряхивает. Ногти в плечи медиума впиваются, бедра сами по себе сжимаются, колени сводя. Чернокнижник запрокидывает голову назад и протяжно выстанывает имя Олега куда-то в потолок. Тот смотрит на него завороженно, несколько раз двигает рукой, и, сжав Матвеева за бедро, изливается себе в руку. Дима к спинке сиденья припадает расслабленно, рукой откидывает челку и смотрит сонно на Шепса. Теперь сам его запомнить пытается: растрепанный, красный, грудь под кофтой тяжело вздымается и опускается, в глазах восхищение вместе с нежностью плещется, а губы легкой улыбкой озаряются. И сам удержаться не может от того, чтобы в ответ не улыбнуться. - можешь ничего не говорить, сам знаю, насколько я великолепен в дрочке. Матвеев посмеивается хрипло, в ладони лицо медиума берет и целует, попутно скулы подушечками поглаживая. Теперь медленно, ласково, аккуратно. Олег руку на его щеку перемещает и чешет за ухом, на нежность отвечая. Дима отрывается, смотрит на него сыто и шепчет в губы. - так себе повод для гордости…многое говорит о тебе, Олеж. Медиум глаза закатывает и цокает показательно громко, улыбается нахально и брови изгибает а-ля «да что ты говоришь, Димочка». - я же знаю, что тебе понравилось, я свое имя впервые в жизни так часто слышал…еще и эти стоны… - да заткнись ты уже.