***
Так прошла пара дней, за которые я успела дописать один маленький рассказ, проверить семьдесят тетрадей и получить три роскошных букета. Белые лилии, персиковые розы, ирисы и черно-белые орхидеи теперь стояли в моей комнате, наполняя ее чудесным, ни на что не похожим ароматом. Наверное, так пахнет внимание со стороны величайшего колдуна Уралграда. О том, что Арман Шайдурихин является прямым потомком Шайдурихи Болотной — основательницы Уральского Ковена и Уральского Чародейного университета — я узнала от Риммы. Еще ведьма добавила, что Армана по достоинству считают могущественнейшим стихийником Ураловых гор и дальше в Сибири. До него никому не удавалось покорить огонь в его первозданном обличии. Я не очень понимала, как работают все эти стихийные штуки, но со слов Риммы это звучало сложно и очень пафосно. Конечно, сам Арман этим не кичился, передав обнаруженные знания всем стихийникам-огневикам Чародейного и Нечародейного миров сразу же. И старался об этом не вспоминать, потому что на наших с ним встречах (свиданиях?), которых тоже случилось три, как следствие, он говорил исключительно об университете, Уралграде и немного о тех нескольких сотнях лет, которые он прожил на этой земле. Арману нравилось слушать, а мне, как выяснилось, говорить. С каждым новым словом я открывала его все больше, я могла видеть его огромное сердце насквозь, которое он, кажется, и не думал от меня скрывать. Арман оказался из тех людей, которые познали в этом мире весь спектр эмоций, за исключением любви. Ему это было в новинку — ловить себя на мыслях обо мне, на взглядах и жестах. Он искренне радовался удачным попыткам меня рассмешить и впечатлить, он серьезно говорил о тех вещах, которые меня волновали и о которых я говорила запальчиво и чувственно. Я не была эмпатом, но почему-то нетрудно было догадаться о том, что мудрый колдун заново познавал жизнь, сидя со мной за столиком одного из кафе напротив Мойки и ловя каждую из моих улыбок. — И Гаррет меня сбросил, только я взлетела — прямо в лужу, — негодующе поделилась я, отпив немного черничного какао, в котором было больше химии, чем самого напитка, что мне, впрочем, очень нравилось. — Мама сказала, что это хороший знак, а я подумала, что больше и в жизни не сяду на метлу. — Но ты села? — Арман сделал глоток своего крепкого эспрессо без сахара и добавок, чей тяжелый аромат засел глубоко в моих легких. — Да. Потому что я влюбилась в полеты с первого раза. Потому что я сама себе сказала, что пока не научусь летать, я не выпущу метловище из рук, — заулыбалась я, исподтишка разглядывая ямочку на его щеке, только на левой, что было необычно и по-своему мило. — Ты всегда идешь до конца? — это не было похоже не вопрос, скорее на восторг, но я покачала головой. — Нет, не всегда. Не… в отношениях. Как только я вижу любое мнимое и немнимое препятствие, я бегу прочь, — признание далось мне с трудом, и я уткнулась носом в свою чашку. — Мне было семнадцать, когда я впервые влюбилась по-настоящему, — тихо проговорила я, видя, что Арман перебивать не собирается. — Мне казалось, ничего сильнее я не испытаю и за всю жизнь. Но это было все одностороннее, понимаешь? Я любила в одну сторону и поплатилась за это, — горький смешок превратился в грустную улыбку. — А потом было в девятнадцать, когда я, словно бы, нашла своего человека. Ошибка. В двадцать один. В двадцать четыре. Я бегала из угла в угол, будто заведенная. Мне говорить об этом было на удивление легко. Мы никогда не обсуждали мои неудачные влюбленности с Лукой и очень редко и поверхностно с Агнией. Но тут я почему-то была уверена, что признание избавит меня от тяжкого груза, давящего на плечи. Я уверена, что здесь, в кафе на Мойке, я в последний раз вспоминаю тех, кто лишь слегка задел мою жизнь и оставил в ней только боль и сожаления. В самый последний раз. — Хотел бы я посмотреть им в глаза, — вдруг сказал Арман, осторожно и робко дотронувшись до моей руки. — Чтобы увидеть там отсутствие интеллекта? — прыснула я, почувствовав, как тепло его пальцев пронзило меня насквозь. — Нет, — колдун мотнул головой. — Чтобы увидеть там сожаление об упущенной мечте. — Это кто мечта? — я окончательно развеселилась. — Это я мечта? — Моя личная и самая сокровенная, — не улыбались даже черные глаза. Арман был абсолютно серьезен. Турмалин и гематит снова засветились, грозя обратить внимание остальных посетителей. — Даже пять дней знакомства не доказали тебе, что ты напрасно ждал меня триста лет? — я перешла на шепот, высвободив свою ладонь из-под его пальцев. — Не напрасно, Мира. Доказали, что не напрасно. — Это звучит глупо, — я взбрыкнулась. — Так быстро не может быть. За пару дней — ничего невозможно. Ты не знаешь, что готовить я просто ненавижу. Что я законченная чистюля. Что я безумно люблю дешевые украшения с барахолок. Что я… я… — Теперь знаю, — невозмутимо сказал Арман, когда я больше не нашлась, что добавить. — И полюбил всю тебя еще сильнее. — Нет, — я покачала головой, словно говорила с маленьким ребенком. — Ты не знаешь, как это все чувствуется. Это только поспешность, понимаешь? — я говорила мягко и предельно доходчиво. — Я тоже так думала. Что готова принять любой недостаток. Но это все не так. — Позволь, но в своих чувствах я разобраться в состоянии, — в голосе скользнула сталь, и я невольно отшатнулась. — Не в состоянии, если говоришь все эти глупости, — менее смело заявила я, неосознанно отодвинувшись. — Так не бывает. Я знаю. — Мира, — Арман переменился в лице, в глазах его скользнула растерянность. — Послушай. — Нет, — я резко встала изо стола. — Ты привяжешь меня к себе. Снова. А потом предашь. Уедешь в свой Уралград, а мне опять придется залечивать свои раны. Я больше так не хочу. Пожалуйста, — мой голос сорвался, и я вздрогнула, наконец заметив в глазах напротив всю вселенскую печаль. — Я понимаю, тебе было больно, — колдун поднялся следом, но я резко отшагнула в сторону. — Нет. Ничего ты не понимаешь, — прошипела я, вдруг ощутив необъяснимую злость. — Ты никогда не поймешь. Как глупо было выяснять отношения в многолюдном месте. Как стыдно всему миру кричать о том, как жестоко обошлась со мной судьба. Я сжала кулаки, исподлобья взглянув на Армана, ожидая увидеть в его глазах что угодно, но не всепоглощающую нежность. Нет, только не доказывай, что лучше меня, я и так это знаю. Злость сменила вяжущая тоска и сожаление о том, что я никогда не стану той, кого заслужил Арман, дождавшийся меня спустя триста с лишним лет. Имела ли я право надеяться на его чистую, испытанную веками любовь? Ответ простой и горький — нет. Я же тянулась к нему всеми фибрами своей черствой души, прекрасно зная, что обрету в его объятиях так долго искомую ласку и заботу. Найду в его глазах часть себя самой. И это не про опрокидывающие чувства, в которых тонешь с головой; это про поддержку и понимание, про свободу и желание достигать высот. На каком-то подсознательном уровне я понимала, что рядом с Арманом я стану лучшей версией себя, вот только закостенелым разумом желала отдалиться, закрыться и утонуть в жалости к самой себе. Я упустила момент, когда колдун оказался рядом со мной, готовый предпринять любые необходимые меры. Подняла на него глаза и тяжко вздохнула, съежившись будто от холода. А ведь я почти смирилась с его существованием, но, видимо, израненное сердце вечно будет ныть от воспоминаний о минувших чувствах. Да и были ли эти чувства настоящими? Я же всегда жила в каком-то своем прекрасном мирке, приписывая людям те качества, которыми они не обладали. Я видела свет там, где его не было, любовь — где она даже не предполагалась. Так было с этим козлом, Валерием Сухостоевым, чтоб его. Так было много раз до него, потому что девочке Мире очень хотелось чувствовать себя нужной, иначе как — у Луки был Тим, а она, хуже что ли? — Извини, — прошептала я, опустив глаза в пол. — Я просто… — Пойдем, — так же тихо позвал Арман, мягко потянув меня за руку. — Я хочу тебе кое-что показать. И я дала себя увести, потому что пальцы и так подрагивали от переизбытка чувств внутри. Ладони у Армана были сухими и горячими, такими надежными. Я снова ощутила разряд энергии, прошедший через наши тела, и поджала губы, невольно подумав о том, что Арман весь такой — теплый, как уголек, только что выкатившийся из костра. Тряхнув головой, я посмотрела на колдуна снизу вверх, заметив маленькую родинку под самым кадыком. Однажды Мирослава Охтова напишет оду этим его родинкам, и мир схлопнется. Тихо прыснув, я немного сжала свои пальцы на его ладони, и услышала, как Арман вздохнул, медленно, через нос, словно в этот самый миг познал какое-то новое чувство. Кто знает, может, так оно и было. Мне так жаль, что испробовать любовь ему выпало именно на мне, ведь я самая ужасная для этого кандидатура, словно откушенная пару раз слива. Конечно, еще не забродившая, но уже определенно не только что сорванная. Встретись мы на пару лет раньше, когда я еще верила в сопливые сказки, когда я еще мечтала о чем-то помимо спокойствия — я бы смогла ответить на ласку ласкою, смогла бы смотреть в черные глаза с той же нежностью. Да вот только… Арман остановился возле торца какого-то дома, так и не отпустив мою руку. Я не знала всех тонкостей нашей связи, но была готова поспорить, он чувствовал, как мне хотелось, чтобы бы он не отпускал. Какая стыдоба. Я отвела взгляд, изучая брусчатку, вздыбленную после дождей. Диковинный узор превратился в объемную мозаику, словно перенесенную сюда из какого-нибудь греческого акрополя. И об этой мозаике я буду думать до скончания веков, чтобы прогнать мысли о насущных проблемах. Горько усмехнувшись, я все же перевела взгляд на растущую трещину «кроличьей норы», которая, я надеялась, выведет нас куда-нибудь на край света, где не будет ни Акселя Стригоя, ни моего сумасшествия. — Каждый раз, бывая в Петербурге, я прихожу сюда, — вдруг произнес Арман, и я затаила дыхание. — Один? — вырвалось у меня, и я нахмурилась. — До сих пор, — колдун мягко улыбнулся, явно обрадованный, что я пошла на контакт. — Я хочу, чтобы ты пошла со мной. Словно я давала себе выбор. Я без слов шагнула в проход и зажмурилась, уже в следующую секунду стоя… на крыше Казанского собора. Вид, открывшийся на Дом Зингера и Грибоедовский канал, заставил улыбнуться — итог последних дней так и сводился к этому месту. Я посмотрела на Армана и даже не стала отворачиваться от его внимательных, но по-прежнему ласковых глаз. Когда мне скажут, чем я заслужила внимание такого мужчины, я, может быть, поверю каждому слову. — Столько лет живу здесь, и ни разу не поднималась сюда, — поделилась я, как бы невзначай сжав его руку сильнее. — Правда? — Арман явно был этому рад. — Мне очень хотелось, чтобы ты была здесь. Со мной. — Я боюсь влюбиться в тебя, — невпопад призналась я, но замолкать не собиралась. — Потому что от этого сплошные неприятности. Я боюсь снова быть слабой и наивной. И, знаешь что, я даже сейчас очень боюсь, что после этого ты начнешь смеяться, а потом скажешь, что все было жестокой шуткой. Я не доверяю тебе, и это правда. И, будь я хоть капельку умнее, то ни за что бы не пошла сегодня с тобой. Ни за что бы не пригласила полетать на метле в первый день. И я боюсь. Тебя. Себя. Того, во что это может вылиться. А это может, потому что меня тянет к тебе с невообразимой силой. Дело ли в камнях в этих, в моей глупости, я не знаю! — я и не заметила, как сорвалась на крик. — И не понимаю абсолютно, почему все это говорю тебе, — злые слезы застилали глаза, но плакать я не собиралась. — Ну скажи же хоть что-нибудь! Но Арман ничего не сказал. Молча обнял меня, запустив пальцы в мои растрепанные волосы, и прижался губами к моему прохладному лбу. А я застыла, ровная, как финиковая пальма, не смея даже дышать, потому что в одно мгновение осознала, что все мои страхи напрасны, все опасения беспочвенны. Что вот он, тот, кого я так долго ждала. — Я люблю тебя, Мира, — прошептал колдун мне на ухо, даже не думая запинаться и сомневаться. — Я это понял еще под дождем, когда увидел тебя такую печальную и… — Зареванную, — вставила я, робко обняв его в ответ и уткнувшись носом в плечо. — Самую прекрасную, — добавил Арман, медленно поглаживая меня по голове. — Это не шутка, Мира. Не жестокая ложь. Я готов поклясться тебе на мертвом огне, но от своих слов я не отрекусь. Мне триста лет, и я впервые ощутил это горячее желание видеть чью-то улыбку. Твою улыбку, Мира. — Прошло слишком мало времени, — попробовала возразить я, но колдун протестующе выдохнул. — Когда пройдет сотня лет, я не перестану чувствовать того же. — Чувства проходят. — Может быть. Но не эти. — Да откуда ты знаешь? — я рыкнула, вырвавшись из его объятий. — Почему ты так в этом уверен? — Я видел такое, Мира. На протяжении трехсот лет я наблюдал за этой любовью, рожденной самой магией. Она длится вечно. Мои родители прожили вместе тысячу лет. И прожили бы вечность, если бы не погибли. Я обняла себя руками. Мне было сложно его понять, ведь Арман вырос на Чародейной стороне мира, где все сказочно и хорошо. А я росла здесь, где ложь — это повседневность. Предательство и боль — рутина. Я видела только измены и ссоры, наблюдая за ними сначала в институте, потом — на работе. Директор школы спит с учительницей музыки вместо того, чтобы любить свою жену. Я не верила в вечность, потому что это слишком долго для человеческих чувств. А для ведьмовских? Я вздрогнула, зацепившись за эту мысль, и взглянула на Армана с туманным осознанием. Хорошо, в его словах есть доля правды, ведь я и не человек вовсе. Как и он. В нас течет одна и та же магия, чья сестра и есть вечность. Мама прожила с отцом больше двухсот лет, я это знала. И, наверное, тоже бы прожила всю свою бессмертную жизнь, если бы он не погиб. О, мама, как отчаянно хочется спросить твоего совета. Где же ты?.. — Я не хочу тебя принуждать, — вдруг произнес Арман сдавленно и печально. — Я не хочу делать тебе больно, Мира. Лишь позволь мне показать свои чувства. И если ты решишь, что они тебе не нужны, я уйду. Обещаю, Мира. Сердце мое сжалось, и я едва ли не задохнулась от этого, потеряв дар речи. И смотрела на него, мои губы дрожали не в силах произнести хотя бы слово. Мы подошли к краю. Если я решу — Арман исчезнет из моей жизни так же быстро, как и появился в ней. Я судорожно принялась изучать его лицо, словно готовая дать свой ответ уже сейчас. Созвездия родинок на лбу и левой щеке. Черные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Высокие скулы. По-восточному смуглая кожа, того самого светлого оттенка из всех темных. Густые смоляные волосы сегодня могучими волнами лежащие на плечах. Полные губы. Длинный прямой нос. Художник, рисовавший его, явно посмеялся надо мной, соединив в одном человеке столько колдовской красоты. И вся она — для меня одной? Так не бывает. — Хорошо, — хрипло произнесла я, зажмурившись. — Хорошо, Арман. В этот же момент нас обоих обдул холодный, почти ледяной ветер, пробравший до самых костей. Я испуганно раскрыла глаза, заозиравшись по сторонам, словно желала найти источник этого морозящего душу порыва. Арман мгновенно оказался рядом, аккуратно приобняв меня за плечи. Я не препятствовала, потому что это выглядело не как проявление нежности, а как попытка обезопасить. Маг напрягся, закрыв глаза, и принялся слушать завывание странного ветра. Я слышала, как громко билось его сердце. — Мертвые, — прошептал Арман, обняв меня крепче. — Мертвые стенают. — Что? — я невольно вздрогнула, посмотрев в его омраченное болезненными морщинами лицо. — Что ты сказал? — Я их слышу. Кто-то воспользовался услугами мертвых. Это плохо. — Казанский собор, — одними губами проговорила я, чуть не упав от ударившего в голову озарения. — Купчиха сказала, самый холодный ветер дует со стороны Казанского собора. — Аксель Стригой, — в черных глазах сверкнула ярость. — Он здесь… — Уходим, — Арман потянул меня прочь, спеша поскорее убраться из обители зла. Я покорно последовала за ним, не разрешая себе оглядываться. Как там говорят? Мы подошли к самой сути. Гаррет сказал, все начнется, когда заговорят мертвые.***
В лавке Агнии было необычно шумно и людно. С Лукой она была знакома, поэтому пришлось представить его только Римме. Впрочем, он тут же устроился в самом углу, словно сторонний наблюдатель, и время от времени поглядывал на меня, будто хотел убедиться, что со мной все в порядке. Мне приходилось улыбаться, потому что порядка не было. Мало того, что этот поганый бес засел в Казанском соборе, так еще и загадочное предсказание Гаррета начало сбываться. Меня это пугало. Кстати, незадачливое помело я тоже притащила с собой, чтобы в случае чего он за все пояснил. Агния и Римма уже полтора часа маялись с настройкой старого гадального шара, чтобы связаться с загадочной Дорофеей Кудесовой, той самой уральской ведьмой, которая участвовала в битве против Стригоя. Будущее знакомство у меня никакого восторга не вызывало, потому что я весь вечер просидела будто на иголках, только сейчас осознав всю критичность своего положения. Под куполом одной из знаменитейших достопримечательностей города силы взращивает самый могущественный демон двух миров, а против него только ведьма-недоучка, колдун-некромант, переводчица с кошачьего, шаманка в отставке и дух-светоч. Команда мечты, что и говорить. — Мира, — мне на плечо опустилась чья-то рука. Мне потребовалась доля секунды, чтобы узнать тепло Армана и пропустить его энергию через себя. — Как ты? — Все хорошо, — улыбка вышла неестественной, и он сразу это понял. — Чем нам поможет это ведьма? — я кивнула на до сих пор не работающий гадальный шар. — Она запечатала Стригоя в Нижнем мире, где он пробыл до суда. — Плохо запечатала, — я фыркнула, дернув плечами, но руку Арман не убрал. — Она закончила Факультет Травоведения. Она вообще не должна была сражаться с бесами. Но она последовала за Серафимой Серебрянской, чтобы спасти того, кто ей дорог. Если ты спросишь, она и сама тебе все расскажет. — Я не историю ее любви хочу узнать, а то, как одолеть Стригоя, — хмуро пояснила я, протяжно вздохнув. — Все будет в порядке, милая Мира, — ласково заверил меня Арман и отошел, чтобы тоже поучаствовать в настройке шара. «Она внучка подруги Вашей матери, Мирослава», — вдруг подал голос Гаррет, а я лениво обернулась в его сторону. «Теперь я должна быть ей благодарна?» «Вы слишком предвзято относитесь к людям», — помело явно было недовольно моим поведением. «Я ей не должна хорошего обращения, — мысленно фыркнула я. — Тем более что из-за нее у меня проблемы». «Свои проблемы Вы выдумываете сами. Дорофея Кудесова не виновата в том, что Аксель Стригой оказался хитрее». «Кого хитрее? Ее? Вот уж да, не виновата, что мозгов не хватило». «Милослава! Слышала бы Вас Ваша маменька…» «Как жаль, что она так и не услышит». — Ягодка? Кажется, Лука уже долго пытался до меня достучаться, раз стоял рядом, хмурый и напряженный. Он хорошо знал, что иногда я могу выпадать из реальности, беседую с Гарретом или нашим домашним чайником. Я протяжно вздохнула и блеклой улыбкой взяла друга за руку. Какое новое и непонятное слово по отношению к Луке — «друг». Я никогда, даже мысленно, не нарекала его так, но ведь в сути своей именно другом он и являлся. Надежным, близким, самым родным. И вот в нем я никогда не сомневалась. — Все в порядке, — механически выдала я, сморщившись от того, каким наигранным было мое веселье. — Мне можешь не лгать, — Лука мотнул головой, посмотрев на меня серьезно и прямо. — Ты подошла сегодня слишком близко к Стригою, Мира. Еще бы чуть-чуть — и он бы тебя почувствовал. — Отчитывать меня собрался? — я ощетинилась, перейдя на шепот, чтобы никто из присутствующих не слышал нашего разговора. — Я… мы были осторожны. — С Арманом? — быстро уточнил Лука, и его светлые брови сошлись на переносице. — Да… он мог бы тебя защитить, — задумчиво проговорил он, как бы для самого себя. — О чем это ты? — я заволновалась, крепче стиснув его ладонь. — Ты больше не будешь исполнять договор? Лука пару секунд смотрел на меня немигающими зелеными глазами, а потом мягко и печально улыбнулся, коснувшись пальцами моей щеки. Я не была эгоисткой, и прекрасно бы поняла, если бы дух-светоч решил, что его работа здесь закончена, и вернулся бы к своим прочим делам. Но я очень хотела верить, что его и меня, правда, связывает не только давнишний договор, заключенный моей матерью. — Нет, Ягодка. Я говорю не об этом, — наконец заверил меня Лука, искоса взглянув на Армана. Оказывается, колдун за нами наблюдал. — Просто с его помощью мой труд будет более продуктивен. Я буду здесь, пока ты не перестанешь во мне нуждаться, — в его словах проскользнула боль, и я поджала губы, мысленно поставив себе галочку разобраться еще и с этим. Пришла пора кардинально менять свою жизнь. — Я не хочу тебя держать, — вымолвила я, и в глазах напротив застыла горечь. Я же знаю, каково это — жить в ожидании непонятно чего, верить в несуществующие чувства. Я не могла понять до конца, что именно ко мне испытывал Лука, не могла сказать, что это что-то не доведет до добра. Я видела в его взгляде нечто чистое и совершенно воздушное, то, что точно не подходит под определение «любовь», как это принято. Дух-светоч привязан ко мне договором и чем-то еще, совершенно необыкновенным, тем, что понять не дано никому. И я очень боялась, что сделаю ему нестерпимо больно, когда отвечу Арману на его пылкие, совершенно мальчишеские, но бесконечно глубокие чувства. И над всем этим великолепием возвышается Аксель, чтоб его, Стригой. Какая прелесть. Я фыркнула, ввергнув Луку в полнейшее замешательство, и глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Кажется, еще секунда, и я взорвусь снопом алых искр. Я очень не хотела срываться на кого-то из друзей (и сомнительных знакомых), поэтому после всего этого убегу в центр Питера и покричу на Неву. Или поплачу на плече у Энея, это еще смотря какое настроение будет. Мысленно пообещав себе это, я встала и потянула Луку к шару как раз в тот момент, когда он загорелся белым светом, являя нам развеселое лицо в обрамлении ярко-фиолетовых волос. Меня этот образ удивил настолько, что я даже рот приоткрыла. — Привет, Риммка! — бодро поздоровалась девушка в шаре, оглядев всех присутствующих живым и цепким взглядом. — Арман Каримович, — она учтиво кивнула декану и тот ответил тем же, отступив куда-то мне за спину. — Мирослава Охтова, я правильно понимаю? — зеленые глаза ведьмы уставились на меня. — Я много о тебе слышала, — по тону нельзя было сказать, хорошее или плохое она обо мне слышала. — Это Дорофея Кудесова, — поспешила представить ее Римма, и ее ворониха приветливо каркнула. — Агния Лоймолова. Шаманка Дома Лоймола. — В прошлом, — Агния улыбнулась Дорофее, и девушка ответила тем же. — Лука Соболь, — Римма кивнула на него и наклонила голову, словно ожидая, что Лука дальше представится сам. — Дух-светоч, — ровно произнес он, замерев возле меня так, словно готовился защищать. Только непонятно — меня или от меня. — Безумно рада познакомиться, — красивые губы ведьмы растянулись в не менее прекрасной улыбке. Вся она была такая яркая и чудесная… Аж бесит. — Что происходит в Чарограде сейчас? — она быстро посерьезнела. — В Петербурге, — нетерпеливо поправила я, с вызовом на нее посмотрев. — Да, точно. Прошу прощения, — Дорофея примирительно кивнула мне, и во взгляде ее промелькнуло непонимание. Наверное, редко сталкивается с теми, кто настроен к ней враждебно. Не удивительно, она же создана для того, чтобы ее все любили. — Никаких видимых признаков присутствия Стригоя, — Римма выступила вперед, загораживая от меня шар, и я отвернулась, скрестив на груди руки. — Но на этой стороне мира неспокойно, Дар. Я видела, как люди здесь смотрят друг на друга — словно на врагов. Это его влияние. — Когда он туманил мне мысли, я чувствовала нечто похожее, — сосредоточенно кивнула Дорофея, обведя глазами всех нас. — Его силы темны и необузданны. Сейчас он наверняка слаб, но не менее опасен. — Мы предполагаем, где он прячется, — подал голос Арман, и все взгляды обратились на него. — Не исключено, что и он в курсе о Мире. Ведьма на секунду озадачилась, а потом понимающе кивнула, догадавшись, что речь шла обо мне. Мы с ней встретились глазами, и я ощутила непонятную неприязнь по отношению к ней. Вся она была такой приветливой и красивой, такой бесконечно доброжелательной, словно главная героиня какой-нибудь невероятной и чудесной истории со счастливым концом, где она обязательно найдет свою любовь и будет жить долго и счастливо. Ее никогда не обманывали и не делали больно. У нее полная семья и много друзей. Есть фамильяр, мама, которая всегда рядом. Верная и замечательная подруга в лице Риммы. И вся она выглядит так, словно была рождена стать ведьмой и общелюбимой героиней, одержавшей победу над Акселем Стригоем. Да, конечно. Дорофея Кудесова будто отражение той меня, которую я давно в себе похоронила. — Бабушка… то есть Серафима Евсеевна предполагает, что основная цель Стригоя — именно ты, Мирослава. И защищать прежде всего нужно тебя, — Дорофея продолжала смотреть на меня, а я скалилась. — Я думаю, его можно вновь победить тем артефактом, который Вам, Арман Каримович, отдал Чунта, — ведьма перевела взгляд на некроманта, а я скривилась от нового имени. — Но где гарантии, что Стригой снова не предпримет попытку избежать наказания? — этот вопрос задала Агния, впервые что-то спросившая за все время разговора. — Дом Лоймола, как и попросила глава Уральского Ковена, не в курсе проникновения беса. Где гарантия безопасности? — Экзорцист, входивший в непосредственный контакт с бесом, выяснил, что в Чаро… Петербурге сейчас последняя из уцелевших ипостасей, — было видно, что слова даются ей с огромным трудом. — Расщепить ее — значит навсегда покончить с Акселем Стригоем. Сложность состоит в том, что он уже начал распространять свое влияние на падких на негативные эмоции людей. И это плохо. — Почему же вашей Серафиме Евсеевне не послать сюда полчище экзорцистов? Чтобы они разобрались с вашей дрянной ошибкой раз и навсегда. Чтобы закончили дело до конца, а? — я не вытерпела и подошла вплотную к шару, резко сбросив руку Луки со своего плеча. — Это ведь твоя вина, — безжалостно прошипела я, глядя в ведьмовские глаза прямо и остро. Дорофея отшатнулась. — Я… — Раф, ужин остынет. Чунта такие пельмени налепил. Ты долго там? — в шаре мелькнуло еще одно лицо, на это раз мужское. Обладатель светлых, почти белых волос, невзирая на присутствие посторонних, легко поцеловал Дорофею в висок, уже после этого посмотрев на нас. — Римма, привет. Остальным здравствуйте. — Ярослав, — некромант вышел чуть вперед, и в глазах вышепредставленного блеснули молнии. — Арман, — голос зазвенел от напряжения, и мы с Дорофеей среагировали одновременно, оттянув обоих от шара. Я мимолетно осознала, что парень, стоящий рядом с Дорофеей и есть тот самый Ярс, сын семьи Арефьевых, которые крепко дружили с моими родителями. Я взглянула на него как-то по-новому, до сих пор удерживая Армана за локоть. Впрочем, мужчина тут же пришел в себя и отошел сам, больше не глядя на шар. Вот дела. Что же такого между ними случилось? Но расспрашивать было некогда, я вновь обратилась вслух. — Глава Ковена решила, что большое скопление колдунов привлечет внимание других мелких бесов, населяющих ваш мир, — Дорофея говорила медленно и вкрадчиво. — Она посчитала, что для этой миссии достаточно одних некроманта и дочери шаманского Дома, — поочередные кивки в сторону Армана и Агнии. — И обладательницы дара понимания речи неодушевленных предметов, — ведьма скользнула по мне взглядом. — Я ответила на Ваш вопрос, Мирослава? — Более чем, — сквозь зубы процедила я. — Только, насколько я знаю, последняя такая битва с участием малого количества колдунов обернулась неудачей? — Мира, — Арман поймал мой взгляд и покачал головой. Я в ожидании уставилась на Дорофею. — Ты не понимаешь, о чем говоришь, — ведьма вдруг подалась вперед, глядя только на меня. — Ты не знаешь, что сделал Стригой. Мы чуть не погибли в тот день. Чуть не потеряли друг друга, — в ее глазах неожиданно блеснули злые слезы, и Ярослав обнял ее за плечи, что-то нашептывая на ухо. А потом вдруг посмотрел на меня. — Я знал твоих родителей, — медленно произнес он, продолжая обнимать поникшую ведьму. — Это было давно, но я помню какими они были, Мирослава. Смелыми и решительными. Они бы огорчились… — Не нужно, — порычала я, — говорить мне о моих родителях. — Мира, — теперь голос подала Римма, пытаясь отвести меня от шара. — Они ни в чем не виноваты, слышишь? — Поэтому они сидят там, пока здесь хозяйничает чертов бес, которого они упустили? — гаркнула я, вырвав свою руку. — Я тоже не виновата в том, что ваш Стригой охотится на меня! — Никто Вас и не винит, — спокойно произнес третий голос, раздавшийся из шара. Я гневно зыркнула в сторону темнокожего мужчины с большими ясными глазами. От него веяло чем-то солнечным и морским, таким необычным и нездешним. — Вас просто просят найти в себе силы противостоять этому злу. — Чунта Тамру, — тихо произнесла Агния, мигом подобравшись. — Верховный Шаман Чародейного Урала. — Агния Лоймолова, — шаман кивнул ей. — Наслышан. Послушайте, Мирослава, — он снова посмотрел на меня. — В том нет ничей вины. Мы искренне считали, что сделали достаточно, чтобы Аксель Стригой впредь не ожил даже в легендах. Но так случилось, что мы ошиблись. И от лица Шаманского Дома Тамру я прошу прощения, — было странно наблюдать за тем, как столь статный мужчина встает на колени перед ведьмой-недоучкой, вздумавшей капризничать на пустом месте. — Чунта, — Дорофея попыталась его поднять, но, передумав, и сама склонила голову. — Нам жаль, Мирослава. Ярослав продел то же самое, но молча. Я стояла, не в силах пошевелиться, чувствовала на плече теплую ладонь Армана и не понимала, почему просят прощения у меня, а чувствую себя пристыженной я?..