Ведьма из Купчино

      Я не закричала только потому что горло и так было содрано от рыданий. Казалось бы, куда уж хуже, ведь ночь уже и так чернее угля, эта безумная непроглядная ночь. Оказалось, хуже может и будет. Прямо сейчас. Я дрожащими руками взяла картину в руки, и Лука шумно задышал, лихорадочно касаясь ладонями своей невидимой клетки. Боль прокатилась по моему сердцу и обратно, и уже не хватает слов, чтобы описать те эмоции, которые плясали в безумном танце макабра внутри меня. Я просто замерла, остекленелыми глазами разглядывая портрет Луки, нарисованный, я видела, как краска кое-где отвалилась и поблекла. Такая нелепая шутка. Кажется, я обменяла последний вопрос на свободу светоча.       — Я вытащу тебя, Лу, — сбивчиво прошептала я, жадно глотая воздух, словно выброшенная на берег рыба. — Слышишь? Она сказала, что я могу так же заковать Акселя и… и…       — Мелони Савросская — демоница внешнего круга, низший ранг, искушение, — как бы невзначай сказал Лука, будто пытался отвлечь самого себя. — Я сразу не узнал ее энергии.       — Бесовщина, — выплюнула я, прижавшись своим лбом к нарисованному лбу Луки. Сердце понемногу начало успокаиваться, как и разум, явно привыкший к такому бешеному темпу моей новой жизни.       — Все хорошо, Ягодка, — ласково проговорил светоч, и даже сквозь краску и ткань я почувствовала его родное тепло. А потом он дернулся, и я увидела его искривленные губы.       — Что такое?       — Я не смогу тебя защищать, будучи здесь… Договор отберет положенное ему, если я не выполню свою часть сделки, — тихо пояснил Лука, взглянув на меня неожиданно напугано.       — Что отберет?       — Мою жизнь.       Я чуть не подавилась воздухом, глядя в такие знакомые зеленые глаза, в которых плескался мной же отраженный ужас. Вот так маленькие ведьмы становятся взрослыми в одночасье, потому что слабость не сохранит жизнь тем, кто им поистине дорог. Я быстро оглянулась на до сих пор бесчувственного Армана, потом обратно на Луку, но злиться на собственную неудачу и несправедливость жизни больше не было времени. Теперь все только в моих руках, и ни Мелони, ни Аксель, ни кто-либо еще не встанут у меня на пути. Я найду Стригоя и заключу его в эту картину на веки вечные, а потом отдам Ковену — Невскому ли Уральскому, сугубо все равно. Я получила ответ на свой вопрос, и я не подведу больше никого. Как Дорофея Кудесова спасала тех, кто ей дорог, так и я спасу своих родных людей ценой всего. Кажется, я начала немного ее понимать.       — Не рискуй, Ягодка, — тихо попросил Лука, потянув ко мне руку. Но, встретившись с невидимой преградой, безвольно опустил ее, посмотрев на меня печально и тоскливо. Мне тоже неожиданно стало не хватать его тепла.       — Что у вас здесь за шум? — заспанный голос Агнии заставил меня вздрогнуть, и я резко развернулась вместе с картиной, широко распахнув от ужаса глаза. — Спаси нас всех Первородная мания, — шаманка тут же изменилась в лице, быстрым шагом подойдя к нам и прикрыв рот рукой. — Я отдала тебе Центавру не для того, чтобы ты освобождала бесенят! Как у тебя вообще это получилось? — колдунья прорычала какое-то диковинное проклятие.       — Ты можешь его вытащить? — с надеждой спросила я, даже не собираясь задумываться о том, что Агния намеренно держала в своей лавке заключенную демоницу.       — Нет, — шаманка растерянно покачала головой. — Да и никто, кроме главы Дома Лоймола, не может заключать и освобождать пленников Центавры. А ты смогла, — она взглянула на меня как-то по-новому. — Может ли печать от Нижнего мира быть тому причиной? — Агния посмотрела на Луку, но тот только пожал плечами. — Как бы то ни было, сейчас можно только найти нового пленника.       — Мелони сказала, что я должна заключить здесь Стригоя, — твердо произнесла я, прижав картину к себе, словно Агния вздумает ее отобрать.       — Мелони? — шаманка задумчиво пожевала губы. — Впрочем, мы бы так и сделали, Мира, если бы Серафима Серебрянская разрешила привлечь Дом Лоймола. А сейчас, когда ты умеешь… это шанс, — она вновь посмотрела на Луку, и светоч кивнул.       — Ягодка, но Стригой могущественный демон, просто так к нему не подберешься, — в его голосе сквозило непосильное беспокойство.       Я и сама волновалась, потому что все складывалось слишком просто. Если я и вправду смогу просто подойти к Стригою и посадить его в картину, то я живу в сказке. Но, вопреки всему этому, сказкой мою историю никак не назовешь, и просто здесь не будет. Я ведь не шаманка, не экзорцист и даже не ведьма, но именно я могу пользоваться этой Центаврой и печатью от Нижнего мира впридачу. Какая ирония. Я криво усмехнулась, расправив плечи. Хорошо, это мне под силу, я справлюсь. Тем более, что буду не одна. Я посмотрела на Агнию и взяла ее за руку, осторожно поставив картину к стене.       — Ты чертовски права на счет меня, — запальчиво сказала я, проникновенно глядя подруге в глаза. — Я эгоистичная и капризная. И из-за меня страдают люди, — я мельком взглянула на Армана и закованного в картинную раму Луку. — Но я очень хочу стать лучше. И я буду стараться.       — Это самое важное, — вздохнула шаманка, сжала мои ладони и вдруг прижала меня к себе, погладив по спине. — И ты сильная юная ведьма, Мира. Мне жаль, но я тоже знала о смерти Матроны.       — Почему-то я так и думала, — я дернула плечами, но не отстранилась.       — И ведаю кое о чем еще. Тебе пора узнать, — я напряглась, а Лука неожиданно издал протестующий звук.       — Нет! — в голосе светоча не было и следа от недавней растерянности. Я удивленно посмотрела на него, заметив в его глазах отблески золота.       — Послушай, Вериталь, ей нужно узнать.       — Заткнись! — рявкнул он, и я вздрогнула, сожалея о том, что не могла попасть в картину и обнять его так крепко, как бы только смогла.       — Что же ты? — зашептала я, пытаясь обратить его взгляд на себя. — Это же Агния, наша Агния…       — Если наша, почему говорит все это? — горько усмехнулся Лука, но немного успокоился. — Ты знаешь, — он внимательно посмотрел на шаманку, — он этого не хотел бы.       — Ты прекрасно должен понимать, что тянуть больше нельзя, — колдунья посуровела, требуя, чтобы все внимание было обращено на нее. — Она имеет на это право. Достаточно тайн.       — Но ты обещала! — по-детски, совершенно обиженно и тихо всхлипнул Лука.       — Обещала, но сейчас все изменилось, — Агния поднялся и теперь возвышалась над картиной, словно мрачная скала. — Ты не мог защитить его. Таков закон, Вериталь, и на этом покончим.       — Ты права в своей жестокости. Как и всегда.       Стало тихо. Я слышала, как в унисон колотятся три сердца, отбивая пугающую дробь. Я смотрела на Луку, он — на Агнию, а шаманка на меня, бесстрастная и готовая ко всему. К тайнам я привыкла, одна точно не сделает хуже. Тем более, что где-то в глубине своего разума уже догадалась, о ком пойдет речь. Остался последний человек, который ушел из моей жизни тоже — неожиданно и не вовремя. Мне потребовалась пара мгновений, чтобы прийти в себя.       — Ягодка? — Лука словно отмер, помотал головой, а после скривил губы.       — Почему Вериталь? — хрипло спросила я, обращаясь сразу к обоим. Агния вздохнула.       — Это имя. Мое имя. Было еще одно, — он горько улыбнулся, и взгляд его окончательно прояснился. — Матрона Охтова изначально заключила контракт с двумя светочами. Эквиталь — так звали второго. Так звали…       — Тима, — мне даже задуматься не пришлось, чтобы сложить два плюс два. — Поэтому он погиб?       — В день, когда Акселя Стригоя расщепили в Пустоте, — кивнул Лука и скривился, словно от зубной боли. — Пробравшаяся сюда тьма тут же нацелилась найти тебя, и мы с Эквиталем приняли решение, дабы выполнить контракт.       — Вот как… — я растерянно посмотрела на Агнию. Она подалась в мою сторону, но так и замерла на месте.       — Ягодка? — Лука испуганно округлил глаза и дернулся, словно хотел коснуться меня. Я закинула голову, тихо усмехнувшись.       — Все хорошо, Лу. Теперь уже неважно.       — Он не хотел, чтобы ты об этом узнала, — горько признался светоч. — Эквиталь тоже любил тебя, Мира, поэтому пошел на это.       — Куда ни глянь, все погибли от любви ко мне, — вознегодовала я, отшагнув от них в сторону. — А я ведь даже не стою этого! Я ведь просто… просто… — я задохнулась в собственных мыслях и замолчала. Достаточно на сегодня слов. — Ягодка… — Я поеду домой. Посплю, — я постаралась придать своему лицу более здоровое выражение и даже попыталась улыбнуться. Мне никто не поверил. — На квартире защитное заклинание. Там ты в безопасности, — задумчиво произнес Лука, медленно кивнув. — Сколько времени это займет? — Десять минут, — отозвалась Агния, с беспокойством на меня поглядев. — Что займет? — без особого интереса спросила я, качнувшись на пятках, и ноги сами собой шагнули в сторону Армана. Я самозабвенно коснулась его руки и зажмурила глаза. Два самых дорогих моих человека оказались в опасности из-за одной лишь меня. — Путь. До дома, — ответила шаманка, тяжело вздохнув. — Тебе, правда, нужно побыть одной. — Это… хорошая идея, — с усмешкой заметила я, мельком взглянув на Луку. Мое сердце болело. — Ягодка. Прости меня, — вздохнул он, а я справедливо расценила, что прощения здесь должна просить только я. Сердце маленькой ведьмочки сегодня разорвалось бесчисленное множество раз. Собирать его по кусочкам — снова.

***

      Я бежала по мокрому после дождя асфальту, не смея останавливаться, словно боялась передумать. Мчала до метро, а после из него, пересекая Дворцовую площадь едва ли не прыжками. В какой-то момент телефон, наспех сунутый в карман черного пальто, вывалился прямо на брусчатку, издав жалостный хруст. В этот момент я осознала, что опять все испортила. Лука, наверное, будет волноваться. Но мое сердце рвалось в сторону Нового эрмитажа, где стояли бесстрастные, а потому великие исполины, хладнокровные ко всему, что их окружает. Мне не хватало этой собранности прямо сейчас, когда мир трещал по швам.       — Эней! — пронзительно крикнула я, обращая на себя удивленные взгляды прохожих, вот только до них мне не было никакого дела. Атлант протянул мне своих огромные руки, и я с готовностью нырнула наизнанку, едва ли не плача от облегчения. Хотя бы на миг мне хотелось сбежать из этого мира и вспомнить, кто я есть. Только на миг.       — Мирослава, — он усадил меня к себе на плечо. — Ты спросила у шаманки?       — Все спросила, — одними губами проговорила я. — Все узнала. Эней, миленький… — и я на одном духу выпалила все, что тяжелым грузом лежало в моей душе. Про Армана. Про свою филофобию и попытку отказаться от чувств. Про Луку. Про Мелони. Центавру, Акселя Стригоя, Казанский собор и мир, рушащийся на части.       Я и пришла сегодня к ним, чтобы попросить прощения у самой себя до того, как все начнется и обратного пути не будет. Я видела в каменных глазах саму себя, изменившуюся, совсем другую. Стригой вынудил меня повзрослеть и, что ж, я повзрослею, потому что за моими плечами оставлено слишком многое, я не имею права сдаться. Прости меня, маленькая девочка Мира, брошенная мамой и решившая, словно весь мир против нее. Прости меня, я не хотела обрекать тебя на вечную обиду и одиночество. Я обещаю, что все исправлю, и ты больше никогда не будешь одна. Вспомнились дети, Лида, Сенька и Артем, жадно внимающие каждому моего слову о добре и человечности. О том, что не должно быть зла в человеческих сердцах. И Аксель Стригой решил сыграть на ненависти, которую я так тщетно, но упорно пытаюсь искоренить. Не в этой жизни, бесовщина.       — Люди забывать стали, — голос Энея был сухим и твердым, как камень, из которого атлант был сделан, — как больно и страшно, когда небо черное от дыма, а земля — красная от крови. Я помню все это так же ясно, как сегодняшнее утро. Гранитным существам, вроде меня, не гоже говорить о страхе, но я говорю, потому что война — это действительно страшно. Страшно, когда умирают люди, ведь они удивительны, Мирослава! — исполин грохотнул своими огромными руками в воздухе, словно хотел показать, как много значат его слова. — И их слабость породит нечто страшное, нечто безумное.       — Я этого не допущу, — твердо произнесла я, и в моих глазах сверкнула сталь. Остальные девять гигантов закивали головами. — Я тебе обещаю, Эней, что не быть больше ужасу в этом небе и на этой земле.       — Я верю тебе, ведьма Мирослава. Запечатай Бесовской мир раз и навсегда, — его слова прозвучали как заклинание, и я бы не посмела его ослушаться.       — Эней, — мой голос сел. — Ты знаешь, некроманты… Почему им так опасно пользоваться своим даром?       — О, ведьма, — гигант посуровел. — За то, что они тревожат мертвых, должны заплатить двойную цену. Некромант переживает миг смерти того, к кому обращается, во всех подробностях вплоть до полученных травм. Он телом и духом умирает, при этом оставаясь живым, и, поверь, это в тысячу раз больнее, чем умереть взаправду. Некромантов мало, потому что не всякий выдерживает это. Зачем ты спрашиваешь?       — Я ошиблась, Эней, — горько прошептала я, покачав головой.       — Главное, уметь понять свою ошибку, — ответил он, взглянув на суровое небо. — Тебе пора, Мирослава. Тучи сгущаются.       Я кивнула, и атлант осторожно спустил меня на землю. Только ступив на брусчатку, я пересекла границу двух миров, и вдохнула родной воздух, твердо решив сейчас отправиться домой. Я нащупала в кармане с концами поломанный телефон и болезненно скривила губы, покачав головой, и двинулась обратно, с досадой осознавая, что этот путь придется преодолеть наедине с собственными мыслями, и никакая музыка их не прогонит. Как же сильно хочется спать. Я зевнула, только сейчас ощутив, как же сильно устала. Тревога одной мощной волной обрушилась на меня, и я замерла посреди Дворцовой, до боли зажмурив глаза. Я сильная, и я справлюсь, но одной так тяжело.       — Что же ты, малышка Мира? — знакомый голос заставил меня усомниться в своей же адекватности, и я не спешила открывать глаза, пробуя это ощущение на вкус. Я определенно схожу с ума. — Посмотри на меня. Что случилось, крошка? Расскажи, я проучу всех, кто посмел тебя обидеть.       — Тим? — горло мигом высохло, язык еле ворочался, и я посмотрела прямо в лицо тому, кто стоял прямо передо мной и с беспокойством оглядывал меня.       — Ты плачешь? — он напрягся, касаясь моих плеч. — Расскажи мне все, — требовательно попросил он, и в серьезных карих глазах скользнуло что-то чужое. Этого Тима я не знала.       — Кто ты? — с горечью спросила я, дернувшись в сторону.       — Тот, кто тебе поможет, — на знакомом лице появилась ухмылка. — Тот, кто избавит тебя от этого, — он кивнул на мою ладонь с печатью. — Пойдем со мной, малышка Мира, я тебе помогу.       Злые тени выползли из своих темных углов. А мне отчаянно хотелось спать.