Ведьма из Купчино

      Радмилой звали оборотницу, которая продала душу бесу — так сказала Рада. Серафима была метаморфом, способной менять свой облик. Ала Вурда, он же Аксель Стригой, охотится за мной, как за обладательницей печати от Нижнего мира. Я — внеплановая ученица Серафимы Серебрянской, которая по доброте душевной взяла меня под свою опеку. В уравнении отсутствуют неизвестные. Есть даже ответ. И нет никакого решения. Только условие — беги отсюда или поплатишься жизнью. А Яна стояла и ухмылялась нам, точно довольная выполненной шалостью кошка.       — Сестра, — Дорофея вышла чуть вперед, словно задумала меня защищать. — Что тебе нужно?       — Хотела поболтать с новой подружкой, — беззаботно отозвалась ведьма, и ее фамильяр-жаба громко квакнул, сидя на ее плече. — А ты опередила меня, хитрая.       — Подружкой? — фыркнула я, но грубить не решилась. Все-таки положение мое сейчас не самое завидное. Яна улыбнулась мне еще шире.       — Мне показалась, мы весьма мило пообщались. Разве нет? — искренне удивилась она, словно случайно дотронувшись крупной серьги в правом ухе — судьбинного амулета. — Все хотела спросить, куда ты дела свой камешек, м?       — Яна, — Дорофея нахмурилась. — Сейчас совершенно не время.       — Мне просто интересно, — обиделась ведьма, изящно шагнув ближе к нам. — Все смотрела, выискивала, а ты его, кажется, сняла. Расскажешь, зачем?       — Ее камень давно зажегся, — хмыкнула Дар, видимо, немного успокоившись. — Тебе нечего ловить, сестрица.       — Как жаль, — пыл Яны немного поутих, а я зарделась с головы до пят, догадавшись, по какой именно причине юная волшебница проявила ко мне такой небывалый интерес. — А мне ты понравилась, — подтвердила она мои мысли, и Дорофея неодобрительно покачала головой, скрывая свою веселость. — Для кого зажегся, поделишься? — темно-карие глаза оглядели всю меня целиком. — Раз сняла, не понравился нареченный? Так нестрашно, я получше буду, — кажется она забавлялась, но было в ее словах что-то сродне надежде. Я ненашутку забеспокоилась.       — Не в этом дело, — выдавила я, накрыв палец, на котором должен быть перстень, рукой. — Так было нужно. Я не отказывалась от него, — заверила я, словно пытаясь напомнить самой себе, что все слова, вбитые Серафимой, — ложь. — Нас разлучили. И я очень хочу вернуться, — почти что шепотом закончила я, неосознанно решив, что Яне я могу доверять.       Обе ведьмы молчали несколько секунд, словно анализируя мои слова, а я смотрела на них, такая потерянная и разбитая, готовая к любому приговору. Я понятия не имела, что будет, если мне удастся сбежать с этого праздника жизни. Пустится ли Серафима вдогонку? Безусловно. Если Рада сказала правду, и ведьма действительно заключила с Вурдой сделку, я не жилец, если продолжу прикидываться послушной ученицей. И я нужна Серафиме, как носительница печати от Нижнего мира. Если уж она так легко отказалась от любви, то бросить меня в самое пекло ей не составит особого труда.       — Дом Тамру в курсе всей ситуации, — наконец сказала Дорофея, заставив посмотреть на меня. — Кажется, кто-то из глав Домов Нечародейного мира сообщил о трудностях твоего положения и зарекся поддержкой семьи Чунты. Они согласны помочь тебе, потому что методы Серафимы вызывают много вопросов у Аиши и Векесы Тамру — глав Дома, родителей Чунты. Но действовать нужно быстро. Тамру не могут укрыть тебя, но ты можешь спрятаться у меня…       — Бабка первым делом проверит наши семьи, — мотнула головой Яна, глубоко о чем-то задумавшись. — Лишь в одно место она не сунется, потому что презирает его. Дар, это реальная возможность.       — Ты о брате? — Дорофея свела брови к переносице, скривив губы. — Да. Ты права. Но захочет ли он?..       — Захочет, — ведьма махнула рукой. — Не беспокойся о нем. У тебя есть перелетчик? — Яна требовательно вытянула руку, и Дар нырнула рукой прямо в воздух, доставая оттуда склянку с сияющей жидкостью. Мои глаза восторженно загорелись. Пространственный тайник — такой может быть только у ведьмы.       — Подарок Дома Тамру, — пояснила Дорофея, кивнув на перелетчик. Чародейное изобретение, способное перенести колдуна в любую точку обоих миров. Необходимо лишь правильно нашептать магические координаты.       — Замечательно, — насмешливо отозвалась Яна и одним мощным движение разбила пузырек о землю, принявшись начитывать координаты моего будущего убежища.       Мое сердце замерло, и я испуганно смотрела на образовавшуюся фиолетовую дыру, переливающуюся всеми оттенками синего и розового. Я подумала о том, что очень удачно накинула черное пальто поверх праздничного платья, сочтя, что не лето уже, конец октября. Это единственная вещь, которую я смогла забрать из дома Серафимы, но, в общем-то, ни о чем не жалела. Снова — бежать, и снова без уверенности вернуться домой. Но теперь я стала сильнее; я каждой клеточкой своего тела чувствовала пробудившуюся во мне магию, такую сильную, что она могла бы снести собой стометровую стену, словно мощной волной. Мой дар слышать мир усилился в сто крат. Теперь я знала, что в кармане Яны лежат конфеты в ярких обертках, высоко над землей хохочут метлы. Границы стерлись. Слетели все оковы. Теперь я вправе называться ведьмой.

***

      В старой хижине было довольно мило. Я бы и не сказала, что это жилище затворника — скорее семейный летний домик с небольшим хозяйством. Мама всегда мечтала о подобном, все грезила, что однажды мы с ней переберемся за город и будем выращивать помидоры. Теплые воспоминания заставили меня улыбнуться, и я плотнее закуталась в черное пальто, хотя в доме было тепло благодаря скромной печи в самом углу. На меня взирали две пары озадаченных глаз и обе зеленые. Одна принадлежала старшему брату Яны — Елисею Доброчарову, единственному в обоих мирах парню, родившемуся ведьмой; а вторая — лису-оборотню с мохнатыми звериными ушами на человеческой голове и роскошным меховым хвостом. Подобную гостью они никак не ожидали. Я нервно хмыкнула.       — И ты объяснишься? — ведьмач обратился к сестре, замеревшей на том конце магического шара, наконец оторвав от меня озадаченный взгляд.       — Коне-е-ечно, — слащаво протянула новоиспеченная ведьма. — Братец, ты оставил меня без подарка на мой первый Шабаш, — наигранно капризно проканючила она, а колдун нахмурился. — Но я тебя прощаю, — она фамильярно махнула рукой, а потом кивнула в мою сторону. — Наша любимая бабулечка хочет ее убить.       — Что-о? — ведьминские глаза округлились до размера пятирублевой монетки, а молчавший оборотень весь подобрался. — Ты что такое говоришь, Янка? Совсем бес попутал?       — А ты про беса говори да не заговаривайся, — она предупреждающе сверкнула глазами. — У этой девчули есть то, что нужно Стригою, и наша бабка, кажется, в сговоре с демоном.       — «Кажется»? — нервно хмыкнул Елисей, коротко переглянувшись с оборотнем. Я продолжала хранить молчание. — Что за игры, Яна? Мать знает, что ты удумала?       — Нет, — изображение ведьмы скривилась. — Но знает шаманский Дом Тамру и Дорофея. Этих доводов тебе хватит?       — Дар попросила тебя об этом? — голос ведьмача мигом изменился, и он нахмурился пуще прежнего. — Это она сказала про Стригоя?       — Именно, — Яна оскалилась. — Дорофея уверена, что бабка попуталась с бесом, и теперь все выясняет. Девчуле нужно пересидеть пару дней. Прикроешь?       — Это все меняет, — недовольно отозвался Елисей, как-то по-новому на меня взглянув. — Прикрою. Пусть будет здесь столько, сколько нужно. А ты, — он гневно ткнул в сестру, — не вздумай больше никуда лезть. Сиди и не отсвечивай. И держись от Серафимы подальше… на всякий случай. Иначе матушка обо все узнает быстрее, чем ты успеешь сказать «кыш». Все ясно?       — Яснее некуда, — лицо Яны обрело серьезность. — Спасибо, братец. Смотри, не обижай ее, — ведьма задорно мне подмигнула, и связь пропала.       Наступила тотальная тишина. Я не слышала даже собственного дыхания, из-за звона, который завис в воздухе. Пара нареченных — а это я поняла еще в первую минуту, заметив на их шеях одинаковые амулеты — смотрела на меня не мигая, словно на опасную диковинку. Я их понимала — не каждый день родная сестра просит укрыть у себя потенциально опасную личность, на которую открыл охоту самый могущественный бес Нижнего мира. Елисей хмурил темные брови, а лис, чьего имени я еще не знала, пытался приветливо улыбаться. Из-за острых клыков выходило жутко.       — Ты не хочешь пообедать? — первым заговорил оборотень, незаметно пихнув нареченного в бок. — У нас сегодня мясная запеканка и яблочный пирог. Что скажешь?       — Да, — ведьмач тяжело вздохнул, посмотрев на меня чуть мягче. — Путешествия с помощью перелетчика очень выматывают. После обеда я постелю тебе в комнате, ведьма Мирослава, — он произнес мое имя так, словно старался к нему привыкнуть как можно быстрее. Я поежилась.       — Спасибо, — я заговорила впервые за время пребывания здесь, и оборотень с колдуном одинаково бледно улыбнулись.       — Меня зовут Савелий. Сава, — лис протянул мне узкую когтистую ладонь и осторожно пожал самые кончики моих пальцев. — Никогда прежде не видел ведьм, — восторженно поделился он, а Елисей насупился. — Ты не считаешься, — хохотнул оборотень, подобрав длинные полы своего расшитого пестрыми нитками одеяния, и помчался, видимо, в сторону кухни.       — Дар никогда ни о чем меня не просила, — тихо произнес ведьмач скорее для себя самого, чем для меня. — Мы с ее братом вместе росли… Пусть это будет данью тем дням, — Елисей почти что искренне улыбнулся, окинув меня изучающим взглядом. — Ты откуда будешь, ведьма Мирослава?       — Эй-эй! — из кухни донесся возмущенный крик. — Без меня ее не расспрашивай! Я тоже! Тоже хочу послушать!       — Отрастил уши, тоже мне, — проворчал колдун, а я фыркнула от подкатившего смеха. В этом доме было то, чего не было в жилище Харитона, — любовь, искренняя и прекрасная. Она жила в каждой досочке, в тюле и на книжных полках.       Я улыбнулась шире, прислушиваясь к шепоту хижины. Старые склянки обсуждали мое появление голосами бабушек на лавочке у подъезда. Домотканный ковер басил в споре с печью, а старый кованый сундук ворчал на старые одежды, которые в него уже не помещались. После Шабаша мой даровитый слух будто бы обострился, улавливая все и сразу, но при этом я могла в любую секунду заглушить многочисленные голоса — раньше на предметах домашнего обихода дар проявлялся спонтанно, я лишь слегка могла его контролировать. Сейчас я обладала невиданной доселе властью. Мне захотелось проверить, смогу ли я «оживить» какую-нибудь вещь, если заговорю с ней напрямую, как это обычно бывало с атлантами и Мадонной. Сейчас я, по всей видимости, находилась на Чародейной стороне мира.       Под вопросительный взгляд Елисея я подошла к книжным полкам и дотронулась до деревянной фигурки жар-птицы.       — Здравствуй, почтенная, — прошептала я, и статуэтка — о чудо! — взмахнула изящными крыльями, прощебетав звонким голосом:       — И тебе здравия, ведьма Мирослава!       — Откуда у тебя живой порошок? — опешил ведьмач. — Дорофея дала?       — Это дар у ней такой, — сообщила Рада, отершись о мои ноги. — Говорить с нежитью. Вселять в нее душу.       — Поэтому Стригой на тебя охотится? — насторожился колдун, встав у меня за плечом. Деревянная птица с интересом уставилась на него.       — И поэтому тоже, — уклончиво ответила я, подставив руку, и фигурка легко уселась на мою ладонь. — Обычно в вашем мире оживают только признанные предметы искусства — памятники и картины. Я никогда не оживляла такие вещицы, — я кончиками пальцев огладила деревянные перья.       — Потому что после Шабаша сильнее стала, — кивнула Рада. — Да и я теперь тебе помогать могу.       — В нашем мире? — повторил Елисей. — Ты с Нечародейной стороны? — в его голосе проскользнуло сущее удивление. Такой странной гостьи он явно не ожидал.       — Я все расскажу, — вздохнула я, прислушиваясь к миллионам голосов; сосредоточилась и выделила среди них только два:       «Елисей Доброчаров хороший человек, — уверяло пальто. — Хозяин был наставником его брата, стихийника Мирона».       «Здесь ты в безопасности, маленькая ведьма, — трещала старая печь. — Будь как дома».       Стол, за который меня усадили, был дубовым и роскошным, как в старых сказках. Еще бы, я ведь в гостях не у абы кого, а у ведьмача и лиса-перевертыша. Здесь сказка да и только. Передо мной поставили большую тарелку с еще горячей запеканкой, плеснули в кружку не любимого мной кваса (отказаться я не посмела) и в довесок еще кусок пирога в другую плошку. Пахло все это великолепие до головокружения вкусно, а если считать то, что нормально позавтракать я не успела из-за собственной нерасторопности, есть очень хотелось, и я накинулась на угощения, как стая голодных волков. Заботливые хозяева только переглянулись, не смея отвлечь. Когда мой пыл немного поутих, а большая часть запеканки была съедена, Савелий придвинул ко мне плошку с домашним печеньем, хитро блеснув глазами.       — Так откуда ты будешь, прелестная гостья? — певучим голосом спросил он, а я дернула уголком рта в улыбке.       — Задобрить меня решил? — уточнила я, кивнув на печенье. Лис только пожал плечами. — Из Санкт-Петербурга, — вздохнула я, прикрыв глаза. — Там Стригой теперь шкерится, копит силы. Дело-то не в этом, — торопливо заверила я. — Серафима решила, будто мне с ней безопасно. Увела обманом.       — Постой-постой, — Елисей даже приподнялся изо стола. — Бабушка тебя… похитила?       — Да, — я дернула плечом и вздохнула. — Только мне кажется, что не ради моей безопасности.       Ала Вурда хотел умаслить Армана тем, что вернет душу его брата. Мог ли он предложить Серафиме вернуть к жизни ее возлюбленного, того самого Яна? Картинка, складывающаяся в моей голове, выходила не самая радужная. Рада сказала, что Радмилой звали оборотницу, продавшую душу бесу. Я не могла утверждать этого, но готовиться в последнее время привыкла к самому худшему. Подсказывало мне шестое чувство, что истинная спасительница мира, какой себя рисует Серафима, не стала бы держать меня в своеобразном плену. Не стала бы мучить Харитона. У всех героев свои кодексы, но ее кажется мне самым низким.       — В нашем мире подобное карается изгнанием и лишением магии, — тем временем тихо сказал Елисей. — Насильственное удержание равняется убийству. Ты можешь обратиться в Ковен за содействием.       — Оставь, — отмахнулась я. — Где мои ущемленные права и где судьба всего мира? — немного нервной вышла улыбка, но уж ничего не попишешь — такие времена. — Я просто хочу понять, верны ли эти опасения на счет Серафимы?       — Так просто нарушать закон… — Савелий подпер подбородок рукой. — В твоей семье это считается чем-то обыденным?       — Нет, — мрачно отозвался ведьмач. — В этом и загвоздка. А дед? Что дед говорит? — его полыхнувшие зеленью глаза снова обратились ко мне.       — Поддерживает, — просто ответила я, поджав губы. Я не знала почему, но втягивать во все это Харитона почему-то не хотелось. Если бы не влияние старой ведьмы, он виделся мне хорошим человеком.       — Дурно, — протянул Елисей, шумно выдохнув. — Права, значит, Дорофейка. Бабка совсем из ума выжила, — зло прорычал он, стукнув по столу кулаком.       — Что же ты, родимый? — забеспокоился лис, принявшись наглаживать широкие плечи.       — Но я одного поднять не могу, — ведьмач немного утихомирился. — Зачем ты бесу, Мирослава? Неужто только из-за дара своего чудного? Не поверю, что нет причины куда более серьезной, — он прищурился, да и Савелий сверкнул в мою сторону вопросительно. Я втянула голову в плечи.       Дорофея дала добро на то, чтобы поведать о печати. О ней и так уже знают слишком многие, не повредит еще парочка в этом длинном списке. Но не это меня волновало, а то, что я и их этим знанием поставлю под удар. Жили же себе спокойно в этой глуши, бед не знали, а тут я на порог заявилась, вся такая жертва обстоятельств и безумных идей Серафимы. Не желала я портить их спокойную жизнь в этой хижине на самой опушке. Вот только и мне союзные силы не помешают. Скажу — их выбор будет, помогать или отправить восвояси.       — Двадцать пять лет назад мой отец, Алексей Охтов, украл бесовскую печать и спрятал ее во мне, — почти что шепотом поведала я, выставив вперед руку.       «Появись!» — мысленно приказала я печати, и та послушно вспыхнула, небольно обжигая кожу. Оба хозяина так и вылупились на нее немигающими глазами. Мне даже смешно стало, вот только улыбнуться я себе не позволила.       — Аксель Стригой, или как он теперь себя называет, Ала Вурда готов на все, чтобы заполучить ее обратно. Но пока я жива — это невозможно. По всей видимости, Дорофея считает, будто Серафима пообещала меня в обмен на услугу от Стригоя. Или договоренность, — дополнила я, решив не опускать тот вариант, в котором Серафима планирует спасти весь мир ценой моей жизни, как это чуть не случилось с Ярсом.       — Дело — темное болото, — присвистнул оборотень, злобно оскалившись. — Ну и кикимора эта ваша Серафима, — в сердцах заявил он под медленный кивок Елисея.       — Коли так — тебе и у нас опасно быть, ведьма Мирослава. Бабка моя редкостная упрямица — если и задумала, то до конца пойдет. Из-под земли тебя достанет.       — А если она планирует в обмен на мою жизнь мир спасти? — все-таки осмелилась я на вопрос, мигом съежившись под тяжелым взглядом ведьмачьих глаз.       — Ни один мир не стоит жизни. Твоей или чьей-либо, — его голос был тих, но звучал как будто отовсюду. — А если и стоит, то ты сама должна принести эту жертву, а не Серафима за тебя. У нее нет прав решать это. Если хочет, пусть умирает сама, — прошипел он, необычайно разозленный. — Тебе есть, к кому возвращаться? — неожиданно спросил ведьмач, быстро оглядев меня с ног до головы, видимо разыскивая судьбинный камень.       — Есть, — прошептала я, мигом вспомнив ласковые черные глаза и родинку под нижней губой — Армана. Золотые кудри и россыпь веснушек на бледном лице — Луку. Серьезный взгляд синих глаз и вечно насмешливую улыбку — Агнию. И даже светло-рыжие волосы и курносое круглое лицо — Римму. — Да, мне есть, к кому возвращаться.       — Значит, ты вернешься, — просто ответил Елисей, вновь занявшись поздним обедом. Савелий прикорнул к его плечу, словно в успокоение, и ведьмач сжал его когтистую руку, быстро поцеловав самые кончики пальцев.       Меня это не смутило, лишь напомнило о том, о чем приказала забыть Серафима. Да, у меня тоже был дом, и я туда вернусь. Но для начала — я его защищу, чего бы мне это ни стоило.