Больше меня ни о чем не расспрашивали — отправили на послеобеденный сон, но, в отличие от Серафимы, дверь мою не заперли, даже приоткрытой оставили. Обратившись к стенам дома я выяснила, что насильно меня никто здесь удерживать не собирается — какое облегчение. Я фыркнула, рухнув на мягкую перину, утонув в ней, словно в облаках, как бы метафорично это ни звучало. Рада пристроилась рядышком, тут же сладко засопев, а я уставилась в потолок, считая микроскопические трещинки на деревянных балках. Подобного облегчения я не чувствовала с того самого утра, когда Арман был рядом, теплый после обжигающей близости. Я позволила счастливой улыбке завладеть губами, радуясь, что воспоминания, чудесные и прекрасные, они живы, никуда не исчезли.
Жаль, что и тревога тоже никуда не исчезла, так и колотит по сердцу, не давая передышки. Заметила ли Серафима мою пропажу? О, всенепременно. Пали ли ее подозрения на Дорофею и Яну? Скорее всего, ведь разговаривала я только с ними, и она прекрасно это видела. Серафима могла заставить поверить меня в любую защиту, которую могла мне предложить, в любую предначертанную судьбу, но только не в то, что чья-либо жизнь стоит ее героизма. Дар рассказала мне достаточно, и свои выводы я сделала. Может, для этого мира все в порядке вещей, но я росла по другим законам, более жестоким и мрачным, и точно знаю, что любая жизнь — бесценное сокровище. Если мира можно добиться только путем смерти, это уже будет не мир, а хаос. Вот такие у меня были убеждения.
— Ты очень громко думаешь, — Рада приоткрыла один глаз, недовольно зыркнув им на меня. — Может, ты и права, но твоя усталость переливается через край, и я это знаю. Шабаш в купе с перемещением за пределы Долины Сатиров — я удивлена, как ты до сих пор можешь мыслить. Спи, ведьма Мирослава.
— Долина Сатиров? — я перевернулась на бок, уставившись на фамильяра тем взглядом, который не простит увиливаний. Рада обреченно выдохнула.
— Ты же изучала мифологию? Какую угодно — все это правда. Сатиры, жар-птицы, русалки и наги — все они живут здесь, много тысячелетий назад спасенные колдунами от алчных людей. Долина Сатиров — место, где ведьмы проводят самые главные свои праздники: Шабаш, Каравайчик и Мракоблудень.
— Мракоблудень? — это слово я слышала впервые, и кошка прищурила голубые глаза, словно прислушиваясь к чему-то.
— Торжество темных ведьм, когда вместе с благом и радостью в смертный мир ручьями текут горе и неудача. Вообще-то об этом мало говорят. Неудивительно, что ты не знаешь.
— Серафима не рассказывала, — недовольно протянула я. И в библиотеке Зингера я про это не читала. Как же я ошибалась, что познать Чародейный мир мне удастся только с помощью книг и старинных писаний.
— Оно и ясно, — Рада важно кивнула. — Ходит слух, что она в давней ссоре с Таисией Злобиной — Главой Уральского Ковена Темной Матери. Задолго до того, как произошло Поглощение, они были довольно близки, пока не поругались. После этой ссоры Серафима запретила всяческие упоминания о культе Темной Матери. Начались гонения темных ведьм, светлые взяли все бразды правления, и о Темной Матери все забыли. Мракоблудень больше не проводился никогда.
— Какое же влияние должно быть у Серафимы, если она изничтожила целый культ? — от удивления я даже села на кровати, глядя на фамильяра с жаждущим интересом.
— Огромное, — вздохнула Рада. — Духи-помощники знают все секреты обоих миров, находясь в Обители, — неожиданно пояснила она, да так быстро, словно страшилась забыть. — Но когда они соединяются с ведьмовской душой, эти знания истираются. Мои воспоминания истлевают на ходу.
— Тогда рассказывай быстрее, — нахмурилась я, и сердце мое заколотилось с удвоенной силой. — Правда ли то, что Серафима заключила сделку с Алой Вурдой? Радмила — оборотница, продавшая бесу душу, это она?
— О да, — Рада тоже уселась, обернув лапы хвостом. — Правильные вопросы ты задаешь, Мирослава. Я чуть было не забыла об этом. Серафима Серебрянская несет угрозу обоим мирам. И она же готовит спасение.
— Как это понимать? — нахмурилась я, сведя брови к переносице. Фамильяр окинул меня долгим взглядом.
— Как хочешь — так и понимай. Но твоя основная задача — не дать ей свершить ничего из этого. Не ей быть спасителем или карателем.
— А кому? — почти что шепотом спросила я.
— В одиночку мира не добьешься, — уклончиво ответила Рада. — А Серафима привыкла действовать одна. И в корне не права. Но я тебе так скажу: найди Таисию Злобину. Она даст ответы на многие твои вопросы. Даже на те, которые ты еще не придумала.
— И как прикажешь ее искать? — не унималась я, готовая сорваться с места уже сейчас.
— Желательно — выспавшись, — проворчала Рада и демонстративно улеглась обратно, сладко зевнув. — Сейчас отдыхай, ведьма Мирослава. Ты в безопасности, а это уже полдела.
— Ты знаешь, кто попросил Дорофею меня вытащить? — предприняла я последнюю попытку продолжить разговор.
— Я думаю, ты и сама прекрасно догадываешься об этом.
Больше Рада не произнесла и слова — уснула крепким кошачьим сном. Мне ничего не оставалось, как улечься рядом, закрывшись с головой одеялом и переосмыслить все произошедшее. Вот дела — и в этом мире свои конфликты и столкновения. О культах Темной и Светлой Матери не упоминалось ни в одном фолианте, который я читала в библиотеке Зингера, ни в одной староведьминской рукописи. Видать, Серафима приложила немало усилий, чтобы об этом забыли даже те, кто имел к этому непосредственное отношение. Таисия Злобина — загадочная Глава Ковена темных ведьм. Чем же она так сильно насолила Серебрянской, если та испепелила всякую память о ней? И главный вопрос: кто из них темная колдунья на самом деле? Ущемленная Таисия внушала мне куда больше доверия, чем горе-наставница.
Изначально Каравайчик — это праздник всего светлого и доброго, день, когда ведьмы всех мастей делятся своей силой с простым людом, обеспечивая хороший урожай, даруя здоровье и удачу. Все звучит уж слишком приторно-сладко, это меня озадачило еще при первом прочтении книги «Вся история Чародейного мира: от Создания до Поглощения». Занятная, если честно, но и там ни одного упоминания о Мракоблудне и прочем. Значит, не «вся история», а только та часть, которую разрешила Серафима. Такое чувство, что эта ведьма заправляет всем откуда-то из тени и упивается этим всласть. Словно нарочно исключила все плохое и злое, оставив только безоговорочную всеобщую радость. Даже о Поглощении в этой книжке говорилось, как о «великой жертве и великом благе». Здешний народец серьезно исключает все негативное, живет по законом какого-то буддийского тренинга. Но ведь нельзя искоренить то, что является частью жизни. Нельзя забыть смерть. Неудачу. Болезнь. Предательство. Ложь. Без всего этого жизнь не будет жизнью — лишь написанной кем-то сказкой. О какой гармонии говорят ведьмы, если вся их гармония состоит из счастья и розовых очков?
Под грузом тяжелых мыслей мне удалось задремать беспокойным сном, в котором я видела Серафиму, которая почему-то разделилась сразу на две, Большой Костер и тысячи летящих по небу огней. А когда проснулась — эти самые огни танцевали прямо за окном. Пару секунд я приходила себя, вглядываясь во мрак улицы и рассеянно думая о том, что уже наступила глубокая ночь. Нехило так меня разморило, однако. Я уселась на кровати, пытаясь проморгаться, и бросила взгляд на досматривающую десятый сон Раду. Пусть спит, умаялась больше моего.
Я на цыпочках подобралась к окну и отдернула штору. Хижина, как оказалось, стояла на берегу озера, и прямо над темной гладью плясали тысячи светлячков. Я затаила дыхания от невообразимого зрелище, и ощутила острую необходимость сигануть босиком прямо по мокрой траве. Абсурдность этой мысли вскоре растаяла, и я осторожно прошептала ставням, чтобы отворились, впуская в комнату ночную прохладу. Я приподняла полы хлопковой сорочки, которую мне выдал Савелий. Она пахла полевыми цветами и хозяйственным мылом, чем-то детским и забытым, как у бабушке в деревне — жаль, что у меня никогда не было ни бабушки, ни деревни.
Я аккуратно перелезла через подоконник и пальцами ног коснулась мягкой травы, росшей здесь же. Светлячки продолжали танцевать над озерной гладью, словно заведенные кем-то игрушки, зовя к себе, за собой. Мое сердце накрыла какая-то добрая печаль, такая до дрожи знакомая и родная. Я двинулась в сторону озера, мои ноги утопали в сырой траве, а полы ночнушки шелестели от легкого ночного ветра. Глядя на меня, можно подивиться — ни дать ни взять, утопленница из страшилок, вот только входить в озеро я не собиралась. Мне хватит и на берегу постоять, полюбоваться диковинными существами — в Петербурге светлячков не увидишь. Но что-то еще тянуло меня к ним, неведомое, сильное, нашептывало, плакало.
Замерев на берегу, я выжидающе уставилась на плясунов, до конца не понимая, что же меня побудило выбраться из кровати и прийти сюда. Тело сковало дрожью, душа замерла, и я распахнула в удивлении глаза — сверкающая туча двинулась в мою сторону, словно по команде, замерев у самого лица настолько близко, что я могла разглядеть усики и маленькие клешни. Стайка так же внимательно глядела на меня, но лишь пару секунд — в следующее мгновение они рассыпались в разные стороны, словно золотая пыль, взмыли в небо и обрушились наземь уже в другой форме. В человеческой.
— Ягодка, — судорожный всхлип, казалось, разнесся эхом по всей округе, встревожив озеро и близлежащий лес. — Ягодка, — повторил Лука — а это без сомнений был он — и прижал меня к своей груди, я даже ойкнуть не успела.
— Лу, — выдохнула я, теряясь в собственных эмоциях.
Больше слов не было. Мы жались друг к другу, словно замерзшие воробьи, цепляясь за одежду и руки. Он целовал мое лицо, невзирая на то, что пару раз попал по губам. Я льнула к его груди, словно стремилась раствориться в родном тепле без остатка. Лука, мой милый Лука — живой и невредимый, не в этой дурацкой картине, настоящий и родной. Слезы полились из глаз, словно получили срочный приказ, и я задохнулась в всхлипах, забывая дышать. Лука тоже плакал, не скрывая этого, и улыбался до боли в мышцах; касался моих рук словно в забвении. Подрагивал, лихорадочно оглядывая меня с головы до пят. Мне не хотелось ничего понимать, только провести в его объятиях остаток ночи и больше ни о чем не думать. Сердце окутало тепло и незримое чувство защищенности.
— Больше никогда тебя не оставлю, — прошептал светоч, прижавшись теплыми губами к моему виску. Я вздохнула, прикрыв глаза. — Моя драгоценная Мира…
— Лу, — я предприняла огромное усилие, чтобы отстраниться. — Договор… ты больше не должен.
— Плевать, — резко отозвался он, крепче сжав меня в объятиях, словно боялся, что я исчезну. — Мне не нужен договор, чтобы защищать тебя. Скажи, кто? Кто тебя здесь держит? Я порву его на куски, — в глазах цвета изумруда полыхнул дьявольский огонь, и я не на шутку перепугалась.
— Не они, — лихорадочно зашептала я, гладя ладонями его суровое лицо. — Они, — я махнула в сторону хижины, — спасли меня, слышишь? Это Серафима все. Лу, пожалуйста, я все расскажу тебе. Все расскажу, только пойдем в дом.
— Подожди, — светоч мотнул головой, потянув меня за руку. — Еще немного, Ягодка. Совсем чуть-чуть, — прошептал он, увлекая меня в новые объятия. Я покорно прижалась к нему, вдыхая аромат его кожи. Он весь целиком пах домом.
***
В комнату мы вернулись моим путем — через окно, чтобы не перебудить прочих обитателей дома. Заручившись поддержкой старой хижины, я могла не беспокоиться о том, что какая-нибудь досочка скрипнет или слишком громко захлопнутся ставни. К моему удивлению проницательная Рада перекочевала в корзину с какими-то тряпушками, освободив место для Луки. Все это время светоч не отпускал моей руки, как-то затравленно оглядываясь по сторонам, словно выискивал моих врагов в каждом углу. Сердце мое из-за этого сжималось, и я не переставала ему улыбаться. У меня было бесконечно много вопросов о том, что сейчас происходило дома, о том, как Луке удалось выбраться из Центавры; как там Агния? Римма? ...Арман? Ждет ли? Обижен?
Я откинула жаркое одеяло, забравшись под него с ногами, и потянула светоча за руку, уложив его рядом с собой. Кажется, мыслил он заторможенно, не до конца понимая, что все происходящее — реальность. Я его понимала, чувствовала, поэтому не спешила. Обняла за спину, коснувшись губами прохладного лба, давая в полной мере почувствовать всю себя — тепло и клокочущую внутри магию. Я слышала биение его сердца, и оно лишь слегка обгоняло мое. Месяц, прожитый в разлуке, закончился. Теперь мы будем вместе. Намного сильнее.
— Лу, — тихо позвала я, поймав взгляд зеленых глаз. Они завораживающе блестели в полумраке. — Как ты меня нашел?
— Восстановил разорванную договором связь, — просто ответил он, огладив самыми кончиками пальцев мое лицо. — Римма сказала, что на Шабаше будет никому не известная ведьма под началом Серафимы Серебрянской. Нам не составило труда догадаться…
— Арман знает? — испуганно прошептала я, представив, как он огорчен тем, что старая подруга поступила с ним так.
— Да, — отозвался Лука так, словно именно этот момент пошел не по плану. — Но они не хотели, чтобы знал я, — нехотя сообщил он, поведя плечами и отведя взгляд. — Я слаб после заточения и прекрасно это осознаю. Где-то рядом шныряет Тимьян Лоймола. Мы сейчас под опекой главы Карельского Шаманского Дома.
— Брат Агнии? — хмыкнула я. Она о нем рассказывала как-то так: «гордец и невиданный тщеславец».
— Он вызволил меня из Центавры, заточив туда какого-то мелкого беса, которого давно отлавливал. У Центавры всегда должен быть пленник, — пояснил Лука, снова вернув на меня взгляд. — Лоймола заручился поддержкой Дома Тамру. И он попросил Дорофею Кудесову увести тебя с Шабаша.
— Так вот, кто мой рыцарь, — усмехнулась я, прищурившись. Светоч подозрительно выгнул брови. — Я так рада тебя видеть, Лу. Так рада, что все это, наконец, закончилось, — вздохнула я, теснее прижавшись к нему; уткнулась носом в теплую шею и затихла. Лука обнял меня так крепко, как только мог, сложив подбородок на мой затылок.
— Тебе нужно вернуться домой, Ягодка.
Он так тебя ждет, — в его голосе проскользнула жалость, а я невольно сжалась от мысли, что пока возвращаться мне нельзя — Серафима рыщет. — Он стал мрачнее и слабее, будто разом лишился всех чувств. Я такое видел уже. Это жутко — вот так просто лишиться кого-то, словно вырвать кусок сердца.
— Я знаю, — одними губами проговорила я. — Но пока не могу. Слышишь? Не могу.
— Расскажи мне, Ягодка, — осторожно попросил он, так и не отстранившись. Я вздохнула.
— Серафима заключила сделку с Ала Вурдой в обмен на меня. На эту клятую печать и мою жизнь. Мне нельзя премелькиваться в Петербурге — ей известно, что в первую очередь я брошусь туда.
— Что? — светоч схватил меня за плечи. — Что ты сказала? Сделка с бесом?
— Да. Мой фамильяр так сказала. Ты же знаешь, что в Обители знают все мирские тайны.
— Да… и я когда-то знал, — задумчиво протянул Лука, вперив взгляд в одну точку. Чуть ослабил хватку на моих плечах. — И что ты собираешься делать, Ягодка?
— Пока останусь в Уралграде. Никто кроме тебя об этом знать не должен. И Тимьяна Лоймолы, — чуть подумав, добавила я. — Если ты за него ручаешься.
— Ручаюсь, — необычайно серьезно ответил светоч, и его взгляд немного изменился. Это меня озадачило, но не так сильно, чтобы акцентировать на этом много внимания.
— Нам нужно получить расположении Таисии Злобиной. Кажется, только она может поверить в то, что Серафима способна на сделку с демоном.
— Темная Сестра? Зачем она тебе? — Лука необычайно оживился.
— Знаешь ее?
— Посчастливилось, — он кивнул, деловито потерев подбородок. — Она нынче отшельничает, это будет тяжело. Но я знаю, где можно начать поиски.
— Хорошо, — я облегченно улыбнулась, ощутив, как волной накатилась сонливость. Видимо, дневной сон не проканал.
— Спи, Ягодка, — светоч оцеловал мои щеки, передумав задавать вопрос о необходимости искать Таисию. — Завтра утром все прояснится.
Я не ответила, улегшись на его грудь и закрыв глаза. Этот сон был намного спокойнее. Никакой Серафимы и ее двойника, только квартирка в Купчино, первый петербуржский снег и почти забытое чувство спокойствия. Только как жаль, что в сердце лежит тоска — не увидеть мне моего нареченного в ближайшие дни. Но уже немного осталось, мой драгоценный. До первого снега успею.
***
Не успела. Я пробездельничала в хижине на берегу озера, носившего гордое имя Полуденец, еще полмесяца, обучаясь у Елисея основам ведьмовства, и в утро, когда я практиковала более продвинутые защитные заклинания, пошел первый ноябрьский снег. Я посмотрела в небо, щурясь от яркого света, и в сердце закралась тоска. Лука на пару с Тимьяном Лоймолой вот уже несколько дней разыскивают Таисию Злобину, а я прохлаждаюсь здесь, каждый день уплетая стряпню Савелия и пытаясь казаться способной. На самом деле из Елисея учитель получился несколько хуже, чем из Серафимы. Ведьмач и сам толком ничего не знал, ушедший из магического университета на втором курсе. Однако все же ему было известно гораздо больше моего, поэтому почерпнуть полезное я все-таки могла.
— Снеговеи колдуют, — тем временем сообщил Елисей, тоже глядя в небо. — Ночью будет метель. Нужно будет принести побольше сена в курятник.
— Закончим на сегодня? — осведомилась я, подув на озябшие руки. Наставник смерил меня изучающим взглядом, а потом медленно кивнул.
— Да. Вечером ждем вестей, — он нахмурился. — Ваш шаман связался со мной. Сказал — они нашли ведьму.
— О, — я округлила рот, переглянувшись с сидящей на поленнице Радой. Она в свою очередь о чем-то мяукнула Мартыну — фамильяру-ворону Елисея. — Значит, мы скоро уйдем?
— Не знаю, — нехотя отозвался ведьмач, словно совершенно не хотел, чтобы мы покинули его хижину. Я ухмыльнулась.
— Будете скучать, учитель? — хитро протянула я, сверкнув глазами. Елисей сделал сложное лицо и отвернулся. Донимать я его не стала, пожав плечами.
— Я просто не хочу, чтобы бабка тебе навредила, — неожиданно признался он, скрестив на груди руки. — А ты ввязалась в опасную игру. С Серафимой Серебрянской шутки плохи, — горько произнес ведьмач, а я напряглась.
— Яна сказала, что она тебя недолюбливает, — вспомнила я, в последнее время не отличаясь чувством такта. — Почему?
— Потому что я позор семьи, — мрачно ухмыльнулся он, повернувшись обратно. — Она до сих пор отказывается принимать, что я обладаю ведьминскими способностями. Говорит, ошибка природы.
— Карга старая, — выплюнула я. Вот тебе и толерантное общество, ничего не скажешь. — Ну и пусть не принимает дальше. Учитель из тебя явно лучше, чем из нее, — заверила я, отметая все свои прошлые мысли. — А толк в учительстве я знаю.
— Ты же работала в школе, — кивнул Елисей, радостный, что можно перевести тему. — Лука рассказывал.
— У меня был класс, — ностальгично улыбнулась я. — Седьмой, совсем маленькие. Мы ходили по музеям, и я пересказывала им истории, которые хранили картины и скульптуры. Я учила их принимать себя и друг друга, — под конец моей фразы голос сел, и Елисей сложил мне руку на плечо, слегка сжал.
— Повезло им с наставницей, — в голосе ведьмача скользнула улыбка. — Говорят, из ведьм выходят самые лучшие матери.
— О да, — хмыкнула я. — Самые лучшие. Не планирую этого в ближайшие пару десятков лет, — поспешила дополнить я, внутренне поежившись.
— У тебя вся вечность впереди, чтобы решить для себя, — Елисей кивнул и отступил. — Твоя жизнь — только твой выбор.
Я заторможенно кивнула, неожиданно задумавшись над тем, могли бы мы с Арманом завести детей когда-нибудь в далеком будущем. В себе я была не уверена, а вот он стал бы хорошим отцом. В меру строгим и понимающим, но невероятно добрым и любящим. Подарки, сказки на ночь, импровизированные походы — все это было бы по его части. Я, росшая без отца, хотела бы чтобы у маленькой девочки с моими глазами был тот, кого можно называть «папой» и кататься на его плечах. Чувствовать себя защищенной, словно за каменной стеной. И я не говорю о том, что с мамой мне жилось плохо, — вовсе нет, — просто думается мне, что Арман способен создать крепкую любящую семью. И научит меня обязательно.
— Ты видела небесное сияние пару недель назад? — неожиданно спросил Елисей, уже пару минут стоя рядом со мной в полном молчании. Я отмерла, кивнув.
Да. В ту ночь, когда мы с Лукой заснули вместе, я соскочила под самое утро и увидела на небе столб белого свечения — решила, будто рассвет. Я сначала не поняла, чтобы это могло значить, а потом ведьминское чутье подсказало — так выглядит обряд Каравайчика, когда ведьмы посылают на землю все доброе и хорошее.
— Каравайчик, — подтвердил ведьмач мою догадку и мечтательно улыбнулся. — Бабка никогда не допустит меня до него, — голос опять посмурнел. — Но, знаешь, что плохо? В этот раз свет словно преломился, ты заметила?
— Да, — медленно произнесла я, припоминая, как в какой-то момент столб сияния будто перекосило от пронзившей его молнии.
— Что-то пошло не так во время самого обряда. Дар написала, что такого никогда не случалось. Что-то грядет, и привычный баланс нарушен. Серафима продолжает делать вид, что все в порядке.
— В законах жанра, — фыркнула я, обхватив себя за плечи. — Думаешь, это из-за Ала Вурды?
— Кто знает, — Елисей дернулся всем телом, почесав шею. — Знаю только, что пора действовать. Вы будете в Уралграде?
— Смотря где Лука нашел ведьму.
— Коли будет так, всегда зови на помощь, договорились? — наставник необычайно серьезно посмотрел мне в глаза, и мне пришлось кивнуть. — Я дам тебе магические коды.
— Надо будет, Зарянка тебя найдет, — заверила я, и деревянная птичка, оживленная мною, услышав свое имя, мягко спикировала ко мне на плечо.
— Удивительный у тебя дар, Мирослава, — искренне улыбнулся ведьмач. — Но ты еще удивительнее. Береги себя и тех, кто тебе дорог.
С этими словами Елисей поковылял в сторону хижины, с порога начав шутливую перепалку с Савелием. Я улыбнулась ему в след и снова посмотрела в небо. Я так отчаянно хотела встретить первый снег с Арманом, но сейчас мне нельзя о нем тосковать ни под каким условием. Если раньше я пряталась от беса, то теперь сыграю в прятки с Серафимой. Все-таки я на ее территории и не могла глупо попасться на сбившемся эмоциональном фоне. Бывшая наставница без труда разгадает меня, если я хоть на мгновение перестану поддерживать защитное заклинание. Если хоть на мгновение дам себе слабину и вспомню черные глаза. Пора было снова запереть мысли о нем в тяжелый сундук. Мне это было под силу.
Ведь так?..
