Ведьма из Купчино

      Завтра с утра мы должны будем отправиться в дом Ярса, чтобы обнаружить там нечто, что докажет виновность Серафимы — в это верила Таисия. Нам нужна была поддержка семьи Тамру, дабы убедить оба мира в том, что их устои давно ни к черту. Убийца темных ведьм понесет наказание, а все новорожденные колдуньи вновь будут проходить посвящение, на котором определится их склонность к черной или светлой магии. Кто знает, может, следующей осенью и Мракоблудень отпразднуем. Мысли были слишком воодушевленными, но уж лучше верить в свое дело, чем без толку сидеть и жаловаться.       Бабушка отправила всех отдыхать, предупредив о раннем подъеме. Отдельную комнату она Арману не определила, предполагая, что мы будем жить вместе. Против я ничего не имела, но неприятный осадок после разговора в столовой все же осел в сердце, и я старательно пыталась от него избавиться все то время, пока Арман был занят умыванием. Выходило плохо. Я раз за разом возвращалась к тем видениям, которые мне послала Серафима, и душа отзывалась болью. Я оказалась не права, когда поверила, что рычага давления больше нет — есть, вот, в соседних комнатах, плещется в воде. Я обняла себя руками, уже вырядившись в легкую сорочку, и все не могла придумать, как избежать всего этого: волнения, страха за него, за Армана. И можно ли вообще такое избежать? Я не знала. Прорычав от бессилия, я ухнулась на подушки, уставившись в потолок. В этот же миг дверь скрипнула.       Я приподнялась на локте, окинув вошедшего Армана взглядом. На теле — только махровое полотенце, обернутое вокруг бедер. Промычав недовольства, я упала обратно. И упрекнуть я его ни в чем не могла — Ян Брянцев рассказал неимоверно важную вещь, которая все расставила на свои места. Риск оправдан. Вот только не для меня. Я же касалась этого тела, я любила его, и видеть на нем шрамы, представлять ли — все одно.       Арман пару секунд не шевелился, а потом, повинуясь какому-то своему порыву, двинулся в сторону кровати, и уселся возле моих ног, кончиками разгоряченных после душа пальцев коснувшись моей щиколотки. Я шумно выдохнула, удержавшись от того, чтобы не спрятать пятки под одеяло.       — Сердишься? — тихо спросил он, не глядя на меня. Я раздраженно фыркнула. — Я не знаю, что тебе сказать, моя лунная орхидея, — честно признался Арман, совершенно несчастно вздохнув. — Если я могу что-то сделать, я не имею права этого не делать. Даже если будет… больно.       Я зажмурилась до цветных кругов перед глазами и поджала под себя колени, чувствуя себя ничтожной и жалкой. Я же стала ведьмой, я побывала на Шабаше и обзавелась фамильяром — почему же я ничего не могу поделать с этим? Почему я не могу избавить Армана от мучений, ведь это так просто…       — Я не хочу, чтобы ты страдала по этому поводу, — Арман посуровел и, поднявшись с постели, обошел ее, чтобы сесть на колени передо мной. Наши взгляды оказались на одном уровне. — Это не тот случай, чтобы так переживать. Все повреждения быстро сходят, — его голос был мягким и обволакивающим. Я не могла оторвать глаз от его лица, словно загипнотизированная.       — Ты не понимаешь, — прошептала я, протянув руку к его щеке. Он готово прижался к ней, ластясь, будто кот. — Я ведь стала ведьмой, чтобы защищать вас. Тебя и Луку. Я хотела быть сильнее, чтобы никогда больше вам не было больно. Ни из-за меня, ни из-за кого-либо еще. А на деле получилось все наоборот…       — У тебя еще будет шанс, Мира, — серьезно заявил Арман. — На то, чтобы показать свои силы. Не торопись и не лезь на рожон. И я, и светоч будем делать то, что должны. Невозможно защитить абсолютно всех, — он нежно улыбнулся, поцеловав гладящие его пальцы.       — Но ведь если будет нужно, ты бросишься меня защищать, ведь так? — уточнила я, недобро сощурив глаза. Колдун устало вздохнул.       — Да. Еще раз повторю: ты — мой приоритет.       — Почему тогда я так не могу?       — Мы возвращаемся к самому началу, — Арман раздраженно дернул верхней губой, но не отстранился. — Ты не можешь умалить мою боль от обрядов, моя лунная орхидея. И это не твоя вина, — он сказал это ласково, словно ребенку. Я закрыла лицо ладонью, перевернувшись на спину. Замкнутый круг.       — Тебе… легче рядом со мной? — я спросила это неожиданно даже для самой себя.       — Намного, — колдун поднялся с колен, и я откатилась в сторону, позволив ему лечь рядом. — Я не могу это объяснить, но ты будто моя панацея, — в его голосе проскользнула улыбка, и я вздрогнула, взглянув на него. — От всего на свете. Если ты будешь в безопасности, никакие шрамы мне будут не страшны, моя милая Мира.       — Хитришь, — прищурилась я, положив ладонь на его грудь, и тут же почувствовала, как бьется его сильное сердце.       — Нисколько, — прошептал он, ответно коснувшись моего плеча. Придвинулся ближе и прижался своим лбом к моему. — Ты делаешь меня сильнее.       — Хорошо, если это правда, — проворчала я, опустив взгляд на его губы, приоткрытые, манкие.       — Мне нет надобности лгать тебе, моя лунная орхидея, — заверил Арман, осторожно заправив прядь волос мне за ухо.       Я качнула головой в раздражении, но все же поцеловала его, несдержанно и требовательно, будто в отместку. А ведь он даже не высказался на счет того, что я исчезла так неожиданно и нечестно, пусть это была и не моя вина. Последствия обрядов некромантии — тоже не его вина, но я все равно капризничаю и обижаюсь. Несмышленая и торопливая, совершенно ничего не знаю об отношениях, пытаюсь попробовать все и сразу, погрязшая в собственных предрассудках. Арман не даст мне утонуть в них, и я это осознала прямо сейчас, пока целовала его губы уверенно и жадно. Моя полярная звезда. Я улыбнулась, слегка отстранившись. Кажется, мне передалось его спокойствие — разлилось по венам, и я в одночасье отпустила свои тревоги. Осторожно отерлась носом о его и тихо выдохнула, крепко прижавшись к его груди. Арман тоже был моей панацеей — от самой себя.

***

      У старой ветхой хижины на самом отшибе Уралграда нас уже поджидал Елисей. Его ворон-фамильяр кружил под самой крышей, иногда издавая беспокойное карканье. Таисия сказала, что не найти нам лучшего специалиста по защитным заклинаниям, чем Елисей Серебрянский, которому пришлось оберегать целый лес от браконьеров, отлавливающих звездных медведей и единорогов. Сейчас ему придется наложить магический купол на старую хижину, чтобы Серафима таже не подумала, что там кто-то хозяйничает. После битвы с Акселем Стригоем дом Ярса закрыли для всякого посещения и поместили под личный надзор Уральского Ковена. Наша вылазка — рискованное мероприятие, о котором Серафима узнать не должна, иначе не миновать беды. На самом деле, я и сама не до конца поняла, зачем нам быть сейчас на месте сражения четырехлетней давности, но бабушка загадочно ответила только: «За ответами».       Я зябко повела лопатками, взглянув в небо, морозное, ноябрьское, и дохнула на пальцы. Изо рта повалил пар, и я поморщилась, получше закутавшись в черное пальто, которое так и осталось на моих плечах, несмотря на возвращение хозяина. Вещица заверила, что теперь безвозвратно дарована мне.       — Замерзла? — Арман бесшумно оказался за моей спиной, почти что невесомо коснувшись моей талии. Тело тут же окутало приятное тепло — колдует.       — Спасибо, — я блекло улыбнулась, перехватив его ладони и развернувшись к нему лицом. — Как ты? — я и сама удивилась, что задала этот вопрос. Но до того, как сюда явится Дорофея, времени еще было достаточно, да и я хорошо чувствовала, как он был напряжен — видела по осунувшемуся лицу и поджатым губам.       — Сносно, — уклончиво ответил Арман, чуть отвернувшись. Я мрачно хмыкнула — я писательница, такие приемы хорошо знаю. — Магия почти в норме.       — Я не об этом, — быстро прервала я, воровато оглянувшись — Елисей был занят куполом, Рада пыталась допрыгнуть до парящего над ней Мартына, а Лука с Тимьяном обходили хижину в поисках гипотетических защитных заклинаний, поставленных Серафимой. — Харитон рассказывал, вы с ним очень дружны, пока я жила у него…       Язык я прикусила поздно. Страх прокатился по мне волной мурашек. Никто не упоминал о причастности Харитона к этому делу, и я не знала, как Арман на это известие отреагирует. Однако он только дернул щекой и шумно выдохнул, покачав головой. Я расслабилась — знает. Но облегчение длилось недолго: если знает, то и больнее вдвойне.       — Он приходил. Уже после того, как Серафима решила меня пугать белым огнем, — его губы исказила злая усмешка, и я торопливо обняла его, прислушавшись к биению сердца. Арман сложил руки мне на плечи и продолжил: — Он ни о чем не знает — о сделке с бесом и тем более об истреблении ведьм ночи. Мне сложно его винить — Харитон продаст собственную жизнь за счастье Серафимы… и в этом есть только ее вина.       — Ты простил его? — я осторожно накрыла ладонью смуглую щеку и улыбнулась. Колдун же нахмурился, и в его глазах зажглось пламя.       — Нет. Я сказал, что мне сложно его винить, а не то, что я не стану этого делать, — его голос был суров и тверд. Я не отпрянула, но сердце мое болезненно сжалось. — Как бы то ни было, он был за одно с Серафимой. Знал, где ты, и словом не обмолвился. Удерживал тебя, хотя выбор был. Будь он немного смелее, то поступил бы правильно.       — Ты несправедлив, — я мотнула головой, положив ладонь на его грудь.       — Когда дело касается тебя и твоей безопасности — понятие справедливости не будет меня волновать, — леденяще спокойно ответил Арман, и я замерла, вглядываясь в темные омуты его глаз. Взрощенный тремя сотнями лет одиночества, переживший смерть всей семьи, мучимый голосами мертвых и носящий на своем теле отметины смерти — таким он был, мой Арман. Я нахмурилась, но не отстранилась, заметив набежавшую на его лицо тень. Он не простит никого, кто встанет между ним и мной — пора бы это осознать. И я не буду его умолять об этом, потому что не ведьме тягаться с огнем преисподней.       — Зачем он приходил? — почему-то сорвавшимся голосом спросила я, и колдун переменился в лице — черты его смягчились, и он болезненно поджал губы, огладив кончиками пальцев линию моего подбородка.       — Чтобы все рассказать, — Арман прикрыл глаза, а я задумчиво пожевала губу. — Он не просил прощения, просто поведал все, как есть. О Серафиме, которая убралась из его дома сразу после Шабаша. О подозрениях на счет нее. Харитон, может, и знает больше, но ее он не выдаст. Ни за что не выдаст, — он выдохнул через нос, задрав голову к небу. — Ему не нужно мое прощение, Мира. Давно уже не нужно. Есть вещи куда более болезненные, чем разрушенная дружба. Предательство целого мира — от этого клейма Харитону никогда не избавиться, когда все выйдет наружу.       — И тебе совсем не жаль? — я попыталась поймать его взгляд.       — А ты бы стала жалеть человека за то, что он поступил неправильно из-за своих чувств? — Арман прижался щекой к моим волосам. — Это его выбор, и моя жалость здесь абсолютно ничего не значит. Он сам должен понять свою ошибку, а иначе — все будет тщетно. Не стоит тебе забивать этим голову, моя лунная орхидея, — он осыпал теплыми поцелуями мое лицо, прижав меня к себе теснее. — Но если Харитону понадобится моя помощь — моя, не чья-нибудь — я помогу.       Арман улыбнулся, когда я заметно расслабилась в его руках и медленно выдохнула. Мне еще далеко до того, чтобы полностью понять его принципы и убеждения, но я была рада, что они не так сильно разнятся с моими. Мудрый колдун научен жизнью и не позволит наступить себе на горло, будучи верным самому себе, и это вызывало восхищение. Арман не простит предательства, но и дружбу не забудет — и это самая правильная из всех позиций. Кажется, я никогда не устану им восхищаться. Я завела руку за его шею, вынудив немного наклониться, и запечатлела короткий поцелуй на его губах — в знак благодарности за честность. И еще один, более глубокий, за то, что он рядом.       Через пару минут, которые я провела в надежных объятиях, нас окликнул Елисей, и Арману пришлось от меня оторваться. В его глазах я успела заметить тревогу, но она молниеносно сменилась уверенностью. Я нахмурилась, но виду не подала, обернувшись к ведьмачу, который закончил с сотворением защитного купола — он блестел синевой по периметру всей хижины.       — Мой магии хватит на пару часов, — доложил Елисей, посмотрев на нас как-то настороженно. — Но если вы закончите раньше с… делами, я буду премного благодарен.       — Сделаем все возможное, — заверил его Арман, быстро кивнув. — Будешь здесь?       — Если позволишь, — ведьмач криво усмехнулся и зябко повел плечами. — Коли вас засекут — не дай Первородная Магия — я обеспечу путь отступления.       — Хорошо, — некромант свел брови к переносице и глянул куда-то за спину Елисею. Я проследила за его взглядом.       Дорофея в сопровождении шамана Тамру появилась буквально из воздуха, и я даже восторженно присвистнула — разрешение на мгновенные перемещения имелись только у самых важных волшебников. «Кроличьи норы» работают не везде, а вот телепортация в этом не ограничена. Новоявленная сестрица тоже меня заметила и махнула рукой; ее улыбка показалась мне вполне искренней, и я двинулась навстречу. Готова была поспорить, что ей тайна моего рождения не известна, а от того было еще забавнее — я все никак не могла свыкнуться с мыслью, что у меня есть такая большая и чудаковатая семейка.       — Мира, — Дар почти что подбежала ко мне, цепко оглядев с головы до пят. — Я рада, что с тобой все в порядке, — старшая ведьма выдохнула и покачала головой. — Когда бабка обнаружила твое исчезновение… ох, как она была зла, — ее взгляд упал на Армана и мигом изменился. — Простите, мне так жаль, — Дорофея низко склонила голову, и некромант встал за моим плечом безмолвной скалой. — Не думала, что безумие бабушки зайдет так далеко…       — В том нет твоей вины, — мягко отозвался Арман, и в его голосе скользнуло сожаление. — Самое важное, что вы здесь.       — Мы прибыли сразу, как смогли, — кивнул Чунта, и я бросила взгляд исподтишка, желая разглядеть шамана со всей внимательностью. Теплые, светло-карие глаза, и я готова была поспорить, что видела на их дне золотые искорки; широкое, скуластое лицо; черные волосы, заплетенные в мелкие косички и собранные в хвост, а две прядки, ниспадавшие на лоб, были унизаны яркими бусинами; темная кожа цвета африканского шоколада и благодушная улыбка, предназначенная сразу всему миру.       — А где Ярс? — осторожно спросила я, здраво расценив, что помощь экзорциста, тем более лицом к лицу имевшего дело со Стригоем, здесь точно не помешает.       — Он… — Дорофея осеклась и нахмурилась, дернув плечом. — Он остался дома. Ему тяжело здесь быть, — отрезала она, и я виновато поджала губы. Могла бы и догадаться.       — Все хорошо, ведьма Мирослава, — примирительно произнес Чунта. — Мы справимся вчетвером.       — И советую поспешить, — встрял Елисей. — Я очень постараюсь, но купол невечный.       — Братец, как всегда выручаешь? — весело прищурилась ведьма, и он широко улыбнулся, отмахнувшись от нее, словно от мушки. Я фыркнула, а отставшая от Мартына Рада поскакала знакомиться с Дорофейкиным фамильяром — большим черным котом по имени Григорий.       Мы двинулись к хижине, и чем ближе мы подходили, тем отчетливее я чувствовала болезненную тоску, поднимавшуюся из самой глубины моего естества. Так ощущались отравленные стены старого дома, изнывающие от яда, навсегда пропитавшего все щели. Я встала, как вкопанная, забыв, как дышать, а вой пронзил мое сознание насквозь.       «Ве-е-едьмы! Опять эти ве-е-едьмы! — прохрипела хижина, заскрипев досками. — Мало вам… мало вам мучений! Глупые… жестокие… алчные…»       «Кто это с тобой сотворил? — мысленно спросила я, невзирая на озадаченные лица своих спутников. — О ком ты?»       «О таких, как ты! — казалось, она готова была порвать меня на куски. — Обиженные! Искалеченные! Злые… Думают, что они сильнее всех… Не Создатели! Разрушители…»       «Имя, — потребовала я. — Мне нужно имя».       «Серафи-и-има! — провыла хижина, и мне даже показалось, что она покачнулась. — Искала здесь… путь… искала… ее… ту, кого убила. Навсегда… зде-е-есь».       «Что — здесь?» — терпеливо спросила я, почувствовав на своих плечах крепкие руки Армана.       «Проклятие. Избавь… маленькая ведьма… помоги!»       Точно так же стенал Казанский собор, захваченный Стригоем. Я отшатнулась. Та, кого убила Серафима, — Ала Вурда. Она же Аксель Стригой. Последняя сожженная ведьма ночи. Бес, с которым заключила сделку Глава Уральского Ковена. Бес, который напитался энергией Ярса прямо в этом доме, и чья мертвая магия навсегда осталась здесь. Чуяло мое сердце, мы найдем здесь много интересного. Я вывернулась из объятий Армана и нашла глазами Дорофею.       — Она все помнит, — выпалила я, жадно взглянув на крыльцо. — Все расскажет, если попросим.       — Кто — она? — нахмурилась ведьма, а я мотнула головой.       — Хижина, — коротко отозвалась я и первой направилась к двери. Арман схватил меня за локоть, прижав к себе.       — Быть осторожной — ты помнишь? — зашептал он мне на ухо, а я прикрыла глаза, медленно выдыхая.       — Помню.       Некромант тут же меня отпустил, кивнув и отступив на шаг. Я обернулась, поймав его взгляд, уверенный, прямой. Верит в меня. Я улыбнулась — тоже верила в него. Мой сильный надежный мужчина. Я обещала, что не подведу его. Коснувшись подаренного Таисией оберега-кулона, я ступила на первую ступеньку, и хижина протестующе заскрипела. Не серчай, милая, мы только проверим кое-что и уйдем.       Я с легкостью отворила дверь, едва прикоснувшись к замочной скважине, и зажмурилась от дохнувшего мне в лицо затхлого воздуха. Пахло пылью и запустением. Постаравшись не выдавать страха, я шагнула вперед, в кромешную тьму, и на меня, словно ведро ледяной воды, пролилась чужая боль и мучительные воспоминания. Я впустила их в себя, открыв всю себя, и тут же пожалела об этом. Ноги подкосились, и я не рухнула на грязный пол только потому что Чунта Тамру стоял ко мне ближе всех и вовремя успел подхватить под руки.       — Все в порядке? — голос шамана сквозил беспокойством. — Душно?       — Эти стены многое помнят, — нехотя ответила я, найдя взглядом Армана. На кончиках его пальцев обеих рук полыхало пламя, освещая удручающую обстановку. — Им нужно обо всем рассказать, их же никто… не слышал раньше.       — Что они помнят? — севшим голосом спросила Дорофея. Я взглянула на нее и по влажному блеску в глазах поняла, что она догадывается.       — Битву, — коротко отозвалась я, встав ровно. Тамру отстранился, а Арман боролся с желанием потушить пламя и самостоятельно вынести меня отсюда на руках. — Все в порядке, — заявила я, сосредоточившись на собственном даре, требующем свободы. Колдун свел брови к переносице и ничего не ответил. Он очень хотел мне верить.       Через пару секунд мне удалось освоиться, и настойчивое шептание практически перестало давить на мозг. Таисия научила основам владения даром любого типа, и первое правило гласило: не дай магии взять над собой верх. Можно пользоваться магией, можно ей доверять, слушать, быть с ней единой, но ни в коем случае не позволять ей управлять собой. Я не должна утопать голосах сотен вещей, отчаянно бьющихся в мою голову. Напитанные человеческими эмоциями, они больше всего на свете жаждали рассказать свою историю. И чем негативнее эмоции, тем сильнее это желание. Об этом не было написано ни в одном трактате, ведь таким даром никто больше не обладает — мне приходится обо всем догадываться самой.       — Она бывала здесь несколько раз, — прошептала я, а потом, опомнившись, повторила громче. — Хижина сказала, что Серафима была здесь несколько раз — еще до того, как произошли те… события.       — Зачем? — Чунта нахмурился, коснувшись ладонью той стены, с которой я только что говорила.       — Она знала, что Ала Вурда затаилась здесь, — пораженно выдохнула я, торопливо просматривая показываемые мне картинки прошлого. С такими успехами могу претендовать на должность провидицы. — Серафима говорила с ней… прямо тут, — я ткнула пальцем на порванный в нескольких местах ковер.       «Оттащи… меня-я-я», — провыл он, и я послушно схватилась за потрепанный край, сместив его в сторону. На дощатом полу красовались остатки какого-то диковинного рисунка.       Мои спутники застыли в немом ужасе, а я почувствовала жжение в правой руке, резко махнув ей. Арман дернулся в мою сторону, огонь на его пальцах задрожал, а я зашипела от боли, когда печать проявилась на коже. Остатки узора на полу тоже вспыхнули, и вся хижина завопила на одной тревожной ноте так громко, что я едва не оглохла, с остервенением прижав ладони к ушам и присев на корточки. Больно, как же дьявольски больно от всего этого шепота, этого крика, этого стона. Меня словно рвало на куски, вынуждая прислушиваться ко всему сразу, чтобы не обделить ничего. Старая изба жаждала быть услышанной, жаждала того, чтобы о предательстве Верховной Ведьмы узнали все. Вот только единственной ее слушательницей была я. И все ее негодование пронзало меня до мозга костей.       «Пришла сюда ночью… страшная, озлобленная», — жаловался подсвечник.       «Принесла темную пыль… начала вырисовывать печать… так больно! Больно…», — стенал дощатый пол.       «Не в праве была. Ведьма. Не экзорцист, не шаман. Вызвала беса… впустила сюда-а-а», — рыдала вся хижина целиком, и я завизжала вместе с ней, прижавшись лбом к холодному полу. Череп трещал, раскрашиваясь в порошок. Больно. Чудовищно больно.       — Мира! — голос Армана ворвался в мое сознание еще одним мучительным звоном. — Уходим отсюда! — громко объявил некромант, и его сильные руки подхватили меня с пола, прижав к груди. Я едва ли могла дышать, сжираемая отравленной тьмой, которая жила здесь повсюду.       Так вот, что испытывает Арман, когда говорит с мертвыми.       — Доказательств достаточно, — прорычал Чунта. — Серафима Серебрянская понесет самое тяжелое из наказаний за свое предательство.       Кажется, Дорофея всхлипнула, но убедиться в этом я не успела — потеряла сознание. Последнее, о чем я помнила, так это о видении, которое мне послала хижина: Серафима стоит рядом с обезличенной тенью беса и умоляет вернуть к жизни Яна Брянцева в обмен на жизнь Ярса.       — Жизнь за жизнь, — шепчет она. — Экзорцист за экзорциста.